— Ну да, ты считаешь, раз ты мужчина, так твой юбилей важно отмечать. А мой значит не обязательно, — последнее время Татьяну все больше задевало невнимание мужа.
В итоге Татьянины сорок лет отметили шумно в ресторане.
— Повезло тебе с мужем Тань, — шепнула за столом подруга, — так, как твой, по-настоящему, мало кто любить умеет.
Татьяне это было приятно слышать. Они с Костей ещё в институте поженились. Сын и дочь уже выросли.
Дом — полная чаша. Дача за городом, машины хорошие у каждого.
После юбилея Таня чувствовала себя уставшей. Хотя это объяснимо — платье, хлопоты, ресторан заказывала. Костя в этих делах всегда в стороне. И это Таню раздражало.
Ну дома он помогает. С детьми всегда занимался. Зарабатывает неплохо. Но как о чем договариваться — все на ней.
А Костя словно остался в студенческих годах. Джинсы, гитара.
Даже в бюро, где они вместе начинали, он контачит с молодыми лучше, чем с начальством. Мол, они все чопорные и лживые. Тоже мне, мечтатель.
Татьяна улыбнулась. Хотя, в общем-то, что вдруг она разворчалась? Что мерять всех под одну гребёнку?
Ей же самой всегда нравились их отношения, в которых было все самое важное. Любовь, честность, дружба, общие интересы…. Или у нее теперь другие ценности?
— Ты чего какая-то усталая?, — спросила знакомая массажистка в фитнес клубе, которая всегда ей делала массаж.
(Таня же держала себя в форме)
— Тань, а у тебя тут какое-то уплотнение, не замечала?, — нащупала тем временем что-то массажистка.
— Да не знаю, вроде все было нормально, — ответила Татьяна.
Но на неделе все же сходила к специалисту.
И ужаснулась. Такого Татьяна уж точно не ожидала. Всегда казалось, что у нее этого быть не может. У кого-то может, но не у нее.
— Вторая стадия, но вы не расстраивайтесь. Это лечится, — эти слова прозвучали, как гром среди ясного неба.
Следующие три месяца Таня была как в тумане.
Операция, лечение.
Волосы вылезали прядями, и Костя побрил ее налысо.
Вспомнилось вдруг, как в институте ещё, она почему-то спросила Костю:
А если я облысею, ты будешь меня любить? Он ответил сразу: «Глупенькая, я тебя любую люблю»…
Придя в себя от лечения Таня решила сменить работу. Пойти туда, где о ней ничего не знают.
Она была лысая, худая. С большим швом, уходящим подмышку. Кривая в общем. Купили они ей с Костей парик, и она пошла на собеседование.
— Он что, даже не предложил тебе не работать? — Лена удивилась, ее единственная подруга, которая все знала.
Но Тане было все равно. Она ощущала себя уродом. А на работе хоть отвлечется от мрачных мыслей.
А Костя? Костя делал вид, что ничего не происходит. Готовил еду, смеялся, говорил на отвлеченные темы.
Удивительно, но Таня прошла собеседование. Хотя на это место было много желающих.
Новый коллектив ей очень понравился, да и начальник был хороший. Симпатичный мужчина лет пятидесяти.
С мужем Таня чувствовала себя уродиной. Он же все знал.
А здесь никто ничего не знал. И это было чудесно.
Её начальник — Валерий Иванович, на первом же корпоративе стал оказывать Татьяне знаки внимания.
И она почувствовала, как оживает, что в ней что-то откликается.
Валерий Иванович стал дарить ей подарки. Оказывать знаки внимания и хвалить ее на всех совещаниях.
Ну, что правда, то правда — работник она была очень грамотный.
Таня хорошела на глазах. Она немного поправилась, что ее даже молодило. Ушла слабость. И даже стала возвращаться уверенность в себе. А как же, она опять нравится .
Костя был весь в работе. Да и дома он взял все на себя.
Валерий Иванович все чаще подвозил Таню с работы.
Он уже делал прозрачные намеки об отношениях. Хотя Таня знала, что Валерий Иванович женат.
— Я жену люблю, и никогда не брошу, — как-то сказал он Тане, — но такую красивую женщину, как ты, Танюша, разве можно не заметить.
Он облизнулся, и Тане вдруг стало противно.
Господи, она чуть было все не испортила!
Он же ей не нужен, этот Валерий Иванович.
Ведь похоже, что скоро он подвезет Таню не до дома, а в какой-нибудь отель…..
«Какая же я дура, слава богу, что я прозрела и вовремя остановилась», — Таня неожиданно легко вбежала по лестнице, почувствовав, что именно теперь она окончательно выздоровела.
Костя радостно встретил ее, словно они не виделись вечность:
— Какая же ты у меня красивая! Поужинаем? Я тут приготовил, и погуляем, как раньше?
«Он был с ней все время рядом, какой же ее Костя молодец», — поняла вдруг Таня.
Ведь он не ее не замечал.
Он не хотел видеть ее болезнь.
Не принимал ее, словно решил, что болезнь — третий лишний.
И на работу ее отправил, видя, что там она быстрее восстановится.
А сам дома все домашние дела делал и даже вида не подавал, как он переживает. Знал, что с ней только так и нужно.
И даже видел, что за ней ухаживают, ревновал, но понимал, что от этого она опять почувствовала себя женщиной.
Его женщиной, его Таней, любимой на всю жизнь. Любимой несмотря ни на что. Ни на шрамы, ни на парик.
Он любит ее любой, как и обещал.
Таня чувствовала себя прежней.
— Давай никуда не пойдем, не хочу никого видеть. Поиграй мне на гитаре, — Таня была счастлива ещё больше, чем прежде.
— Де-ти! — в который раз требовательно крикнула воспитательница, собирая группу за обеденным столом. — Где опять Забелин и Матюшина?
— Светлана Ивановна, они там под столом, — тут же наябедничала одна из воспитанниц.
— Забелин? Матюшина? А ну, вылезайте из-под стола, я знаю, что вы там… — послышался приближающийся голос воспитателя.
— Не плачь… обещаешь? — по-заступнически уверенно спросил мальчик.
— Угу, — сама себе не веря, кивнула девчушка.
— Вот, держи, — мальчуган быстро сунул ей в руку деревянную поделку. — Видишь? У меня такая же! — разжал он второй кулачок, в нём лежала такая же неказистая буква «К», он их не так давно смастерил на уроке труда, обычные сухие веточки, склеенные вместе. — Не потеряй, я по ней обязательно тебя найду, — совсем как настоящий мужчина заверил её Костя.
— Как? — вся в слезах спросила его Катя, ее худенькие бледненькие ручки и тонкие губы тряслись так, словно у неё забирают сейчас самое важное в её жизни. Впрочем, возможно, это так и было…
— Просто! Я по телевизору видел… — глаза Костика зажглись точно звёздочки, они у него всегда такими были, когда он что-то придумывал, и Катя это знала. А ещё она знала, что он всегда выполнял свои обещания. И, наверное, именно это сейчас помогало ей держаться.
Мальчик едва успел аккуратно завернуть свою букву в платочек, как Светлана Ивановна подняла скатерть.
— Вот вы где, значит! И чего прячемся? Почему я должна вас искать? Костик, ты прекрасно знаешь, что за тобой сейчас должны прийти твои мама и папа. Давай вылезай. Ты едешь сегодня домой, ты забыл? — потянула она его за собой к умывальнику.
— Ольга Геннадьевна, насчёт Катюши вы уже точно решили? — на всякий случай ещё раз поинтересовалась Инесса Павловна, заведующая детским домом.
— Да, мы с Борей долго думали… — женщина слегка замялась. — Боюсь, мы не потянем двоих ребят, и потом… вы же знаете, это такая ответственность. Да и у нас это первый опыт. Всё-таки хочется ребёнку дать хорошее образование.
— Понимаю, — вздохнула Инесса Павловна и с сожалением оглянулась на девочку, которая всё это время наблюдала за ними из-за угла, но как только на неё обернулись, тут же спряталась. Инесса Павловна снова вздохнула, для неё каждый ребёнок точно родной и за каждого она переживала, как за своего.
— А вот и Костик, — улыбнулась заведующая, когда из детской комнаты показалась воспитатель с мальчиком. — Вы уж, пожалуйста, если вдруг что случится или вопросы появятся, не стесняйтесь, звоните, — уже у порога поспешила сказать напутствующие слова Инесса Павловна и с грустью чуть ли не сквозь слёзы, подмигнув мальчишке, помахала ему рукой.
Костик уходил из детского дома с мамой и папой… в новую жизнь… туда, где не было прежних друзей и Кати.
— Бедные дети, — пустила слезу и Светлана Ивановна, взглянув на дрожащие худенькие ручки девчушки, провожающей у окна своего верного друга.
— И не говори, сердце разрывается, — ответила Инесса Павловна. — Они же как неразлучники были, ой… — всё-таки дав волю слезам, махнула она рукой.
— Да, — вздохнула воспитатель. — И ведь всего шесть лет, а уже такая травма…
— Кто его знает, — шёпотом произнесла заведующая. — Будем надеяться, что обойдётся.
— Дай-то Бог, дай-то Бог… — тихо подтвердила та и пошла к детям.
Катюша стояла у окна и ждала, когда Костик скроется за поворотом, уже там у ворот он обернулся и сердце девочки радостно заликовало. Жаль только обещания своего она всё-таки не сдержала, стояла за шторкой и украдкой плакала.
— Что, снова сидит? — вздохнула сочувствующе Инесса Павловна, взглянув на окно, где, подобрав к себе худенькие коленочки и укутавшись в плед, сидела Катюша. После того как усыновили её лучшего друга, она часто забиралась на подоконник и могла просидеть там не один час, сначала наблюдая за тем, как на свежей траве резвятся беззаботные бабочки, затем как разнаряженные точно на праздник деревья бесстыдно сбрасывают свой цветной наряд, а там уж и зима наступала, и суровый морозный ветер широкими мазками расписывал окна в самые что ни на есть причудливые узоры. Катюша согревала дыханием небольшое пятнышко и через него наблюдала за тем, как белый чистый снег беспощадно заметает следы их настоящей крепкой дружбы.
— Ага, — вздохнула Светлана Ивановна. — Сидит миленькая, сидит… уже третий год пошёл, а она всё чего-то ждёт, горемычная…
— Да, — вздохнула Инесса Павловна. — Наверное, надеется, что приёмные родители откажутся от Кости и он, как и многие другие ребята, вернётся к нам обратно. Да только там всё хорошо, тьфу-тьфу, — сплюнула она через левое плечо, дабы не сглазить. — Сегодня как раз звонила по подопечным узнавала, как у них дела. Костя уже во второй класс пошёл, Ольга Геннадьевна говорит, — учится хорошо, старательный мальчик, летом с отцом на рыбалку ездит, дачу помогает строить.
— И слава Богу, — одобрительно кивнула Светлана Ивановна. — Должно́ ж хоть кому-то из ребят повезти… это дело такое.
— Да, Ивановна, ты права… Катюшу только жалко, страдает бедолага. Ведь знала ж я, что нельзя позволять им замыкаться друг на друге, они ж с самого начала ни с кем больше не играли, за друг другом, как хвостики ходили, и вот… пожалуйста.
— Да, — снова вздохнула Светлана Ивановна. — Дети, кто ж поймёт, что у них на душе, тут в своей-то порой с фонарём не разберёшь что к чему, а в чужой душе тем более…
— Ну ничего-ничего, время лечит… а там, глядишь, и ей родителей найдём, есть у меня одна пара на примете, завтра как раз придут, девочку ищут, спокойную, покладистую хотят. Хочу им Катюшу предложить.
— Да ты что?! — воскликнула Светлана Ивановна. — Вот радость-то будет.
— Ну давай, заранее не загадывать, — скептически одёрнула её Инесса Павловна, повидавшая на своём веку разное. — Ступай детей уже спать укладывать, утро вечера мудренее…
— И то верно… Де-ти! Готовимся ко сну! — тут же зазывным голосом крикнула Светлана Ивановна, и дети тут же закопошились, а Катюша, послушно спустившись с подоконника, направилась к себе в постель, где под подушкой её давно дожидался Костин подарок… смешная, неказистая, но такая дорогая буква «К». Катя часто засыпа́ла прямо с ней в руках, и воспитатель ночью разжимала её кулачок и заботливо прибирала сей подарок в тумбу.
…
— Ну что ж, Катюш, вот и у тебя теперь будет свой дом, — воспитательница погладила девочку по голове и повела её к новым родителям, что уже давно ожидали её в холле.
— А вот и Катюша, — как обычно, приветственно улыбнулась заведующая. Она всегда старалась изобразить на лице неподдельное счастье, да только актриса из неё была плохая, уже издалека было видно, как глаза Инессы Павловны увлажнялись, волнение неизбежно передавалось и ребёнку. Вот и сейчас Катюша с тревогой посмотрела на неё.
— Не переживай, всё будет хорошо, — присела перед ней на корточки заведующая.
Катя с мольбой посмотрела на неё, казалось, её что-то тревожило, и Инесса Павловна это считала.
— Ты переживаешь за Костю?
В глазах девочки сразу сверкнул огонёк, и она тут же кивнула.
— Не переживай, — погладила та её за плечики. — Если Костя вернётся, я обязательно тебе сообщу, и ты сможешь его навестить… хорошо?
Катюша улыбнулась. Казалось, эта мысль послужила для неё успокоением, и она пошла за родителями. Уже там у ворот девочка обернулась и заведующая тихонько, почти незаметно перекрестила малышку «в добрый путь, милая».
— Ну, Катюха, поздравляю! Будешь ты у нас теперь парикмахер хоть куда, очереди выстроятся, только и успевай обслуживать, — как обычно, начала свои возвышенные речи Настя.
— Да ну тебя, скажешь тоже, — засмеялась девушка.
— А чего? С таким дипломом, между прочим, ты можешь у нашей мымры смело просить оплаты в двойном тарифе, — заговорщически прошептала Настя. — Да-да. И не надо на меня так смотреть. Ты вон какие шедевры на голове делаешь, а получаешь, как мы, рядовые парикмахеры. Меня возьми, к примеру, — я всю жизнь в этой профессии, подстричь — пожалуйста, покрасить — нефиг делать! А вот кренделя такие на голове, что ты крутишь клиентам, никогда не сделаю! — самокритично отметила Настя.
Настя всегда была прямой и открытой. Именно это когда-то и расположило Катю к ней. Это тот человек, который всегда и во всём её поддерживает. И если отмотать время на 7 лет назад, — Катя, возможно, никогда бы не пошла развиваться в этом направлении. Но именно Настя в одну из их встреч подкинула ей идею, что причёски можно не только рисовать, но и делать, и за это, как ни странно, ещё и деньги получать.
Катя тогда даже не думала об этом, она училась на юридическом, а рисовала, скорее, для души, но сама идея пришлась ей тогда по вкусу. С тех пор она уже успела закончить не только вуз, но и специальные курсы и устроилась в тот же салон, где работала её подруга.
— И, кстати, не забывай, ты ещё и на конкурсе второе место заняла, наш затрапезный салон на всю страну прославила. Так что пусть Райка делится.
— Так уж на всю страну? — снова засмеялась Катя. — Ой, не могу, фантазёрка ты, Настька.
— Я-то как раз реалистка, а вот чего ты свои права никогда не отстаиваешь, я никак ума не приложу. С твоими-то способностями ты уже давно могла бы пойти в какой-нибудь дорогущий салон и зарабатывать там такие деньжищи, — Настька выпучила глаза, точно представила в этот момент пачки купюр в своих руках. — Ну или, в конце концов, юристом пойти работать, по основному образованию, как твои родители мечтали. Юристы, между прочим, тоже зарабатывают, мама не горюй.
— Ой, Настька, разве ж в этом счастье, — виновато улыбнулась Катя.
— Пф! Во даёшь! А в чём это, интересно мне знать, счастье? Вот только не надо мне сейчас свои эти эфемерные фразочки про любовь навеки толкать… — Настя начала размахивать руками, не любила она философию и зефирные рассуждения, ей бы про земное больше.
— Вот ты мне скажи, нафига ты этот свой самодельный амулет за собой все эти годы таскаешь? Ты что в самом деле думаешь, что этот твой Костя всё ещё тебя помнит? Сколько вам лет-то тогда было? Шесть? А сейчас сколько? 26? Ка-тя! Спустись на землю! Он в отличие от тебя уже давным-давно забыл об этой вашей детской глупости и живёт себе дальше. Мало ли у кого какая в детстве любовь была! Жизнь-то продолжается!
— Насть, ты прекрасно знаешь, что я не люблю об этом говорить, это моё личное…
— Ну, хорошо… даже если он тоже помнит про тебя, как ты себе вот это всё представляешь? Ходит он такой, заглядывает к каждой молодой красотке в сумочку, — «А у вас, случайно, не завалялась там среди всего вашего барахла буквы «К»? А зовут вас, случайно, не Катя?». Так, что ли?
— Насть, давай, уже закроем эту тему, тем более, клиент пришёл, обслужи, я в соседний магазин сбе́гаю, мама просила там кое-что взять, а то скоро закроется.
— Ай, — махнула на неё Настька и пошла в зал. — Иди уже!
— Ах! — воскликнула Катя, неожиданно столкнувшись в дверях парикмахерской с незнакомцем. Кофе, что она смогла спокойно пронести два квартала от самого́ магазина до своей работы, теперь красовалось на её кремовой блузке небрежной коричневой кляксой.
— Смотреть нужно, куда идёте! — слегка притормозив в дверях, буркнул молодой человек и, не сказав больше ни слова, вышел на улицу.
Катя как стояла, так и замерла точно истукан, хлопая глазами.
— Что это было? — наконец, подала она голос.
— Вежливый, да? — съёрничала явно недовольная Настя, подметая за ним пол. — Пришёл тут, понимаешь ли, раскомандовался, так ему не надо, так ему не то, в итоге психанул и ушёл. Нервный какой-то!
— Надо же, — Катя удивлённо подняла бровь вверх и обернулась тому вслед. Протерев резкими движениями стекло переднего вида, тот сел в машину и уехал. — Погода, что ли, такая сегодня, все нервные, — задумчиво протянула она и поставила кофе, вернее, то, что от него осталось, на подоконник.
— Как же, погода… Хорошо всё свалить на погоду-то… Тут всё куда банальнее до безобразия. Женится он, сказал. Вот только, что нервничать так, непонятно. Можно подумать, его силком в загс тащат.
— Может, переживает… — предположила Катя.
— Ага! — иронично цокнула Настя, покачивая головой её наивности. — Девица на выданье нашлась. Скажешь мне тоже. Кстати, о девице… — Настя открыла тетрадь с записями и деловито прищурив глаз, точно местный Штирлиц, провела пальцем по списку.
— Он сказал, его жена записана к тебе на причёску в следующий четверг… Ну, точно! Есть такая! — подтвердила она и захлопнула тетрадь. — В общем, если пойдёшь делать на дому, имей в виду, семейка та ещё, — заключила Настя.
— Спасибо за предупреждение, — засмеялась Катя, безуспешно пытаясь при этом хоть немного зачистить пятно.
— Смейся-смейся, — обиженно вставила Настя. — Я за свои годы работы в парикмахерской, чего только не насмотрелась. Дураков, знаешь ли, всегда хватает.
— Ладно тебе, — отмахнулась Катя. — Ну плохое у человека настроение, подумаешь, с кем не бывает… Блузку только жалко… — жалостливо посмотрела она на себя в зеркало, пятно точно персональная медаль за мудрость красовалось теперь у неё на груди.
— А ты ему предъяви! — оживилась Настя. — Да-да! А с какого это перепугу у нас нынче можно портить чужие вещи?! Он извинился перед тобой? Нет. Значит, пусть платит, — оскорблённая таким беспардонным поведением посетителя, Настя гордо задрала нос и начала поправлять причёску. — А ты ещё спрашиваешь, почему я замуж не хочу. Поэтому и не хочу, что от мужиков одно расстройство.
— Ты чего как самовар разбухтелась? — засмеялась Катя. Кажется, она уже давно отпустила эту ситуацию, что не скажешь о её подруге.
— А то! Пришёл, понимаешь ли, настроение испоганил и ушёл. Как муха навозная! А знаешь что?! Компенсацию у него возьми… моральную, для меня. А что? Между прочим, на западе за такое ещё и по судам бы его затаскали. А я из-за этого кренделя теперь ещё один лишний килограмм наберу, — бодро откусив бутерброд, продолжала ворчать Настя. Уж что-что, а нервничать ей категорически воспрещалось, тогда любая еда начинала в ход идти без разбора.
— Ладно, — снова засмеялась Катя. — Давай, уже собираться домой. Думаю, сегодня больше никого не будет.
— Катя, ну, наконец-то! Мы вас уже заждались, — засуетилась в дверях невеста.
— Простите, в пробке застряла, пришлось пересаживаться на метро. Не беспокойтесь, успеваем, — постаралась успокоить девушку Катя.
— Ох, хорошо бы… Проходите, — Рита показала рукой на соседнюю комнату.
— Короче, я не могу найти этот злосчастный синий галстук, надену обычный, — в зал тут же вошёл молодой человек, по всей видимости, жених. Катя его сразу же узнала, это был тот самый «вежливый» клиент из их парикмахерской. Судя по его причёске, после них он всё же побывал где-то ещё. Видимо, стрижка от Насти его действительно чем-то не устроила. Катя любила подмечать такие моменты, для неё было важно удовлетворять запросы клиентов, в этом она видела своё призвание.
— Костя, иди отсюда, не видишь, что ли, ко мне пришли, мы с Катей сейчас причёску будем делать. Потом с Лилей сразу платье надеваем и едем, и так, уже опаздываем. Она, кстати, приехала?
— Нет, в пробке… Подумаешь, в загс опоздаем, велика беда, — усмехнулся тот и пожал плечами. — Правда же, Катя? Красивое имя у вас, кстати… — тот подмигнул ей. Признаться, сегодня он был куда обходительнее, чем вчера, пожалуй, слишком. Катя даже слегка растерялась от такого внимания со стороны жениха.
— Кос-тя! — теперь уже претензионным тоном подчеркнула невеста. — Не обращайте на него внимания, он любит меня позлить, — уже чуть тише пояснила она Кате.
— И часто вам такие невесты-истерички попадаются, Катя? — жених не спешил удаляться из комнаты и продолжал играть на нервах будущей жены, как пикколист на флейте.
— Простите… — невеста тут же слегка отодвинула Катю рукой, да как запульнёт в жениха тапкой, тот от неожиданности даже увернуться не успел и теперь стоял, ворчал, потирая коленку. — Ес! Прямое попадание! Будешь знать! — справедливо заключила невеста. — Можем продолжать, — теперь уже одобрительно улыбнулась она.
Катя засмеялась. Кажется, жених с невестой однозначно стоят друг друга.
— Катя, а вы куда дели мою жену? — спустя какое-то время жених снова показался в дверях.
— Очень смешно! — возмутилась Рита.
— Ой! Боже! Что это? Я слышу откуда-то голос своей жены. Она где-то рядом, — тот стал театрально оглядываться по сторонам.
— О, а что это за красотка на стуле рядом с вами? Неужели это моя жена? — продолжал свой спектакль жених.
Катя на тот момент уже устала смеяться, у неё от смеха даже живот разболелся. Она уже и не помнит, когда столько смеялась.
— Ой, что-то я всё смеюсь и смеюсь, как бы плакать потом не пришлось, — утирая выступившие от смеха слёзы, отметила Катя.
— Катя, Господь с вами, только не говорите, что вы тоже верите во все эти народные премудрости? Ритка, вон, верит во всё подряд. Говорит, если на свадьбе не будет свидетелей, то счастья молодым не видать, вот так-то, — пожал он плечами. — Скажите, бред?
Катя уже завершала последние штришки, а потому скромно пожала плечами.
— Ничего не бред! И вообще, где Лиля?! — уже по-настоящему начала нервничать Рита. — Нам уже надо выезжать…
— Давайте, я вам помогу с платьем, — предложила Катя.
— Да, спасибо…
— Кажется, кто-то без свидетельницы будет, — не переставал подтрунивать жених, кажется, переживания невесты на этот счёт его только забавляли.
— Катя, — вдруг резко к ней развернулась Рита. — Скажите, а вы сейчас сильно заняты? Не могли бы вы побыть на бракосочетании свидетельницей? — умоляющим взглядом посмотрела на неё та.
— Я? — растерялась Катя. — Даже не знаю…
— А что, классная идея! — поддержал её Костя.
— Ребят, всё-таки со свидетельницей какая-то дурацкая идея, — слегка разнервничалась Катя, ещё ни разу ей не приходилось быть свидетельницей, украшать невест — да, а быть сопричастной к торжеству — нет. — Даже не знаю… по сути, я чужой человек… и свидетельницей, как-то это неправильно всё, — она никак не находила себе места.
— Катя, о чём вы? Знаете, как вы меня сейчас выручите?! — повернулась на неё невеста. — Я столько мечтала о свадьбе, вы даже себе не представляете. Я не хочу, чтобы из-за этой нелепой случайности всё пошло не так. А Лиле я потом ещё припомню, — подчёркнуто отметила Рита, нарочито процедив последнюю фразу сквозь зубы, желая тем самым, вероятно, донести сию мысль до жениха.
— А я что? — обернулся тот на них с переднего пассажирского сидения.
— А чья она, интересно, невеста?! Между прочим, я хотела Аллу позвать, но вы же с мамой заартачились. Алла им, видите ли, не нравится, подруга моя, — пояснила Рита для Кати. — А Лилька его вечно везде опаздывает. И ведь специально её попросила приехать заранее. «Конечно, Рита, как я могу… Свадьба же», — передразнила та её, изобразив на лице гримасу. — Результат налицо!
— Не моя она, — отмахнулся тут же Костя.
— Ну это, знаешь, вы сами разбирайтесь. А свадьбу свою я не позволю испортить.
— А… — Катя немного затушевалась, придя от услышанного в лёгкое замешательство. — Как это… невеста? Ещё одна?
Костя с Ритой переглянулись и засмеялись.
— Вы что, Катя, в самом деле решили, что я женюсь на вот этой вредной особе? — снова обернулся на них Костя.
— Нет уж, увольте… как там поётся? «Я лучше съем перед загсом свой паспорт, я улечу, убегу, испарюсь, но на вот этой вредине никогда не женюсь», — напел мелодично он им вполне себе известную песню. — Я вообще не знаю, как её Евгений терпит. Сочувствую ему прям, бедный мужик, — засмеялся он.
— Бе-бе-бе! — передразнила его невеста. — Не обращайте на нас внимания, Катя. У нас свои причуды. Костя — мой старший брат. Просто иногда мне приходилось просить его играть моего мужа, дабы отвадить особо липучих экземпляров. Ну это было давно и неправда, сейчас у меня есть мой Женя, — с нежностью в голосе отметила Рита. — Сейчас, скорее, я Костю спасаю от навязчивых девиц, — засмеялась она. — Кстати, Катя, имейте в виду, он тот ещё сердцеед.
— Спасибо, что предупредили, — засмущавшись, улыбнулась Катя.
— Ой, Катя, не слушайте её, она вам ещё и не то наговорит, — тот обернулся на неё.
Хоть ребята и шутили не переставая, то и дело подтрунивая друг на другом, шутки их были какими-то добрыми и ироничными. Катя смотрела на них и улыбалась, ненароком вспомнив свою детскую мечту о сестре или брате. Жаль, что у её родителей тогда так и не получилось родить своего ребёнка.
— Катя, а вы замужем? — спросил вдруг Костя.
— Я? — не ожидая такого вопроса, Катя снова немного растерялась. — Нет, не довелось ещё, — покраснела она, будто извиняясь за эту оплошность.
— Понимаю… Тоже ещё своего не встретили? Ну ничего, Катя, уверен, что всё ещё впереди, — подбодрил её Костя. — А мы, кстати, приехали, — уведомил он их, и водитель запустил тираду приветственных гудков машине жениха.
В зале заиграла громкая музыка, начались конкурсы.
— Грустишь? — послышалось откуда-то справа.
— А? — выйдя из глубокой задумчивости, обернулась Катя.
— Грустишь, говорю? — повторил Костя.
— А… нет, что вы… — смущённо улыбнулась она. — Просто я здесь никого не знаю… Вообще, думаю, зря я приняла приглашение вашей сестры, — пожала она плечами.
— Ну меня-то знаете, — справедливо заметил он и присел рядом. — А, вообще, моей сестре сложно отказать.
— Это да, — засмеялась Катя.
— Налить вам ещё вина́? — кивнул он на её почти опустевший бокал.
— Нет, спасибо.
— А я, пожалуй, себе немного добавлю, если вы не против, всё-таки сестру замуж выдаю, волнуюсь…
— Вы? — засмеялась Катя.
— Да. А чего вы смеётесь? — на полном серьёзе поинтересовался он. — Между прочим, мы, мужчины, тоже иногда волнуемся.
— Серьёзно? — снова засмеялась Катя.
— Серьёзней некуда, я, вообще, парень серьёзный, — заключил он и, прижав укроп губами к носу, пошевелил им точно усами.
Катя снова засмеялась.
— Вы так задорно смеётесь, — лицо Кости вдруг стало каким-то серьёзным, точно этот звонкий смех ему что-то напомнил. Он отрезвляюще провёл рукой по лицу, словно желая стереть то наваждение, что нашло на него сейчас.
Улыбка на Катином лице тут же сменилась смущением.
— Простите, я, наверное, глупо выгляжу… смеюсь и смеюсь, — Катя робко опустила глаза. — Просто вы так смешно рассказываете.
— Напротив, вы очень красивая, когда смеётесь… — глядя ей прямо в глаза, произнёс молодой человек и Катя почувствовала, как по её спине побежали мурашки. Неужели она влюбилась?
— Ну, а сейчас, внимание! — в зале послышался громкий голос ведущего. — Пришло время пригласить в центр нашего зала прекрасную половину человечества, наших дам, сейчас наша невеста будет бросать свой букет и та из дам, что поймает букет, будет следующей невестой. Да-да. Давайте, милые дамы, кто не замужем, но очень хочет, приглашаю испытать судьбу, — зазывал желающих ведущий.
— О, это вас зовут, Катя, — нашёлся Костя.
— Да нет, что вы… ну куда мне? — начала отнекиваться Катя.
— Идите-идите, — помог ей подняться Костя и начал буквально выпроваживать её в зал.
— Так, ну что, у нас больше нет невест? — снова поинтересовался ведущий. — Все вышли?
— Есть! — выкрикнул Костя. — Катя, идите… не заставляйте меня выходи́ть вместе с вами, невеста из меня, скажем прямо, так себе.
Катя снова засмеялась.
— Давайте вашу сумочку, под охрану возьму. Идите, а я вас сфотографирую.
— Уговорили, — сдалась Катя и пошла в зал к другим девушкам.
Костя устроился поудобнее и принялся её снимать.
— Раз, два, три… — дружно закричал зал, и невеста бросила букет. Удивительно, но поймала его именно Катя, точно он летел ей прямо в руки.
— Давайте узнаем о нашей новой невесте подробнее. Скажите, как вас зовут? — обратился к ней ведущий.
— Меня зовут Катя… Екатерина Матюшина, — смутившись, добавила она, сама не зная почему, свою детскую фамилию, и в зале тут же послышалось, как кто-то разбил бокал.
Это был Костя, он смотрел на неё и, казалось, не моргал, Катя этот его растерянный взгляд поймала и тот шум, что стоял сейчас в зале вдруг ушёл на второй план.
— Катя? — тихо тот произнёс губами.—- Катя?! — зачем-то повторил он чуть громче и направился прямо к ней, выронив случайно её сумочку, из которой тут же выпал старый, зашарканный, но заботливо подклеенный в некоторых местах лентой амулет. — Катя! — теперь уже громко воскликнул он и бросился к ней.
Катины глаза вмиг наполнились слезами, и она подалась вперёд. Он подхватил её на руки и закружил.
— Катя! Катюша! — целовал он её лицо.
— Костя… — только и делала, что шептала она.
— А чё, вообще, происходит? — в зале, наконец, появилась Лиля, невеста Кости.
— А то, что ты жениха своего проворонила, — гордо вскинула нос Рита и махнула рукой. — Диджей, заводи музыку!
Зал загудел, а Катя с Костей так и стояли посреди зала и, казалось, никого не слышали вокруг. И хотя Лиля тогда успела отлупить Костю букетом невесты, в одном она была точно права — «Костя — непроходимый болван!». Как он мог подумать, что Катя давно счастлива с другим? Как он мог не искать её? Почему решил, что она его забыла? Как? Сотни вопросов и ни одного ответа. А ведь за все эти годы он сам так и не смог построить своего счастья, каждый раз жадно ища в глазах других женщин — её, свою Катю…
Впрочем, как дорожка не вейся, а всё равно своего счастья не упустит. Так случилось и с нашими героями. Уже следом после этой свадьбы, они сыграли свою. Свадьба была громкой и весёлой. А кольца… молодые выгравировали на них особый символ… букву «К» и плевать, что этот их поступок из гостей практически никто понял, главное, для них это не какая-то там буква — это целая жизнь, полная ожиданий и надежд…
Приданое * Часть 1 — Не ту девчонку выбрал, молод еще Пашка, ветер в голове. Что взять с её родителей, там еще двое младших.
– Григорий не скрывал своего огорчения, и делился с женой Любой всем, что было на душе.
— Ну не на родителях он жениться собрался, Аля — девчонка красивая, понять Пашу можно.
— И что с той красоты?! Вот если бы деньжат на дом подкинули, или хотя бы на мебель, все легче было бы жизнь семейную начинать. А так нам с тобой придется вкалывать, старшему помогли, теперь на младшего волохать.
— Гриша, ну что ты такое говоришь, это же сын родной, — Люба, взяв выглаженное белье, перенесла в спальню, на ходу реагируя на слова мужа, — к тому же Паша уже напрямую сказал, что женится на Але.
— Вот потому и говорю, что сын родной…
— Да я и сама не в радости от Пашиного выбора, — Люба вздохнула, — живут Гавриловы, хлеб жуют, а еще в передовиках Гена-то…
— Ага, в передовиках, — Григорий усмехнулся, — грамоту каждый год дают. А чего с них этих грамот? Солить их что ли, или сортир обклеить.
Работал Григорий в МТС, звезд с неба не хватал, зарплата идет и ладно. Зато дома они с Любой, как кроты. И скот держат и огород огромный садят, лук сдают, мясо сдают, — ну а что, все по закону, советская власть разрешает.
Григорий думал, женится Пашка, встанет на очередь на машину, через год-другой они с Любой деньжат отвалят молодым. А пока домик в райцентре можно купить, чтобы отдельно жили. В складчину, конечно, со сватами. Григорий снова покачал головой: — Какая теперь складчина, с кем складываться, с Гавриловых ничего не возьмешь… За окнам затарахтел мотоцикл, Люба сразу в окно: — Паша приехал, ты уж, отец, помягче с ним.
— Здорово, родители! – Высокий плечистый Пашка радостно, с огоньком в глазах, посмотрел на мать, потом на отца, заметив, как умолкли они, увидев его.
— Ну, здорово, виделись же утром, — Григорий, несмотря на свое огорчение, всегда был рад сыну и гордился им. – Чего такой веселый, премию дали?
— Нет, рано премии выдавать, осенью обычно награждают. Я о другом хотел поговорить: надо бы к Алиным родителям сходить, обговорить что ли про свадьбу.
— А вы, сынок, точно решили? – Вкрадчиво спросила мать.
— Так еще весной решили.
— Эх, Пашка, а если бы ты пораскинул хорошенько, да представил свою будущую жизнь, может и передумал бы… Как жить-то будете? Ну мы с матерью поможем, чем можем, а от Гавриловых помощи не жди, за дочкой никакого приданого не дадут.
— Батя, ты чего, какое приданое? В двадцатом веке живем, мы и сами себе заработаем.
— Ладно, посмотрю я, чего вы там заработаете, Алька еще в техникуме учится…
— Да скоро уже окончит, — Пашка старался успокоить родителей.
— Ну, что, мать, — Григорий обратился к Любе, — когда наведаемся к будущим сватам?
— Да хоть в следующую субботу, — Пашка сразу вставил свои слова.
— Ну, так скажи зазнобе своей, пусть родителей предупредит, а то может там нас и не ждут…
— Ждут, конечно, ждут! – Заверил Пашка.
До субботы еще почти неделя. Пашка с Алей все эти дни обсуждали, как все пройдет, казалось, все просчитали, договорились, что будут молчать и соглашаться, — в их же интересах.
Нина и Геннадий Гавриловы встретили гостей, немного волнуясь, старшую дочь замуж предстоит отдавать. Пашка им нравился, к тому же из хорошей семьи, трудолюбивой.
Нина почти сутки готовилась, стараясь приготовить больше угощений. Дочка Аля, надев голубое платье, которое не так давно купила в городе, помогала матери, поглядывая в окно. Наконец Жигули Красиковых подъехали к воротам.
Женщины улыбались, мужики пожали друг другу руки. Хозяин дома суетился, приглашая гостей, Григорий был сдержан, Пашка с Алей смущенно переглядывались.
Вскоре обстановку разрядили, вилки стали мелькать чаще, разговоры громче. – Ну, допустим, осенью сыграем свадьбу, — начал Григорий, — жить где-то надо молодым. У вас, я гляжу, самим тесно… Можно и у нас, конечно, но это временно, все равно захотят отделиться, значит надо отдельное жилье, покупать что-то надо.
— Так сразу и покупать?! – Геннадий подхватил тему.
– Мы вон с Ниной, пусть не сразу, но со временем дом построили, так и молодые поработают, и тоже свое жилье будет. А пока пусть хоть у нас во времянке живут.
— Во времянке! И что это за жизнь? – Григорий надул губы. – Я говорю: надо помочь молодым встать на ноги. Мы с Любой можем деньгами помочь, да и холодильник можем подарить, чай не бедные…
— Это что получается, мы что ли бедные?- Геннадий и не заметил, что хватил лишнего.
– Да я работаю, как вол, у меня вон грамот полный комод…
— И куда их эти грамоты? – Люба уже незаметно надавила ногой на ногу мужу, но тот даже не отреагировал и продолжал: — Вместо обоев если эти грамоты. Я к тому, что за каждой девИцей приданое должно водиться.
Теперь вспыхнула маковым цветом хозяйка дома Нина: — Так я готовлю приданое, вон подушечки, постельное, полотенчики… вы не подумайте, у меня дочка не бесприданница.
— Да хватит тебе, папа, чего завелся, какое приданое в наше время, сами справимся, — Пашка чувствовал себя неловко, незаметно держал за руку Алю.
— А что я сказал, дело житейское: обсуждаем, как жить вам начинать, — оправдывался Григорий.
— Нет, ты не так сказал, ты на бедность намекаешь, а мы не бедные, хоть и не можем денег на дом отвалить, — сказал Геннадий.
– И если дочка наша вам не ко двору, так и скажите. Мы навязываться не будем.
— Папа! – Аля подскочила, с укором посмотрела на отца.
— Сядь, дочка, тут разговор такой пошел, что приданого мы за тобой не даем, и зачем тебе такие родственники…
— Геннадий Петрович, я так не думаю, не надо мне вашего приданого, — теперь уже встал из-за стола Пашка.
— Эх, Пашка, говорю же я: одна любовь у тебя в голове, о будущем не думаешь, — Григорий тоже поднялся, следом вышла из-за стола Люба, извиняясь, сказала: — Видно день не тот, вы уж не серчайте, все наладится, — пообещала она хозяевам.
Хозяева попытались сгладить ситуацию, но уже все было испорчено, и разговор явно не клеился. Аля с Пашкой вышли первыми и спрятались за старой сосной.
— Не обращай внимания, отец у нас хозяйственный, ему бы все в дом, все бы что-то строить, — ну такой вот он.
— Да и мой хорош, — согласилась Аля, вечно у него гордость впереди его самого бежит, мог бы и промолчать. И что теперь делать, Паша? Я ведь и в самом деле пока еще учусь в техникуме, мне, кроме родителей, помочь некому.
Пашка обнял девушку, стараясь успокоить ее: — Ну, я же работаю, неужели я тебя не прокормлю. Так что выше нос, Аленький мой цветок, не пропадем. Правда, свадьбу не придется, наверное, сыграть, ни мои, ни твои на свадьбу денег не дадут.
— Да это ладно, так можно расписаться, — Аля была согласна на любой сценарий, лишь бы вместе с Пашкой. Хотя в душе мечтала о белом платье и фате, как и любая девчонка в ее возрасте. (продолжение следует)
Автор :Татьяна Викторова Художник Екатерина Зерновая
Часть 2 . Свёкор — Ну, ты смотри-ка, молчит сын, про женитьбу не заикается. А всё ты, Гриша, виноват, напугал всех «приданым», вот и расстроилась свадьба.
— Да она и не настраивалась эта свадьба, так что не спеши, Люба, придет время – обрадует сын.
— Я спрашиваю его: как там у тебя с Алей. А он молчит, иногда скажет: все нормально. А что у них на уме, не знаю.
Так прошло лето, потом и осень. Наступила зима. Вместо свадьбы Аля готовилась к диплому, Пашка работал.
— Ну, что, когда скажем? – Пашка и Аля, разморенные первыми летними днями, накупавшись, сидели на берегу. – Или промолчим?
— Нет, Паша, молчать нельзя, мои обидятся.
— Так и мои тоже. Значит, скажем, что уезжаем в город, будем работать, снимать жилье.
Но планы влюбленных поменялись в тот же вечер.
— Как это распишетесь? А свадьба? Мы старшего женили по-людски, и тебя женим.
— Правильно, Гриша, пойдем к Гавриловым о свадьбе договариваться, — предложила Люба.
— Хватит, сходили уже, сколько раз можно сватать. Пусть сами к нам идут.
— Как ты себе это представляешь, год почти не общались, и вдруг они сами придут, не получится.
— Ну, сама там как-нибудь с матерью Алькиной поговори, позови к нам, обсудим это дело.
— Хорошо, договорюсь с Ниной. Только и ты, будь добр, не заикайся про приданое, не напрягай обстановку.
Григорий махнул рукой: — Да и так понял, что с них взять, кроме подушки с периной ничего девке не дадут.
Пашка слушал молча, и несколько раз порывался отказаться от свадьбы. Ему уже все равно было, лишь бы расписаться. Но согласие родителей заставляло смириться.
Благодаря Любе, Гавриловы все же пришли к ним. О неудачном сватовстве не вспоминалось, лишь при встрече Григорий сказал, что сватовство состоялось еще в прошлом году, теперь надо решить, как поженить детей. Геннадий тоже выглядел смирным. Договорились на удивление быстро, и по деньгам сошлись. К тому же Пашка за этот год почти не тратил зарплату.
— У нас хоть и трое детей, а старшую дочь как положено выдадим замуж, — огласил Геннадий. – Мы вот диван решили подарить…
— Ну а мы холодильник, ну и так, деньгами дадим, — сказала Люба. – Да и вообще, что подарим, то и ладно, а потом разберутся, со временем поможем.
Геннадий молча кивнул. Григорий промолчал. Женщины, наконец, облегченно вздохнули, заняв себя разговорами о продуктах.
— Гулять у нас будем, — предложил Григорий, — у жениха, вроде как положено.
И тут поднялась Аля: — Мебель – это хорошо, только самое главное приданое – вот оно, со мной. – Девушка достала из сумочки диплом и подала его Григорию.
Это было настолько неожиданным, что все замолчали, Люба с Ниной даже немного испугались, как бы мужики вновь не сцепились словесно. Аля невозмутимо подала диплом Григорию: — Посмотрите, это мой диплом об окончании техникума.
Все ожидали, что хозяин дома вспылит, или отмахнется от красного диплома, который ему совсем не нужен. Но Григорий молча взял документ, не торопясь открыл его, и также не спеша закрыл и вернул Але, удостоив только одним словом: — Уважаю. – Сдержанно сказал, удивив всех еще больше.
И что имелось ввиду под этим словом «уважаю», не все поняли. То ли Алю уважает, то ли ее учебу, результатом которой стал красный диплом.
Расписавшись в местной администрации, молодые переступили порог дома родителей Павла. До самого вечера было шумно. Григорий и Геннадий, уже веселые, мирно беседовали. Стихла музыка, и остались самые близкие.
А через два дня молодожены уехали. Григорий ворчал, что могли бы и в районном центре остаться, со временем дом купить или построить.
— У невестки нашей уже работа в городе есть, — подсказала Люба, Паша тоже устроится, — она вздохнула и сказала с сожалением: — Хотя лучше бы рядышком были.
* * * * *
Через пять лет в молодой семье рос Андрейка. Алю, несмотря на молодость, назначили заместителем главного бухгалтера.
— Слушай, Аля, — сказал как-то Павел, — может не стоит связываться с институтом, у тебя же есть образование, и должность хорошая, ты уже заместитель.
— Паша, я уже учусь, это же заочно…
— Ну, все равно нагрузка: работа, учеба…
— Поняла я тебя, Паша, потерпи, отучусь, вздохнем свободней.
Но в первый же год учебы размолвки в семье стали случаться все чаще.
— Гриша, я тут Нину встретила, она была у детей на днях. Так вот не все ладно у Паши с Алей, там уже чуть ли не до развода доходит.
— Да ну! – Григорий, до этого монотонно ел, и казалось, ничто его не могло смутить. – Не может быть, у них же сын, внук наш. Вот тебе и любовь…
— Поехали завтра к ним, — предложила Люба, — сметану отвезем, узнаем, как там.
Вчетвером они сидели в просторной комнате общежития, где жили Аля с Павлом. – Что-то вы без энтузиазма нас встретили, — начал Григорий, — хмурые какие-то оба.
— Да все нормально, — сказал Пашка.
— Нет, не нормально, — Григорий нахмурился, — у вас сын растет, а вы тут отношения вздумали выяснять через пять лет. Как это понимать?
— Вы сами знаете, у меня сейчас не только работа, но и учеба, это все временно, а Паша слишком нетерпелив, — призналась Аля.
— Я очень терпеливый, просто надо вовремя обед готовить, ты все-таки хозяйка, жена моя. А тебе все некогда, тебя уже на семью не хватает.
— Ой, правда, Аля, все же хорошо было, пока в институт не поступила. – Люба сразу заняла сторону сына.
– У тебя же ребенок, муж есть, семья, в конце концов. Ну, какой смысл был поступать в институт, когда у тебя и так уже должность есть. Другие только мечтают, а тебя уже назначили, ты и без института толковая девчонка. Лучше вовремя супчик сварить, Паша работает, придет домой, а тут пусто, — ну что это такое.
Григорий кашлянул, как будто предупреждая, что вступает в разговор. Аля только и успела подумать, что в дело вступает «тяжелая артиллерия», уж свёкор выскажет все и про приданое вспомнит.
— А ты когда домой приходишь? – Обратился он к сыну.
– Кто первый дома? Ты или Аля?
— Сейчас я чаще первым прихожу.
Григорий посмотрел на плитку, которая стояла на кухонном столе, потом на кастрюли, стоявшие в открытом шкафу. Кивнул в их сторону и сказал сыну: — Ну, так если приехал первым, берешь кастрюльку, наливаешь воды, ставишь на плиту и… варишь суп. Ну, или картошку поджарь, тушенку домашнюю мы вам привезли, сметана есть, овощи тоже. Аля придет, вместе поужинаете.
Пашка, Аля и Люба не могли произнести ни единого слова, осмысливая сказанное. Но Григорий был серьезен.
– Из-за чего сыр-бор? – Снова обратился к сыну и невестке. — Вы пожениться хотели? Хотели. Ну, так и договаривайтесь теперь, а нас не дергайте своими разборками из-за кастрюлек. И ты, мать, не переживай, — он обратился к Любе, не останется сын голодным, давно не ребенок. – Григорий поднялся: — Ну, поехали мы.
После этого разговора, кто первый пришел, тот и готовит. Оба перестали перекладывать друг на друга обязанности по кухне, и со временем вопрос этот совсем отпал. Самым беспокойным временем были сессии, но и этот период оба выдержали.
Через несколько лет Красиковы надумали отметить 50-летие Григория, — дата солидная, можно сказать золотая. К этому времени учеба Али была позади, она уже успела поработать главным бухгалтером и перешла на другое более крупное предприятие. Поговаривали, что станет финансовым директором. Паша, глядя на жену, заочно окончил механико-технологический техникум. Жили они теперь в своей квартире.
— Что отцу дарить будем? – Спросил Павел.
Аля задумалась. – Можно, конечно, деньгами. Ну и подарок все равно нужен.
За все эти годы Аля никогда не называла свёкра папой. Сначала считала, что есть у нее свой отец, а это отец Павла. Но когда Григорий сказал собственному сыну, что он и сам может сварить, Аля часто вспоминала этот разговор, поменяв мнение о свёкре.
Столы в зале стояли буквой «П», гостей собралось много. Юбиляр раскраснелся от внимания, принимая поздравления.
— Давай ты начнешь, – шепнул Павел.
Аля и сама хотела первой сказать. Она поднялась, держа в руках открытку, хотя помнила все слова наизусть. Удивительно сочеталось в Григории и его суровость, и его справедливость, — теперь Аля это точно знала.
– Дорогой наш, папа! – Голос у нее слегка дрогнул, а Григорий замер, глядя на невестку.
– Мы вас очень, очень любим! Спасибо вам за всё! – Она еще долго говорила. Женщины прослезились, мужчины тоже расчувствовались.
— Спасибо, дочка! – Григорий поднял бокал. – Спасибо, сын! Спасибо, дети! – Григорий повторил это несколько раз. Потом он долго разговаривал с Геннадием, со своим сватом.
– Гена, какая хорошая у тебя дочка! – Признался он.
— А у тебя сын хороший!
— Гена, ты молодец, не только грамоты собирал, каких детей вырастил!
Грамоты в этом разговоре были уже ни к чему, Григорий и сам не понял, зачем вспомнил про них, и так понятно: Геннадий всегда в передовиках ходил. Алин отец встрепенулся, потом понял, что Григорий сказал это вовсе не со зла. В его глазах, и в самом деле, можно было прочитать благодарность и гордость за невестку.
И после юбилея Григорий, рассказывая родственникам и знакомым про сына, всегда отмечал невестку добрым словом, гордился ее образованием.
– Сама! Понимаешь, сама добилась! Аля у нас умница. И Пашка у нас молодец! – Он многозначительно поднимал указательный палец вверх: — Молодцы!
Это было более 20 лет назад. Организация, в которой я на тот момент работала (указание на род её деятельности опустим) была устроена следующим образом. На первом этаже располагались те, кто занимался с посетителями.
На втором — отдел кадров, насчитывающий вместе с канцелярией шесть человек, юротдел в лице единственного юриста, бухгалтерия — два специалиста и приёмная с секретаршей.
Ах, да! Ещё, собственно, руководитель нашей конторки. Зали его Юрий Иванович. Это был полноватый мужчина лет сорока пяти. Женат, два взрослых сына и дочка — последыш, как он говорил, лет двенадцати. К ней Юрий Иванович относился трепетно и даже фотографию девочки держал на столе.
Наш юрист, Людмила Аркадьевна, давно ныла — выпрашивала себе помощницу делопроизводителя, в виду того, что зашивалась с бумажками. Руководство подумало и выбило вакансию со странным названием — инструктор по правовым вопросам.
Зарплата обещалась вровень с техничками, и желающих долго не находилось. Поэтому, когда на собеседование пришла невзрачная девушка — выпускница техникума экономики и права, за неё ухватились.
Новенькую звали Галина, но вскоре, иначе, как Галюня её никто не называл: уж такая она была тихая, скромная и вызывающая сочувствие. Ну смотрите: сирота, воспитанная бабушкой.
Одета бедненько. Волосики по обеим сторонам бледного личика, висят сосульками. Не грязные — такая структура. Носик остренький, губки тоненькой ниточкой. Словом, никакущая. Вот разве, что глаза — синевой бьют. И фигурка, да, не придраться. Стройненькая, грудь пышная.
Юрист Людмила Аркадьевна, под чьим непосредственным руководством оказалась Галюня, вздыхала: «Бедная девочка — без женихов останется. Типичная кандидатка в старые девы.»
Добрая женщина стала Галюню подкармливать, принося не один, а два судочка с едой на обед. Галюня с аппетитом ела, да похваливала. И не стеснялась пить чай с кофием из стола Людмилы Аркадьевны. С конфетками.
Бывало, опрокинет в себя утреннюю чашечку напитка бодрящего, и идёт со всеми поздороваться. У одной спросит про здоровье, у другой поинтересуется исправила ли дочка двойку в школе. Ничего такого, но всем приятно.
Работала Галюня старательно и компьютером владела получше многих. Это был конец девяностых годов, и в организации ещё не все с ним были на «ты.»
Так, что, если проблема какая — зависание, напечатанный документ куда-то пропал, звали Галюню: она, вместе с основной профессией в техникуме три года компьютерное дело изучала.
Мигом прилетала — с охотой и настроением. Без насмешки и намёков на тупость, находила причину проблемы и исправляла. Прознав про успехи новой сотрудницы, начальник — Юрий Иванович, стал «арендовать» её у Людмилы Аркадьевны.
Учитывая, что скорость исполнения документов Галиной была выше, чем у осоловевшей от беременности секретарши, начальник поручал ей, то «отчётик» напечатать, то статистику вывести.
И поначалу это была только работа. Но вот секретарша, округлив глаза, шёпотом сообщила:»Иваныч, уж в который раз, требует приготовить кофе на двоих — для себя и Галюни!» Очень странно, учитывая, что начальник не был душкой и панибратства с подчинёнными не допускал.
Дальше больше: Юрий Иванович, с инструктором по правовым вопросам, на обед в кафе отправился. Конечно, спросили у Гали, как такое возможно, но она пожала плечиками:
«Я печатала. Потом сказала, что проголодалась, а обед из дома забыла взять (как будто она его раньше брала!). Юрий Иванович мне предложил пообедать вместе.» Мы решили, что Галюня вызвала в начальнике то же чувство, что и у нас — жалость. Наверняка, при собеседовании, узнал, что родителей у девушки нет.
Но однажды, в понедельник, Галюню мы не узнали. На ней, вместо одёжек, которые она со школы носила, ладно сидел костюмчик из ткани «джерси» тёмно — синего цвета. Пиджачок по фигурке и юбка чуть выше колен.
Белая, кружевная блузка имела смелое декольте, но для юной девушки вполне допустимое. Изящные туфельки гармонично дополняли образ Галюни, но главное — изменилась причёска и макияж с маникюром появились.
«Эта стрижка называется боб. И, видите, мелирование. А тушь и помаду в салоне мастер посоветовала. Мне идёт?»- крутясь перед нами, щебетала Галюня. Красоткой она не стала, но что-то тонко манящее, в девушке проступило.
Восхитились и поинтересовались «откуль взялось такое богатьсво,» позволившее преобразиться? Галюня, вспыхнув похорошевшим лицом, пояснила: «Мне всё это подарил любимый мужчина.» И больше ни слова от неё не добились. Но только с этого дня, Галюню, будто кто-то перековал.
Как-то уж слишком по хозяйски в кабинеты чужие входила. Окидывая коллег новым, острым взглядом, в виде шуточки, сорила налево-направо замечаниями, как-то сразу перейдя с большинством на «ты.»
Одной говорила:»Ты зря под столом ногти красишь — запах лака тебя выдаёт!» Другую предупреждала:»Вот узнает начальник, что ты детей по телефону часами воспитываешь — оставит без премии.»
И, что самое интересное, вскоре Юрий Иванович оказывался в курсе и про маникюр в рабочее время, и про болтовню по телефону, и про чаепитие в неурочный час. Кто сколько извёл бумаги, работая над отчётом, кто о нём отозвался нелестно.
Пошли устные выговоры, запреты на отпрашивания пораньше с работы уйти даже, если кому-то по зарез нужно было. Наш второй этаж стал ходить, как по струночке, и недобрая атмосфера установилась. В дурах мы находились недолго, сообразив, какой ветерок всё про нас в кабинет Юрия Ивановича относит.
Решили бойкотировать Галюню, а она заявила: «Да я всего лишь правду говорю. Вы, все, возрастные, отсталые тётки. Компьютер только включать умеете и до пенсии не освоите. И внешне на клух похожи. На головах химёшки, на губах помада базарного цвета. Только у двух-трёх терпимые фигуры. Остальные — расплылись, а всё печенюшки трескают!»
И такой «честностью,» перекованная Галюня, теперь брызгала постоянно. Насчёт «кузнеца» мы тоже поняли — Юрий Иванович, конечно. И не просто «кузнец — наставник» он, а любовник Галюни!
Секретарша начальника в декрет ушла и Галька заняла её место в приёмной. Но, что обидно — теперь она получала две зарплаты, поскольку приказом Юрия Ивановича было оформлено совмещение двух должностей: инструктора и секретаря.
То есть, Людмила Аркадьевна опять сидела без помощницы, а многое из того, что должна была печатать на ПК Галюня, передавалось «девочкам» из канцелярии.
А у Галины с Юрием Ивановичем шёл нескончаемый медовый месяц. Они закрывались вдвоём в его кабинете. Уезжая на обед раньше времени, с опозданием возвращались. И рабочий день Галюни мог начаться и закончиться, когда она пожелает.
Коллектив второго этажа клокотал, не зная, что предпринять. Жене Юрия Ивановича пожаловаться? Мол, так и так, усмирите любовницу вашего мужа, пожалуйста! Как-то подло тревожить почтенную домохозяйку.
Людмила Аркадьевна попыталась на Галюню надавить морально, обрисовав ей будущее. Вот, что примерно, она Галине сказала:
«Лето у стрекоз, Галя, быстро заканчивается. Истратишь себя на продажную любовь, а настоящая мимо пройдёт! Одна останешься и уже ничего не исправишь! Остановись, пока не поздно, девочка!»
А Галюня ей усмешливо ответила:»Да вы бы уж молчали, Людмила Аркадьевна. Пудритесь, мажетесь, лишь бы мужа возле себя удержать. На сколько годков он моложе вас, я подзабыла? Образованием своим высшим кичитесь, а какой вы юрист? Так, посетителей иногда консультируете, да на бесконечные запросы отвечаете. Так что у вас у самой нет ничего настоящего!»
Лживая, холодная стервочка, забывшая, каким шобаном она к нам пришла, как плакалась, что не может устроиться на работу, как им с бабушкой туго живётся. Посидела на руководящих коленках и королевой себя возомнила!
Кому-то может показаться, что Галюня стала лучом света, ворвавшимся в спящее царство «отсталых клуш.» На самом деле, «клуши» глупы не были, и вполне соответствовали уровню учреждения. Большинство с высшим образованием, опытные профессионально и по жизни не дуры.
Да, другой формации и свалившуюся оргтехнику на ходу изучающие. Но сдающие проверки и аттестации без всяких претензий, и самой старшей совсем недавно пятьдесят лет исполнилось. Так что, войнушка Галюней коллективу объявленная, ничем оправдана не была.
Год прошёл. Мы притерпелись к Галине в роли любовницы нашего шефа. В обеденный перерыв все кабинеты изнутри теперь закрывались и свои разговоры мы при ней не вели. А Галюне хотелось внимания, зависти, взрыва эмоций — любых.
Как-то, сообщила победно: «А у меня есть жених! Перспективный, красивый. Андреем зовут. Он институт заканчивает и в следующем году мы поженимся. Любит меня, как вам и не снилось!»
«А как же Юрий Иванович?» — не удержался кто-то от вопроса. Выдержав паузу, Галюня ответила: «Юра знает и рад за меня. У него семейная жизнь налажена. И я имею право на счастье. Хочу большой дом, двух ребятишек. Пироги научусь печь, но тёткой, как вы, ни за что не стану!»
И вышла с гордо поднятой головой, своего добившись: сотрудницы долго раздражённо рассуждали на тему шельм, которым всё сходит с рук.
Наступил двухтысячный год. Нашу конторку присоединили к родственному учреждению — это оптимизацией называлось. Мне было всё равно: я уже в военный комиссариат перешла работать.
Слышала, что для Юрия Ивановича руководящего кресла не нашлось, и он какой-то собственный бизнес придумал вместе с сыновьями. Галюня вышла замуж за Андрея и пристроилась на рецепшен в крупный медицинский центр. Другие мои бывшие коллеги тоже не пропали. Казалось бы, данная страница закрылась.
Но лет десять спустя, к нам в военкомат устроилась женщина, прекрасно знающая бабушку Гали и все перипетии жизни последней. Насчёт Юрия Ивановича я промолчала, лишь сказав, что какое-то время работала с Галей, и было бы интересно узнать: большой дом, дети, что с этими мечтами?
Галина вышла замуж и лет пять было ей счастье. Перспективный Андрей стал предпринимателем. Супруги приобрели не коттедж, но вполне приличный дом в черте города. Андрей захотел стать отцом, удивляясь почему жена не беременеет.
Галя пошла в женскую консультацию и для неё наступили трудные годы. Выяснилось, что женское здоровье у неё не очень. Перенесла операцию. Бесконечные анализы, лечение. А пользы нет.
Вдруг ей стало казаться, что муж изменяет: не так ласково смотрит, не спешит с работы домой. Галина не заметила, как скатилась в депрессию. Один и тот же сон очень её тревожил: как бы со стороны, Галя видела себя и мужа, склонившимися над детской кроваткой, в которой спала их дочка.
Но тут та, кого Галя собой считала, отбрасывала от лица волосы и оказывалась другой женщиной. Это она подарила Андрею ребёнка и её он любил. Измучившись, Галя пошла к психотерапевту.
Ей антидепрессанты прописали с неприятным побочным эффектом — женщина в момент набрала лишний вес. Условная миловидность Галины улетучилась. Изящный гардероб заполнил вынужденный оверсайз. Образовалась привычка постоянно нервно покусывать губы, и всё время хотелось сладкого.
Отношения с мужем испортились окончательно. Он признался, что любимая женщина ему дочь родила. Развелись. Галя в возрасте 30+, вернулась к бабке своей. Вот такие, разбитые мечты.
Что я чувствовала? Даже не знаю. Страдающих всегда жаль. Даже таких шельм, как Галюня, тем более, наказание ей жестокое выпало. И вновь показалось, что в этой истории больше ничего интересного не произойдёт.
Ещё много лет проработав в военкомате, я решилась круто изменить жизнь: мы с мужем в посёлок из города переехали. Но, понятное дело, ездим в магазины городские, детей навещаем, родителей. И встретила я, как -то Галину: если б она меня не окликнула, я бы её не узнала.
Гале исполнилось чуть больше сорока и никаких попыток выглядеть моложе. Полная, одетая без модных потуг тётушка. Но не одна. В летней коляске сидела малышка — два года, не больше. Не касаясь прошлого, и не выдавая, что много знаю о ней, я спросила:»Твоя красота, Галюня?»
Она зарделась:»Моя. Ветром надуло. Хотела Матрёшей назвать, но одумалась. Маруся она, как прабабушка.» Девчушке — светловолосой резвушке, имя шло.
Ещё я узнала, что бабушка Галины жива и здорова, а папы у девочки нет. Свои средне-специальные, правовые знания женщина давно применяет в агентстве недвижимости и это держит на плову их семью.
У меня не было тёплых чувств к Галине. Улыбалась из-за Маруськи. Быть может, когда-нибудь, мама ей объяснит, что судьба шельмы не завидна. Бог их ощутимо метит, когда терпение лопается.
