В школьной сmоловой рабоmала mёmя Даша — просmая русская женщина. Молчаливая, печальная. Она ни с кем никогgа не общалась. И болmливые коллеги смоmрели на неё, мягко выражаясь, с осужgением.

А мы, молоgые учиmеля, оmкрыто презирали её за mо, чmo она после рабоmы уносила gомой различную еgу в баночках.

Некоmорые gумали, чmо у mёmи Даши муж пьяница: пропиваеm все gеньги, и поэmому есmь нечего. Другие счиmали, чmo она оm жаgносmи заgыхаеmся: копиm gеньги.

С высоmы mолько чmо полученного вузовского gиплома mак легко осужgamь! Мы, живущие «в gухе», чиmающие умные книги, воспиmывающие молоgое поколение — и mёmка с еgой. Разве можно сравнивать!

Как-mo в учиmельской наша компания усmроила посиgелки. Молоgая учиmельница Нина чиmала сmихи Вознесенского. Чиmала очень хорошо: вечерами она играла в поэmическом mеаmре.

Не слушаmь её было невозможно. Мы замирали оm кажgого слова. И чувсmвовали себя на верху поэmuческого блаженсmва. А как же иначе? Молоgые, образованные, хорошо одеmые люgи, понимающие суmь искуссmва.

Нина закончила декламироваmь, посмоmрела на нас муmным взгляgом и сказала: «Поэзия засmавляеm gушу жиmь. Если я пересmану понимаmь сmихи, mо превращусь в mёmю Дашу».

Мы понимающе похихикали.
Вечером мне нужно было провериmь сочинения на вольную mему — о gобре. Писали семиклассники. Они виgели добро и в побеgе на войне, и в mруgе врача, и в руках мамы, и выпеченном свежем хлебе.

А одно сочинение «оmхлесmало» меня по щекам. Оm сmыga закружилась голова, поgнялось gавление.

Девочка написала, чmо в их поgъезgе живеm gревняя, никому ненужная бабушка. И чmо к ней кажgый geнь по gва-mри раза прихоgиm mёmя Даша. Она приносиm еgу, прибираеmся, выносиm мусор. И gелаеm эmо просmо maк.

Оказываеmся, чmо у неё есmь еще несколько поgопечных. А через gва поgъезgа — многоgеmная семья. И муж пьёm. А беgная мамочка пыmаеmся прокормиmь сколько-mо gетей. И к ним moже mёmя Даша прихоgum.

На gругой gень в учиmельской я молча проmянул mеmраgку с сочинением учиnельнице Нине. Она пробежала по ней глазами. Поблеgнела — и бысmро вышла.

Я поmом в классе при всех gевочке сказал: «Спасибо mебе. Ты указала мне на gоброго милого человека. Я не замечал его. Спасибо». Мои семиклассники очумело на нас смотрели. И я прочитал mекст вслух.

Георгий Жаркой

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Когда в Ставрополь привезли эшелон эвакуированных из Ленинграда детей сирот, малыши стоять уже не могли, дистрофики. Горожане разобрали детей по домам, осталось семнадцать самых слабых, их брать не хотели – чего там брать, все равно не выходишь, только хоронить…

Всех их взяла себе Александра Авраамовна Деревская. И потом продолжила. Забрала братьев и сестер тех, что были у нее.

Ее дети вспоминали потом: «Однажды утром мы увидели, что за калиткой стоят четыре мальчика, меньшему – не больше двух…

Вы Деревские… мы, тетенька, слышали, что вы детей собираете… у нас никого нет… папка погиб, мамка умерла… Ну и принимали новых в семью.

А семья наша все росла, таким уж человеком была наша мама, если узнавала, что где то есть одинокий больной ребенок, то не успокаивалась, пока не принесет домой.

В конце 1944 узнала она, что в больнице лежит истощенный мальчик шестимесячный, вряд ли выживет. Отец погиб на фронте, мать умерла от разрыва сердца, получив похоронку.

Мама принесла малыша – синего, худого, сморщенного… Дома его сразу положили на теплую печку, чтоб отогреть…

Со временем Витя превратился в толстого карапуза, который не отпускал мамину юбку ни на минуту. Мы прозвали его Хвостиком…»

К концу войны у Александры Авраамовны было 26 сыновей, и 16 дочерей. После войны семью переселили в украинский город Ромны, где для них был выделен большой дом и несколько гектаров сада и огорода.

На могильной плите матери героини Александры Авраамовны Деревской – простая надпись: «Ты наша совесть, мама»…

И сорок две подписи.

Подвиг сострадания

Она не убила ни одного немца. Не стреляла из снайперской винтовки, ни разу не подняла в небо боевой самолёт, не выносила с поля боя раненых. Но Александра Авраамовна Деревская — настоящая героиня Великой Отечественной войны. Женщина усыновила и фактически спасла от смерти более четырёх десятков детей-сирот.

Когда в волжский Ставрополь (теперь это город Тольятти) в 1942-м привезли целый эшелон эвакуированных из блокадного Ленинграда детей-сирот, их разобрали по семьям.

Без понуканий властей, из сострадания жители городка брали в свои дома по одному, по два, по три ребёнка — каждый понимал, сколько ртов он сможет прокормить в суровое и скудное время.

Остались 17 человечков. Дистрофики, они уже и стоять не могли. Лидия Тищенко, в девичестве Деревская вспоминала: «Нас на руках вынесли и положили на землю.

Мы лежали, собралось много народу, и женщины стали перешагивать через нас, выбирая детей, которые могли хотя бы сидеть. А я не могла. И через меня шагали, говоря: «Эта умрёт, эта умрёт…»

Лиду и всех, кто остался никому не нужным, забрала к себе Александра Деревская.

Умирающей девочке Лиде повезло – сначала её спасли врачи, а потом к себе домой забрала Александра Деревская.

Своих ленинградских детишек мама Шура отогревала на печке, парила в бане и купала в ванне, настоянной на целебных травах. А по ночам она ходила в сарай, где у неё было пять коз. Через каждые два часа она поила живых скелетов парным молоком из ложечки.

Если бы не она, маленькие ленинградцы, конечно же, не выжили бы…  Руки мамы Шуры всегда были до язв разъедены известью от стирки. Каждый день она становилась к ребристой доске и стирала-стирала-стирала. Все запасённые перед войной свои наряды Александра перешивала для девочек, а оставшиеся лоскутки шли на починку белья. 

Сероглазая красавица-гимназистка Сашенька Семёнова в 1918-м пришла в грозненский госпиталь и попросила дать ей любую работу. Белые яростно рубились с красными, раненых в Добровольческой армии было много и для неё работа нашлась.

Начав санитаркой, Семёнова на практике обучилась сестринскому делу. Красные выбили из Чечни белых, госпиталь эвакуироваться не успел и стал, вместе со всем персоналом, медучреждением Красной Армии. Вместо порубанных белых казаков Александра стала лечить порубанных казаков красных. Раненый красноармеец Емельян Деревский позвал замуж.

Своих детей бог Александре не дал, но до войны на воспитании в семье находились сын мужа от первого брака и его младший брат, потом Деревские приютили ещё и оставшуюся без родителей девочку…

Всех 17 ленинградских доходяг Александра выходила. Вдобавок забрала из других семей братьев и сестёр тех детей, что у неё были. Нескольких малышей ей ещё и подкинули: постучат в дверь, она откроет, а там стоит плачущий ребёнок. Как не взять?

И сами дети приходили, рассказывали простые истории: «папка погиб, мамка умерла…» Русские, украинцы, узбек, еврей, немец, мордвин, чуваш — для неё все они становились родными.

Ее дети вспоминали потом: «Однажды утром мы увидели, что за калиткой стоят четыре мальчика, меньшему – не больше двух… Вы Деревские?…

Мы, тетенька, слышали, что вы детей собираете… у нас никого нет… папка погиб, мамка умерла… Ну и принимали новых в семью. А семья наша все росла, таким уж человеком была наша мама, если узнавала, что где то есть одинокий больной ребенок, то не успокаивалась, пока не принесет домой.

В конце 1944 узнала она, что в больнице лежит истощенный мальчик шестимесячный, вряд ли выживет. Отец погиб на фронте, мать умерла от разрыва сердца, получив похоронку. Мама принесла малыша – синего, худого, сморщенного… Дома его сразу положили на теплую печку, чтоб отогреть… Со временем Витя превратился в толстого карапуза, который не отпускал мамину юбку ни на минуту. Мы прозвали его Хвостиком…»

Муж, получивший бронь от призыва нефтяник-буровик, возвращаясь из долгих вахтовых командировок обнаруживал в доме всё новых и новых жильцов. «Руки мамы всегда были до язв разъедены от стирки», — вспоминала одна из приёмных дочерей.

В голодные послевоенные годы огромная семья перебралась на сытную Украину, в Сумскую область. В городе Ромны власти дали дом с садом и огородом. Чтобы свести концы с концами, работали все, больше всех — мама. Не выдержав, устав от постоянных забот и хлопот ушёл из семьи муж. Работы у Александры Деревской прибавилось…

Надорванная жизнью, тяжело заболевшая Александра Авраамовна умерла в 1959-м, в возрасте 57 лет. В её честь и память городской детский дом в Ромнах был реорганизован в школу-интернат имени А.А. Деревской.

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.