* * * В очарованье русского пейзажа Есть подлинная радость, но она Открыта не для каждого и даже Не каждому художнику видна. С утра обремененная работой, Трудом лесов, заботами полей, Природа смотрит как бы с неохотой На нас, неочарованных людей. И лишь когда за темной чащей леса Вечерний луч таинственно блеснет, Обыденности плотная завеса С ее красот мгновенно упадет. Вздохнут леса, опущенные в воду, И, как бы сквозь прозрачное стекло, Вся грудь реки приникнет к небосводу И загорится влажно и светло. Из белых башен облачного мира Сойдет огонь, и в нежном том огне, Как будто под руками ювелира, Сквозные тени лягут в глубине. И чем ясней становятся детали Предметов, расположенных вокруг, Тем необъятней делаются дали Речных лугов, затонов и излук. Горит весь мир, прозрачен и духовен, Теперь-то он поистине хорош, И ты, ликуя, множество диковин В его живых чертах распознаешь.
Хромой жених * До того Прохор был отчаянный, что говорили про него, будто он ни дня, ни ночи не боится. Во всех проделках участник, в каждой драке — зачинщик, во всякой игре — первый. И силушкой его Господь не обидел, и статью, а уж что удали молодецкой отсыпал — то без меры.
Матушка Прохорова,° бывало, вздыхает да охает: — В кого он у меня такой бедовый? Ни сладу с ним, ни порядка. Отец, и тот иной раз приговаривал: — Ты, Прошка, буйная голова. А буйной голове разум-то поперек. А Прохор, знай себе, только смеется.
Зато уж и девкам он нравился! Высокий, красивый, а уж как пойдет на праздниках силушкой хвастаться, так и не захочешь, а залюбуешься. А среди девок была у нас Арина, бабы Анфисы внучка.° Про бабу Анфису поговаривали, что ворожить она умеет. Бегали к ней то с надобностью какой, то с хворью, то погадать.
Сама-то Аринка не то, чтобы с красы была, но девка пригожая, ласковая, веселая. Глянулся и ей Прохор, да только тот и внимания на нее не обращал, так, где на посиделках словцом перекинулись разве.
Раз как-то летом придумали парни поспорить, кто сколько раз реку переплывет. А река в нашем месте широкая, быстрая, вода студеная. Ее и три-то раза мало кто переплывал, а Прохор и говорит: — Десять раз переплыву! Парни смеются, не хотят спорить: — С тобой, Прошка, на спор тягаться — лучше уж сразу отступиться! Другие отговаривают: — Брось, Прошка, что за нужда жилы рвать, баловство ведь одно. Но уж Прохору больно по нраву затея пришлась, ни за что отказаться не хочет. Вот поплыли ребята. Кто пару раз с одного берега на другой переплыл, кто-то три раза, да все и вышли. Один Прохор в воде остался.°
Сплавал он целых пять раз. С берега уже кричат, руками машут, мол, хватит, да где там! Девки собрались, детишки, все шумят, хохочут. Вот на шестой раз доплыл Прохор до берега, да и повалился без сил. Звон в ушах, туман в голове, в глазах пелена. Вроде беспамятства с ним приключилось.
Очнулся малость, чувствует, держит его кто-то за руку да по волосам гладит. Открыл глаза, видит, сидит подле него Аришка, сама улыбается, а в глазах тревога, как будто. Глянул Прохор по сторонам, народ собрался, посмеиваются все. — Живой, что ли? — спрашивают. — А что мне сделается? — отряхнулся Прохор. — А уж мы испугались, — говорит Ариша. Показалось Прохору, что насмехается над ним девка. Хотел он на ноги вскочить, да сил нет, а она поднялась и подает ему руку: — Вставай, Проша. Еще обидней это Прохору стало: — Ступай себе, — говорит, — Чай, я не теленок, сам встану. Стал подниматься, а в глазах еще темно, никак с собой не совладает. — Да я только чуть-чуть помогу. — говорит Ариша. А приятели в сторонке стоят, посмеиваются. Разозлился Прохор, выдумал, что над тем смеются, что ему-то да девка помогает.° Вскочил-таки, оттолкнул Аришу: — Чего навязалсь? Невеста ты мне, что ли? Отошла Ариша, а сама все улыбается: — Кто знает, — говорит, — кому кого Бог судил. — Я себе, — засмеялася Прохор, — городскую засватаю. А ты жди себе хромого да косого!
Отпрянула Аришка, глаза сделались большими-большими! Постояла так, глядя в смеющееся Прохорово лицо да и говорит тихонько, чтоб только Прохор и слышал: — Что ж, будь по-твоему слову, Проша. Повернулась да и пошла прочь.
Прохор по осени, и впрямь, в город подался. Устроился там на завод, знакомства завел, приятелями обзавелся. Вот раз в воскресный день отправились они с дружками на гулянье, и приглянулась там Прохору городская девка. Бойкая, смешливая, все хохочет да зубоскалит, а уж как в круг вышла — так и вовсе, как вихрь завертелась, не угонишься. — Вот, — говорит° Прохор, — кого я посватаю! А девка смеется, заливается: — Ничегошеньки-то у тебя не выйдет! — Это почему же еще? — А я за того только пойду, — хохочет девка, — кто ко мне в окно влезет! А окно мое — высоконько! Прохор бросил картуз наземь: — Слово сказано, все слышали! Сегодня же жди меня к себе!
Вечером, как стемнело, отправился Прохор с товарищами к тому дому, где девка жила. А комнатушка ее была — под самой крышей! Оглядел Прохор стену, и приметил дождевую трубу. Решил по ней взобраться, а дальше уж по карнизу до окошка.
Долез он до самого верха, только на карниз ступил, а тот возьми да и осыпься под ногами. Ухватился Прохор за трубу, да та тоже, видать, проржавела, не выдержала, так и упал он на мостовую.
Дружки, известное дело, смеются, девка тоже в окно глядит, хохочет. Поднялся Прохор кое-как и побрел домой. На другой день работает он смену, а чувствует, спину ломит, голова болит.
Видать, крепко вчера приложился. В горячке-то не почувствовал,° а после боль и взяла свое. Ну, отработал кое-как. Товарищи гулять зовут, а ему не до гулянок.
Пришел домой, лег и забылся сном. С утра еле встал. Глаз отек, ноги не слушаются, силы будто вовсе оставили. Еще смену отработал, а больше уж и встать не смог. Лечил его доктор городской, долго лечил. На ноги поставить-поставил, а только хромота осталась, да глаз один не видел ничего. Помаялся Прохор еще в городе и засобирался в деревню.
Прежде-то Прохор думал, что приедет важным, с городскими подарками, а то и с невестой, а вернулся сам не свой. Ночами не спит, стонет, днем за столом — не едок, в поле — не работник.
Мать поплакала-поплакала да и говорит отцу: — Пойду к бабе Анфисе, авось и присоветует чего. Баба Анфиса ее выслушала и говорит: — Прошку вашего я возьму лечить к себе в избу, да только уговор — чтоб меня во всем слушался и не своевольничал. Стала бабка Анфиса поить Прохора разными травами да снадобьями, растирать мазями согревающими,° заговоры читать вполголоса. Внучка ее Ариша тут же, то бабушке помогает, то по хозяйству хлопочет, а вечером сядет прясть, или шить, песню заведет. Тепло Прохору на душе стало от их заботы, будто и болезнь отступает. Смотрит он на Аришу и сам дивится, как это он раньше не видел, какая она ласковая да пригожая, а он-то, дурень, к городской хохотушке вздумал свататься! А теперь кому он нужен, увечный да хворый…
Заплакал Прохор, горько ему стало. Ариша увидала и спрашивает: — О чем горюешь, Проша? Али тебе у нас с бабушкой плохо? — Да я не то, — отвечает Прохор, — а только видишь, как по слову моему и вышло: сватался я к городской, а теперь вон, косым да хромым к тебе пожаловал. — Вылечит тебя бабушка. — говорит Ариша. — Поправишься, снова в город вернешься. — Эх, Аринушка, на что мне город? А вот пошла бы ты за меня такого? Ариша покраснела, что маков цвет, и отвечает: — Я, Проша, за тебя бы любого пошла, кабы я тебе была по сердцу. Да не мила я тебе, стало быть, и толковать не об чем.
Много ли, мало ли прошло, а только стал Прохор видеть больным глазом, да и силы в руках поприбавилось.
Баба Анфиса строгая была, спуску не давала, всех приказаний ее слушаться приходилось. К весне Прохору уж совсем полегчало. Почувствовал он, как руки по работе соскучились. Ариша тоже радуется: — Скоро ты совсем здоров будешь, Проша! — А тогда пойдешь за меня? — спрашивает Прохор. — Не люба я тебе. Так только, привык ты ко мне. — снова отвечает Ариша.
К лету Прохор совсем поправился,° домой вернулся. И удаль прежняя к нему возвратилась, и веселость, и товарищи снова на гулянья звать стали.
А Прохора будто подменили. За зиму так он по работе стосковался, что век бы теперь отдыху не знал! Где подсобить надо — там Прохор первый.
Где человек хворый али старый, там Прохор за работника. Сила-то, вон, не только в озорстве нужна, оказалось, а на помощь людям еще как сгодилась! Девки теперь на него еще больше засматриваться начали, а Прохор по осени заслал сватов в бабы Анфисин дом: — Теперь-то, Аринушка, пойдешь за меня? Одна ты у меня на сердце!
На Покров свадьбу справили веселую. Говорили люди, что до самой старости у Прохора сила была богатырская, и сыновья в него пошли, ловкие да бесстрашные. А уж доченьки какими красавицами уродились! Поговаривали, ни в одной другой деревне таких больше не было. А это уж людям виднее! ~~~~~~~~~~~~~~~ Автор Мари Павлова
☕ Согревающий чай с ягодами, яблоком, медом и травами 🍯🌿
Готовим вкусный и полезный чай, который поможет согреться и поднимет настроение осенним вечером!
Нам надо: 🍂 1 стакан ягод облепихи 🍂 2 ст. л. меда 🍂 1 стручок ванили 🍂 2–3 веточки мяты 🍂 1 ст. л. черного листового чая
Готовим:
В большой чайник выложите ягоды (если у вас замороженная облепиха, предварительно разморозьте ее), черный чай и стручок ванили (разрежьте его острым ножом вдоль). Добавьте пару веточек мяты и залейте кипятком.
Укройте чайник плотной теплой тканью и дайте настояться около 15 минут, затем разлейте по чашкам или бокалам.
С чем заварим? 😌
👉 Имбирь очистите, тонко нарежьте 4 см корня, заварите с лаймом и медом.
👉 Брусника Слегка раздавите ягоды и заварите в чайнике, добавив веточки тимьяна и брусничный лист (можно купить в аптеке).
👉 Кислое яблоко нарежьте дольками в чайник, добавьте мед, палочку корицы и звездочку бадьяна.
👉 Сушеные ягоды добавьте вместе с заваркой – чай приобретет аромат лета.
👉 Клюква Слегка раздавите ягоды и заварите их кипятком, добавив в заварочный чайник веточку розмарина и мед.
В плацкартном вагоне поезда на нижней боковушке сидела совсем молоденькая девушка и молча смотрела в окно. Девушку звали Люба, неделю назад ей исполнилось восемнадцать лет, и она ехала к бабушке Кате. Только сейчас, когда все пересадки были уже позади, и теперь этот поезд через трое суток привезёт Любу прямо в город, где живёт бабушка, девушка впервые за всю дорогу испугалась. А вдруг бабушка Катя там уже не живёт? Вдруг она вообще уже не живёт? Когда Люба стремительно покидала квартиру матери, она об этом не думала.
***
1995 год. Завтра Любочке исполнится шесть лет. Но ту красивую куклу в белом пышном платьице и с блестящими бусинками в причёске, которую девочка назвала Лизой, ей, конечно же, не подарят.
— Слишком дорогая для тебя, — сказала мама, — да и вообще, тебе уже через год в школу идти, какие куклы.
Любочка тихонько плачет, а папа с мамой опять ругаются на кухне из-за денег, а точнее из-за их отсутствия. Бабушка Катя сидит на кровати, гладит Любочку по голове и тяжело вздыхает.
А когда на следующий день Любочка пришла домой из садика бабушка вручила ей большую коробку, перевязанную красным бантом. Девочка развязала бант и сняла крышку, сердце её на мгновение замерло, а затем бешено застучало, из коробки на неё смотрела Лиза своими голубыми глазами с ресничками.
В тот вечер мама поругалась сначала с бабушкой, а потом и с папой из-за этой куклы. Но Любочка всё равно была безумно счастлива!
***
Смотрящая на мелькающие за окном вагона пейзажи, Люба невольно улыбнулась своим воспоминаниям, как будто та детская радость двенадцатилетней давности, прорвавшись сквозь время, снова окутала сердце девушки теплом и покоем. Люба вдруг перестала бояться неизвестности. Конечно же, бабушка Катя жива! Конечно же, она живёт в том же городе, на той же улице в трёхэтажном доме и в той же квартире, адрес которой Люба угрозами вытрясла у матери.
***
Любочка нетерпеливо дёргает мать за руку, призывая, идти домой быстрее. Ведь там её ждёт Лиза, а бабушка обещала, что сегодня они сделают для Лизы настоящую кроватку с постелью, потому что у каждого должна быть своя кроватка, даже у куклы.
Мама сердится и больно сжимает Любочке руку. Последнее время мама постоянно сердится и часто ругает папу за то, что он не может заработать много денег. Бабушка всегда в такие минуты начинает очень громко говорить с ней (с Любочкой), но она всё равно слышит, как мама кричит:
— Настоящие мужики находят способы и обеспечивают свою семью!
Наконец они подошли к дому. Любочка вырывается и бежит в подъезд.
— Бабуля, бабуля, — стучит она кулачком в дверь (до звонка девочка не достаёт), — это я! Я пришла!
Бабушка открывает дверь и обнимает Любочку.
— Давай скорее делать Лизе кроватку, — тащит девочка в комнату.
***
«Странно…», — подумала Люба, всё так же продолжая смотреть в окно вагона, а перед глазами стояли уже не мелькающие леса и поля, а кукла в своей кроватке.
Тогда, двенадцать лет назад, бабушка сделала для куклы кроватку из коробки, в которой её принесли. Она сшила мешочек, в который потом они вместе запихивали кусочки поролона и вату. Бабушка ловко зашила мешочек, и получился настоящий матрасик, который так хорошо ложился в коробку.
Люба опять улыбнулась, а потом нахмурилась. «И всё же странно, я так хорошо помню куклу, её постель, даже все наряды, которые бабушка шила для Лизы по моей просьбе, а вот бабушкиного лица не помню. Оно расплывается в безликое светлое пятно.
Тёмные волосы, всегда собранные в узел большой коричневой заколкой, хорошо помню, а лицо – нет», — тяжело вздохнула девушка. Она напрягала свою память, чтобы вспомнить образ бабушки, но кроме её причёски и рук больше ничего вспомнить не могла.
А вот бабушкины руки, которые так ловко орудовали иголкой с ниткой, сшивая кукольные наряды, Люба вспомнила отчётливо. На левой руке, на безымянном пальце всегда было тонкое золотое колечко, обручальное. Тогда оно не привлекало внимание девочки.
А вот изящное колечко с рубином на среднем пальце правой руки очень нравилось ей в детстве. Вспомнилось, как бабушка говорила: «Когда ты вырастешь, я подарю тебе это колечко, раз оно так тебе нравится, и оно будет твоим».
Она так тогда хотела поскорее вырасти, и всё просила и просила бабушку дать ей померять кольцо. Бабушка улыбалась, снимала колечко с пальца и протягивала Любочке. Но каждый раз к большому разочарованию девочки кольцо было слишком велико для её пальчиков.
— Девушка, я уже спать собираюсь, — вырвал Любу из воспоминаний голос женщины, сидящей напротив.
Люба вздрогнула и поспешно забралась на верхнюю полку.
***
Входная дверь в их квартиру открыта настежь, много незнакомых людей. Они все пришли к папе, который лежит в большой комнате с закрытыми глазами. Мама с бабушкой плачут, плачет и Любочка, потому что её папа умер. Правда, она не совсем ясно понимает, как это умер, и скорее плачет от того, что чувствует общую боль.
После папиных похорон мама с бабушкой почти не разговаривают. Любочка не знала, почему умер её папа, и как это произошло, но в детской душе отчего-то была уверенность, что в этом виновата мама.
***
Два огромных чемодана стоят в коридоре. Любочка с мамой уезжают. Бабушка плачет. Любочка тоже плачет и обещает, что будет приезжать к бабушке часто-часто, ей совсем не хочется уезжать. Когда они с мамой выходят за порог, бабушка вдруг восклицает:
— Валя, куклу забыли!
Она бежит в комнату и выносит большой пакет, в котором в своей коробке-кроватке лежит, укрытая одеяльцем Лиза, а сверху — другой пакетик со всеми кукольными нарядами.
— В зубы я вашу куклу возьму? – зло огрызается мама.
— Я сама, сама понесу, — в отчаянии кричит Любочка.
— Ты пакет с продуктами понесёшь, — кричит мама, вырывая из рук Любочки пакет с куклой, и даёт другой с колбасой и пирожками.
Любочка громко плачет.
— Не плачь, внученька, я тебе Лизу по почте пришлю, — уговаривает бабушка, а у самой по щекам бегут слёзы. – Валя, ты адрес мне пришли, я куклу отошлю…
Входная дверь захлопывается.
— Пришли адрес, Валя… — слышит Любочка плач бабушки и кричит:
— Я скоро приеду, ба, обязательно приеду!
***
Люба проснулась, вытерла мокрое от слёз лицо.
Вагон мирно спал под равномерный стук колёс.
«Бабушка», — прошептала Люба, — «я уже еду».
Теперь Люба понимала, что бабушка Катя не прислала ей куклу вовсе не потому, что была злая и жадная, как говорила ей в детстве мать, просто она не знала куда слать. Мать так и не сообщила бабушке их новый адрес, она специально оставила эту куклу, потому что её подарила свекровь. А тогда, в детстве, Любочка каждый день спрашивала маму и другую бабу Галю, не пришла ли её кукла. А потом… потом она очень обиделась и рассердилась на бабушку Катю за то, что та её «обманула и пожалела» куклы.
Люба осторожно спустилась с полки и вышла в тамбур. Закурила. Слегка покачиваясь в такт колёс, девушка перебирала в памяти свою жизнь за последние одиннадцать лет. На душе было очень тяжело.
Маленькой Любе баба Галя не нравилась, хоть та и улыбалась, и охала, и обнимала, и подарки поначалу дарила, но почему-то Любочке казалось, что это всё не по-настоящему. К тому же баба Галя постоянно ругала маму, которую девочка очень любила.
— Ненавижу! – процедила Люба сквозь зубы и достала из пачки новую сигарету.
Баба Галя приторговывала самогоном, который регулярно гнала ночью на кухне, несмотря на антиалкогольную компанию. Сама она не пила, так разве что рюмочку для аппетита. Всё учила мать жизни, женихов ей подыскивала… В итоге мать начала постепенно спиваться (наверное, всё же была её косвенная вина в смерти мужа, вот она по совету своей матери и «поднимала» себе настроение периодически).
Когда Люба перешла в пятый класс, у бабы Гали вдруг случился инсульт, и она умерла. Вот тогда мать Любы и «слетела с катушек» окончательно. Пьяные компании, гулянки до утра, толпы мужиков. Люба стала мешать, и мать её оформила в школу-интернат.
Дальше вспоминать совсем не хотелось. Потому что не было в интернатской жизни Любы ничего хорошего, а когда мать о ней вспоминала и иногда забирала на выходные, эти дни тоже не приносили радости. Люба стала дерзкой, вела себя вызывающе, ей было на всё наплевать. Окончив школу-интернат, ей пришлось вернуться к матери, которая уже превратилась в алкоголичку.
Не известно, чем бы это всё закончилось для Любы, скорее всего, ничем хорошим. Но вдруг, две недели назад ей приснилась бабушка Катя, о которой Люба уже давным-давно позабыла. Во сне бабушка грустно говорила:
— Любочка, посмотри, сколько я новых одёжек для Лизы сшила. Что ж ты не приходишь поиграть?
— Я пришла, бабушка, — радостно отвечала Люба.
А потом они играли в дочки-матери, и Люба укладывала куклу спать, а бабушка улыбалась и шила для Лизы новое платьице.
В то утро Люба проснулась с какой-то непонятной болью, что комком подкатывала к горлу, почему-то очень хотелось плакать, но в то же время девушка испытывала какую-то тихую радость, как будто к ней вернулось что-то давно забытое, что-то светлое…
Бабушка снилась каждую ночь, и на пятый день психика Любы не выдержала: проснувшись утром, девушка долго и горько плакала, громко, навзрыд.
«Если тебе приснилась мама, значит, она думает о тебе, скучает и непременно придёт и заберёт тебя домой», — вспомнились слова девчонок из интерната.
Вот тогда Люба и решила уехать к бабушке, потому что очень хотелось верить, что бабушка её ждёт и любит.
Угрожая, что она (Люба) сейчас разнесёт к чёрту весь её аппарат и свежевыгнанный самогон, девушка «вырвала» у вечно пьяненькой матери адрес бабушки, а также узнала и причину, по которой они уехали.
— Это я, я виновата в смерти твоего отца. Я толкнула его в ту бандитскую группировку. А что было делать? Все тогда так жили. Потому и не смогла больше оставаться жить с его матерью, и адрес ей наш не прислала. Прости, доченька… — умывалась пьяными слезами мать, прикрывая собой бутли с самогоном.
— Ненавижу!!! – орала Люба.
И вот сейчас Люба ехала в этом поезде за тысячи километров и очень боялась. Боялась, что бабушки уже нет в живых. Она старалась не думать об этом, но чем меньше времени оставалось до конечной остановки, тем страшнее становилось у Любы на душе.
***
Поезд последний раз дёрнулся и остановился. Люба вышла из вагона на чужой незнакомый перрон. Конечно, проще было взять такси, но денег, которые она всеми правдами и неправдами раздобыла на дорогу, у девушки почти не осталось. Расспросив людей, Люба села в автобус, который должен привезти её на нужную улицу.
Вот и этот дом. Люба не помнила его, и сейчас он был для неё абсолютно чужим. Поднявшись по лестнице на третий этаж, девушка замерла, по телу пробежала горячая волна, во рту пересохло, она помнила эту дверь, оббитую тёмно-коричневым дерматином с металлической ручкой, на которую надо нажимать. Дрожащей рукой Люба прижала палец к звонку. Тишина. Ещё раз. Опять ни звука.
«Ну, конечно, бабушка, наверное, уже здесь не живёт, может и вообще уже не живёт», — промелькнули мысли в голове, очень захотелось заплакать.
Ни о чём не думая, скорее инстинктивно, Люба нажала на дверную ручку, и дверь открылась. Девушка нерешительно зашла в прихожую:
— Есть кто? – позвала срывающимся голосом.
— Маша, ты? – донеслось из дальней комнаты.
Люба нерешительно пошла на звук.
На кровати лежала маленькая, сухенькая старушка, рядом стоял табурет с лекарствами, тарелкой, чашкой.
— Вы кто? Новая сестричка? – спросила старушка и уставилась на девушку.
Люба растерялась, она хоть и не помнила бабушкиного лица, но детская память сохранила общий образ, который не соответствовал тому, что девушка видела сейчас. Вдруг старушка заволновалась, её лицо порозовело, руки судорожно ухватились за край кровати, из глаз потекли слёзы:
— Любочка, — прошептала старушка, — ты приехала…
— Бабушка! – упала Люба на колени возле кровати, схватила морщинистые руки, прижала к своему лицу и громко заплакала.
— А я тут заболела немножко… думала, что и не увижу уже тебя… я всё время ждала тебя, Любочка… посмотри, сколько одёжек Лизе нашила… а ты уже большая… и в куклы играть не будешь…
Люба повернула голову к противоположной стене. Она сразу узнала свою небольшую детскую кровать, застеленную знакомым покрывалом, на котором сидела и смотрела своими синими стеклянными глазами кукла Лиза.
— Буду, буду… — всхлипывала Люба.
***
Прошло десять лет.
Люба выучилась на кондитера и сейчас работает в небольшой частной пекарне. Она вышла замуж, родила девочку, которую назвала Катей, в честь бабушки.
Бабушка выздоровела и даже немножко поправилась. Она с удовольствием играет со своей трёхлетней правнучкой в дочки-матери, бесконечно переодевая и укладывая спать куклу Лизу. Правда, шить бабушка уже не может, но за одиннадцать лет она нашила столько одёжек для куклы, что той носить – не сносить.
О матери Люба не вспоминает, навсегда вычеркнув из своей памяти те ужасные одиннадцать лет своей жизни.
