ФРИДА

Алёна медленно шла домой. Плечи повисли, лоб напряжённый, в глазах слёзы. На последнем собеседовании, как и на предыдущих, ей отказали сразу – типа, не по Сеньке шапка, куда ломишься?

Здесь все не просто с высшим, а с наивысшим образованием, все учились за границей, все из обеспеченных семей. Красный диплом? А ты кто?

Дом был близок, мусорка, стоянка машин, а за ней и дом. Девушка погрузилась в свои невесёлые думы, но вдруг услышала отчаянный визг. Подняв глаза, Алёна увидела, как возле мусорки тройка пацанов мучает собаку.

— Что вы творите, уроды? Девушка кинулась к ним, а они, захохотав, подкидывали собачку ногами как футбольный мяч.

Собачка с визгом подлетала и падала в снег, благо его за ночь насыпало много, он был еще мягкий, рыхлый. Снег принимал в свои объятья собачку, притормаживая падение. Но ситуация грозила перейти в серьёзные мучения животного.

— А ну прочь, засранцы! Оставьте животное в покое! Один подросток, изловчившись, схватил собачку за шкирку и отбежал за мусорные ящики.

Пёсик скулил, а мальчишка глумливым голосом кричал Алёне: — Догони, догони! Не догонишь, не догонишь! То, что произошло дальше, ввергло в изумление хулиганов.

Алёна, разбежавшись, легко перемахнула через ящики с мусором, взлетев над ними как птица. Для неё же всё было как в замедленной съёмке кино.

Вот она, 14-летняя школьница, которая идет на золотую медаль в соревнованиях по лёгкой атлетике, берёт высоту, никем до сих пор в их городе непокорённую.

Она бежит, отталкивается и взлетает над планкой, и перелетев, неудачно приземляется на спину, подогнув левую ногу. Боль! Какая боль! Какая боль!

Собачка берёт высокую ноту, визг возвращает Алёну в реальность, и она понимает, что есть всего лишь один шанс, одна попытка правильно встать на ноги.

И от этого приземления сейчас зависит жизнь беззащитного животного. Страх, то самый липкий, животный страх где-то там, внизу живота, пауком сжимал мышцы. Я упаду… я снова упаду… я не смогу… я не смо….

И тут девушка почувствовала, как тело сконцентрировавшись, вспомнило все тренировки, вспомнила слова тренера: «Расслабься, кошка, представь, что ты животное, а кошка всегда приземляется мягко, она всегда извернётся в полёте, она всегда пружинит на лапах.

Ты – кошка! Ты летишь, и ты мягко встанешь на ноги! Давай! Я верю в тебя!» Я верю в тебя! Я верю в тебя! Я верю в себя! Алёна, спружинив на здоровую правую ногу, ушла в кувырок, смягчив приземление.

Ошарашенные пацаны не дышали, глядя на это трюк – доселе никто у них не отбивал животное, и уж тем более, так не взлетал! Девушка подскочила к тому, кто держал собаку и одним выкручивающим движением выхватила собаку.

— Ух ты! Ты и баскетболом занималась! – восхищённо произнес один из хулиганов.

— Пошли вон! Я сказала, пошли вон! – от ярости Алёна не чувствовала боли в ноге. Она готова была драться с этими переростками, но они развернулись и припустили прочь.

— Узнаю, что ещё кого мучаете – забью! – крикнула им в след спасительница собаки. Припадая на больную ногу, девушка двинулась в сторону своего подъезда.

Она не видела, как в дальнем углу стоянки стоял молодой мужчина возле дорогой иномарки. Он оказался случайным свидетелем прыжка.

Поняв, что не успеет добежать до хулиганов раньше девушки, решил по-своему наказать юных мучителей. Он схватил пробегавшего рядом заводилу.

— А, Максим, опять? – подросток был соседом мужчины, и проказы и проступки подростка были хорошо известны взрослому человеку.

— Я предупреждал тебя? Ты не понял, я смотрю, теперь держись! – мужчина отпустил выворачивающего из рук парня.

— Завтра, Максим! Завтра! – крикнул мужчина вслед убегающим пацанам.

– Лопаты в гараже, и чтоб весь двор вычистили! … Алёна вошла в квартиру, положила собаку на коврик и опустилась на пол. Нога ныла, куртка испачкана, глянув на себя в зеркало, она увидела в нём раскрасневшуюся, взлохмаченную себя.

— Да-а… дела… — произнесла девушка.

– И работы нет, и денег нет, и нога теперь болеть будет, и ещё собака эта… у-у-у – она вдруг заплакала, прижавшись спиной к стене.

Алёна рыдала, а в это время собака поднялась и подошла к ней. Лизнула руку, потом щёку, а потом стала слизывать слёзы с лица плачущей спасительницы. Та открыла глаза, и не переставая плакать, обняла собаку, прижала к себе и тихонько постанывала.

Успокоившись, Алёна стала рассматривать животное – белая, пушистая, явно породистая собака. На шее у неё был ошейник, на котором висел белый медальон – Фрида.

Буквы были нанесены гравировщиком, простые, хорошо читаемые. На обороте номер телефона. Алёна придвинула к себе сумку, брошенную на пол, и достала телефон.

— Хорошо, что цел! — Гудки длились долго.

— Алло! Я вас слушаю, — услышала Алёна женский голос.

— Скажите, пожалуйста, у вас есть собака? –Алёна с ходу задала важный вопрос.

— Да, деточка, есть, но она выскочила из квартиры, когда входил сантехник, — ответил растерянно женщина.

– Знаете, белая такая собачка, Фрида. Алёне показалось, что на том конце послышались всхлипывания.

— Где вы живёте? Адрес, названный собеседницей, был буквально рядом. Хозяйка спасённой собачки жила через пару подъездов от девушки.

— Деточка, вы моя спасительница!

– Радости женщины не было предела! Собачка прыгала, лаяла, металась между Алёной и хозяйкой.

– Фрида, Фрида, моя девочка! Моя любимая, моя сладкая! Позже, в гостиной, когда всё было готово к чаепитию, Эмма Карловна рассказала девушке, что Фридой она назвала собачку в память о своей горячо любимой сестре Фредерике.

— Фредерика, дома её называли Фрида. Она любила всех – собак, кошек, птиц. Всегда в доме были животные. Она их спасала, любила, лечила. Кого-то пристраивала, кто-то оставался с нами. Животные были её жизнью.

– Эмма Карловна держала в руке чёрно-белое фото, на котором были две девочки. Они стояли у камина, держась за руки, почти одного роста, похожие как две капли воды.

На них были одинаковые тёмные платья с оборками, кружевные белые воротнички. Белые волосы девочек были заплетены в косички. Они улыбались и выглядели такими счастливыми, что Алёна невольно заулыбалась сама.

— Фрида скончалась к несчастью и я осталась одна. Да, дети, внуки, они есть и очень дружны между собой и со мной. Но знаете, у близнецов же такая мистическая связь! Когда её не стало, я сама словно умерла… — она тихонько вытерла уголки глаз белым кружевным платочком.

— А потом внук показал мне щенков. У его знакомых собачка ощенилась и родились несколько бесподобных пушистых комочков! Мы съездили к ним, я сомневалась – всё же немолода, но эта девочка…

— Эмма Карловна с любовью посмотрела на Фриду. Та лежала в кресле на подушке и так внимательно смотрела на хозяйку, что взгляд был совсем человеческим.

— Она так же смотрела на меня там, лёжа возле своей мамы. Потом она подползла ко мне и посмотрела прямо в душу! Словно моя сестра вернулась! Фрида, — старушка улыбнулась.

— Спасибо вам, Алёна! Я вам от всей души желаю, чтобы всё в вашей жизни стало хорошо, и даже очень хорошо! – на прощанье счастливая хозяйка вложила девушке в руки пакет, в котором явно лежали вкусняшки.

Через пару дней, когда боль в щиколотке совсем утихла, и вкусняшки уже закончились, зазвонил телефон.

— Здравствуйте! Алёна Симоненко? Вы были у нас на собеседовании. Когда вы можете подъехать для повторного собеседования?

Шеф хочет поговорить с вами лично. Алёна летела через двор, даже не замечая, что каждый уголок заснеженной территории вычищен от снега, который не просто собрали в кучи, а слепили из него снеговиков.

Секретарь, выглядевшая как модель, сошедшая с обложки наимоднейшего журнала, открыла дверь в кабинет.

— Шеф вас ждёт. Алёна вошла в кабинет. Мягкий свет из окна делал обстановку волшебной. Мужчина стоял к ней спиной, глядя на город, который раскинулся внизу словно на ладони. Он повернулся и улыбнулся вошедшей претендентке на должность.

— Ну здравствуйте, прекрасная спасительница белых собачек! На прошлом собеседовании с вами разговаривали некорректно. Позвольте же исправить ошибку. Когда вы сможете приступить к работе?

© Вита Сапфир Фото из интернета

Рейтинг

5 из 5 звезд. 3 голосов.

Дверь

Петр Петрович непонимающим взглядом уставился на дверь. Что он тут делает? Надо же, задумался, и ноги сами принесли его к порогу старой квартиры, где они с женой прожили вместе почти двадцать пять лет.

Сейчас он стоял, удивленно разглядывая возникшую прямо перед его носом дверь. Обычную, впрочем, дверь, каких в подъезде каждая вторая. Обитая дерматином и перетянутая на ромбы медными заклепками.

Лишь одна из клепок была серебристая, Петр Петрович помнил, как лет пятнадцать назад, когда оригинальная из комплекта куда-то потерялась, и часть дерматина повисла некрасивым бугром, он собственноручно восстановил обивку.

И теперь на этом месте, среди россыпи золотистых сестер, серебряной звездочкой сверкала одна не в комплект. Петр стоял, смотрел на эту серебристую точку и не спешил уходить…

* * *

Перемены в жизни Петра Петровича случились год назад и именно тогда, когда он был полностью к ним готов. Его угнетала работа, спокойная и стабильная, душила семейная обстановка, похожая на вязкое теплое болото, в котором он тонул, в котором ему не хватало ярких красок, эмоций. Не хватало самой жизни

. Он, как утопающий, искал хоть малый прутик, за который смог бы ухватиться и выбраться на свободу, туда, где яркие краски и веселые шумные люди, туда, где праздник и нет серых будней, туда, где он стал бы ощущать себя живым и нужным самому себе.

И прутиком этим для него стала его секретарша Аллочка. Молодая и красивая, она ворвалась в жизнь Петра Петровича громкой музыкой, запахом дорогого парфюма и вкусом шампанского на губах.

Мужчина влюбился. Он вспоминал свою давнюю влюбленность в тогда еще будущую жену, и те нежные и робкие отношения на фоне взрыва эмоций, что дарила ему его Аллочка, казались блеклыми, как полузабытый сон…

Жена, как будто почуяв сердцем, что грядут суровые перемены, что в их семейную жизнь вмешался кто-то третий, стала тихой и молчаливой.

Она часто вопросительно заглядывала в глаза Петра Петровича, как бы ища и не находя в них ответ на самый важный во все времена для женщин вопрос…

Роман развивался бурно и стремительно, мужчина чувствовал себя молодым, нужным, любимым… Он с радостью погрузился в новые любовные отношения, отдавая им все время и деньги, что у него были.

Но и тогда Петр еще не был готов уйти из семьи, — привычка тянула его в знакомую мягкую постель, заставляла после устриц из ресторана искать в холодильнике по ночам такие привычные и вкусные котлеты жены.

Сколько все это длилось бы — неизвестно. Но Аллочка устала ходить в любовницах и приехала к ним домой, поговорить с женой и забрать Петра Петровича с собой.

Дома были жена и сын студент. Они молча выслушали уверенную речь Аллочки, и, пока жена пыталась прийти в себя с валидолом в руках, сын быстренько побросал вещи отца в большой чемодан и молча выставил обоих влюбленных за дверь…

* * *

И началась у Петра Петровича новая жизнь. Она несла его бурным потоком, не давая остановиться и перевести дух. Бесконечные встречи, рестораны, показы, бутики мелькали мимо ошарашенного мужчины одним ярким шумным потоком.

Сложно сказать, в какой момент он начал уставать от такой жизни. Еще сложнее было ему самому себе признаться в том, что бешеный темп их личных отношений ему уже попросту не под силу.

И тогда Петр Петрович решил взять передышку. В буквальном смысле этого слова, — он засел дома в удобном кресле и огляделся, пытаясь осознать себя наконец-то в этом новом для себя мире.

Поначалу то, что он увидел его немного удивило, а постепенно стало сильно раздражать. Аллочка, будучи идеальной прекрасной райской птицей, совершенно не была приспособлена к простой реальной жизни.

Ни вести хозяйство, ни готовить она не умела. Но это было бы полбеды, — с Аллочкой абсолютно не о чем было поговорить. Девушка была поразительно и непоправимо глупа. Весь ее мир состоял из шуршащих банкнот, ярких фантиков и поклонников в интернете.

Поначалу Петр Петрович пробовал было вложить в эту хорошенькую головку хотя бы толику полезной и умной информации, но быстро осознал, что малейший мыслительный процесс вызывает у Аллочки адовы муки.

И мужчина сдался. Он не пытался уже исправить свою возлюбленную, терпеливо пил по вечерам отвратительно невкусный чай, наскоро состряпанный им Аллочкой из чайного пакетика и вспоминал свою бывшую жену…

Вот та прекрасно умела заваривать чай, Петр Петрович и сейчас, закрыв глаза, с легкостью ощущал тот чудесный аромат и травяной вкус горячего напитка.

А какие борщи она варила… А ее котлеты по-киевски? Что говорить, его прежняя жена была идеальной хозяйкой.

Вспоминались невольно и их совместные вечера, когда они, обнявшись, могли мирно часами спорить о новой прочитанной книге или фильме Полански…

Петр Петрович как-то было пытался вернуться домой. Нет, не насовсем, а… просто так. Он и сам бы не смог себе объяснить, зачем пришел в свою бывшую квартиру тем поздним вечером.

Ему не открыли и, стоя в холодном подъезде, он слышал жалобный женский плач за дверью. Тогда он развернулся и ушел, долго сидел во дворе, глядя на бывшие когда-то родными окна квартиры. Глядел, пока в них не погас свет…

Время шло, а пропасть поколений, что обычно начинает разделять подобные пары, все росла и росла. Все больше раздражала Петра Петровича его глупенькая любовница, все больше злила Аллочку аморфность пожилого мужчины.

Они перестали выходить куда-нибудь вместе, вечера стали проводить раздельно… И вот в какой-то момент Петр Петрович, сам не помня как, оказался перед дверью своей бывшей квартиры.

* * *

Он стоял и смотрел на этот серебристый, криво прибитый его неумелыми руками гвоздик и не знал, как повести себя дальше.

Развернуться и уйти? Но куда, к кому? Он чувствовал, что давно стал безразличен молодой женщине, на которую променял когда-то семью. Остаться? Но разве примут его здесь? Разве простят, не прогонят?

Кривая шляпка заклепки отчего-то не давала покоя мужчине. Петр Петрович протянул руку и коснулся ее холодного металла кончиком пальца.

Дверь неожиданно легко подалась и открылась. На мужчину пахнуло знакомым густым духом родного дома. Он зажмурился и шумно вдохнул его полной грудью, а когда открыл глаза… на пороге кухни стояла жена, вокруг ее глаз собрались мелкие морщинки, — она улыбалась.

«Я дома!» — подумал Петр Петрович, сделал шаг вперед и закрыл за собою дверь.

Автор: ИРИШКИНЫ КНИЖКИ

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

— Женился что ли? — спрашивали мужики.

— Подженился, — с ухмылкой отвечал Сергей.

— Клавка — бабенка бойкая, нигде не пропадет, — соседка Егоровна отвечала любопытным односельчанкам уверенно.

— Я это точнехонько знаю, всю жизнь рядом живем. Клавдия ловко управлялась по хозяйству, успевая дать подзатыльник сыну Петьке и отчитывая дочь Ленку. Отлынивать никому из детей не удавалось, у всех свой фронт работ.

— А на кого мне надеяться? — Говорила она то ли детям, то ли сама себе.

— Папка ваш безнадежен, уж сколь я сил вложила в него, все одно к рюмке, да к юбке тянется. Так что трудитесь, детки, может и нам воздастся.

Тявкнула во дворе собака Белка, гордо захлопал крыльями петух, известив, что наступил полдень, за воротами послышался гул машины.

— Клавка, здорово, принимай дрова! Заказывала ведь.

— Серега, по годам чуть старше Клавдии, хитро подмигнул, намекая на оплату, ради калыма он готов эти дрова сам в поленницу сложить.

— Всё одна? — Серега продолжал «скалить» зубы, не сводя глаз с хозяйки. Разведенный, неунывающий, заигрывающий с холостыми бабенками, вряд ли он был настроен на что-то серьезное. Пожил месяц с одной, ушел, потом другая приняла, от нее сам сбежал.

— Я не одна, я с детьми. А ты вот с кем? — Клавдия говорила между делом, не отказавшись от Серегиной помощи.

— Да ты не косись, заплачу тебе. И обедом накормлю, — пообещала она. Как случилось, что неулыбчивая Клавдия приняла разухабистого Серегу, никому из деревенских было неведомо.

Мужики удивленно спрашивали: — Женился что ли? Серега, откинувшись на спинку сиденья своего грузовика, ухмыльнувшись, отвечал: — Да так, подженился, — намекая на то, что ничего серьезного нет.

Клавдия словно не замечала его скользкого взгляда и ленивой походки. На столе вовремя был завтрак и ужин. Обед всегда стоял приготовленным. Кормила Клавдия мужика вкусно и щедро. Но и помощью его пользоваться не забывала.

— Сережа, картошку надо окучить, — ласково глядя на сожителя, говорила Клавдия.

— Там насос барахлит, посмотри, будь добр.

— И Серега, не строивший серьезных планов, вдруг становился податливым, послушным. Ему даже стало нравиться, как ловко управляется Клавдия, в том числе и его персоной.

Он привык, что на столе еда, в шифоньере чистые рубашки, а постель после стирки пахла свежестью… Да и сама Клавдия, разметав на подушке волосы, казалась какой-то настоящей.

Осенью, набив старую сумку яблоками, морковью, грушами, указала на нее Сереге: — Отвези дочке гостинец.

Только сумку мне верни, она еще пригодится. Серега удивленно смотрел на Клавдию, мыслительный процесс занял почти минуту.

— А зачем? Я же алименты исправно плачу, — наконец сказал он и сразу понял, что глупость сморозил.

— Все дети равны, — ответила она, — мои едят, и твоя пусть ест. Серегу еще больше охватило смятение. До Клавки, с кем, жил, даже не вспомнили о Серегиной дочери Иринке. А тут сама предложила.

— Ну чего смотришь? Вези, говорю, отец ты или дядя чужой?

— Ну дак это я, конечно, завезу. Они же в райцентре в благоустроенной квартире живут, огорода нет, — сказал Серега, впервые подумав об этом.

С той поры он не меньше Клавдии переживал за урожай и первым хватался за тяпку, не замечая, что втягивается в семью.

— День рождения когда у дочки твоей? — Поинтересовалась Клавдия.

— Скоро уже.

— Подарок надо купить, спроси, может чего из одежды надо девчонке. Моя вон Ленка растет быстро, не успеваю покупать, и твоя Ирка тоже, наверное, рост набирает.

Серега не задумывался раньше над такими вещами, быстро или медленно растет, — алименты платит и ладно. Даже бывшая жена стала подозрительно смотреть на Серегу, замечая, что изменился мужик.

— Клав, а может тебе чего купить? — Он схватил ее руку, когда она убирала со стола.

— Ты у меня вон какая ладная, — он провел ладонью по спине, потом поднялся и обнял за талию. Волосы рассыпались по плечам.

— А что, Клава, может и в самом деле распишемся? Как ты насчет моей кандидатуры? Хорошо ведь живем.

— Я подумаю, Сережа. Одно дело так жить, другое — расписаться. Ошибаться не хочу, у меня дети растут. Да и у тебя дочь… Какой пример покажем…

— Хороший пример, я на все сто уверен.

Через полгода мужики удивленно спрашивали: — Серега, неужели и правда женился? Ты же зарекался не расписываться.

— Женился, — деловито отвечал Серега, поглядывая на часы.

— Ну ладно, обед у меня, поеду, жена ждет.

— И он, протерев лобовое стекло, запрыгнул в кабину и с важным видом повернул ключ в замке зажигания.

Татьяна Викторова

Из сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

ОБМАНУТАЯ НЕВЕСТА.

Она вошла в больничную палату, и все изменилось вокруг.

— Здорово, девчата, — произнесла она звучным и красивым голосом. Ей ответили все четверо обитательниц палаты в разнобой, тихими голосами.

— А что так тихо отвечаете?

— Так больница же. Нужно вести себя потише, — сказала молоденькая Леночка.

— А что? Есть тяжелобольные?

— Да нет. Все ходячие.

— А если все ходячие, так чего шептать. Успеем еще, нашепчемся. А ну-ка, встрепенитесь все, да к столу. Я молока из деревни привезла на всех, постряпала в дорогу. Все диетическое. Ватрушки с творогом сами в рот просятся. Сумку свою она опустошила почти всю. Столько гостинцев она выложила на общий стол в палате.

Потом разложила вещи свои в тумбочке, повесила на спинку кровати цветное полотенце. На прикроватную тумбочку положила очки и книгу, на обложке книги были нарисованы молодые мужчина и женщина, устремленные друг к другу в порыве страсти. Библиотека любовного романа. Так называлась серия книг, частью которой была она. Выбор жанра женщиной преклонных лет и удивлял, и настораживал.

От угощения в палате никто не отказался. Все уселись вокруг стола.

— Вот так-то лучше. Налягайте! Меня Татьяна Никифоровна зовут. Я – женщина простая. В деревне живу. Так вот мы с мужем по гарнизонам все жили, да жили, а как он вышел в отставку, так и говорит, что оба мы – деревенские, а значит и жить теперь в деревне будем. Поближе к земле.

А то в городе на этажах пропадем до времени. А у него в деревне родни не осталось совсем. А у меня — две сестры здесь. Присмотрели нам домик за хорошую цену. Фотографии выслали. Нам понравилось очень. На бугорке стоит, и река рядом шумит. И горку я с детских лет эту помню. Она раньше Полячихой называлась. Там Поляковы жили в этом месте. Раскат был с неё прямо на лед реки.

А дети у нас самостоятельно живут. Все образованные. Все — в достатке. А мы переехали и всех сюда переманили. В город, конечно.

Они теперь рядом с нами живут. Каждое воскресение дом наш полнится внуками нашими. Огород у нас, сад, хозяйство держим, пасека небольшая есть. Прикладываем силы свои. Так что я вам о себе почти все и рассказала.

Я — воспитателем в детском саду работала. Муж настоял, чтобы я школу вечернюю закончила и техникум заочно педагогический.

Так я только к тридцати годам образованной стала. А замуж пошла обманом. Обманул меня мой Степан. Когда свататься пришел — обманул, а потом еще долго обманывал жестоко. Так что жизнь моя замужняя с обмана началась.

И Татьяна Никифоровна засмеялась счастливым смехом. И так смех её не соответствовал смыслу сказанных слов, что все женщины переглянулись с недоумением.

— Так что все я вам о себе доложила, а вы мне про себя постепенно расскажите, если будет время и желание. А я поговорить люблю. Меня не переслушаешь. Так уже седьмой десяток разменяла. Ого-го сколько пережито всего. Начнешь рассказывать — не перескажешь.

И новенькая в палате стала очень быстро своей. Она взяла шефство над Леночкой, которая почему-то заболела диабетом на последних месяцах беременности.

— Подумаешь, диабет. Да я вот сколько уже болею. Десятки лет. Дисциплина у меня. Диета. Режим строгий. Никому мой диабет по наследству не достался. Так что не горюй, прорвемся. Большой живот не давал Леночке помыть ноги.

А Татьяна Никифоровна без всякого стеснения принесла прямо в палату таз из ванной комнаты, наклонилась и помыла ножки будущей маме, потом привела в порядок ей ногти, смазала кремом пяточки. В палате женщины средних лет примолкли. Им бы давно нужно было догадаться самим помочь молодой женщине.

— А Вы красавицей были в молодые годы, — сказала Татьяне Никифоровне Лена. И она была совершенно права.

Следы былой красоты юности были еще видны в облике этой пожилой женщины. Она сохранила стать свою, и свою летящую походку, и красоту движения рук, и радостный, звонкий голос, и сияние улыбки на лице.

Серые и большие глаза её были густо опушены рыжими ресницами. И волосы у неё были красивого каштанового цвета.

Большая тяжелая коса была уложена узлом на затылке и скреплена шпильками, а в ней уже было полно седых волос, но они еще не полностью победили красоту природного цвета. И рыжеватый оттенок искрился на солнышке.

— Была, — улыбнулась собеседница, — да укатали Сивку крутые горки. Жизнь прожить – не поле перейти. Не стоит жизнь на месте.

Девочки, потом мы — невесты, потом — молодые жены, матери, а там — рукой до внуков подать. Оглянуться не успеешь — бабушка.

И опять на руках тяжесть детского тельца ощущаешь и неповторимое дыхание ребенка слышишь. У меня детей — четверо, три сыночка и лапочка дочка. Младшенькая. Уж мы и не надеялись со Степаном на это чудо.

Да повезло нам с четвертого раза. А уж красавица то она у нас — заглядеться можно! На отца похожа. Врачом-кардиологом в детской больнице работает. Тоже за военного замуж пошла. Только он рано в отставку вышел. Мастерскую ремонтную основал. Бизнесмен. А сыновья в МЧС работают. Старший как пошел на пожарного учиться, так потом всех за собой и увел. Внуков у меня — девять человек. Богатая я женщина! И точно.

Потоком шли навестить Татьяну Никифоровну: и дети, и внуки, и Степан приезжал через день. Всегда поднимался в палату, стучался, входил.

— Ну, как ты тут, мое рыжее солнышко? И, не стесняясь никого, нежно целовал свою единственную. И как такой мужчина мог обманом взять в жены юную девушку? Непонятно.

Завеса тайны исчезла, когда однажды вечером в палате Антонина, довольно нудная, некрасивая и недовольная всем женщина, завела разговор о болезнях. Она громко, хорошо поставленным голосом рассказывала, где и как у неё колет во время приступов, куда боль отдает, и как она отзывается во всем теле. Татьяна Никифоровна остановила её.

— Да что мы о болячках то говорить будем? Давайте лучше о любви поговорим! Вот послушайте, я расскажу вам, как я замуж пошла.

А вы, я чувствую, к этой истории любопытство имеете. Ну, как же! Я же назвалась обманутой невестой. Вот и послушайте, как на самом деле все было.

Молодость вспоминать сладко! За окном стоял месяц май. В больничном саду цвели черемуха и кусты рябины, густо посаженные вдоль дорожек. И столько красоты было и жизни вокруг, что в такую пору только о любви и можно было говорить. Когда же, если не весной?

Женщины в палате заулыбались и приготовились слушать. Антонина смотрела на Татьяну Никифоровну чуть насмешливо и снисходительно. А ту не смутил её взгляд. Она устроилась на кровати поудобнее.

— Слушайте! А вот жила я в деревне нашей, а рядом в селе Дубовом часть стояла. Жениха у меня никакого не было. Послевоенное время было.

У нас в деревне тогда школы не было. Мы ходили за четыре километра пешком. Дадут мне родители хлеба и молока на завтрак в школу, а мальчишки отнимут у нас и съедят все еще до прихода в школу.

И сидим мы в классе голодные. А домой по любой погоде идем и даже подташнивает нас от голода. И я в шестом классе школу бросила.

А мама меня тогда на ферму взяла. Вот я телятницей и работала с четырнадцати лет. И в поле работала на всех полевых работах.

И была у меня подружка Оля. Вот прожига была. Нам уже по восемнадцать было, когда она к нам примчалась под вечер и говорит, что в Дубовом в части в столовую офицерскую подавальщицы нужны. И позвала меня пойти устраиваться на работу.

— Хватит телятам хвосты крутить. А там мы найдем женихов себе, выйдем замуж за офицеров и поедем по свету мир смотреть. Мама слушала нас и улыбалась, но мое решение одобрила.

— А что, доченька, попытай счастья! У тебя как раз завтра выходной. Сходи в часть. Вот и встали мы на рассвете и пошли пешочком через поля, напрямую в это село.

Дорога была привычная. Мы с мамой часто в военный поселок и молоко на продажу носили, и творог, и зелень всякую с огорода.

Смотрю, а у подруги моей кофточка на груди так приподнялась как-то неестественно.

— Что у тебя там?

— Да мама моя мне гнездо птичье на удачу дала. Сказала, чтобы спрятала за пазуху. Колючее, из травинок. Она нашла на болоте в прошлом году. Птичка птенцов уже вывела, а мама на болото за тырсой — травой такой ходила, чтобы кисти для побелки сделать. И вот гнездо ей и попалось. Она его подняла и домой принесла. Говорит, что если я возьму гнездо — мне удача будет.

Я послушалась. Но колется оно сильно. Может быть тебе половинку отдать? Чтобы и тебе счастье было! Я от гнезда отказалась. Буду я еще высохшую траву за пазухой носить. Я в приметы и ворожбу никогда не верила.

Пришли мы. Нас к строгому начальнику отвели. Он расспросил нас обо всем. Но нужна им была всего одна подавальщица.

Вот он и выбрал подружку мою. У нее гнездо было за пазухой, и вид был пышногрудой красавицы. Обманчивый вид. А меня с естественной моей красотой на работу не взяли. Я горько плакала, когда мы назад шли.

— Да найду я тебе жениха подходящего. Ты какого хочешь? Высокого? Низкого? Толстого? Худого? А я и растерялась. Я никогда и не думала над этим. Нецелованная я была. Замуж не очень собиралась. За парнями не бегала.

А портрет словесный мужа будущего нарисовала. И рост у него должен быть высокий, и танцор он должен был быть хороший, и на гармошке играть чтобы умел, и чуб был пшеничный, а глаза — карие, и смеялся чтобы красиво.

Не знала я тогда, что блондин с карими глазами — это редкость. Переехала моя подружка к тете своей в ту деревню, где часть стояла, и пошла работать в столовую. Перестали видеться мы.

И вдруг, как-то вечером сижу я на крыльце своего дома в застиранном платьишке, только из бани — суббота была, и большим деревянным гребнем чешу свои волосы. Коса до пояса и даже ниже была. Чуть не реву я от того, что никак расчесать не могу.

— Вот грива противная! И когда мне мама разрешит обрезать её? Вон все стригут волосы, а мне — нельзя что ли?

— Да зачем лишаться такой красоты? — голос мужской и чистый, как гром среди ясного неба! Да кто же со мной это разговаривает?

Я волосы за спину метнула, глянула и обомлела. Стоит передо мной парень. Ну, точно такой, какого я подружке описывала. И даже гармошку в руках держит. У меня сердечко прямо в пятку метнулось, замерло, а потом забилось сильно пресильно.

Стоит рядом с моей подружкой. Она привела его со мной знакомиться. Своего жениха привела с родителями познакомить, и мне жениха привела прямо в соответствии с моим запросом.

И гармонист, как я хотела, и кареглазый блондин. Я платьице на колени натягиваю, а оно коротенькое. Выросла я из него давно. И порозовела я вся.

А этот молодец такой красивый говорит, что его Степаном зовут, и что я его не разочаровала. Именно такой он меня и представлял. И представьте себе прямо сразу и говорит, что готов на мне жениться.

Вот так вот с бухты-барахты. Не оглянуться, ни подумать нет никакого времени. А я рассердилась. Ах ты, думаю, а я не сробею, я отвечу тебе.

— Согласна я. Пойду. И прямо в глаза ему посмотрела. Смело. Теперь он оторопел. Он не ожидал, что я так ему отвечу. А друг моей подруги засмеялся громко и сказал, что готов быть нашим сватом.

И чтобы я готовилась, вечером они свататься придут. Вот я переполошилась. В доме у нас всегда чисто было, но я полы до блеска просто отмыла, везде все прибрала, к маме на ферму побежала.

— Дождалась и ты, доча, своего счастья, — сказала мама и заплакала. Да к бригадиру, да отпросилась, да домой почти бегом с ней побежали.

Стали готовить праздничную еду. Отец с поля приехал, а у нас уже сваты за столом сидят. А я сижу и не верю, что так вот можно в одночасье свою жизнь поменять. Минутой какой-то.

Что он за человек? Я его ведь впервые вижу. А уже готова с ним жизнь разделить.

А он все о себе рассказывает. Что из далеких краев, что младший лейтенант, что ждет повышения по службе, что комната есть в офицерском общежитии, что хозяйки нет у него настоящей.

— А ты её обижать не будешь? — строго и серьезно отец мой его спросил. Степан аж вскинулся. Он не обидит.

— А что же же это ты, зятек, говорят с гармошкой приходил днем, а свататься без неё пришел. Степан растерялся, заморгал часто своими карими глазами, а друг говорит, что они Ольге дрова рубили, и Степан руку ударил. И не может пока играть. Ну, не может и не может. Заживет рука, послушаем гармонь, еще успеем! Свадьбу было решено через две недели сыграть.

В начале лета свадьбу скромную сыграли. Расписали нас в сельском совете, пожелали нам любви и достатка в доме. Вы не поверите мне, но платье подвенечное мне из простынки мама сшила. Да вышила васильками. И не догадаться было.

На Свадьбе гармонист деревенский наш играл, а у Степана все рука болела. Переехала я к молодому мужу, стала хозяйничать в комнате, а гармошки нигде не видно. Говорит — в ремонт отдал. Что-то там сломалось. Ну я и не смутилась даже. В ремонт, так в ремонт.

И только когда я уже на шестом месяце была в ожидании нашего первенца Костика, Степан мне сознался, что никакой он не гармонист.

Обманул он меня. Пришел с гармошкой чужой. Для убедительности. Друг ему посоветовал. А мне уже давно это было неважно. Удачно я вышла замуж. И век свой с хорошим человеком разделила. И дети, и внуки у нас хорошие.

Только мы и по сей день смеемся со Степаном над тем, что он гармошку с собой приволок, когда подружка его в нашу деревню знакомиться со мной привела. Чтобы соответствовать моему запросу, так он мне со смехом говорил.

Он не только играть на гармошке не умел! Ни петь, ни плясать он тоже был не мастер. Оля ему сказала, что я хочу за гармониста выйти замуж.

Вот и пришел с гармошкой. Напрокат взял. Обманул он честную девушку, но произвел неизгладимое впечатление. И как только по жаре с этой гармошкой пешком в такую даль пришел? Вот таким вот обманом и взял меня в жены.

Как же — гармонист. Все по моему заказу! Татьяна Никифоровна примолкла и улыбнулась. И все слушательницы улыбнулись тоже. Так и виделся всем молодой и красивый лейтенант с гармошкой в руках. Да перед таким трудно устоять!

— Я вам, бабоньки, по секрету добавлю, что поет мой Степан, хоть святых выноси! Гудит, как паровоз охрипший. А характер у него легкий. И петь он любит. И всегда напевает, когда работает.

Но верите, все песни на один мотив поет. И даже из самых лирических песен маршевые делает. «За рекой, над косогором, — раз-два — встали девушки гурьбой — раз-два! Здравствуй, все сказали хором — раз-два- черноморский наш герой — раз-два!»

Если бы Людмила Зыкина, и его и моя любимая певица, услышала бы эту песню в его исполнении, она бы дара речи лишилась.

Степан у меня — веселый человек. Любит шутки-прибаутки, анекдоты умеет рассказывать, но смеяться совсем не умеет. Если уж ему невыносимо смешно, он гы-гы — и все. Весь его смех! Так что за двоих я пою, танцую, и даже смеюсь!

Дорожу я своим обманщиком. А с годами еще больше дорожить стала. Как прихворнет — птицей над ним крылья распускаю. И он надо мной. Везде вместе, везде — рядом.

Иногда я его спрашиваю лукаво, а когда же он мне на гармошке сыграет?

— Каюсь, обманул маленько, боялся, что откажешь. А я в тебя по фотокарточке влюбился, которую мне Оля показала.

Да! Оля мне нашла жениха хорошего, а сама за неподходящего вышла. Бросил он её с дитем малым на руках. Она одна сыночка поднимала. Так что гнездо ей счастья не принесло. А вот мне выходит — принесло. Вот как на свете бывает.

— Да при чем тут гнездо? — сказала Антонина, — это судьба такая. И Ваша красота, и доброта, и широта души. Антонина умела говорить красиво. Она преподавала литературу в школе.

Только в голосе её не было той задушевности и искренности, какие были в голосе Татьяны Никифоровны. И того дыхания жизни. Подлинной жизни. Без всяких прикрас. Встреча с таким человеком — это как маленький подарок от жизни.

Когда мне взгрустнется, и когда так хочется пожаловаться родным на свои болезни, я всегда вспоминаю Татьяну Никифоровну и ей прекрасную фразу: «Да что про болезни то говорить? Давайте лучше про любовь поговорим! Веселее всем будет!» А, давайте!

Весна пришла. Пора любви. А все хорошее на свете происходит только от любви! Помоем окна чистой водицей, чтобы больше света было в домах, прикоснемся к земле в огородах и на дачах, бросим семена в землю и будем ждать урожая.

Автор: Валентина Телухова, 2018

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.