ПОМОЩЬ.

— Лида, здравствуй.
— Здраствуй, Оля, как ваши дела?
-Да хорошо, Лида, позвать вас с Иваном хотели, на помощь.
-Придём конечно, достроили?
-Ага, под крышу возвели, печку Трофим Ильин выложил, вот на помощь всех зовём, надо мазать, к осени думаем заехать.

— Правильно. Конечно придём, придём и сорванцов возьмём, пусть помогают, где воды принести, где глину помесить.

— Ой, спасибо, Лида.

— Да не за что пока, Оля я хлеба тогда напеку, ковриги у меня большие, за два дня как раз управлюсь, да калиток.

— Спасибо, Лидушка.

— Ничего, ничего беги дальше.

— Ивааан, Ваааань. Ольга Курганова приходила.

— Ну…

— На помощь зовут.

— Когда?

— Ну в субботу.

— Добре, ты сказала что придём?

-А то? Нечто не сказала, Вань. Пойду квашню заведу, вечером хлеба печь буду.

— Ото дело, давай, мать, давай. Что там у них?

— Да мазать будем.

— Хорошо.

Бежит Ольга по селу, здоровается и на помощь зовёт.

Едва ли кто откажет, дружно живут сельчане, в радости вместе и в горе вместе, не пройдут мимо, всегда помогут.

Конечно и знают всё про всех, но это же деревня, одна семья можно сказать.

— Олюшка, а чавой-то мимо бежишь?

— Здрасте, баба Дуня, да вот, помощь собираю.

— От как, а отчего же бабушку не зовёшь? Думаешь толку от бабки Дуни нет, не гляди что горбатая, я ить ещё ого-го что могу.

— Да что ты, баба Дуня, я и не подумала, приходи конечно, готовить же надо, а ты знатная мастерица.

— Приду Олюшка, приду милая. Спасибо, что не забыла.

Пробежала Ольга Макаровна по деревне, никто не отказал, даже баба Дуня и столетний дед, одноногий Костена и то сказал что придёт и на гармошке играть будет, чтобы работалось веселее.

В субботу с утра, начали подтягиваться люди. Закипела работа, кто воду таскает, кто верхом на коне, преимущественно ребятня, глину месит, им забава, взрослым подмога.

Мажут в несколько рук, мужчины вбивают весело в оббитую дранкой стену колобки глины вперемешку с соломой, растягивают, выравнивают, следом идут женщины с дощечками, разглаживают ловко, вытягивают, смоченными в воде достосточками, ровненькая стеночка получается.

Заходит баба Дуня, в фартуке, руки в свекле, стоит упёрши руки в бока, цокает языком

-Молодцы, ребятишки, гладенько хоть яичко катай, молодцы!

Несколько женщин готовят, ребятишки и тут на подхвате то воды принести, то отходы какие убрать, кто-то лук режет, жмурясь и вытирая слёзы, кто-то мясо режет, всем матери работу найдут, а кто-то и за маленькими смотрит.

Дед Костена играет различные мелодии на своей гармошке. Даже современные может, вот «Листья жёлтые» или «Малиновки заслыша голосок» самородок, этот дед Костена.

Оторвались на обед, едят по-быстрому, успеть надо, поварихи хлопочут, кормят-поят работников.

Вымазали всё, все комнаты и печь тоже. Хорошая печка, добрая, Трофим печник, дело знает своё.

Самое тяжёлое это потолок, мажут его в основном мужчины сами, здесь сила нужна. Хотя и женщины некоторые не отстают от мужиков, даже ещё и фору дадут.

Толик, хозяин, говорит что ещё на следующий год, досочками в «ёлочку» домик обобьёт, чтобы теплее значит было, да и красиво.

Побежали все по домам помыться, управить скот, переодеться и пойдут обратно, к Ольге и Толику, будут все вместе ужинать, весело переговариваясь.

Сядут за длинные, сколоченные из досок столы на такие же лавки, покрытые сверху домоткаными ковриками.

Выпьют, закусят, поговорят, повеселятся немного и разойдутся по домам, уставшие и довольные, что помогли односельчанам, сделали доброе дело. Каждый знает, в случае чего позови и все придут, не откажут.

Как просохла глина и полопалась немного, опять Ольга Макаровна по селу побежала, уже не столько народа приглашают, шпаровать стены.

Тут мастерицы нужны, в основном женщины и пару мужчин.

Разводят особым образом воду с песком, и по глине, по тому что мазали тогда, на первой помощи, песочную смесь вытягивают разглаживая специальными же дощечками, выравнивая стену до идеального состояния. А некоторые женщины делают это руками, заглядение что получается!

Работа нелёгкая, как кажется на первый взгляд, нельзя чтобы был толстый слой и тонкий тоже нельзя чтоб песок был крупный, чтобы песчинки не осыпались потом с высохших стен.

Опять бабка Дуня ходит, да языком цокает, опять про яичко которое катать можно говорит.

Уже не такая большая гулянка, уже посидят немного, да побегут по домам.

Позовёт потом Ольга подруг, да родственниц, с песнями, шутками да прибаутками побелят глиной белой и стены, и потолки, всё ровненько, да гладенько.

Отмоют до блеска окна от побелки, ототрут полы под покраску.

Выкрасят пол, покрасят оконные рамы и двери с косяками, и всё, можно заезжать в новый дом.

На стенах ковры развесят персидские, на свадьбу ещё дарили, тётка Ольгина, да Толикова сестра, она на севере живёт, богатая.

Мать Ольгина с отцом, большой ковёр подарили, в большую комнату повесят, Толиковы тогда телевизор купили, большой цветной.

Всё стояло столько лет неиспользованное, да и где там вешать те ковры было, ютились в двухкомнатном домике.

А теперь и у Толика с Ольгой комната своя, и у девчонок, и у Валерика, сына тоже по комнате, да ещё и зал есть, большая комната это зал, гостиная называет Толина сестра, та что богатая.

Приехала сестра тоже на новоселье. Оля с Толиком всех пригласили.

Подарки привезла сестра, люстру как раз в большую комнату и светильники, такие чудные, прямо цветы, в спальни Ольги с Толиком и девчатам, а Валерику, будто мяч футбольный.

Похвалила Ольгу с Анатолием.

-Оля, а диван-то куда вы купили?

-А вот туточки, в зале и поставим.

— Гостиная, Оля, гостиная.

-Ой, да мы по-простому привыкли по-деревенски, у нас зала говорят.

-Привыкайте говорить культурно что вы ей-богу, как эти…

Собрали новоселье, благо что лето, столы опять сколотили, лавки, вынесли магнитофон на улицу, дед Костена с гармошкой конечно здесь, а как.

Играет от души, играет, вот старухи вышли в круг, зады отклянчили, ногами притопывают, руками помахивают, платочки на головах поправляют, да как запели частушки.

Оёёй, куры с насеста свалились, что бабушки поют, городская сестра Толика морщится, отвыкла она от такого.

А эти смеются. Ребятишки туда-сюда носятся, весело им ребятишкам.

-Мам, ну ты то куда? — одёргивает она выпившую немного красненькую матушку, — Ну что ты позориться будешь, ну.

-Да что ты, Зиновья, как это позориться, я же вон с девками попеть, поплясать.

-Да, мама! Сколько раз говорить не называй меня так, меня там все Галиной зовут, я и паспорт переделала, Галина я, Галя, ну.

-Это что же получается, имя которое мы тебе дали с папою тебе не по душе?

-Ну мам, ну что ты начинаешь?

-Что моя красавица, Зинуля, доча, гляди, гляди какой дом братка отгрохал. Трое! Трое внучаток уже, когда ты моя дочушка любимая порадуешь папку своего? Когда внуков мне подаришь?

-Да, пап, — морщится Зина — Галина.

-А она, отец, не Зиновья теперь.

-Как это? Ты чё мать, красенького перебрала малёхо, ха-ха-ха, что забыла как дочь родную зовут?

-Да нет, не забыла, — многозначительно глядя на дочь говорит мать.

-Мам, бать, Зинуля, вы чего тут, идёмте, идёмте. Зина, сестра, как же я тебя люблю…

-Я чё-то мать ничего не понял?

-Ай — махнула она рукой, — иди вон попляши лучше, я тарелки Оле помогу грязные собрать.

Оля, Олюшка, чё там, голубцы наверное надо подавать? Кума Клаша, что сидите, кушайте давайте.

-Да мы кушаем, Валя, кушаем, ох и вкусная капустка, как ты так делаешь, что по году стоит и всё как свежая.

-А я сахарку девчата добавляю ага, сахарку.

Собирает Толикова мама грязные тарелки, а саму слёзы душат, в честь бабушки отца Толика и Зины, назвали первенца своего, девчулю- красотулю.

А она ишь ты, имя ей не глянется, Галиной говорит меня теперь зовите, от как.

-Мам вы что плачете?

-Я то? Да нет, Олюшка, что ты, что ты милая, это я от радости…

-Правда хороший дом, мама?

-Ой, Оля, да даже лучше, чем у председателя, молодцы вы с Толиком, ой молодцы. А что Оля тебе Зина ничего про себя не говорила?

-Да нет вроде, аааа, велела звать её отчего-то Галиной, мол все там, где она живёт так её зовут, я и не поняла.

-Ладно Олюшка ты беги, я помою тут, беги. Надо горячее нести…

-Мам? Ты что тут?

-Я то? Да ничего доча.

-Плачешь что ли?

-Да нет, дочушка, нет. Не знаю даже и называть-то тебя как.

-Да зовите по-старому, привыкли все…

-Я и не знала, что тебе имя так, не глянется.

-Да ладно, мам, глупости это всё…Хорошо-то как дома…

-Не ездий, доча, оставайся.

-Хм, что же я тут делать-то буду, мама? Коров доить?

-Ну работают же девчата… Необязательно коров доить, можно вон, не знаю, учётчиком может пойти.

-Мама, мама…неужели ты хочешь, чтобы я как они, детьми обзавелась, мужика себе пьющего по выходным завела и в тридцать на пятьдесят выглядела?

Нет, я так не согласна.

-А что же дочка, замуж когда?

-Не нашла ещё достойного, мама.

-Охохохо, донюшка, года-то идут.

-Мама ты так говоришь, будто мне сто лет.

-Ну дак тоже, уж тридцать скоро, Зина. Генка-то вон тоже не женится, всё ходит, тебя ждёт, Зина.

-Мама, не начинай. Я сама разберусь как мне жить. Что ты хочешь? Чтобы я бросила там всё? Хорошую работу, квартиру, уважение людей, магазины, театр, кино и приехала сюда?

Вышла за Гену замуж, нарожала детей и радовалась новому дому, который мы через десять лет построим и сортиру на улице. А летом стоять в огороде кверху попой до измождения? Рожая каждый год детей?

-Доча, дак все так живут…

-А я не все, мама. Давай, пойдём уже, я Оле помогла горячее разнести.

-Идём, — говорит обречённо мать.

Болит душа у неё за дочушку. Вон Толик, на год моложе, а как устроился, и жена, и детки, и дом построил.

-Мать, а ты иде была, никак со стариком Костеной на трёх ногах танцевали?

-Да ну тебя, шут гороховый.

-А что ты там говорила, я не понял, что-то Зина не Зина…

-Да тебе послышалось. Гляди-ка, гляди, старый, Зина-то, Зина, вроде как с Геной танцует, ну пушай, пушай.

-Ага, пушай. Эх, не даи мы им тогда…может уже и внуки бы были.

-Ну ладно, ладно, чевой-то теперь. Гляди, гляди он ей пинжак свой дал…О, Господи, пресвятая Дева Мария.

-Ладно, мать не бубни, всё по-хорошему, как надо будет…

И старики садятся рядышком, наблюдая как танцуют молодые.

-А то может мать пойдём покажем молодёжи?

-Да сиди уже, бабоньки, а что-то заскучали? Клаша, Нина, Зоя, а давайте споём.

-А давайте, бабоньки.

И затянули чистыми, сильными голосами:

«Ой, цветет калина в поле у ручья,
Парня молодого полюбила я.
Парня полюбила на свою беду,
Не могу открыться, слов я не найду.
Не могу открыться, слов я не найду.(с)»

Подтягиваются и молодежь присаживается к столу, присоединяются к песне, вот летит она уже над посёлком, дальше в поле, а за полем степь широкая, подхваченная тысчами голосов, несётся над просторами Родины и летит в космос.

Вот такое воспоминание из моего далёкого детства.

Мавридика де Монбазон

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.