Симпатия — это когда нравится внешность, влюблённость — когда нравится внешность и характер, а любовь — это когда нравятся даже недостатки.
Антуан де Сент-Экзюпери
Жизнь у Васька была мужская. Суровая такая жизнь. Без излишеств и финтифлюшек всяких. Обычная такая жизнь.
Они с отцом были холостяками.
Это потому, что три года назад их общая женщина, мать Васька и жена, значит, его отца умерла. Потому что не смогла родить Ваську сестру, а отцу дочку.
Во-о-о-т… стало быть…
Остались они с отцом одни. То есть, – вдвоём. Оба – немолодые уже: Ваську десять, отцу тридцать семь. Если уж до конца честно, то Васёк отца считал почти стариком, но вслух этого никогда не говорил – обидеть боялся. И всячески поддерживал.
Ну, это в каком смысле…
Учился старательно, чтобы не огорчать. Вечером картошку чистил, чтобы поужинать. А недавно баушка научила его даже макароны варить, чтобы не слипались. Яичницу же он и так умел уже давно…
Иногда, конечно, Ваську было грустно. Маму свою он помнил и хорошо помнил. Она ласковая такая была. И любила их с отцом. И это он помнил.
Часто обнимала их сзади, когда они с отцом за столом сидели, и говорила:
– Ах, мальчишки мои дорогие! Да и как же я вас люблю!..
А они оба с папой затылками об неё терлись, как котята. И Васёк помнил, что так хорошо тогда было. И радостно – без причины.
А потом… вот… получилось так, что, кроме баушки, любить их стало некому. Но они, Васёк так думал, и не очень нуждались: справлялись, как могли.
Отец много работал и хорошо зарабатывал. Васёк взял на себя дом. А чё там брать-то?..
Стиральная машина. Пылесос. Швабра. Кухня? – это совсем просто. Васёк даже салаты какие-то делал. А утром – кефир и пряники. Если что рвалось, – выбрасывали.
А тут позавчера вечером Васёк, главно, сидит на кухне и в окно смотрит – отца с работы ждёт. Проглядел, потому что ещё и «Природоведение» читал. Звонок в двери. Ну, Васька этим не испугаешь: у него всё на мази. Картошка – на плите, ещё тёплая. А когда из школы шёл, то ещё и котлеты купил, куриные, с зеленью.
Открывает. А на пороге женщина стоит. Настоящая. От неё ещё и духами пахнет. А из-за плеча отец выглядывает. И говорит (это – отец!) нежным таким голосом:
– Васенька, здравствуй… Принимай гостей. Это Елизавета Андреевна. Мы работаем вместе…
Васька, конечно, не растерялся. Повернулся и сразу на кухню пошёл. Потом остановился. «здрысьте» сказал и снова пошёл. Куда-куда? На кухню, говорю же. И стал картошку разогревать.
А эти, ну, отец с гостьей, в коридоре шепчутся, как маленькие прямо, и не проходят…
Потом вошли. Пришли. Сели. Женщина посидела, подумала, наверное, потом говорит:
– Пойду я, руки помою и Васе помогу…
А чё помогать-то, когда всё готово? Васёк только ещё одну тарелку достал и на стол поставил. Оглядел своё хозяйство, потом вспомнил, в шкафчик полез и салфетки бумажные зелёненькие достал и каждому положил… по две штучки…
Отец, главно, как маленький – лопочет чего-то там:
– Мы, Вась, выпьем давай…
В пакет белый, из супермаркета, лезет, бутылку с вином достаёт и пакет с соком, который Васька любит очень.
– Поставь, Василий, стаканы, – говорит.
Васёк из шкафа в комнате бокалы принёс. Два. И стакан. Один. Для сока. Поставил…
Отец спрашивает:
– А где, сынок, у нас штопор? Это такая открывашка для…
Васёк дослушивать не стал. Достал и на стол положил.
Он ведь всё сразу понял: отец собрался жениться. Вот и кривляется, жену свою будущую очаровывает.
Налили. Выпили. Васёк – молчит. А чё говорить-то, когда и так всё ясно? Эти, ну, молодожёны, тоже молчат…
Помолчали, значит, для приличия. Васька чувствует, что спасать надо ситуацию, и спрашивает:
– Ну, и как же вы жить собираетесь?
Женщина сразу как-то встрепенулась и начала говорить то, что заранее придумала:
– Ты, Васенька, меня не бойся. Я тебя усыновлю и хорошей матерью для тебя буду…
Васёк, чтобы сразу всё стало ясно, говорит:
– Не надо меня усынАвливать. Я сам справлюсь. Вы, главно, за отцом следите. Он ведь такой несамостоятельный, ничего – сам: ухаживать за ним надо. А я мешать вам не стану. К баушке пойду. Она меня давно зовёт, старая уже – тоже помощь требуется. Утром – кефир ему, только чтоб не холодный: с вечера из холодильника выньте и на стол поставьте – у папы горло слабое, враз простыть может. Да! Одну ложку сахара добавьте, а то он кислое не любит. И размешайте, чтоб на зубах не хрустело. Булку к кефиру, только чтоб без ничего. Это в магазине у нас продают. Я вам покажу потом. Если вечером, ну, когда с работы придёт, в коридоре долго возится, то значит – голова болит. Таблетки вот тут, в шкафчике лежат: красные – когда сильно болит, белые – если не очень. Вы сразу поймёте, как только он в кухню войдёт… по лицу догадаетесь…
В воскресенье его рано не будите. Пусть выспится. Потом кофе попросит. Сварите вот из этого пакета. Он растворимый не любит. Трусы, майки и носки?.. Пойдёмте в комнату, я покажу, где лежат…
Потом посмотрел на «молодожёнов». Сидят, как в кино, руки на колени положили. И молчат, главно! Тут Васёк понял, что для первого раза для женщины слишком много информации, может и забыть что-нибудь. Решил не торопить события…
А Женщина? Что ж… Нормальная такая. Отцу главное нравится, а ему, Ваську, то есть, нравится или нет, он ещё не понял. Да и какая разница-то? Не он же на ней женится, а отец…
… А май за окном так щедро бесчинствовал, что аж прямо неприлично почти!
И яблони цвели, и вишни меленькие свои цветочки солнцу навстречу протянули, и сирень даже, раньше времени в этом году, пирамидки свои стройные по кустам щедро раскинула. А каштаны! Они прямо вот разлопушились и вот-вот бело–розовые свои свечки запалят. Ах, как же хорошо жить, когда за окном весна бушует и пенится!..
Автор: #Олег_Букач
ГЕРКА
Герка терпеть не мог собственное имя. Не, ну Герка-то ещё куда ни шло, но зачем в светлую голову деда пришла замечательная мысль назвать внука Герасимом?! В двадцать первом же веке живём, не в восемнадцатом… Мама, правда, говорила, что сначала дед советовал мальчика Гераклом назвать, да родился парень тщедушным, какой уж там Геракл!
Перечить отцу мама Герки не стала: как-никак, глава семьи, единственный мужчина в доме, да и имя необычное, а то развелось всяких Даниилов да Елисеев, а Герасим — точно один во дворе будет…
Когда Герка подрос и поинтересовался, а почему у других детей в садике есть папы и где же в таком случае его, Геркин, папа, мама не стала придумывать отговорки про то, что отец погиб, спасая вселенную от инопланетного вторжения, а серьёзно, как взрослому, сказала:
— А папа твой, как только узнал, что у нас совсем скоро появишься ты, сразу вспомнил, что у него в другом городе есть семья и двое, как он выразился, родных детей. Больше я его не видела.
— Это что же, я, получается, не родной? — испугался Герка.
—Ну что ты такое говоришь, сын! — мама взъерошила непослушные рыжие кудри мальчишки — Ты у меня самый родной и любимый. И у дедушки — тоже.
Когда в школе проходили «Муму», Герка, не стесняясь, ревел, хоть и мальчик. Ревел от горькой, колючей злости за своего тёзку, который вот так взял и смог избавиться от самого верного друга.
Сам Герка вот никогда так бы не поступил: он очень хотел собаку, очень-очень…Мама вот только противилась: она с утра до ночи на работе, сам Герка — в школе, потом — на борьбе, а после борьбы до ночи гуляет с ребятами, а дедушка старенький стал совсем…Кто за щенком приглядывать будет? Тем более. что Герка хотел овчарку, ну, на худой конец, ротвейлера. Собаки крупные, серьёзные, с ними заниматься надо. Герка вздыхал и мечтал поскорее повзрослеть и завести пса, не спрашивая разрешения ни у кого.
В тот день Герка вернулся домой злой и с очередным фингалом: после тургеневского произведения одноклассники задразнили мальчишку, и тот кулаками отстаивал свои убеждения.
— На борьбу не пойду сегодня —буркнул он деду — в школе потренировался. Деда, я на пруды, покатаюсь…
Закадычный друг Серёга согласился составить Герке компанию, и оба мальчика, прихватив снегокаты, отправились на пруд, проверять, хорошо ли промёрз лёд.
— Не, тонкий ещё, видать, — скептически сказал Серёга, глядя с холма, —вон, глянь, мусор какой-то ветром носит в полынье, съезжать с горки не будем, провалимся…
— Да пошли, к берегу подойдём, — заметил Герка —Надо ногой топнуть и посмотреть, треснет лёд или нет. Я буду топать, ты страхуй.
Когда мальчишки спустились, то поняли, что пакет с мусором перед ними —вовсе не пакет, а какое-то животное, из последних сил пытающееся вырваться из смертельного ледяного плена… Голова зверя то пропадала под водой. то вновь показывалась на поверхности.
Герка не раздумывал.
— Сторожи снегокат, — бросил Серёге, и на животе, по-пластунски, пополз к полынье. Пару раз парень проваливался в ледяное крошево, но успевал откатиться. Вот и полынья. Животное оказалось небольшой чёрно-бело собачкой, на шее которой болталась какая-то веревка.
Ух… Собачка оказалась неожиданно тяжёлой. Рывок, ещё один… Теперь откатиться в сторону… Так вот оно что: к верёвке была привязана пластиковая бутылка, доверху наполненная замерзшей уже водой.
— Чтоб точно не выплыла… —догадался Герка —Сволочи… Глаза снова защипало: подкрадывались злые слёзы. Убил бы гадов!
До берега добрались без приключений, если не считать того, что Герка набрал полные сапоги и штаны ледяного крошева.
Собачка совсем обессилела, и теперь безвольно лежала на руках Герки, только дыханием выдавая, что жива.
Дома находку отогрели грелками и накормили. Она действительной оказалась некрупной, чуть выше таксы, с совершенно коровьими влажными глазами и таким же коровьим окрасом. Геркина мама, увидев это чудо, не удержалась и прыснула со смеху.
— Не, мам, только не Муму! — угадав её мысли, возразил Герка — мы тут недавно «Простоквашино» смотрели…
— Шарик? — удивилась мама —Но это же девочка!
— Не-е-т — лукаво улыбнулся мальчишка — Муркой назову…
Теперь на пруду можно было часто увидеть Герасима нашего времени вместе с маленькой, похожей на коровку, собачкой Муркой…
Автор: #МарияБутырская
КОФЕЙНЫЕ РОМАНЫ Айгуль Шариповой
Это была странная дружба. Одноклассники не понимали, почему задира и хулиган Ванька Ветров взял под своё покровительство этого увальня из деревни Ивана Быкова.
Внешне мальчики как чёрное и белое: Ванька невысокий (отчего он в тайне страдал), щуплый, с копной светлых растрёпанных, волос.
Иван на полторы головы выше. В коротких брюках (отчего он мучился) и с мощным кулаком. Темные волосы и черные большие глаза с длинными ресницами делали его похожим на телёнка. Наивного и беззащитного.
И по характеру ребята как лето и зима: Ванька острый на язык, мог заболтать любого. Вспыльчивый, задиристый, но весёлый. И в принципе мальчик не злой, просто ему важно доказать своё лидерство.
Иван: молчун, смущается деревенского говора. Медлительный, спокойный, но стеснительный: в самый неожиданный момент его щеки краснеют, отчего он смущается ещё больше и опускает длинные ресницы.
И вот эти два полярных человека подружились. Как это произошло, никто и не понял, даже они сами.
Иван пришёл новеньким в 4 А. И его посадили за единственную свободную парту: к Ване. А к концу дня они уже были друзьями, не разлей вода.
Разве такое случается?
По-видимому, да, потому что следующие три года они также просидели вместе. А позже выяснилось, что и дни рождения у них в один день. И Ванька в шутку говорил всем, что они братья-близнецы.
Причина их внезапной и крепкой дружбы открылась случайно.
Мальчики уже учились в 7-ом классе. И их родителей вызвали к директору. Из-за драки. Нет, не между собой, а с пацанами из параллели.
Для мамы Вани краснеть в кабинете директора — дело привычное. А вот мама Ивана, полыхая гневом, тащила сына за руку, решительно настроившись выяснить, как её абсолютно неконфликтный сын был втянут в драку.
Возле кабинета уже стояли Ветровы: мама с поджатыми губами, и сын всем видом показывающий, что плевать он хотел на всё вот это. Быковы подошли. И не успели мальчишки опомниться, как родительницы воскликнули в один голос:
— Любка! — пробасила мама Ивана.
— Настя! — воскликнула мама Вани.
Мальчики переглянулись, пожали плечами. Но ничего спросить ничего не успели: их позвали в кабинет. Мамы и там вели себя странно: ёрзали на стульях, украдкой улыбались, поглядывали друг на дружку горящими глазами. Директор, махнув рукой, отпустил горе-мамаш, какой прок от таких бесед? Сразу видно в кого дети пошли…
В коридоре мамы едва успели отойти от кабинета, кинулись обниматься:
— Любаша! — басила мать Ивана.
— Настюша! — звенела мать Вани.
Ваня с Иваном смотрели на них, не отрываясь: что это вообще?
А тут случилось невиданное: родительницы волевым решением забрали детей из школы, даже не удосужившись поговорить с классной. Пусть отдохнут денёк, ни от кого не убудет! — решительно заявили они и потащили сыновней из школы.
— К нам? Мы тут рядом живём! — предложила Люба Ветрова.
— Так и мы рядом — смеялась Настя Быкова — пошли к нам!
Решили сперва к Ветровым, а потом к Быковым. Мальчики по-прежнему, ничего не понимая, шли за родительницами, и строили немыслимые предположения: а может они сёстры, разлученные в детстве? А может подруги детства?
А может вообще завербованные шпионки?
Но всё оказалось иначе. И вскоре им рассказали следующее:
— Дело так было, пацаны, — басила Настя — с твоей мамой, Ванечка, мы лежали в одном роддоме, у нас в посёлке.
— Подожди, Настя, я с начала расскажу — щебетала мама Вани — нас с отцом пригласили на свадьбу к его однокурснику. Я на седьмом месяце уже была, живот небольшой совсем и мы решили ехать в гости, за 100 км.. А ты вдруг решил родиться!
— А я уже в роддоме была, мне вот-вот рожать — добавила Настя — а Любка такая маленькая, беззащитная как птенчик пришла. Да ещё и не местная, врачи не хотели с ней возиться. Пришлось мне заступаться.
Друг это тот, с кем легко говорить и не сложно молчать(фото из открытых источников)
— В общем, родили мы вас вместе и положили нас в одну палату. Не знаю, что бы я без Насти делала: взяла она меня под свою опеку, от злых санитарок защищала, медсестёр гоняла. Её муж еды нам на двоих приносил: в роддоме кормили не ахти. А папа твой, домой уехал, работать ведь надо. А до города больше 100 километров, не накатаешься каждый день, машины то у нас не было. И вот на фоне этих переживаний у меня молоко пропало — вздохнула мама-Ветрова.
— Зато я доилась за двоих — засмеялась мама-Быкова — ты, сын, хоть и ел хорошо, а оно всё равно лилось. Вот я и предложила Ванечку подкармливать. Жалко, что ли?
— Да что там подкармливать? — воскликнула Люба — Целый месяц ты кормила его! Вы же оба инфекцию подхватили, нас выписали только через месяц. Раньше быстро не отпускали из роддома.
— Ага, так и куковали мы вчетвером весь месяц: к нам не пускали, нас не выпускали. Так я двоих и кормила. Положу, бывало обоих на разные руки, вы и сосёте дружно. А как пеленки испачкаете, Люба вас моет…
— Братья вы, молочные, мальчики! — объявила Люба — хоть и разные как день и ночь. Но ведь смогли почувствовать друг дружку. Подружиться… Как же хорошо, правда?
…Ещё долго щебетали мамочки на кухне…
Ещё долго… Всю жизнь берегли два Ивана свою дружбу. Разные как лёд и пламя. Близкие как братья.
P.S. Персонажи — вымышленные. История — реальная.
