Умер Леха-дурак. Рассказ Натальи Солунской

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Умер Леха-дурак.

В последнее время он ходил в наш храм, и мы часто встречались. Больше всего я боялась, что Лёха меня узнает.

В тот день я его узнала сразу. Хотя он очень постарел, полысел, поседел… Как-то весь осунулся, сгорбился. Но на меня, как когда-то много лет назад, смотрели добрые детские глаза.

"Что он делает у нас в храме?", – подумала я.

– Привет, – улыбнулся он.

– Привет… Неужели узнал?

– Тебя как зовут?

– Не узнал, – выдохнула я.

– Меня? Лена.

– Твои девочки?

– Мои.

– Мальчика не хватает, – как ребенок рассмеялся он и достал из растянутого кармана грязной куртки какую-то чёрствую булку.

– Ну да.

– Давай дружить, – протянул он ее моей третьей дочке, Дуняше.

– Давай, – ответила она. Они стояли, смотрели друг на друга и улыбались – маленькая девочка и осунувшийся, стареющий мужчина с детскими глазами…

– Давай дружить, – пронеслось у меня в голове и током отозвалось в сердце…

… "Давай дружить". Было это много лет назад. Я была ещё девчонкой. Жила в этом районе и училась, наверное, классе в пятом или шестом. У нас была большая, дружная компания – мальчишки, девчонки.

Сделав уроки, мы до ночи носились по школьному двору или парку (где я сейчас гуляю со своими дочками), играли пионербол, вышибалы, казаки-разбойники. Влюблялись, ссорились, мирились.

Однажды мы сидели на лавочке, вели какие-то свои беседы, шутили, смеялись.

– Давайте дружить, – раздался вдруг голос. Мы замолчали и обернулись. Это был Лёха-дурак. Леха был года на три нас старше и тоже жил в нашем районе. Не знаю, родился ли он таким или что-то случилось потом, но он был, как мы говорили, "больным на всю голову".

Сейчас я понимаю, что у него было сильное отставание в развитии, и он вёл себя, как маленький ребёнок. Он нигде не учился (по крайней мере, я так думаю), целыми днями бродил по улице и ко всем приставал.

Кто его родители, я тогда не знала. Только недавно, увидев Леху с одной нашей старушкой-прихожанкой, я поняла, что это его мама.

– Давайте дружить, – повторил Лёха-дурак. И улыбнулся какой-то робкой улыбкой. Мы переглянулись.

– С кем? С тобой? – выступил вперед один мальчик. И громко заржал.

– Ты же дурак!

– Дурак! Дурак! – подхихикнули девочки. И я вместе с ними. Леха растерянно смотрел на нас, и с лица у него не сходила та глупая детская улыбка.

– А ну пошёл вон! – выкрикнул тот первый мальчик.

– Пошёл, пошёл, – эхом подхватили мы. Леха все улыбался…

Тогда другой мальчик выскочил вперед, толкнул его и победно посмотрел на нас.

Тут "дурак", наконец что-то понял, громко всхлипнул, вытер рукавом нос, развернулся и уныло побрел.

Мы хохотали ему вслед. Мы были такими здоровыми, крутыми, дружными. И такими злыми… А он медленно брел, опустив голову…

…Ещё помню. Мы так же гуляли, и нам так же было весело.

– А у меня собака, – подошел к нам Леха-дурак. В руках у него был маленький щенок. И он опять улыбался своей глупой, детской улыбкой.

– Хотите погладить? Мы хотели. Но нам было стыдно общаться с дураком. Мы же были такими классными.

– Ты – дурак! И собака твоя – дура! – выкрикнул кто-то. И мы опять заржали.

– Не дура! Не дура! – закричал в ответ Леха и неожиданно бросился на нас. Мы, девчонки, с визгом бросились врассыпную. А мальчишки схватили кто – палку, кто – камень и встали "в позу".

– Моя собака не дура! – продолжал кричать Леха. Тут в него полетели камни. А я? А что я… Я же тоже была крутая. Ещё круче мальчишек. И я тоже схватила камень и бросила в него. Хорошо помню, что он попал ему в плечо, и парень вскрикнул от боли. Еще помню, как он согнулся, закрывая собой щенка. А потом повернул ко мне залитое слезами лицо.

– Ты, ты… Ты – мелкая! – заикаясь проговорил он.

– А ты – дурак! – Огрызнулась я. Мы стали врагами. Точнее, мы считали Леху-дурака своим врагом.

– Эй, придурок, – кричали мы, завидев его.

– Что? Испугался? – Что, ссыкло?

– А где твоя глупая собака? Он, правда, стал нас бояться, и завидев, просто обходил стороной. И больше ни разу не сказал с детской улыбкой на лице: "Давайте дружить". Мы были сильные. Мы победили…

Шли годы… Я выросла. Мы с родителями уехали за границу, потом я поступила в институт, закончила, устроилась на работу. Жизнь моя протекала теперь вне района, Леху я больше не видела и скоро забыла.

А потом я вообще вышла замуж и уехала, но вернулась. И теперь мы с мужем и детьми живем здесь. И вот однажды я встретила Леху-дурака у нас в храме. Я все вспомнила, и мне стало очень стыдно. Каждый раз при очередной встрече я боялась, что он мне скажет: "А я тебя помню!".

Но он не говорил. Он по-детски улыбался и протягивал моим девчонкам то конфеты, то какие-то печеньки. Иногда – свечи. Несколько раз стоял на подворье с моей коляской. И всегда спрашивал: "А когда будет мальчик?".

– Забыл, – облегченно думала я. И вот около полугода назад он как всегда радостно кивнул нам: "Привет!". Потом улыбнулся и сказал: "А я тебя помню. Ты… мелкая".

Я смотрела на него и готова была провалиться сквозь землю.

– Прости, – выдавила я. А он полез в карман, достал какой -то леденец и протянул мне. И в глазах у него читалось: – Давай дружить!

– Давай! – промолчала я в ответ. Дома я плакала. Почему? Я не знаю. Быть может потому, что мне было стыдно. Или потому, что я понимала, что Леха давно меня узнал, но еще раньше простил.

Он давно всех нас простил. И, получается, что этот "дурак" намного чище и добрее нас. Он простил по-настоящему, как умеют прощать только дети. И как я прощать не умею…

– Привет! Когда будет мальчик? – радостно подошел он ко мне на следующий день. И подходил еще много раз. А потом он умер. Я узнала это от его мамы, когда, не увидев Леху на нескольких службах, спросила, где он.

– Умер-умер! – стучало в висках. А перед глазами стоял мальчик с робкой улыбкой и словами: "Давайте дружить!". И тот же мальчик, закрывающий собой щенка от наших камней. И тот же "мальчик", с детскими глазами, который сказал моей Дуне: "Давай дружить!" и который радостно встречал меня каждый раз у храма.

И я… А что я… Мне просто стыдно! И мне очень его не хватает. Его детской улыбки и добрых глаз.

– Прости меня, Леха, – думаю я часто. – Ты настоящий друг!

Наталья Солунская

Меньше

Рейтинг
5 из 5 звезд. 2 голосов.
Поделиться с друзьями:

Картоха. Рассказ Татки Абрамовой

размещено в: Такая разная жизнь | 0

КАРТОХА

Вечером к Лене ворвалась Ирина. Вся такая красивая, духи-помада-брови-губы. В модном пальто и крутых сапогах. В образе ничего лишнего, без перегибов.

Лена вздохнула, найти бы время до мастера дойти, цвет волос освежить. Ирина всегда как праздник. Вывалила ворох последних новостей. О мужчине новом рассказала.

— Мы совпадаем во всем! Будто один человек на жизнь смотрит! Вот точно, мы словно друг друга нашли! Лена слушала, кивала. Весь вечер они проговорили о важности совпадения душ.

Когда Ирина ушла, Лена крепко призадумалась о своем муже. Не было у них этого совпадения душ, хоть ты тресни. И любви умопомрачительной не было. Все не так как надо.

Сегодня ее Игорь работал в вечернюю смену, так что Лена уложила сына спать, стала ждать мужа и думать. Однажды они чуть не развелись.

Сережка кашлял сильно. Недели две. Лена, как велели врачи, давала сиропы-капли, думала, что пройдет. Игорь велел ехать к знакомому врачу. Лена не давала. Игорь настаивал. Ссорились.

Лена вышла в магазин за молоком, чтобы остыть, вернулась, а дома никого нет. Муж позвонил из больницы. Сережку положили, и он сам с ним лежал. Выписали через неделю. Сын здоров.

А когда у нее аллергия была на руках страшенная? Лена даже готовить не могла. Любое движение отзывалось болью в пальцах и кистях.

Игорь взял на себя уход за ребенком и домашние дела. Когда Лена плакала от того, что у нее руки некрасивые он ей эти руки гладил. Без отвращения. «Лен, ну ты чего? Нормально все».

Много таких историй. Что ни день, то история. А так ну разные совсем.

Она макароны любит, а он картоху жареную.

Кстати… Когда Игорь вернулся со смены, в квартире пахло жареной картохой. А жена встречала, как всегда. Он с нежностью смотрел на свою идеальную женщину.

— Ленчик, как вкусно пахнет! Люблю картоху. И оба понимают, что речь совсем не о картохе…

Автор: Татка Абрамова

Из сети

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Надежда. Рассказ Валентины Телуховой

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Я осиротела в шесть лет. Нас у мамы уже было две девочки, а мама рожала третью. Я всё помню, как мама кричала, как собрались соседки, плакали, как смолкал мамин голос…

Почему не вызвали врачей, не отвезли маму в больницу? До сих пор не могу этого понять. Почему? Далеко было до посёлка? Дороги перемело?

Я так и не знаю до сих пор, была же какая-то причина? Мама умерла в родах, оставив нас двоих и маленькую новорожденную Оленьку.

Отец после смерти мамы растерялся, родни у нас никакой не было здесь, на Дальнем Востоке, все на Западе, помочь отцу справиться с нами было некому. Соседки присоветовали отцу срочно жениться.

Не прошла и неделя после маминых похорон, а отец вот он – жених. Посоветовали отцу люди посвататься к учительнице, говорили, что она добрая женщина. Отец и пошёл. Посватался и получил согласие.

Видно отец приглянулся ей, что ли? Он молодой, пригожий был — это точно. Высокий, стройный, глаза чёрные-чёрные, цыганские. Засмотреться можно было. Как бы то ни было, приехал отец к вечеру с невестой на смотрины.

— А я вам мамку новую привёз! Меня такая досада взяла, горечь какая-то, я не умом, а сердцем детским чувствовала в этом что-то нехорошее.

В доме еще все мамой пахло. Мы еще в платьицах ходили, сшитых и постиранных ее руками, а он нам уже новую маму нашел.

Теперь-то, через года, я понимаю его, а тогда я его просто возненавидела и невесту его заодно. Что уж эта женщина напридумывала про нас, не знаю, но она зашла в дом в обнимку с отцом. Оба они были чуть-чуть пьяные, а она и говорит нам: — Будете меня мамой звать, останусь.

Я младшей и говорю: — Она нам не мама. Наша мама умерла. Не зови! Сестренка заревела, а я как старшая выступила вперед.

— Нет, не будем! Ты нам не мама. Чужая ты!

— Смотрите, какая разговорчивая! Ну, тогда я с вами не останусь. Учительница за дверь, а отец хотел было за ней пойти, и вдруг на самом пороге замер как-то, не пошел.

Постоял, опустив голову, потом повернулся, подошел к нам, обнял нас, да как заплачет в голос, и мы тоже давай реветь вместе с ним. Даже маленькая Оленька в кроватке своей захныкала.

Мы маму нашу оплакивали, а отец – любимую жену, но в наших слезах было горя больше, чем в отцовских.

Сиротские слезы – они на всем белом свете одинаковы и сиротская тоска по родимой матери на всех языках одна. Я тогда первый и последний раз в жизни видела, как отец плачет.

Отец с нами еще прожил недели две, он в Леспромхозе работал, их бригада в тайгу уходила. Как быть? Работы другой в селе не было. Договорился отец с соседкой, денег ей оставил нам на еду, Оленьку отнес к другой соседке и подался в тайгу.

Вот мы остались одни. Соседка придет, сварит, печь истопит и пошла. Своих дел полно было. А мы одни дома целыми днями: и холодно нам, и голодно, и страшно.

Деревня стала думать, как нам помочь. Нужна была женщина, чтобы семью спасти. Да не какая-нибудь, а особенная, способная принять чужих детей, как своих.

А где такую найти? В разговорах узнали, что в родне дальней у нашей односельчанки есть молодая женщина, которую бросил муж из-за того, что она бездетной оказалась. Или был у нее ребенок, да умер, а больше детей Бог не дал ей, толком никто не знал. Все- таки узнали адрес, написали письмо и через эту тетку Марфу вызвали нам Зину.

Отец был еще на лесозаготовках, когда Зина рано утром пришла к нам. Зашла она в дом так тихо, что мы и не слышали.

Проснулась я, а в доме шаги. Ходит, совсем как мама, кто-то, посудой гремит на кухне, а по дому запах! Блины пекутся! Мы с сестрой тихонечко стали в щелочку подсматривать.

Зина тихо хозяйничала: мыла посуду, отмывала полы. Наконец, она по звукам поняла, что мы проснулись.

— Ну, идите уж, белянки, поедим! Нам чудно стало, что она нас белянками назвала. Мы с сестрой и правда светловолосые да голубоглазые — в маму. Набрались мы храбрости, вышли из комнаты.

— Садитесь к столу! Нас не нужно было два раза звать. Мы блинов наелись и уже почувствовали доверие к этой женщине.

— Меня тетей Зиной звать. Зовите так. Потом тетя Зина искупала нас с Верой, все нам постирала и ушла. Мы на второй день ждем: она пришла!

Дом преобразился под ее руками. Опять стало чисто и опрятно, как при маме. Недели три прошло, а отец в тайге.

Тетя Зина за нами смотрит, лучше и быть не может, а сама, наверное, переживает очень и не дает нам к ней привязаться. Особенно Верунька к ней тянулась. Понятно, ей ведь три года всего было тогда. Я относилась осторожно.

Строгая была эта тетя Зина. Неулыбчивая какая-то. Наша мама веселая была, песни пела, плясать любила, отца «Ванек» звала.

— Вот приедет отец из тайги, да не примет меня. Какой он хоть у вас? Я так неуклюже стала отца расхваливать, что чуть было дела всего не испортила! Говорю: — Он у нас хороший! Смирный такой! Напьется и сразу спать!

Тетя Зина сразу насторожилась: — Часто пьет?

— Часто! — отвечает младшая, а я ее ногой под столом толкаю и говорю: — Да нет, по праздникам только.

Тетя Зина ушла в тот вечер успокоенная, а отец из тайги вечером приехал. Вошел в дом, огляделся, удивился: — Я думал, вы тут беду бедуете, а вы как принцессы живете.

Мы ему как могли все рассказали. Отец сел, задумался, а потом и говорит: — Ну что, пойду и я посмотрю на новую хозяйку. Какая хоть она?

— Красавица, — торопливо сказала Верочка, — и блины печет, и сказки рассказывает. Уже сейчас, вспоминая все это, я всегда улыбаюсь.

Зину ну никак, ни по каким меркам, красавицей не назовешь. Худенькая, маленькая, блеклая какая-то, она, конечно, красавицей не была, но что дети в этом понимают? А может только они и понимают в чем она – красота человека?

Отец засмеялся, оделся и пошел к тетке Марфе, которая жила неподалеку. На другой день отец привел к нам Зину сам. Встал утром пораньше, сходил за ней, и Зина опять так робко в дом вошла, как будто боялась чего-то.

Я Верочке говорю: — Давай эту мамкой звать, эта хорошая! И мы с Верой в один голос как закричим: — Мама, мама пришла! Отец с Зиной вместе за Оленькой сходили.

Вот для кого Зина стала настоящей матерью. Пылинки с нее сдувала. Оля мать не помнила. Вера забыла, а я одна помню ее всю жизнь, и отец помнит.

Я подслушала однажды, как отец, глядя на фотографию матери, тихо сказал: — Почему ты так рано ушла? Ушла и всю мою радость с собой унесла.

Недолго я прожила с отцом и мачехой. С четвертого класса по интернатам, у нас в поселке не было большой школы. После седьмого класса в техникум поступила.

Все я стремилась пораньше из дома уйти, а почему? Зинаида меня никогда ни словом, ни делом не обидела, берегла, как родную, а я все дичилась.

Неблагодарная я, что ли? Профессию акушерки я себе, наверное, не случайно выбрала.

Мне нельзя вернуться во времени и спасти мою маму, но я уберегу другую.

Валентина Телухова

Из сети

Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

Пантелеевы лепёшки. Рассказ Юрия Коваля

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Пантелеевы лепёшки

Прошлую ночь ночевали мы у деда Пантелея. Давно, лет пятьдесят назад, срубил он в тайге дом и живет в нём один.

Добрались мы до Пантелея поздно ночью. Он обрадовался гостям, поста­вил самовар. Долго мы сидели за столом, разго­варивали, пели песни.

Пантелей больше молчал и всё вглядывался, какие они, городские-то люди. Чудными казались ему наши разговоры и песни, привезён­ные из города. Одна песня понравилась ему: «На улице дождь, дождь…»

Утром мы встали пораньше, затемно, а дед уже поднялся. Я заглянул к нему за перегородку. Там на столе горела свеча, и при свете её дедушка Пантелей месил тесто. Видно, собрался печь хлеб.

Взошло солнце. Мы стали собираться в дорогу и на прощанье решили сфотог­рафировать Пантелея.

— Вы, дедушка, снимите шапку — чего в шапке фотографироваться.

— Зачем её снимать? Она ведь голо­ву греет.

— Ну ладно, тогда возьмите в руки сеть, будто вы её чините. Шапку Пантелей снимать не стал, а сеть взял в руки, покачивая головой и улыбаясь затеям городского человека.

Потом он сходил в дом и вынес что-то завёрнутое в тряпицу. Свёрток был го­рячий. Я развернул его и увидел тон­кие лепёшки из ржаной муки.

— Возьми,— сказал Пантелей.— На дорогу.

Когда мы перевалили гору Чувал и остановились передохнуть, я достал из мешка Пантелеевы лепёшки. Они вы­сохли и покрошились. Мы стали есть их, размачивая в ручье. Ни соли, ни сладости не было в Панте­леевых лепёшках. Они были пресными как вода.

Я удивлялся: что за странные лепёш­ки, почему в них нет вкуса. Потом по­нял, что вкус есть, только уж очень про­стой.

Такие лепёшки может, наверно, испечь только одинокий старик, живу­щий в тайге.

Юрий Коваль

Из сети

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями: