Подменённая
Изба Антипа и Марьи стояла на отшибе, прижавшись к лесной опушке, словно отбившаяся от стада овечка. Тянет лесная чаща свои корявые ветви к дому, да дотянуться не может, радивый хозяин не даёт посягнуть на своё жильё: ветки отпиливает, поросль вырубает, участок свой частоколом обнёс, дабы Марьюшка не боялась вечером из избы выходить, ведь и волк может к ним забрести, или того хуже, медведь.
Жили они ладно да гладко, первенец их Яшка, крепкий и горластый мальчуган, сердца родительские согревал пуще печки, и решили они долго не тянуть, поскорее второго народить. Марья — баба крупная, полнотелая, ходила на сносях легко, и всё обещало пройти без осложнений. Антип был охотником, на пушного зверя ходил, тем и жили они. Ушёл он в лес с мужиками на несколько дней и в этот раз.
А в стылый и мокрый осенний день почувствовала Марья, что сегодня появится на свет её дитя. Отвела Яшку к родне, к себе мать позвала, чтобы та в родах ей помогала. Ночь погасила день, откуда — то из недр тёмного леса выползла сонная луна, в высоком и холодном небе застыли синие льдинки звёзд, казалось тронь их — зазвенят. Укутанная темнотой и сыростью спала деревня, и только в доме на отшибе горел всю ночь огонёк.
А наутро содрогнулась деревенька от бабьего воя. Мать Марьи — Акулина, в панике бегала по улицам и голосила: «Помогите люди добрые! Украли! Украли ребёночка! Подменили мне внученьку!» Обступил её народ, начали выспрашивать, что, да как. Наконец, собрав в кучу все свои силы, она поведала о произошедшем.
«Промучилась весь вечер моя Марьюшка и, наконец, ночью, родила чудесную девочку — крупненькую, ясноглазую, с кожей белой, как молоко. Я малышку в зыбку положила, прибрала всё. Марьюшка умаялась и уснула быстро и девочка вместе с ней. Я решила сбегать к подружке и по такому поводу опрокинуть с ней пару стаканчиков. Недолго меня не было, а как вернулась, гляжу: Марья всё спит, а в зыбке лежит совсем другой ребёнок!»
Подивился народ такому рассказу, решили, что может почудилось всё подвыпившей бабе. Пошли всей толпой к Марье, а та сидит сама не своя и лишь на колыбельку дрожащей рукой показывает. А там лежит девочка смугленькая, скукоженная и на головке вихор чёрных волос.
«Я вот что думаю. — сказала Акулина, — В нехорошее время роды начались. Ночь — то прошедшая предками нашими Велесовой звалась и считалось, что страшное это время, когда врата между навью и явью широко распахнуты и свободно гуляет нечистая сила по земле нашей грешной. Унесли к себе злые духи мою внученьку, а заместо неё своего чернявого подменыша оставили!»
«Мы люди православные, нам в такое верить негоже! — подал голос кто — то из толпы, — А вот недалече за нашей деревней, уже давно разбил стоянку табор цыган, вот они — то девочку и подменили. Всем известно, что люд это лихой!» Народ зашумел, поддакивая, и решили они двинуться к этой стоянке и заставить кочевников держать ответ.
Шумно было в цыганском таборе, дети бегали, взрослые готовили еду на кострах, кто — то пел на неизвестном языке. Но всё стихло, когда приблизилась к ним разъярённая толпа крестьян, объяснили они, с чем пожаловали, и вышел тогда к ним старик, весь седой, но спина прямая и взгляд гордый. «Не там вы ищете свою пропажу, — сказал он, — никогда наш народ не подбросит своего ребёнка! Никогда не променяет свою кровинку на чужую! Если хотите, можете обыскать весь лагерь, никто вам препятствовать не будет. Но имейте в виду — искать вам нужно среди своих!»
Возымели действие слова старика, помотавшись по лагерю, побрели мужики домой, несолоно хлебавши. Всей деревней ломали головы, что же произошло той ночью, но ответа так и не нашли. Меж тем вернулся Антип, нашёл он свой очаг совсем не таким, как покидал. Марья мрачнее тучи, Яшка напуган, а вся деревня гудит о его пропавшей дочери. Напрасно метался он в поисках хоть каких — то следов, малышка пропала, словно и вправду утащила её нечисть в ту злополучную ночь. Но деваться некуда, нужно продолжать жить и растить чужую девочку. Окрестили её Ариной и потекло время дальше.
Насколько любили родители Яшку не передать словами, заласканный малыш ни в чём не знал отказа, всегда у родителей находилось для мальчика и время, и доброе слово. Больше детей им Бог не давал, и всю свою любовь обрушили они на сыночка. Бывало, идут по улице все трое голубоглазые, светловолосые, крепко сбитые, и плетётся за ними тёмная тень — смуглая и худая девчонка, вроде и с ними, а вроде и отдельно.
Знала Арина, что она подменыш, об этом кричали ей вслед деревенские мальчишки. Слышала она, как старухи называют её нечистью и ведьмой, не забывая перекреститься. Больше всего её ранило отношение своих приёмных родителей. Их она раздражала своим видом, самим своим существованием и проживанием в их доме. Начнут они вечером весёлую возню с Яшкой, и Аринка прибежит принять участие в игре, но так на неё посмотрят, что забьётся она в угол и просидит весь вечер в слезах.
«Что ты всё время ноешь? — раздражалась на неё Марья, — Одета, обута и в тепле живёшь. Вот щи, вот хлеб — бери и ешь! Что тебе ещё от нас надо?» Много чего ещё надо было Аришке, но молчала она. Понимала, что глупо требовать любви от чужих людей. По натуре живая и весёлая девочка, была вынуждена сдерживать себя и быть максимально незаметной.
Пролетели годы и настали для Марьи чёрные дни. Сначала не стало Антипа, а позже женился любимый сынок и привёл в дом молодую жену, ревностно относилась к ней Марья, ненавидела всем сердцем и выжить пыталась. В итоге переехал Яшка с женой аж в другую деревню, подальше от матери. Тяжело она перенесла это, всё равно, что солнце красное для неё закатилось. Впервые обратила внимание на Арину, стала ласковее к ней.
А Арина расцвела, словно роза подле дороги, неожиданно и всем назло. Высокая, гибкая, черноволосая и черноглазая, была она жизнерадостна, не смотря ни на что. Парни сходили по ней с ума, не слушая рассказов своих маменек о тёмном происхождении Арины и её родстве с нечистью. Девушка долго выбирала того, кто больше всех её любит, недополучив любви в детстве, сейчас так хотелось её почувствовать. Выбор пал на Петра, может он и не красавец, но за ним, как за каменной стеной.
Марья противилась этому союзу, одной ей оставаться не хотелось. «У тебя и приданного, кстати, нет!» — говорила она Арине, но Пётр готов был жениться на ней и без приданного, он вообще был готов ради своей невесты на всё, и свадьба состоялась.
Тут уж совсем невесёлое время настало для Марьи. Сильно располнела она за эти годы, ноги еле ходят. Единственное развлечение — сидеть у окна. Рано утром наблюдала она, как зарождается, не торопясь новый день, поднимается туман с луговины, солнце прогревает сонную землю и все живые твари с радостью приветствуют его. Полдень морил жарой, а вечер рассыпался прохладой, а она всё сидела у окна, вытянув больные ноги.
Главной радостью был приход Арины, девушка приносила ей еду, прибиралась в избе и рассказывала последние новости. Марья отрывалась от надоевшего окна и вся обращалась в слух. «Побудь ещё со мной доченька.» — жалобно говорила она, когда Арина собиралась уходить. Девушка оставалась и, присев на маленькую скамеечку у ног матери, клала голову ей на колени. Наконец — то она получала ту любовь и ласку, в которой так отчаянно нуждалась в детстве.
«Дочка, доченька, — приговаривала Марья, гладя чёрную копну волос Арины, — роднулечка, кровиночка…»
«Но мы же обе знаем, что я не твоя дочь.» — грустно усмехнулась девушка.
«Ты моя дочь. — ответила Марья, — Теперь, когда Антипа уже нет с нами, я могу тебе всё рассказать. Надолго уходил он в лес, а я одна томилась. А до любви была тогда я, ох, как охоча! За нашей деревней стояли кочевники, и повадился один ко мне ходить. Красавец, чёрен как чёрт и горяч как огонь! Никто ничего не видел, здесь на отшибе и за высоким частоколом мы были надёжно защищены от людских глаз. Думала, что от Антипа ребёнка ношу, а тут ты родилась. Сразу видно, что не наша, обмануть не выйдет. Мать моя умная была женщина, она и придумала всю эту историю с подменой. А иначе выгнал бы меня Антип с позором, а я с ним, как сыр в масле каталась…»
Арина вскочила и быстро начала повязывать платок.
«Подожди, — взмолилась Марья, — куда же ты? Побудь ещё…»
Но дочь лишь зло блеснула чёрными глазами: «Я прибралась, затопила печь! Вот щи, вот хлеб — бери и ешь! Что тебе ещё от меня надо?»
Анфиса Савина
