«К сожалению, многие советскую жизнь уже не видели, не знают, а некоторые, наверное, забыли.
Вы посмотрите, к примеру, фильмы Шукшина. Он много снимал людей «из жизни»: на вокзалах, в поездах, в деревне. И посмотрите на лица.
Это же лица какого-то нового человечества, где нет ни страха перед жизнью, ни тревоги, ни тем более отчаяния. Безмятежные, веселые, полные уверенности в завтрашнем дне!
Они знают, что ни в коем случае не пропадут, что их не убьют из-за угла, что они не умрут от голода.
А сегодня?! Честное слово, глядя из теперешней реальности, я думаю: да в каком же сказочном государстве мы жили!
Мне больно слышать, что нашу советскую цивилизацию для новых поколений надо чуть ли не раскапывать, наподобие греческой античности или Древнего Египта.
Для меня Советский Союз не умер и советские люди не исчезли. Я повторюсь, потому что твердо знаю: пока я жива, вот это все будет во мне. И будет таким же прекрасным!
Мне просто жалко людей, которые публично плачут, как ужасно жилось им в советские годы. Даже при том, что теперь им заплатили за это очень много денег, что у них дворцы, особняки, машины, яхты и прочее.
Мне жалко, что их жизнь (в лучшее время!) прошла мимо. Потому что моя жизнь тогда представляется такой счастливой, такой достойной…
Даже город вокруг меня, он тоже был такой достойный. Откуда бы я ни возвращалась на свою Фрунзенскую набережную, воспринимала Москву именно так.
Теперь же эти сплошные вывески, жуткие рекламы мужских трусов на фоне Кремля…
И все вроде бы сверкает, блестит, переливается, прыгает в глазах. А напоминает при этом девицу легкого поведения в дешевых стекляшках».
Инет
Жанна Андреевна Болотова — советская и российская актриса театра и кино; заслуженная артистка РСФСР. народная артистка РСФСР. Лауреат Государственной премии СССР. Википедия Родилась: 19 октября 1941 г. (79 лет), Озеро-Карачи, СССР
Ларису Огудалову разыграли в «орлянку». Такова была участь бедной бесприданницы из пьесы Островского.
Драматург не преувеличивал. Без капиталов и без имени девушкам было сложно устроить свою судьбу. Да и работу найти в XIX веке получалось не у всех. «Женских» профессий было не так уж много.
Сундук с добром – это не только серебряные ложки и пуховые перины. На такое приданое польститься могли самые бедные женихи.
Даже в деревнях за невесту старались давать коров и телят, мебель или деревянный сруб. Вышитые полотенца да мотки пряжи – неплохое дополнение, но лучше бы не единственное.
Впрочем, если невеста была здоровая и работящая, на неё почти всегда находился спрос. В деревнях могли взять и бесприданницу, главное, чтобы могла выйти в поле, когда надо, была услужлива и почитала старших.
В городах было тяжелее. Там умение управляться с огородом не было такой уж ценностью. А потому городские барышни на выданье, но без капиталов или жилья, рассчитывать могли только на везение. Или красоту.
Бесприданница Лариса не была желанной партией для богача Паратова, но зато могла скрасить досуг не бедного купца Кнурова. Островский хорошо знал быт и нравы своих современников и в пьесе показал насущную проблему. Бесприданницам на Руси жилось действительно несладко.
Мария Савина сыграла Ларису Огудалову на петербургской сцене одной из первых.
Лучше устраивались те, у кого не было средств, но имелось подходящее происхождение. Тогда был шанс попасть в Смольный институт, получить достойное образование, а затем – оказаться при Дворе.
Немало выпускниц стали фрейлинами у императриц, некоторые успешно вышли замуж – Глафира Алымова, Евгения Смирнова, Александра Левшина или Варвара Окунева. Из скромных девушек с прекрасными манерами они превращались в княгинь с большим состоянием.
И княжна Варвара Прозоровская была бедна, но принадлежала к знатному роду. Потому-то её судьба в итоге сложилась – вышла замуж за Александра Суворова. Союз, правда, не принёс счастья ни Варваре, ни полководцу. Но оказаться среди «вековуш» для того времени было ещё печальнее.
Дед писателя Сергея Аксакова женился на дворянке из хорошего семейства, хотя за ней не давали «даже повозки». Но для Аксакова высокое положение будущей родни было важнее средств.
А княгиня Мария Кантемир в середине XVIII века прямо указывала своим племяннику и брату: лучше найдите со связями, нежели богатую невесту. Связи, порой, подороже будут.
Александра Левшина, выпускница Смольного института, стала в браке княгиней Черкасской
Правда, Соня, воспитанница Ростовых из «Войны и мира», семейное гнездо свить не сумела. Хотя явно принадлежала к дворянскому кругу.
Бесприданница и сирота, симпатичная и не лишённая талантов, она не могла составить хорошую партию любимому человеку. Ей выпал невесёлый жребий – ухаживать за пожилой графиней.
О таких судьбах писал не один Л.Толстой. В романе Николая Некрасова «Мёртвое озеро» есть героиня, девушка Зина. Всю свою жизнь она провела в доме богатой дамы Натальи Кирилловны.
«Она целые дни просиживала на скамейке у ног своей благодетельницы… Детских игр она не знала: каждую минуту она страшилась разгневать её. Зину ничему не учили; да и некогда ей было учиться.
Если Наталья Кирилловна держала диету, Зина должна была тоже… Может быть, поэтому Зина мало росла: хотя ей было уже 15, но она была ещё, как дитя».
фрагмент картины «Приезд гувернантки в купеческий дом»
Терпеть причуды благодетельницы Зине было непросто, но куда деваться дочери дворецкого, без средств к существованию?
Тем, кому удавалось получить образование, могло посчастливиться попасть в гувернантки. Правда, до середины XIX века в знатные дома чаще брали иностранок.
Множество девушек того времени, не наделённые состоянием, оставались на положении «бедных родственниц» у более успешных дядюшек и двоюродных сестер. Называли их «взятушками», от слова «взять».
Например, генерал Воин Васильевич Нащокин, живший в XVIII веке, кроме своих пятерых детей воспитывал дочек-сирот своих полковых товарищей. В огромном доме богатого барина места хватало всем.
В семьях часто воспитывались бедные родственники или дети друзей.
Но даже при подчеркнуто равном отношении к своим и чужим детям, воспитанницы хорошо понимали разницу в положении.
Взятая в дом дяди Екатерина Воронцова вспоминала впоследствии, как для неё и для кузины шили платья из одного куска материи, по одним лекалам.
Только Анну, её кузину, приглашали играть в императорский дворец, а Екатерина оставалась в домашней детской. Об этом она помнила всю свою жизнь.
Другая Екатерина, Телешева, из обедневшего дворянского рода, чтобы обеспечить себя была вынуждена поступить в Петербургское театральное училище. Стройная и привлекательная, она блистала на сцене и долго пользовалась покровительством графа Милорадовича.
Но при всей своей прелести и талантах Телешева не могла рассчитывать на «достойное положение» в обществе. Бесприданница и фаворитка – её удел.
Богач Шишмарёв содержал её вместе с шестью общими детьми, но даже свою фамилию дочери и пяти сыновьям не удосужился дать.
Екатерина Телешева (в другом варианте написания — Телешова) была музой Грибоедова и возлюбленной графа Милорадовича
Не женился на бесприданнице и русский писатель Андрей Тимофеевич Болотов. «Со слезами почти на глазах…выгоняя прекрасные воспоминания», по его же собственным словам, он в 1764 году вступил в брак с Александрой Кавериной.
А русский изобретатель Михаил Васильевич Данилов прямо писал о женщинах, не располагавших средствами: «В женах быть не годится, за низостью рода».
«Свадьба без проку не бывает», — говорил камер-юнкер Ф.Берхгольц.
Весь XVIII век в дворянских кругах толковали о равности положения вступающих в брак. Столетие спустя этот принцип соблюдали уже не так безоговорочно.
Но бесприданницы и в ту пору спросом не пользовались. Обговаривать размер «невестиного добра» было хорошим тоном. А вот если его не было…
Тогда вариантов оставалось не так уж много. Идти работать или идти в богатый дом на других условиях. Кстати, Лариса Огудалова выбрала второй путь. Правда, ей помешали…
Владимир Маковский «Приезд на дачу», 1899 год На этой картине мы видим семью, которая приехала из города, чтобы провести лето на даче. Хозяева стоят на пороге дома, а прислуга заносит многочисленные вещи — сумки, шляпные коробки, узлы с вещами и даже удочки. Скорее всего, тут встречают главу семейства, который по будням работает, а по выходным приезжает отдохнуть и навестить семью.
Дачи занимали важное место в жизни русского человека в 19 веке.
Начиная с мая, из Москвы и Петербурга тянулись вереницы экипажей, наполненных разнообразным скарбом – посудой, одеждой, книгами.
Горожане приезжали в дачные посёлки на всё лето, уезжая, порой, только в конце сентября.
На дачах, вдали от городской суеты, всё было создано исключительно для отдыха.
Вставали обычно не раньше 10 утра, после чего шёл завтрак, прогулки, купание, верховая езда.
По вечерам ходили друг к другу в гости, устраивали настольные игры, представления и другие коллективные развлечения.
Евгений Гюнтер в своей книге «На дачу. История загородной жизни» пишет:
«По магазинам, как говорят сейчас, не бегали – разносчики подвозили продукты на телегах прямо к самому крыльцу. Утром – свежий хлеб и молоко, ближе к обеду – мясо или рыбу.
Выйдет, скажем, дачница на террасу после дневного сна, там её мороженщик поджидает, а у него за спиной уже кондитер со сладостями маячит!»
По дачным посёлках часто гастролировали как бродячие артисты, так и солидные театральные труппы.
Известный любитель загородной жизни Антон Чехов в своих воспоминаниях писал:
«До сих пор в деревне были только господа и мужики, а теперь появились ещё и дачники.
Все города, даже самые небольшие, окружены теперь дачами. И можно сказать, дачник лет через двадцать размножится до необычайности. Теперь он только чай пьёт на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займётся хозяйством».
Как мы видим, гениальный писатель предчувствовал перемены, которые скоро произойдут не только в дачной жизни, но и во всей стране.
«Спрашиваю: «Где же твой отец, Ваня?» Шепчет: «Погиб на фронте».
— «А мама?»
— «Маму бомбой убило в поезде, когда мы ехали».
— «А откуда вы ехали?»
— «Не знаю, не помню…»
— «И никого у тебя тут родных нету?»
— «Никого».
— «Где же ты ночуешь?»
— «А где придется».
Закипела тут во мне горючая слеза, и сразу я решил: «Не бывать тому, чтобы нам порознь пропадать! Возьму его к себе в дети». И сразу у меня на душе стало легко и как-то светло.
Наклонился я к нему, тихонько спрашиваю: «Ванюшка, а ты знаешь, кто я такой?» Он и спросил, как выдохнул: «Кто?» Я ему и говорю так же тихо. «Я — твой отец».
Боже мой, что тут произошло! Кинулся он ко мне на шею, целует в щеки, в губы, в лоб, а сам, как свиристель, так звонко и тоненько кричит, что даже в кабинке глушно: «Папка родненький! Я знал! Я знал, что ты меня найдешь! Все равно найдешь!
Я так долго ждал, когда ты меня найдешь!» Прижался ко мне и весь дрожит, будто травинка под ветром. А у меня в глазах туман, и тоже всего дрожь бьет, и руки трясутся…
Как я тогда руля не упустил, диву можно даться! Но в кювет все же нечаянно съехал, заглушил мотор. Пока туман в глазах не прошел, — побоялся ехать: как бы на кого не наскочить.
Постоял так минут пять, а сынок мой все жмется ко мне изо всех силенок, молчит, вздрагивает. Обнял я его правой рукою, потихоньку прижал к себе, а левой развернул машину, поехал обратно, на свою квартиру.
Какой уж там мне элеватор, тогда мне не до элеватора было. Бросил машину возле ворот, нового своего сынишку взял на руки, несу в дом.
А он как обвил мою шею ручонками, так и не оторвался до самого места. Прижался своей щекой к моей небритой щеке, как прилип. Так я его и внес.
Хозяин и хозяйка в акурат дома были. Вошел я, моргаю им обоими глазами, бодро так говорю: «Вот и нашел я своего Ванюшку! Принимайте нас, добрые люди!»
Они, оба мои бездетные, сразу сообразили, в чем дело, засуетились, забегали. А я никак сына от себя не оторву. Но кое-как уговорил. Помыл ему руки с мылом, посадил за стол.
Хозяйка щей ему в тарелку налила, да как глянула, с какой он жадностью ест, так и залилась слезами. Стоит у печки, плачет себе в передник.
Ванюшка мой увидал, что она плачет, подбежал к ней, дергает ее за подол и говорит: «Тетя, зачем же вы плачете? Папа нашел меня возле чайной, тут всем радоваться надо, а вы плачете».
А той — подай бог, она еще пуще разливается, прямо-таки размокла вся! После обеда повел я его в парикмахерскую, постриг, а дома сам искупал в корыте, завернул в чистую простыню.
Обнял он меня и так на руках моих и уснул. Осторожно положил его на кровать, поехал на элеватор, сгрузил хлеб, машину отогнал на стоянку — и бегом по магазинам.
Купил ему штанишки суконные, рубашонку, сандалии и картуз из мочалки. Конечно, все это оказалось и не по росту и качеством никуда не годное.
За штанишки меня хозяйка даже разругала. «Ты, — говорит, — с ума спятил, в такую жару одевать дитя в суконные штаны!»
И моментально — швейную машинку на стол, порылась в сундуке, а через час моему Ванюшке уже сатиновые трусики были готовы и беленькая рубашонка с короткими рукавами.
Спать я лег вместе с ним и в первый раз за долгое время уснул спокойно. Однако ночью раза четыре вставал.
Проснусь, а он у меня под мышкой приютится, как воробей под застрехой, тихонько посапывает, и до того мне становится радостно на душе, что и словами не скажешь!
Норовишь не ворохнуться, чтобы не разбудить его, но все-таки не утерпишь, потихоньку встанешь, зажжешь спичку и любуешься на него…
Перед рассветом проснулся, не пойму, с чего мне так душно стало? А это сынок мой вылез из простыни и поперек меня улегся, раскинулся и ножонкой горло мне придавил.
И беспокойно с ним спать, а вот привык, скучно мне без него. Ночью то погладишь его сонного, то волосенки на вихрах понюхаешь, и сердце отходит, становится мягче, а то ведь оно у меня закаменело от горя…»
