С Ю Р П Р И З
Сегодня с самого утра он чувствовал какое-то непонятное беспокойство. Не мог сосредоточиться на работе, перечитывал по несколько раз проектную документацию, пытался вникнуть в чертежи, не мог ответить на рядовые вопросы сотрудников, переспрашивая или просто глядя пустыми глазами, явно их не слыша. В конце концов вышел на улицу, подышать, покурить. Был уже почти полдень, летний день в большом городе набирал обороты: тень не спасала от жары, цветы в вазонах поникли, люди, выходя из здания их строительной компании, торопились скорее сесть в машины. Воробышки, звонко чирикая, купались в мелкой лужице, оставшейся после вчерашнего дождика. Он достал телефон. Мать ответила сразу, сообщила, что идёт на рынок, приглашала на ужин. Потом набрал жену, которая третий день отдыхала с подругами в Греции. Та бодрым голосом сообщила, что всё замечательно, они едут на экскурсию, поинтересовалась, зачем он звонит, ведь вчера вечером общались, не случилось ли чего… Потом позвонил сыну, уехавшему к другу однокурснику погостить на Алтай. Сын тоже спросил, что случилось. Вот ведь чепуха, у всех всё хорошо, а на душе необъяснимая тревога.
Вечером раздался звонок в дверь. « Вот оно, сейчас всё станет ясно», — с этой мыслью пошёл открывать дверь. И даже разочаровался, увидев всего лишь Софью Ивановну, соседку — пенсионерку.
— Саш, к тебе почтальонка приходила, принесла заказное письмо. Я сказала, что ты на работе. А она, оказывается, уже третий раз приходит, тебе надо было за письмом на почту сходить, а ты, наверное, извещение не взял в ящике. Сказала, что срок уже вышел, и тогда письмо завтра обратно отправят. Я попросила мне отдать, вдруг что важное? У меня и паспортные данные твои были, помнишь, ты мне оставлял, когда ремонт был? В общем, вот письмо.
Александр поблагодарил соседку, взял конверт. Взглянул на обратный адрес, удивился ещё больше. Деревня в Рязанской области, где когда-то его тётка жила. После её смерти он вступил в наследство и только пару раз там побывал. Продавать не стал, домик маленький, но крепкий, думал, может, в отпуск ездить будут. Но жена, Светка, не любительница деревенской глухомани. В прошлом году Серёжка с друзьями на майские праздники был, этим летом тоже собирался, но друг на Алтай сманил. Наверное, что-то с домом. Открыл конверт. Ещё больше удивился. Двойной листок, вырванный из ученической тетради в линейку. Детский почерк.
Здравствуйте.
Я Аня. Мне 12 лет. Мама сказала, что вы мой папа и чтобы я вам написала. И баба Дуня тоже говорит, что вы должны знать. Вот я и пишу. Меня в детский дом забирают.
И ниже – старческим корявым почерком приписка:
« Сашка это твоя дочька. Марина несказала што родила от тебя. Только перед смертью презналась. Анечьку в дет дом забирут через три дня. Врятли ты её возмёш, но знать должен, раз Марина так наказала. Пошлю писмо заказным, штоп точно дошло. Жалко девочьку, жываяш душа. Баба Дуня».
Александр разобрал каракули бабы Дуни, соседки и подруги его тётушки, почему-то подумав, сколько же ей лет, ведь она старше тёти Нины была. Налил кофе, закурил. « Что за ерунда? – подумалось. – Фарс…Какая Марина? Какая дочка?»
Лёг на диван, закрыл глаза. Стал вспоминать. Марина сразу вспомнилась. Кудрявая кареглазая хохотушка, младше его лет на пять. Он тогда приехал на машине за матерью, та у сестры гостила. Серёжка ещё в начальной школе учился, Светка к своим родителям поехала, навестить, и сына взяла. А он на машине (только купили, радость такая!) с шиком за матерью в деревню приехал. И пробыл там дней десять. Была, была Марина. Жила она в белом домике на краю деревни, две рябины у забора. На речке они познакомились, потом там и встречались. Купались по вечерам голышом. Звёзды тоже вместе с ними купались. Вода тёплая-тёплая… И кожа у Марины тёплая, полевыми цветами пахла. Улыбнулся, вспоминая. Она знала, что у него семья, ни о каком продолжении летнего романа речи не было.
Даже телефонами не обменялись. Дааа, сюрприз. Странно всё. Он же потом ещё в деревню приезжал. Почему тогда не сказала? Может быть, придумала? Дочку жалко стало, решила соврать, а вдруг добрый Сашка пожалеет да и возьмёт? Хотя слишком уж неправдоподобно…Ясно одно: надо эту историю распутать.
…Телефон высветил мамино лицо, интересовалась, почему на ужин не приехал, она ждала. Сказал, что голова болит. Заодно спросил про деревню, про бабу Дуню, не общаются ли они.
— Чего это ты про бабу Дуню вспомнил? Не знаю, я же в деревне после похорон не была. Может быть, и не жива уже, она старше Нины была.
Отговорился, что бумага из сельской администрации пришла, по налогам что-то, надо съездить, решить.
На следующий же день оформил отгулы и покатил в деревню. Настроение было паршивенько – тревожное, вопросы роем летели в голову, а ответы не торопились. Доехал быстро. Вот уже и городишко знакомый, его древние улочки со старыми кирпичными домами. Новые кварталы с нарядными одинаковыми многоэтажками на месте бывших пустырей. Множество магазинов керамики, это главное ремесло города уже несколько веков. Когда-то тут рядом и угольные шахты были, но еще в прошлом веке закрыты, остались только шахтёрские полузаброшенные посёлки. Вот наконец-то вольные просторы, бескрайние поля среди зелёных лесов, извилистые речушки, маленькие, как голубые капли издалека, озёрца. И, наконец, деревня Ильинка. Подкатил к своему домику, вышел. Вдохнул полной грудью воздух, глаза зажмурил. Разве такой в Москве воздух! Осторожно открыл калитку, держащуюся на одной петле. С опаской (вдруг ветхие ступеньки провалятся) поднялся на крыльцо, пошарил рукой в потайном месте, ища ключ. Нет ключа! Сел на крыльце, закурил, осмотрелся. Невесёлое зрелище. С одной стороны забор покосился, держался на ветхих подпорках. Пышные кусты сирени наполовину засохли, их почти задушил вьюн. Дорожек бетонных не видно, кругом мох, трава, запустение.
Ах ты, батюшки! – вдруг раздался старческий скрипучий голос. – А я думаю, бластится мне? Из избы моей худо видно ваше крыльцо. Штой-то , думаю, тамока шевелится, возля усадьбы? А ето ты, голубь, пожаловал!
Баба Дуня, опираясь на клюку, довольно бодро прошагала к дому и уселась рядом, вытирая краешком платка слезящиеся глаза.
— Явился-таки? – взглянула недоброжелательно. – А обАпол явился-то. Увезли уже её, мАленьку. Оттоль теперь и не достанешь. А как плакала-то, голосила прям. Не хотела, криком кричала. Ох, за что такая судьбина девчонке, ой, за что…
И баба Дуня залилась слезами.
Александр растерялся, не знал, как утешить старуху, что сказать. Но она вытерла глаза, посмотрела на него сердито:
— Айда ко мне в избу. Ключ-то всё одно у меня. Чайку с дороги попьёшь, нечего гомозить теперь, обговорить всё надоть.
Александр, опустив голову, всё ещё под влиянием такой встречи, послушно поплёлся по тропинке за соседкой.
Баба Дуня угостила гостя чайком с каравайцами, свежим вареньем « кулубничным», а между делом рассказывала о Марине с Анечкой. Заболел у Марины живот, « фершал не признал ничё», а через два дня на скорой увезли, но поздно было, « а ежли б вовремя, всё б ладно было». Оказалось, что ушла молодая женщина от банального аппендицита. Мать её к тому времени уже умерла, вот и осталась дочка, Анечка, одна. Но Марина наказала ей отца найти, сказала, что он это, а адрес чтоб у соседей узнала. Вот и заставила баба Дуня Анечку написать и сама от себя добавила. Только письмо что-то долго шло, или он не торопился, а только Анечку увезли уже в детдом устраивать.
— А какое там житьё, в детдоме этом?- вздохнула старуха. – Может, возьмёшь её, пожалеешь сиротинку, а, Сашка?
Она с надеждой посмотрела на Александра.
— Баб Дунь, ведь я не знал ничего про девочку. Почему за все эти годы Марина мне не сообщила о дочке? Ведь я пару раз приезжал, могла бы и сказать, раз я отец? Я бы помогал. Ты меня пойми. Может быть, и не моя она вовсе! Разобраться надо.
— Гордая она была, Маринка, — опять вздохнула баба Дуня. – Никому не сказала, кто Анечкин отец, даже мать родная не знала. Да твоя она, твоя! Вся к вашу породу! Посмотришь и поймёшь, никаких кспертиз не надоть. А ты сразу: я не я, и лошадь не моя. Как кот шкодливый, напакостил и в кусты. На вот, забирай свой ключ.
И старуха, обидевшись, демонстративно отвернулась к окну.
Александр зашёл в свой дом. Осмотрелся. Сколько лет тут никто не жил, а домик, построенный ещё прадедом, держался вполне прилично. Пыль, конечно, паутина по углам и на потолке… Он нашёл в чулане ведро, тряпки, принёс воды из старого колодца, занялся делом. Ему всегда лучше думалось, когда занимался однообразным примитивным трудом. И действительно, когда он домыл пол, в голове уже созрел чёткий план действий. Выяснил, что в районном городке нет детского дома, он только в области. Нашёл номер телефона, дозвонился. Попросил дежурного найти директора, вопрос, мол, очень важный, а ехать далеко. Директора не было на месте, ответила ЗАМ по какой-то там части. Александр просил посмотреть по спискам, не поступала ли в последнее время девочка 12 лет. ЗАМ сразу объявила, что у них ремонт и до конца лета приёма детей не будет. Пусть он узнаёт в приёмнике-распределителе, даже номер телефона продиктовала. Александр не успел позвонить, как опять баба Дуня пришла
— Что убёг, как заполошный? Не сказал ничё? Домой покатишь али всё ж поглядишь на девОчку? Гляжу, озолотел ты, вон машина кака добрая, и сын прошлый год тоже на машине был…А?
— Сейчас в приёмник – распределитель позвоню, узнаю…
— В какой приёмник?
— Ну это приют такой, потом из него уже по детдомам распределяют.
— Ой, Сашка, зря колготишься, гомозИшь…Анечку ж сперва к нам в район, в детскую больницу повезли, сказали, так надо. Вот туда и ехай. Но ты, коли из любопытства только, а брать не хочешь, как-нито потихоньку на неё погляди, украдкой. Что девОчке душу бередить… Да я понимаю, Сашка. Ты не один вопрос этот решать должон, с женой поговорить. Но посмотреть сперва самому надо. Когда поедешь-то?
— Да завтра с утра и поеду.
— А потом сюда приедешь? Обскажешь мне всё.
— Да, конечно, вернусь.
Александр вечером посидел на крылечке с чашкой чая, полюбовался закатом, послушал затихающее пение птиц. На душе как-то спокойно, благостно стало, хотя, казалось бы, все тревоги и проблемы ещё впереди. Только лёг – и сразу в сон провалился.
В детской больнице он сразу нашёл кабинет заведующей. Сбивчиво рассказал ей свою историю. Женщина строго взглянула на него:
— Ну, а от меня вы чего хотите?
— Я только взглянуть пока на неё хочу, мне очень надо, понимаете? Но так, чтобы она ни о чём не догадалась… Вы понимаете меня? Я сам только позавчера узнал, что, возможно, у меня дочка есть, а мои домашние ни сном ни духом…
— Понимаю, — строго взглянула заведующая. – Ладно, так и быть.
Помолчала.
— А вдруг повезёт человечку… Мы зайдём в палату, её кровать у окна. Я вас строителем представлю. Но и вы себя не выдайте.
…Аня стояла у окна. Когда они зашли, обернулась. Даже если бы заведующая не говорила ничего, он бы сразу понял, какая из пяти девочек в палате Аня. Его Аня! Права баба Дуня, что она «в их породу». В ней не было почти ничего от Марины, кроме кудрявых волос. Да и волосы были не тёмные, а светло-русые, как у него. Глаза большие, серые. Шейка длинная. Прямой аккуратный носик. Глядя на девочку, Александр сразу вспомнил Серёжку в таком примерно возрасте. Какая-то необъяснимая волна нежности подкатила к сердцу, он еле удержался от желания обнять её, закрыть, защитить. Их взгляды встретились. И тут словно сквозь какой-то туман до него донеслись слова заведующей:
— Вот, смотрите, Иван Иваныч, в этой палате штукатурка с потолка сыпется и окно не открывается…
— Да, да, вижу, — пробормотал Александр, — я всё запишу…
В коридоре он, взволнованный, поблагодарил заведующую, пожал ей руки. «Моя, моя дочка», — бормотал. Потом почти бегом пошёл по длинному коридору. Вдруг остановился, резко повернул обратно.
— А теперь мне куда? – спросил.
— Но вы же сказали, что с домашними должны поговорить, — улыбнулась женщина.
— Нет, я её всё равно заберу, что бы они мне ни сказали…
— Тогда в отдел опеки и попечительства, там вам всё подробно объяснят.
В деревню вернулся ближе к вечеру. Баба Дуня на скамейке около своей калитки сидела.
— Штой-то долго ты как. Я все глаза проглядела.
Александр рассказал о своей поездке. А главное – о намерении забрать дочку.
— А коли жена не захочет? – прищурила глаза баба Дуня.
— Всё равно не оставлю Аню. Матушка моя ещё в силе, поможет. А вообще Светка моя – добрая баба, думаю, что согласится.
— А ты покайся, покайся, — советовала соседка, посмеиваясь. – Бабы любят, когда мужики каются. В ноги упади, бес, мол, попутал…
Следующее утро выдалось солнечным, росным. Лёгкий ветерок шевелил тонкие ветки молоденькой берёзки, выросшей у забора. «Тоже одна, сиротинка, как Анечка», — подумалось Александру. Ругнул себя за сентиментальность, пошёл к машине, помахал рукой бабе Дуне, приковылявшей к калитке проводить его…
В обед он уже звонил в дверь своей матери. Та, увидев его, забеспокоилась, град вопросов посыпался… Он, не отвечая, прошёл в комнату, сел на диван.
— Ну, слушай, мам…
Коротко рассказал всё, начиная от письма и заканчивая разговором в опеке. Мать слушала его не перебивая, иногда только меняющимся выражением глаз реагируя на его рассказ.
Оба молчали.
— Саш, если Света не согласится, давай я её заберу»,- наконец произнесла матушка.
Александр грустно улыбнулся:
— Мам, что значит заберу? Это же не котёнок из приюта. Кто тебе её отдаст?
— Но тебе-то отдадут?
— Конечно, отдадут. Женщина в опеке посоветовала сделать генетическую экспертизу, это упростит дело. Ну и справок там куча, но это не проблема. Главное сейчас – Светке всё объяснить, её уговорить. Ну и Серёге тоже.
— Да, сюрприз так сюрприз… Слушай, Саш, а давай съездим к ней. Я хоть взгляну на неё…Пока она ещё в больнице, а не в приюте…А?
Александру самому хотелось этого. Теперь, когда он был уверен в своём решении, желание это становилось всё сильнее.
— Да, давай поедем. Надо подарочков каких-то купить…
Сколько раз потом Александр с огромной благодарностью вспоминал заведующую детской больницей Анастасию Петровну. Она не только разрешила им навещать Аню, но и взять её на выходные в деревню. Девочка абсолютно здорова, но тоскует, скучает, плохо ест, плачет.
В палату они не пошли, Аню привели в кабинет заведующей. Девочка стояла в дверях. Александр будто оцепенел, слова в горле застряли. Выручила матушка, она подошла к девочке, обняла её, заплакала:
— Красавица ты моя, прости нас… Не знали мы о тебе, совсем не знали. Я бабушка твоя, а это вот папка.
Девочка сквозь слёзы посмотрела на Александра:
— Я вас сразу узнала, когда вы вчера в палату приходили. Почему не сказали, что вы отец? Я думала, что не понравилась вам…
Александр боялся, что слёзы потекут, очень подозрительно щипало в носу. Он тоже обнял дочку, поцеловал в пушистые волосы:
— Как же ты мне можешь не понравиться…Прости меня, девочка, твой папка балбес. Хорошо, что ты мне написала, умница. И бабе Дуне низкий поклон.Ни в какой детдом мы тебя не отдадим. У тебя теперь есть я, бабушка. А ещё старший брат, он студент уже…
На оба выходных дня они (под расписку и обещание привезти девочку в воскресенье вечером) увезли Анюту в деревню. Она так радовалась! Даже щёчки порозовели, глаза блестели. Баба Дуня вышла им навстречу, расплакалась, обнимая девочку. Пока Александр разгружал машину, а баба Дуня расспрашивала матушку о «житье- бытье», Аня незаметно исчезла.
— Небось, домой побегла, — вздохнула баба Дуня, – тАмока,тАмока…
Александр отправился за ней. Тот когда-то белый домик был теперь совсем ветхим, старые доски обшивки почти сгнили и кое-где отвалились. Окна были грубо заколочены крест-накрест старыми досками. Из двух рябин осталась одна, только она, уже украшенная гроздьями красных ягод, украшала грустное зрелище. Аня сидела на крылечке, натянув подол платьица на коленки, прижимала к себе полосатого кота и плакала. Александр сел рядом, обнял её, пытался успокоить. Девочка вздохнула прерывисто, вытерла слёзы.
— Это наш Матрос, — представила кота.
— Почему Матрос?
— Да он на речке все дни пропадает, его рыбой угощают. Он и в лодке плавает с нашими рыбаками, не боится.
Девочка слабо улыбнулась, погладила кота.
— Но он без меня не выживет, — опять загрустила.
— А давай его сейчас заберём к нам в дом. Когда уедем, попросим бабу Дуню кормить его, а потом…в Москву заберём, здесь не бросим. У нас жил кот, когда Серёжка маленький был, толстый ленивый Барон. Потом пропал, сын так переживал, искал по всем дворам. И нашёл-таки, мы уж и не надеялись, дней через десять. Вот радости было! Но вот уже года три как нет его, больше не заводили.
Два дня пролетели быстро. Александр скосил траву «на усадьбе», как баба Дуня говорила. Поправил забор, подлатал калитку, разобрался в сарае. Всюду его сопровождал Матрос, тёрся о ноги, мурлыкал. А когда к вечеру они с Аней на пруд отправились карасей половить, впереди них по тропинке бежал кот в предвкушении угощения. Матушка навела такой порядок в доме, что баба Дуня, приглашённая вечером на ужин, только ахнула. Окна сверкали чистотой. Из глубин старого комода были извлечены кружевные занавески и в тон им белая скатерть, выстираны и даже накрахмалены, и теперь создавали атмосферу праздника. Люстра сияла всеми пятью лампочками. Да и стол был накрыт от души.
— Бабушка твоя мастерица готовить, — улыбался Александр, объясняя Ане, из чего состоят блюда. – Она же всю жизнь поваром работала в ресторане. Это не хухры-мухры, правда, мам?
И та довольно улыбалась, потчуя внучку и гостью.
…Но вот опять серое здание больницы. Аня грустила всю дорогу. Она за эти дни успела привязаться к папе и бабушке, а теперь снова больничная палата…
— Ну потерпи ещё немножко, мой хороший, — обнимала её бабушка. – Ты только знай, что мы не бросим тебя. Не будешь плакать?
— Не буду, — сквозь слёзы говорила Анечка. – Я каждый день буду вам звонить. Бабушка, спасибо тебе за телефон, такой красивый…
И бабушка всю дорогу до Москвы носом шмыгала и глаза вытирала…
Александр понимал, что теперь осталось самое сложное – сообщить жене обо всём. Решил, что напишет сообщение. Светка — человек вспыльчивый, но отходчивый. Пусть сначала осознает всё, подумает, а потом он ей позвонит по видеосвязи, в глаза посмотрит. Так и сделал. Минут через 15 получил ответ: «Может быть, и не твоя». И три вопросительных знака. И смайлик грустный. Вместо слов отправил две фотки, он много фотографировал в деревне. На одной Аня смеётся, на другой серьёзная. Ещё через пятнадцать минут позвонил. И сердце упало. Светка с нахмуренными бровями, губы сжаты, в глаза не смотрит. Молчит.
— Ну что, Свет? Что делать будем?
— Да ты уж всё сделал… — взгляд из-под бровей как на врага народа. – Сюрприиииз… Может быть, ещё где детки твои бегают, а, Саш? Ты в командировках частенько бываешь…
— Светуль, ну я же объяснил тебе всё. Виноват. Идиот. Прости. Это было почти 13 лет назад.
— Аааа! – зловеще протянула Светка – То есть, амнистия должна быть за давностью лет, да? А как верить теперь тебе? Не знаю… И как дальше жить, тоже не знаю. Я подумаю.
И лицо жены пропало с экрана.
Александр вздохнул. В реакции сына он не сомневался. Ну поудивляется, может быть, и осудит. Но он парень добрый, с Аней подружится. Всё зависело от решения Светки. Но в любом случае дочь он не бросит. Мать предлагает сначала поселить внучку у неё, пусть, мол, Света привыкнет, чего гусей дразнить. Но он не согласен. Он рядом должен быть. Он отец
На следующий день на работу пошёл, время пролетело быстро, дел много набралось. А вечер тянулся. Надеялся, что Светка уже готова свой вердикт вынести, ждал звонка. Первый раз мать позвонила, беспокоилась. Второй раз Анютка. Уже спать собирался, когда наконец жена позвонила. Видеозвонок, лицо уже не такое сердитое.
— Ну что, как дела? – спросила .
— Да какие дела, жду приговора.
— А, то есть я теперь прокурор? — в голосе заметил смешливую нотку.
— Ну да, обвиняемый полностью признал свою вину и готов понести наказание. По всей строгости закона.
— Понятно. Значит, именем Российской федерации, гражданин …мой муж…приговаривается к пожизненному лишению свободы. Место отбывания наказания – по адресу места прописки. Вопросы есть?
— Есть. Товарищ прокурор, а как по существу нашего главного вопроса?
— А по существу вопроса… Я же не крокодил, Саш. Не съем твою Аню. Мы ведь хотели дочку, вот она и появилась. Значит, так тому и быть.
Александр курил на балконе и думал. О чём? Да о том, как же человеку мало надо для счастья. Любимая работа, любимая семья. И … душевный покой. Самая большая звезда на небе мерцала, будто подмигивала ему, соглашаясь с его мыслями.
—
Татьяна Тихомирова
