— Вадим, ты ничего странного за Мотей не замечаешь? — Арина нанесла крем на лицо, и похлопывая по нему кончиками пальцев, села рядом с мужем.

—М-м-м? — он даже не отложил телефон.

— У нас с ним договорённость: он ходит за водой, а сдачу оставляет себе. С пятидесяти рублей десятка его, со ста двадцатка. Уже месяца три, наверное. А на днях мне мелочь понадобилась, попросила у него, ответил, что у него нет, всё истратил.

— Ну, может, действительно потратил?

— Взгляд какой-то странный стал, глазки забегали.

— Твои предположения? Думаешь, всякую дрянь типа чипсов покупает?

— Нет, если бы ел, то у него тут же аллергия высыпала.

— Курить начал?

— Тоже маловероятно, я всю одежду обнюхала. А вдруг его пацаны заставляют приносить? Сам же знаешь, как это бывает в подростковом возрасте…

— Знаю, — нахмурился Вадим, вспомнив не самые приятные моменты юности. — Я поговорю с ним.

— Хорошо.

Но разговор с Матвеем, тринадцатилетним подростком, ничего не прояснил. Вадим про деньги ничего и не спрашивал, он больше говорил, что помощи у родителей просить не стрëмно, особенно если старшие пацаны требуют денег или ещё чего. Но сын заверил, что ничего такого в его жизни не происходит. И родители успокоились, ну действительно, значит, просто всё потратил на жвачки-шоколадки.

После того разговора прошло две недели.

— Слушайте, семья, я тут решил фильтр на кухню поставить. Это выгоднее, чем покупать воду. Что думаете? — за ужином объявил Вадим.

— Хм, неплохая мысль. И эти бутыли на полу не будут портить вид. И Матвейке не ходить каждый день.

— Ну мне несложно и мышцы заодно качаю, — возразил мальчик, и излишне суетливо вскочил из-за стола. Родители переглянулись.

— Сынуль, тебе карманных денег не хватает?

— Всë мне хватает, — буркнул Матвей.

— А что ты так против фильтра тогда?

— Просто мне нравится ходить за водой. Сами же ворчите, что я всё время дома, на воздух не выхожу. А так я каждый день «гуляю».

— Моть, давай собаку заведём, будешь с ней гулять. Помнишь, ты в детстве просил? Мы боялись, что у тебя аллергия начнётся, но ты у Никоноровых играешь с Диком и вроде всё норм.

— Не хочу собаку! И фильтр не хочу! Спасибо, — мальчик поставил тарелку в раковину и ушёл в свою комнату.

Даже если дети еще очень маленькие, им нельзя мешать говорить то, о чем они думают. (Анна Франк)

Вечером Арина рассказала мужу всё, что узнала. Вадим хмурился, мерил шагами комнату, переспрашивал сына.

— Слушайте даже не знаю, что сказать. Писать заявление вроде как нет оснований, нам могут не поверить. Вообще, может статься, что у него все документы оформлены как опекунство ну или ещё как-то. Давайте подумаем немного, через несколько дней решим. Сын, ты уверен, что она говорит правду?

— Да. Она показала мне синяки на запястьях, он наказал её за что-то.

— Господи! Неужели прямо под носом у нас такое творится? — воскликнула Арина.

— Мы-то здесь при чём? — буркнул Вадим.

— Вроде ни при чём, но каждый живёт для себя, не замечаем ничего вокруг. Это же не глухая деревня, неужели соседи ничего не замечают и не слышат?

— Если мы завтра украдём ребёнка и спрячем в Мотькиной комнате, думаешь, кто-то заметит? К нам же гости редко приходят.

— Вот я и говорю, все обособились.

— Философствовать потом будем, сейчас надо решить, что делать.

Через несколько дней Арина вернулась с работы пораньше, и пошла к тому дому. К подъезду подходить не стала, спряталась за кустами сирени, стала ждать сына. Вот и он идёт с пятилитровыми бутылями. Остановился возле скамьи, из кармана вытащил маленький камешек и бросил незаметно в стекло.

Стоит, будто в телефоне смотрит что-то, а сам косится на окно. Арина заметила, как шевельнулись занавески и показалась голова ребёнка. Сразу и не разберёшь мальчик или девочка — волосы короткие. Она всматривалась в лицо, но, конечно, ничего разглядеть не удалось. Просто факты, что девочка существует, и она не русская, подтвердились.

Матвей постоял у окна минут десять, потом подхватил бутыли и пошёл в направлении дома. Арина вышла из укрытия, подошла к подъезду, стала ждать, когда кто-нибудь выйдет.

Наконец ей повезло: бабушка возвращалась с покупками и подошла к соседнему подъезду. Арина подскочила к ней.

— Здравствуйте, вы здесь живёте?

— Здрасьте, да, тута.

— Мне говорили, здесь квартира продаётся. Вы не знаете которая?

— Нет, милая, не слышала.

— Говорили вроде шестнадцатая, в том подъезде. Я звоню в дверь — не открывают.

— Шестнадцатая… Так там Аркаша живёт. Ба, он переехать решил, что ли?

— Вы его знаете?

— Как не знать. Они с матерью здеся всю жизнь прожили, мы с Верой дружили. Она померла лет семь назад, Аркаша один остался, так и живёт.

— Не женат? Мужчина-то взрослый.

— Не женат, говорит, насмотрелси на мать, не хочу.

— А мать-то что?

— Аркашин папаша бросил её, вот она всю жизнь ему отца искала. Нет, вы не подумайте, она не гулящая была, но разные романы у ней бывали. Поживут годик, а потом она его выгоняет, мол, нахлебник-бездельник.

— Ясно. Он один получается, живёт?

— Один, один, я и с женщиной-то его никогда не видела. Может она в другом городе у него, и он к ней решил переехать? — у бабули включилась фантазия.

— А это какой адрес?

— Берёзовая 14.

— Вот я балда! Мне же Берёзовая 24 сказали. Извините, что побеспокоила…

— Да ничего страшного, дочка.

Через сорок минут они заходили в квартиру к Михаилу. Он встретил их, проводил в комнату и плотно закрыл дверь:

— Меньше знают, крепче спят, — пояснил он, — Знакомьтесь это Валентин. Он участковый по вашему участку, я вкратце рассказал ему всё, что знаю. Это Вадим и его наблюдательный сын Матвей. Расскажи ещë раз, что ты видел.

Матвей сбивчиво рассказал о знакомстве с Нари, о том, как девочка боится высовываться в окно, о том, как они договорились, что он будет приходить всегда в одно и то же время. И Матвею пришлось нарисовать ей на бумаге часы со стрелкой, тогда она поняла его. О том, что в выходные он не приходит, потому что боится что она выглянет в окно и хозяин обо всём догадается. О том, что она очень смышлëная и быстро учит русский язык хотя они общаются всего 10-15 минут, но она уже знает некоторые слова. Сколько ей лет он не знает. Он пытается узнать, но она не понимает его. Но на вид очень худенькая и мелкая.

Валентин слушал внимательно. Вадиму казалось будто он не просто слушает, а как будто прощупывает Матвея, просвечивает «ментовским взором» как рентген.

— Завтра я пойду с тобой, вернее, буду в машине сидеть с биноклем. Мне надо разглядеть девочку.

— Завтра суббота, её хозяин будет дома.

При слове «хозяин» Валентин поморщился:

— Не говори так, звучит неприятно.

Матвей кивнул. Валентин добавил:

— Я тогда наведу справки об этом Аркаше, раз он там всю жизнь живёт, то вся информация в нашем районе. В понедельник иди за водой как обычно, по сторонам не глазей, меня не ищи, не привлекай внимания. Я минут за двадцать приеду, но буду далеко стоять.

— Хорошо, я понял.

Валентин наблюдал за Матвеем и девочкой несколько дней. Смуглая кожа, раскосые глаза, действительно похожа на тайку, хотя вполне можно спутать с вьетнамкой или китаянкой. Навëл справки: Аркадию 43, работает в отделе снабжения на заводе, приводов в полицию нет, не женат и не был. Фамилия показалась Валентину знакомой, поискал, нахмурился. Двоюродный брат Аркадия — депутат районного Совета. Знать бы насколько тесно они общаются, дружат ли. Навëл справки и о депутате, решил действовать быстро.

В воскресенье он постучался в дверь квартиры номер 16 в доме номер 14 по улице Берëзовой. Стучать пришлось дважды, прежде чем послышался шум за дверью. Кружок дверного глаза потемнел: в него смотрели.

— Да? — наконец спросил низкий мужской голос.

— Здравствуйте. Валентин Устюгов — участковый, — он раскрыл удостоверение. — Ваш дом готовится под снос, провожу анкетирование жильцов по данной теме. У меня несколько вопросов, гражданин Решетников. Ответьте, пожалуйста.

Снос жилого дома вопрос серьёзный, тем более когда это дом, в котором ты живёшь. Аркадию Решетникову изменила осторожность и критическое мышление. Ни на секунду не усомнившись в словах участкового, он открыл дверь и шагнул в подъезд. Позже думал: полиция вопросами сноса жилых помещений не занимается, как я так просто «повëлся»?

Он шагнул в подъезд, но ответить на вопросы участкового не успел — получил мощный удар в лицо, от которого повалился обратно в квартиру.

Валентин быстро перевернул Аркадия на живот и щёлкнул наручниками.

— Ты чё творишь, с@ка? Сейчас же отпустил меня, козёл! — рычал Аркадий, впрочем, бесполезно, потому что Валентин уже прошёл в квартиру.

Обычная двухкомнатная хрущёвка. Заглянул сперва в кухню — пусто. Бегло осмотрел зал — никого. В три шага дошёл до спальни и дёрнул дверь. С первого взгляда стало ясно, что пришёл не зря. На окнах плотные шторы, не пропускающие ни одного луча дневного света. На стенах постеры с характерными изображениями. На некоторых фото обнажённых детей. Валентин дёрнул ящик комода и застыл: детская одежда, бельё, товары из магазина интимных товаров.

Но где сама девочка? Мужчина заглянул под кровать, в шкаф, стал звать её по имени. Нари не отзывалась. Он продолжил поиски и очутился перед запертой дверью в ванну. Подёргал ручку — закрыто. Но дверь старая, вероятно, стояла здесь всегда и шпингалет соответствующий. Немного усилий и Валентин рывком распахнул её. Осторожно открыл задёрнутую шторку, и присел на корточки перед маленькой обнажённой девочкой, сжавшейся в комочек на дне холодной ванны.

— Милая, иди сюда, — как можно мягче сказал он. Но та только подняла голову и залопотала что-то на языке, которого участковый не знал.

Тогда он прошёл в комнату, сдёрнул с дивана покрывало и укутал её.

Вышел в коридор: Аркадий стоит. Взгляд — смесь бешенства и испуга.

— Какое право имел врываться ко мне? Я на тебя в суд подам! Ты вообще кто такой?

— Я же сказал — участковый. Своего участкового надо знать в лицо, гражданин Решетников.

— Я тебе…

— Не ори. Мне оперов вызвать надо и понятых.

Он вышел из подъезда мимо проходил мужчина с пятилитровыми бутылями воды.

— Участковый Валентин Устюгов, — представился он. — Мне требуется ваша помощь, гражданин. Сможете быть понятым?

— Да, — ответил Вадим, ведь это он «случайно» проходил мимо.

— Спасибо. Пройдёмте со мной, сейчас ещё одного среди соседей найдём и приступим.

Ещё до того как приехали оперативники и детский психолог Валентин приступил к описи квартиры, начал со спальни. В это время в дверь позвонили. Мужчины насторожились. Валентин не успел дойти до двери, как она распахнулась сама и в квартиру ввалились репортёры с камерами. Он как мог, пытался вытолкать их из квартиры, но Вадим заметил, что это игра на публику. Участковому нужно, чтобы кто-то успел заснять спальню, а кто-то испуганную девочку и хозяина квартиры. Вскоре подоспела опергруппа, и уже она выдворила невесть откуда появившихся журналистов.

Скоро под окном собралась толпа зевак и сонный двор встрепенулся. Казалось, со дня развала СССР это самое знаменательное событие двора. Женщины сокрушённо качали головами, мужчины воинственно обсуждали, что надо делать с подобными людьми. Спустя время вывели Аркадия, и чуть позже психолог вынесла на руках маленькую девчушку с азиатской внешностью.

— В двадцать часов у Михаила, Матвея возьмите — шепнул Валентин Вадиму, когда они на минутку остались одни. Вадим моргнул.

Вечером они встретились в той же комнате, что и неделю назад. Уставший Валентин пожал руку Матвею.

— Ты молодец. Без тебя эту девочку не спасли бы.

— Что бы он с ней сделал?

— Избавился бы когда подросла, но я не знаю каким способом. Может, просто вывез бы в другой город и оставил там.

— Её можно увидеть?

— Нет, поэтому я и позвал тебя. Я хочу, чтобы ты пообещал, что не будешь искать с ней встреч. Это опасно.

— Почему?

— Родственник этого мужчины — большой начальник, ему не нужна огласка — это вредит карьере. Поэтому я не стал впутывать вас, а представил так, что сосед сверху написал жалобу на постоянный детский плач, я пришёл с проверкой, а он оказал сопротивление, пришлось задержать и пройти в квартиру.

— А сосед подтвердит? — спросил Вадим.

— Этот да, подтвердит, — ответил участковый, тоном, не дающим повода для сомнений.

— А репортёры зачем? — любопытствовал Вадим, он впервые участвовал в подобном мероприятии, в нём проснулся мальчишеский азарт.

— Чтобы не отвертелся, и у родственника было меньше шансов отмыть его.

— Думаете, попытается?

— Его сейчас нет в России, он в отпуске с семьёй. И чтобы вернуться сюда нужны минимум сутки. А сутки в СИЗО, многое могут изменить. И после репортажей не факт, что он захочет подтверждать родство, скорее, наоборот, будет отнекиваться. Я честно не знаю в каких отношениях он с насильником.

— А как журналисты узнали?

— Неважно, — ответил Валентин, не рассказав, что нескольким репортёрам одновременно поступили сообщения с незнакомого номера. Те, кому журналистское чутьё подсказало, что дело верное, тут же сорвались с места и приехали на место событий. Знать информатора им ни к чему, так же как и знакомому айтишнику не нужно знать, кому Валентин отправлял сообщения.

— Ребят, вам действительно лучше не знать подробностей. Пусть всё выглядит как случайность. Мне поступила жалоба, я, как участковый обязан прореагировать. Так будет лучше для вас и Матвея не будут таскать на допросы. Если вдруг родственник за него впишется, вас не коснутся.

— Но он не выйдет на свободу? — с тревогой спросил мальчик.

— Не знаю, Матвей, честно не знаю. Может случиться всё, но я, надеюсь, что по ТВ успеют показать репортаж, и благодаря широкой огласке из СИЗО его не выпустят, хотя бы несколько дней. А камера не самое приятное место, скажу я тебе. В общем, следите за новостями в СМИ. Я буду держать на контроле, но мне лучше не звонить, в случае чего приду сам, я же ваш участковый.

Матвей пошёл обуваться, Вадим задал вопрос, который давно его мучил:

— Валентин, вам-то это зачем? Я чувствую, что не ради звёзд. Если вдруг там никого не оказалось бы, то у вас были бы крупные неприятности. Да и сейчас они могут начаться. Михаил, объяснял, что не всё просто с «иностранным бизнесом», там серьёзные люди завязаны.

Участковый молчал, только желваки ходили под кожей. Наконец он тихо сказал:

— У меня была девочка, моя первая любовь. Ей было 13, мне 14. Я дотронуться до неё боялся, еле за кончики пальцев держал, портфель носил и уже этим был счастлив. А когда впервые она поцеловала меня в щёку, я неделю не умывался. Такая светлая и чистая любовь, детская. Однажды она возвращалась домой из музыкалки и её взрослый пьяный мужик… В общем, вы поняли. Больше я её никогда не видел. Сколько бы ни стоял под окном, она не вышла. Её отец прогонял меня, а я, всё равно приходил, но бесполезно. Потому что они переехали. Когда была встреча одноклассников, она не приехала. Наши активисты искали её. Кто-то сказал, что она попала в психушку. Я не уверен, что это так, но проверять не хочу.

— А тот мужик?

— Что ему станет? Его даже в СИЗО не закрыли, папаша отмазал. Поэтому я и не хотел, чтобы вы писали заявление: это могло бы затянуться. И узнай следователи кто его родственник, вполне могли бы замять. Я не знаю, потянет ли он кого-то за собой, выдаст ли тех, у кого купил девочку. Но очень надеюсь, что мы спасли не одного ребёнка. Не бывает чужих детей. Сегодня ты на одного глаза закрыл, завтра на твоего закроют. Что станет с этим миром, если вдруг всем станет по фиг?

Вадим молчал. Потом протянул руку:

— Спасибо вам. Вы не только девочку спасли, вы и сына моего спасли. Не дали ему разочароваться в людях, в полиции.

Через месяц Валентин устроил плановый обход в доме, где жил Матвей. Обошёл все квартиры, расспрашивал о жалобах. В одной квартире задержался. Рассказал членам семьи, что Нари оказалась дочкой владельцев небольшого отеля в Таиланде, поэтому изначально немного знала русский.Её искали два года, и родители уже отчаялись найти живой. Они прилетели за ней, и буквально на днях вернулись в Самуи. На сегодняшний день ей десять лет. Родственник Решетникова не стал вступаться за него, и теперь его ожидает большой срок сразу по нескольким статьям. Помимо Решетникова, следствие нашло несколько ниточек, ведущих к организаторам продажи детей. Неизвестно насколько это затянется и кого удастся найти, но Валентин, надеется, что на тормозах не спустят, тем более Решетников активно сотрудничает со следствием.

— Вот так, Матвей, видишь как здорово, что ты остался неравнодушным. Если бы не ты, пострадала бы не одна девочка! Эти нелюди просто так не останавливается, поверь мне. Я смог встретиться с Нари, правда, всего один раз, я ведь не следователь, ну и девочку старались оберегать от новых стрессов. Держи, это она передала тебе, — участковый достал конверт и протянул мальчику.

Матвей раскрыл его и вытащил фотографию улыбающейся Нари. В руках у неё был плюшевый заяц, а лицо глаза светились счастьем. Матвей перевернул фотографию, на обороте красным фломастером неровное сердечко.

— Говорят, память человека уникальна и может заблокировать отдельные моменты жизни. Я надеюсь, Нари забудет всё, что с ней происходило и сможет нормально жить, — добавил Валентин.

В повседневной суете, в бесконечных стрессах мы забываем, что не бывает чужих детей. Так же как не бывает чужой беды. Все мы дети одной матери — Земли. И как здорово, что не перевелись открытые сердца, готовые помочь, невзирая ни на что и не жалея себя.

~~~~~~
Спасибо за то, что были со мной в этой истории. За ваше терпение и искренний интерес.

Важно! История полностью выдумана мной. О том, как действует полиция в аналогичных случаях я не знаю. Могу опираться только на фильмы, книги. Любая неточность считается художественным вымыслом автора

Инет

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

ОЛЕГ БОНДАРЕНКО
НЕ СПЕШИТЕ ПРЫГАТЬ С ОБРЫВА
***
Человек сидел на самом краю обрыва. Трудно решиться, даже если пришел самый последний край. Трудно сделать последнее движение. Он смотрел вниз и бездна вглядывалась в него и манила.
— "Подвинься", сказал голос справа. Человек повернул голову. Большой черный кот с белой полосой на лбу стоял рядом. Человек не удивился. Чему ещё может удивляться тот, кто сидит на самом краю? Он подвинулся и кот сел рядом.
— "Любовь, женитьба, дети, ссуда на квартиру и машину?" спросил пушистый.
— "Точно", ответил человек. Всё правильно. А платить нечем, нет денег. Какой я им отец и муж, если не могу. Им будет лучше без меня.
— "Вот оно что", протянул кот. Да у меня то же самое, только без ссуды. Мы с тобой вроде как друзья по несчастьям. Видимо, прыгать вместе придется.
Человек посмотрел на кота. А я и не знал, что у вас тоже такие проблемы.
— "А то", ответил кот. А знаешь- сказал он. Если ты не против то прыгнем через часок. Ты бы угостил меня на последок виски, очень уж я люблю его.
— "Да неужто пьешь", удивился человек.
— "Бывает", ответил кот.
— "А у меня денег нет", сказал человек и полез в карман. Бумажка зашуршала между пальцами.
— "Ты смотри", удивился он, откуда бы? Откуда она взялась? И он вытащил пятьдесят долларов и долго их рассматривал. Потом встал и они с котом пошли в самый большой бар. Кот сказал, что ему там очень нравится. Человек сел и заказал на все деньги виски.
— "Для меня и кота", сказал он и официант поперхнулся, но привычка выполнять заказы взяла своё. А потом они пили, говорили и плакали, а потом обнимались и смеялись вспоминая счастливые минуты жизни. А потом кто-то включил веселую музыку и они не смогли удержаться. А потом такси увезло их к дому человека.
Когда кот подвел его к дому, оба были пьяны. Человек еле стоял на ногах. Он боялся звонить домой и сел возле дверей. Сел и уснул, а кот… А кот приблизил к нему свою морду.
— "Я ведь не забыл тот кусок мяса", сказал он. Помнишь, тот из бутерброда, который ты отдал мне. Это был самый вкусный ужин в моей жизни. Мой последний ужин, а ты съел кусок хлеба потому что отдал своё мясо голодному, мокрому, черному коту на углу. Это был я. Я не забыл тебя. Спи спокойно. Теперь есть у тебя свой кошачий ангел, а мы своих не сдаём. Кот развернулся и вышел на улицу. Большие черные крылья раскрылись за спиной и он взлетел в черное ночное небо. Туда, к звездам. Туда, где живут ангелы и все светлые души.
А наутро хозяйка самого большого бара, которую все называли Железная леди за характер и тяжкую судьбу пришла на работу. Официант смеясь рассказал ей про странного плохо одетого мужика с пятьюдесятью долларами, который говорил, что напротив него сидит черный кот.
Железная леди побледнела и схватилась руками за горло.
— "Черный с белой полосой на голове?" спросила она.
— "Да", ответил официант. Откуда вы знаете? Знаю- сказала она. Это был он. И она бросилась к телефону и долго звонила в службу такси упрашивая дать ей номер того, кто вчера отвозил мужчину от их бара. А потом выгребла всё из кассы, а потом поехала к банку и сняла все деньги. А потом достала заветную старую коробку из под туфель с надписью 1875 год. Она сложила туда пачки денег и поехала на такси к тому дому.
Дверь ей открыла маленькая женщина в старом халатике. За него держались двое детишек. Мальчик и девочка.
— "Я приехала отдать вам коробку, которую вчера забыл ваш муж" сказала Железная леди. Женщина взяла тяжелую коробку и открыла её.
— "Боже мой!" вскрикнула она и уронила её на пол. У моего мужа не может быть столько денег.
— "Это от друзей", сказала хозяйка бара.
— "Нет у моего мужа друзей", ответила женщина и вообще никого кроме нас нет.
— "Теперь есть", сказала Железная леди. Теперь у него много друзей. Мы все его друзья и она обняла маленькую женщину.
— "Я не могу вам всего объяснить, но вы должны взять эти деньги", сказала хозяйка бара. Это мой долг ему. Так надо. Возьмите для детей. И она повернулась и пошла, а маленькая женщина в стареньком халатике долго смотрела ей в след.
Железная леди сидела на скамейке. Сигарета дрожала в руках, а по щекам текли слезы. Она вспомнила, как черный кот с белой полосой пришел к ней, когда наступил самый последний день. Он пришел и не дал ей сделать тот последний шаг с обрыва. А на следующее утро к ней домой постучал странный, смешной и толстый хозяин картинной галереи в дорогом костюме и долго доказывал ей, что она забыла у него вот эту самую коробку с надписью 1875год набитую деньгами. А потом он умаявшись стал перед ней на колени и просто попросил взять всё это. Просто, потому что так надо.
На эти деньги она открыла самый большой и самый лучший бар в городе. А ту галерею ей так и не удалось найти, хотя потом она объездила весь город. Так и хранилась у неё эта коробка из под старых туфель. А теперь вот понадобилась. Пригодилась.
Железная леди встала и пошла. Она шла просто по улице. А черный кот смотрел на неё и улыбался. Он знал, что коробка пойдет дальше. Пойдет дальше между людьми и обязательно попадет в руки тому, кто не пожалеет своего последнего куска для голодного, мокрого и дрожащего от холода кота.
Не спешите прыгать с обрыва. Не спешите. Может быть у вас за спиной стоит черный кот с белой полосой на голове. Он никогда не забывает. Никогда. И обязательно придёт. Надо только верить.

Инет

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

*Мистер Эндорфин*

Однажды во время дальнего автопутешествия мы с приятелем остановились перекусить в придорожном кафе. Приятель заказал хот–дог. Я воздержался, хотя страшно проголодался. В рейтинге Мишлена это кафе получило бы минус три звезды, и я опасался, что хот–доги тут понимают буквально и подают разогретых собак.
«Как ты можешь это есть, — пошутил я, — зоозащитников не боишься?»
«Мистера Эндорфина на тебя нет», — ответил приятель.
«Кого — кого?» — переспросил я.
Так я узнал про Мистера Эндорфина.
Приятелю готовили его хот–дог, а он рассказывал. Хот–дог готовили довольно долго, видимо, сначала им все–таки пришлось ловить собаку.
«У меня на первой работе был мужичок. Бухгалтер. Ну, такой, как сказать, в розыск его не объявишь — без особых примет. Моль средних лет. Когда я его впервые увидел, подумал, фу, какой плоский, неинтересный дядька.
Пока однажды не услышал его тихий комариный смех. Он сидел перед своим монитором и хихикал. Я проходил мимо и из любопытства заглянул в экран. А там какой–то бухгалтерский отчёт в экселе. И он над ним ржёт. А ты не прост, чувак, сказал я себе тогда. И ещё прикинул, а может, уже пора из той конторы валить, раз бухгалтер хохочет над финансовыми документами.

Короче, персонаж оказался, что надо. У него всегда все было превосходно. Это его фишка. Понимаешь? Всегда. И все. Даже осенью. Когда любому порядочному человеку хочется, чтобы дворник закопал его поглубже в листву. «Превосходно». Не «нормально». Не «хорошо». И даже не «отлично». Именно — «превосходно».

Погода у него — только прекрасная. Иду как–то раз на работу, дождь как из ведра, ветер, зонтик надо мной сложился, отбиваюсь спицами от капель, настроение паршивое. Вижу, перед входом в контору стоит этот перец по колено в воде, смотрит себе под ноги. Сливные стоки забились, вода хлещет по мостовой ручьями по его ботинкам. Гляди, кричит он мне, как будто горная река, и лыбится.
Машина у него — самая лучшая. Однажды он меня подвозил. Едем на его перпетум мобиле. С виду вроде «копейка», но зад подозрительно напоминает Москвич–412. Франкенштейн какой–то. Послушай, как двигатель работает, говорит он мне. Песня, да?

Я послушал. Если и песня, то этакий Стас Михайлов в старости — кашель и спорадические попукиванья. А он не унимается: и ведь не скажешь, что девочке тридцать лет. Узнав про возраст девочки, я попросил остановить, так как мне отсюда до дома рукой подать. Вышел на каком–то пустыре и потом час брёл пешком до ближайшего метро.

Курорты у него — все как на подбор невероятные. Я как–то поехал по его наводке в Турцию. Он мне полдня ворковал про лучший отдых в жизни, про космический отель, про вкуснейший шведский стол. У него даже слюна из уголка рта стекала.

Я и купился. Из самолета нас выкинули чуть ли не с парашютом над какой–то долиной смерти. Посреди лунного пейзажа — три колючки и один отель (так что про космический — не обманул). До моря можно добраться только в мечтах, отель в кукуево. Шведский стол — для рабочих и крестьян: сосиски, макароны и таз кетчупа. Я взял у них книгу отзывов.

Там после десятка надписей на русском про «горите в аду» и «по возвращении на Родину передам ваши координаты ракетным войскам», выделялась одна, размашистая, на пол–страницы: «ВОСТОРГ!!!» Не с одним, не с двумя, а именно с тремя восклицательными знаками, и всеми большими буквами. И знакомое имя в подписи.
У нас в то время вокруг офиса приличных заведений не было. Приходилось испытывать судьбу в общепите. Я всегда брал его с собой на обед. Какой потрясающий суп, как крупно порезали морковь, сколько отборной картошки, а приправа, приправа, причитал он в гастрономическом полуобмороке, над тарелкой с пойлом из половой тряпки. Ну, что же это за беляш, это же чудо, а не беляш, нежнейшая телятина (каждый раз в ответ на это нежнейшая телятина внутри удивленно мяукала), тесто воздушное, сок, сок ручьями, и так далее.

Послушаешь его, послушаешь, и глядь — и суп вроде уже мылом не отдаёт, и беляш провалился и не расцарапал когтями пищевод. А, главное, после обедов с ним я ни разу не отравился — видимо, организм в его присутствии выделял какие–то защитные вещества.

И это была не маска, вот что интересно. Сто процентов — не маска. Все естественно и органично. Его вштыривало от жизни, как годовалого ребёнка. Возможно, в детстве он упал в чан со слезами восторга, наплаканный поклонницами Валерия Ободзинского, как Астерикс — в котёл с волшебным зельем.
Мы в конторе прозвали его «Мистер Эндорфин». В курилке часто можно было услышать: чего–то сегодня хреново, пойду с Эндорфином поговорю. Мистер Эндорфин сверкал лысиной, как маяк.
Знаешь, что самое забавное? У него и семейка такая же, под вечным феназепамом. Он как–то раз пригласил меня в гости.
Я впопыхах купил какой–то неприлично дешевый торт, вафельный, ну, с таким ещё первоклашки на свидание к девочкам ходят. Мы сели за стол, с ним, его женой и сыном, разрезали этот деревянный торт, затупив два ножа и погнув один, разложили по тарелкам и понеслась.

Какое потрясающее чудо, застонал ребёнок. Какое чудесное потрясение, подхватила жена. Издеваются, подумал я. А потом пригляделся: нет, у людей натуральный экстаз. При прощании чуть ли руки мне не целовали, все трое».
В этом месте приятелю принесли хот–дог, и он закончил рассказ.
«Вот ты спросил, как я это буду есть, — сказал он, — очень просто: включу Мистера Эндорфина».
Приятель взял хот–дог, поднёс его ко рту и зашептал:
«Какая румяная сосиска, с пылу с жару, с пряностями. О, да тут не только кетчуп, из отборнейших томатов, да ещё и горчица, пикантная, сладковатая. Пышная, свежайшая булочка…»
«Девушка! — крикнул я через все кафе хозяйке заведения, — можно мне тоже хот–дог!»

Автор: Олег Батлук

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Брак по расчету
Автор: Ольга Клионская

Сладилось у них все как-то неожиданно быстро. Она продавала овощи в своей палатке на продуктовом рынке, а Он подошел к прилавку с длинным списком в руке.

— Будьте любезны, кочан капусты, — сказал Он, близоруко всматриваясь в список.

— Какой капусты? – уточнила Она.

— Да просто капусты… А что, она бывает разная?

— А то! Одинакового ничего не бывает. Вам для чего – для голубцов или для борща?

— Да, вроде, для борща, — неуверенно произнес Он. – Да, да, точно для борща.

— Что ж вам супруга толком не объяснила, — Она уже ловко снимала верхние подвялые листья с кочана. – Принесёте еще что-нибудь не то, а виноватой останусь я.

— Да нет у меня супруги. Не обзавелся как-то, — смущенно ответил Он. – Это матушка список мне составляла.

— Что ж это вы, такой интересный мужчина и холостой? Не мальчик же уже. Нехорошо это, не по-людски.

— Да вот не встретил такую, как вы.

—Тю! — сказала она. – А чего такую искать? Считайте, что повезло. Нашли уже. Вот она я, берите, женитесь. Что, слабо?

— А вы что, не замужем? — искренне удивился Он.

— Да тоже, видно, такого, как вы ждала, — пошутила Она. Она вообще любила пошутить, так легче было и работать, и жить-поживать.

— И вы согласны за меня выйти? — как-то странно медленно произнес Он.

— Да бегом побегу, — все еще ёрничала Она. – В припрыжку. Вот в шесть палатку свою закрою и сразу в загс.

— Так я подойду к шести с вашего позволения?

— Давай, давай, жених, подходи. Поможешь мне ящики на склад снести.

******

На этом их первая встреча и окончилась. Она рассказала товаркам об этом чудаке во время короткого перекура за складскими помещениями. Подруги ржали, как лошади. Повеселились и разошлись по своим прилавкам, до конца рабочего дня было еще далеко.
Она уже и забыла об этом инциденте, как вдруг, подсчитывая дневную выручку, заметила его, спешившего к ее палатке.

— Спасибо, что подождали. Задержался я немного, лишнюю пару неожиданно поставили. Прошу прощения.

— Какую пару? — не поняла Она, растерявшись.

— Я в университете лекции читаю, пара – это лекция. Так какие ящики нужно нести?

— Да не надо ничего нести, — отчего-то покраснела Она. – Все уже рабочие отнесли. Осталось только деньги сдать.

— Так вы сдавайте, я подожду.

— Чего ждать-то собираетесь, не поняла?

— Но вы же пообещали замуж за меня выйти. У вас паспорт с собой? Загс сегодня до восьми работает, мы успеем.

******
Вот так неожиданно стала Она невестой в сорок два года. Впервые. Товарки на рынке просто обалдели от такой новости.

— Ты что, с колокольни упала? — смеялись они, вспоминая ее рассказ о необычном покупателе со списком. – Он хоть красивый?

— Как мерин сивый, — отвечала Она. – Попоны только не хватает. Зато умный такой… Чисто Ленин. Ученый, в универе преподает.

— А не аферист, случаем, твой Ленин? Тот тоже вроде что-то преподавал, а у самого образование неоконченное. Или твой по другому профилю — многоженец?

— Да непохоже. Паспорт чистый, проверяла. С мамочкой живет.

— О, так он — маменькин сынок! Ничего не скажешь, повезло мамаше, такую невестку отхватила! Кондратий ее не подмял случайно от страха? Вы то хоть познакомились уже?

— Вот завтра идем знакомиться, все думаю, что одеть. Волнуюсь, представляете?

— Да ты, подруга, никак влюбилась!

— Скажете тоже! Какая там любовь… Но раз мужик предложил, отчего не попробовать? Может, еще и рожу. Представляете, какой сынок умненький будет? Гены-то пальцем не раздавишь…

— А если он в тебя будет?

— Кто?

— Да сынок твой.

— Да пошли вы!.. Неужто и вправду поверили? Просто сделаю его как кочан капусты, не сомневайтесь даже. Не будет в следующий раз лишнее болтать. Ох, и сделаю же я его!.. Зарплата-то у него, думаю, побольше нашей. Ученый все-таки. И постоянная, между прочим, от погоды и сезона не зависит. А вы ко мне просто так скоро и не подойдете. Профессоршей стану – новых подруг заведу. С образованием, — и все смеялись до коликов в животе. Это было похоже на нее. Уж Она своего никогда не упустит.

******

— Это не трагедия, сын, и не фарс. Это катастрофа, — сказала его мама, оставшись с ним наедине. – Как ты мог с твоим умом, деликатностью, образованием докатиться до этого знакомства? О чем с ней вообще можно говорить?.. Ты прекрасно знаешь, что такое «человек одного круга». Этого понятия, как мне помнится, никто еще не отменял. По-моему, ты всегда был вполне счастлив со своими студентами, научной работой, со мной, наконец. Что за блажь пришла тебе в голову? Какая женитьба? Нет, это неприемлемо и даже недостойно обсуждений. Посчитаем, что ты неудачно пошутил… И как ты думаешь показываться с ней в обществе? Невеста… Невежество, возведенное в степень, крайний примитив…

— Ну что ты, мамуля, какой она примитив? Просто женщина.

— Она женщина?! Да твой бедный отец умер бы второй раз, увидев ее в нашем доме. Женщина… Хабалка! — приговор был произнесен, и мать презрительно поджала губы.

******

— Ой дурища, ой дурища непутевая! И в кого же ты у меня такая дурища? — причитала ее мать вечером того же дня. — Да на что тебе щавлик этот? Ни рожи, ни кожи. Полтора метра в прыжке, прости, Господи. Замуж она собралася… Да чем тебе и так плохо? Что тебе еще нужно? Сколько баб сами по себе живут и ничего. Я, например, тебя сама на ноги подняла, мужа никакого не знала, никто под ногами не блытылся. И, слава Богу, не спилася и по миру с котомкой не пошла… Да был бы еще человек нормальный, а то молотка, небось, в руках никогда не держал… Ни рожи, ни кожи… А молчит чего? Ведь ни поговорить за столом, ни выпить-закусить не может, больной, наверно. Ой дурища, ой дурища…

— Ну что вы, мама, ревете? Я что, в рабство собралась? Да если будет что не по мне – турну под пятую точку, и нет базара. И вообще, чтоб вы знали, мужчина в доме не только для молотка нужен.

— Тю!.. И говорю же – дурища! Стыдоба ты бессовестная! Да все я знаю. Сексу ей захотелося! Так было бы с кем секс этот делать! Нашла себе прынца на коне! С какой стороны ни посмотришь – щавлик и все. Жила себе сорок лет без сексу и не померла же… Были ж у тебя такие хлопцы и красивые, и высокие, и работящие… Что ж за них замуж не пошла, если так хотелося?

— Ай, отстаньте, мама. Были-то были. Да вот в загс никто не позвал.

— Опять она за свое. Да на что оно тебе нужно?

— Сказала же, отстаньте. Я все уже решила.

— Только не прописывай в квартире, доча, только не прописывай, не будь дитем несмышленым.

— Не буду, не волнуйтесь…

******

Они действительно были очень разными. Абсолютно не пара, с какой стороны ни посмотри. Она большая, полная – что вдоль, что поперек одинаковая, высокая.
А Он худенький, субтильного телосложения, сутулый, в очках, плешка просвечивается, ростом невелик. Она даже без каблуков выше его.

Она шумная, смелая, за словом в карман никогда не лезла и выпить могла много, но даже не хмелела. Он же тихий, стеснительный, непьющий, в компаниях незаметный. Человек-невидимка просто. Целыми днями пропадал то в своем университете, то в библиотеках.

Она деловая, палатку свою держала, поставщики ее побаивались. А его никто никогда не боялся, даже студенты. С деньгами вообще обращаться не умел, толком не знал даже, какой у него оклад.

Он с мамой жил, а у нее квартира собственная. Однокомнатная, но большая. И машина есть легковая, подержанная, правда, но на ходу.

Она последнюю книжку, наверно, в школе еще прочитала. А Он сам книжки писал по истории, стихи любил и знал много наизусть, разряд по шашкам имел.
Ну ничего общего. Мезальянс полный.

******

— Да надоело, понимаешь, с матерью спорить, — словно оправдывался Он перед соседом по лестничной клетке. – А тут такая женщина интересная подвернулась, и богатая вдобавок – с машиной, квартирой… И работа у нее полезная – каждый день на столе овощи-фрукты свежие будут.

— Ну да, — отвечал сосед. – Тут тебе повезло. И собственно не теряешь ничего. Достанет – уйдешь к маменьке под крыло. Ты главное не тяни с пропиской, и машину на себя перепиши. Так надежнее будет. Любовь пройдет, а машина останется…

— Да какая там любовь… Что-то в голову стукнуло, а отступать вроде неудобно… Время, наверно, пришло…

******

— …А чего? Я тебя понимаю. Поживи с мужиком, потом всегда можешь похвастаться, что замужем была. А найдешь кого получше и разведешься. Без детей это раз плюнуть, никаких проблем, — так ей подруга лучшая советовала, которая тоже ни разу замужем не была, потому все об этом процессе знала. — Так что не переживай, иди в загс, флаг тебе в руки. Здоровье поправишь заодно. В нашем возрасте интим от всех болезней помогает. Как он в постели-то? Спали уже или как?

— Тю!.. Уж что-что, а вот этого мне вообще не нужно. Ты прямо как моя мамочка.

— Так ты что, не для секса замуж выходишь? Для чего же тогда?

— А… — махнула Она рукой. – Сама не знаю. Брак по расчету, похоже.

******

Они вышли из загса немного растерянные. Нечаянная шутка оказалась совсем не шуткой. Штампы в их паспортах были настоящими и очень четкими.

— Может, в ресторан сходим, посидим немного, отметим, — предложил Он несмело.

— Тю!.. В ресторан… Чего зря деньги на ветер бросать? Да и с букетом твоим я как дурища последняя. Придумал тоже… Я эти цветы и носить-то не умею… Пойдем ко мне, что ли? У меня обед есть, поедим, выпьем. Супруг!…

Шампанское Он открывал так неумело, что больно смотреть было. Она даже отвернулась, сделала вид, что боится грохота. Посидели с бокалами в руках, помолчали. У нее вдруг куда-то вся смелость ушла, так неловко стало и страшно. Он тоже красный сидел, хотя ни капли еще не выпил, и в комнате было прохладно.

— Ну что, супруг, выпьем что ли за новую жизнь? — наконец произнесла Она, пытаясь стать прежней – смелой и отчаянной.

— Да-да, — заторопился Он. – Только можно я встану?

Он встал, и Она неожиданно почувствовала себя маленькой и беззащитной.

— Я хочу прочитать вам свое любимое стихотворение. Чтец я, конечно, никакой, вы простите…

И Он стал читать стихи. Возможно, это были очень хорошие стихи и красивые. Но Она даже не поняла ничего. Во-первых, потому, что никогда в жизни никто ей не читал стихов, а во-вторых, потому что они действительно были слишком сложными. «Заумными», как сказала бы Она в другой ситуации. Но сейчас не сказала, а когда Он замолчал и неловко поцеловал, как клюнул, ее свободную руку, вдруг расплакалась.

От этого Он еще больше покраснел и совсем смутился. Но потом они выпили немного, поели, успокоились и даже начали беседовать о чем-то. А когда Он на минутку отлучился в туалет, Она почему-то подложила в его тарелку еще один кусок курицы, самый большой и красивый на блюде. Сделала это и сама не поняла зачем. Он ел совсем мало, прямо как ребенок. Но ей почему-то захотелось сделать ему приятное.

******

Утром Он принес ей кофе в постель. Она жутко растерялась и застеснялась. До сих пор это чувство было ей не очень знакомо. Стеснялась она обычно только в кабинете у гинеколога и то только тогда, когда у нее спрашивали, сколько раз рожала.

И потом Он стал приносить ей кофе каждое утро, тоже не понимая, зачем это делает. Что так иногда поступают мужья или любовники, Он читал в книжках или видел в кино. И всегда считал полной ерундой. Пить кофе в постели так неудобно и негигиенично. Но сам приносил, и это почему-то ему нравилось.

Она послушно, как зомби, но не без наслаждения выпивала горячий крепкий напиток и все никак не решалась признаться, что кофе ей категорически противопоказан, ибо давление зашкаливало. И эта маленькая тайна доставляла ей странное удовольствие. Она пила кофе, видела, как он наблюдает за ней и волнуется – достаточно ли сахару и сливок, и понимала: признаться, значит, обидеть. А обижать как-то и не хотелось…

******

Что-то в ней изменилось. Не сразу и не вдруг, но стала Она другой. По-прежнему шутила на рынке с покупателями и веселила товарок во время перекуров. Но на вопросы о семейной жизни не отвечала или отвечала уклончиво, пресекала все шутки. Если же подруги становились излишне навязчивыми, спрашивая об ученом муже, найденном почти что в капусте, сразу же торопилась на свое рабочее место. Вскоре от нее отстали. Насмехаться над женщиной, попавшей в беду, как считали многие на рынке, было как-то не по-человечески.

Иногда Он заходил к матери, и та молча, с некоторым разочарованием и удивлением фиксировала новую твердую походку у сына, незнакомые уверенные интонации в голосе, изменившуюся осанку. Он тоже стал другим.

Они редко выходили из дома по выходным. Просто сидели рядом на диване и смотрели телевизор. Неважно что. Смотрели то, что показывали, лишь иногда щелкая пультом в поисках американского боевика. Она любила такое кино, а Он стал находить его забавным.

Когда Она занималась нудными хозяйственными делами — лепила пельмени, которые Он очень любил, или гладила белье в кухне, Он сидел рядышком и читал вслух стихи или какой-нибудь роман. Сначала ей все истории казались «на одно лицо» — длинными, скучными и нереальными. А потом Она втянулась, думала о прочитанном и ждала вечера, чтобы услышать продолжение.

Она уговорила его пойти на автомобильные курсы, а Он научил ее играть в поддавки. На Новый год Он подарил ей маленький цифровой фотоаппарат, а Она купила ему очень красивую чешскую настольную лампу с маленькими хрусталиками. Каждый получал от другого то, что хотел, отдавая при этом то, что мог.
В общем, это был самый настоящий брак по расчету…

******

Они никогда не говорили о любви. Трудно говорить о том, чего нет.

Но иногда ей снился страшный сон. Ей снилось, что его вдруг не стало в ее жизни – ушел, умер, испарился… В общем, не стало и все. А Она, оставшись одна, все плакала, плакала и падала в какую-то мерзкую грязную яму. И падая, кричала во сне – хрипло, натужно, долго, а потом пробуждалась и принималась судорожно искать в постели его руку, а найдя, сильно сжимала ладонью.

Он тут же просыпался в таких случаях и начинал тихонько успокаивать жену, гладя свободной рукой по ее полным плечам, по тонким волосам, по мокрым от слез щекам и почти задыхался от несказанной, невыносимой нежности…

Инет

Рейтинг

5 из 5 звезд. 3 голосов.