*
В избе было тепло и тихо, уютно светила керосиновая лампа и слышалось жужжание веретена, бабушка пряла пряжу.
Внучата Алёшка и Максимка забрались на жарко натопленную печь, и молча следили оттуда за бабушкиной работой, поклевывая носом. Бабушкины пальцы ловко и быстро крутили певучее веретено и тонкая, ровная нить ладно вилась, наматываясь в кругленький, аккуратный клубочек.
За окном мело, вьюга завывала в печной трубе, и билась в стены избы, и оттого казалось, будто кто-то большой ходит там, снаружи, охает и стучит — просится в избу.
— Бабуль, а расскажи про страшное? — попросил Алёшка.
— Да, расскажи, бабуль! — поддакнул младшенький Максимка.
— Всё бы вам про страшное слушать, — отозвалась бабушка, — Потом бояться станете, родители отругают меня, мол, чего старая мелешь, детей пугаешь.
— Бабуль, да ты что! — возмутились мальчишки, — Мы тебя ни за что не выдадим! И мы уже большие!
Бабушка улыбнулась, глянув добрыми своими голубыми глазами на печь. Задумалась. А после неторопливо повела рассказ…
— Было раз вот что. Ехал мужик один домой. Зима была, вот как у нас сейчас. А зимой, знамо дело, темнеет рано. Вот едет мужик на своей лошадке, смеркаться стало. Месяц молодой, рогатый до того ярко в небе светит, что хоть книгу читай. Да мужик неграмотный был, из простых крестьян, ему радостно, что дорога светла!
Мороз такой, что ели в лесу трещат-потрескивают. Снег под санями хрустит. Дорога ровная, скатертью стелется. Наезженный путь-то был. Да тут волки вышли из лесу…
Лошадь и понесла.
Мужик в сани упал, голову руками прикрыл, свернулся-съежился, а лошадь несёт да несёт, только ветер в ушах свистит. Одно в голове у мужика — волки не съедят, так об дерево расшибемся.
И вдруг встала лошадка. Так внезапно, что мужик аж из саней вылетел. Подскочил он, вылез из сугроб, отряхнулся, огляделся. Волков не видать. И то слава Богу. Лошадь осмотрел — цела. Сам тоже вроде жив-невредим. Неужели ушли?!
Обрадовался мужик, аж свистнул во всю мощь от радости. И тут слышит голос:
— Не свисти, денег не будет!
Перепугался мужик, кто в такой глуши может разговаривать? Обернулся и видит, стоит старуха перед ним. Вся в белом.
Выдохнул мужик:
— Ты чего это, бабушка, людей пугаешь? И что тут делаешь в такой час одна?
— Живу я здесь, — отвечает старуха, — Идём в гости ко мне, заночуешь, а с утра уж домой тронешь.
— Не, — отвечает мужик, — Мне домой надобно. У меня жена там одна на сносях. Мало ли чего. Ты мне лучше подскажи, бабушка, как мне теперь на дорогу обратно выбраться.
— Не попадёшь ты сейчас на дорогу, — отвечает старуха, — До рассвета нельзя.
Стоит мужик, голову чешет, ничего не поймёт.
— Отчего же нельзя-то? — спрашивает он у старухи.
— Оттого, милок, что в иное ты место заехал, куда живым ходу нет.
Совсем оторопел мужик, ничего в толк не возьмёт.
— Как же я-то сюда попал?
— А ты попал потому, что я так устроила. Волки те неспроста за лошадкой твоей погнались.
— А на что это?
— Беда тебя впереди ждала, милок. Впереди на дороге разбойники стояли, путник одинокого поджидали. А у тебя деньги за пазухой. Убили бы они тебя.
— А ты откуда про деньги знаешь? — дивится мужик.
— Всё тебе скажи! Айда лучше в избу, мороз-то какой, чай, озяб уж.
А мужик и вправду замёрз так, что мочи нет.
-Ну пойдём, — отвечает, — Да далёко ли идти-то?
— Недалёко, — говорит старуха.
Повёл мужик лошадку под уздцы вслед за старухой. Идёт, а сам дивится, странная бабка, одна в лесу живёт, про иной мир какой-то бормочет, про деньги мои знает, да и одета в белом, что за наряд такой! А ну как наоборот к разбойникам и приведёт его?
Остановился мужик.
— Нет, — говорит, — Не пойду я с тобой. А ну как ты меня обмануть хочешь?
Вздохнула старуха, головой покачала.
— Деньги мне твои не сдались, а вот то, что поминаешь меня всякий раз в воскресенье, когда на службу идёшь, за то тебе спасибо! Вот потому и пришла я к тебе на помощь да от разбойников отвела.
— Да кто же ты, бабушка?!
— Прабабка я твоя, Устинья.
Так и сел тут мужик в сугроб.
-Поминаю это так, — еле вымолвил он, — Так ведь померла ты сколь лет назад.
— У Бога все живы, — ответила тихо бабушка, — Идём уж, ничего я тебе не сделаю.
И вот пришли они к невысоконькой избушке. В окошке единственном свет теплится. А рядом с избой и хлев махонький. Завёл мужик лошадку в стойло, сена ей задал. Сам дивится.
Пошли они с бабкой в избушку. Там светло, тепло, обед в печи стоит. Достала бабка котелок, молока, луковицу, хлеба, накормила мужика.
— Ложись, — говорит, — Спи теперь.
— Ни за что не усну, — думает мужик. Но лишь только он лёг на лавку, тут же и сон глубокий его сморил.
Проснулся он, а в избе уж светленько. В окнах заря забрезжила. Старуха будто и не ложилась вовсе. У стола стоит.
— Ну, — говорит она ему, — Пора тебе. Нельзя надолго тут задерживаться живым-то. А вот тебе подарочек от меня. Завтра сын у тебя родится. Крестить его станешь, надень этот крестик. Он дитя твоё от всех бед сохранит.
И протянула она мужику старый серебряный крестик на шнурочке кожаном.
Взял его мужик, поблагодарил старуху, да и вышел из избы. Лошадку из стойла вывел, запряг. Да опомнился, что про дорогу-то так и не узнал у старухи. Обернулся к избе. А там и нет ничего! Дуб старый стоит, толщиной в шесть обхватов, а избы и нет вовсе!
Страх мужика взял. Прыгнул он в сани да и поехал оттудова поскорее.
И надо же, аккурат на дорогу вчерашнюю и выехал. Она в нескольких шагах от избы была, а лошадь ночью сколь времени галопом гнала по лесу. Ну и чудеса! Подивился мужик и домой поехал.
Приехал, а там жена ревёт. Увидела мужа, кинулась ему на шею.
— Думала, — говорит, — Что в живых тебя нет! Мужики наши сказали, что нынче ночью разбойники в лесу на мужика какого-то напали. И лошадь увели, и самого нет. Одна телега в снегу осталась стоять.
Тут-то и припомнил мужик слова старухи. Достал из-за пазухи крестик, рассказал всё жене. Та охает да ахает.
— Давай, — говорит, — Маменьке с тятенькой его покажем.
Пошли к мужниным родителям. Те, как увидели крестик, ахнули. Прабабкин то был крестик, с ним её и хоронили.
А на другой день родила жена сына Прокопия. На десятый день мальчишку окрестили и подаренный прапрабабкой крестик надели. Долго, сказывают, тот Прокопий жил и во всём удачлив был. То ли оттого, что человеком был хорошим, то ли и вправду крестик ему помогал.
— Бабуля, а ещё расскажи, интересно как! — запросили внуки.
— Поздно уже, спать пора, — ответила бабушка.
— Да не поздно, — наперебой затараторили мальчишки, — Ещё только восемь часов. И свет всё равно не дали. Заняться нечем.
— Да, что-то долго налаживают, — вздохнула бабушка, — Вон какая метель нынче, видать провода где-то оборвало. Ну да ладно, расскажу ещё одну историю. Слыхала я её от бабушки своей и было это в её деревне, откуда она родом, значит. Померла там девка молодая. Похоронили её, всё как следует. А после стали вдруг парни в деревне помирать один за другим. А про ту девку нехорошее сказывали, мол, ведьма она была. И зла она оттого, что молодой померла. Да и дела её, видать, покоя ей не дают на том свете. Вот и приходит за новыми смертями. Но говорить одно дело, а доказать никто не может. Что делать? Уже трое парней спать легли и не проснулись.
Решили караулить. В тех семьях, где парни были, стали по очереди домашние охранять, ночь не спать. И вот в одну из ночей караулил дед, было это в избе Тихоновых. Тишина кругом. Спят все. Дед и сам носом клюёт. Луна ясная, полная, в окно светит. И видит дед, в этом лунном свете тень показалась. Заглядывает кто-то в избу. Дед подобрался весь, палку, заранее приготовленную взял.
Тут дверь скрипнула и входит в избу та самая девка, которую похоронили! Поводила носом по избе, понюхала, как зверь и пошла к той лавке, где внук деда спал — парень Игнат, двадцати лет.
Встала ведьма над ним, развернула с себя саван и только было хотела накинуть его на спящего, как дед подскочил. Палкой ка-а-ак махнёт! Отлетела ведьма в угол, встала на корточки, зашипела. Тут и все проснулись, всполошились. Выскочила ведьма в сени да на улицу, и пропала. А саван её на полу так и остался лежать. Дед поднял его и пошёл людей собирать. Подняли всю деревню. Светать уже стало. Лето было. Пошли все на кладбище. Открыли могилу, а там девка та лежит, в чём мать родила. Так и поняли все, что она и ходила по деревне, смерть в дома приводила, саваном своим спящего покрывала, тот и не вставал больше. Ну сделали, что полагается, могилу закрыли, окропили и с тех пор прекратилось всё. А вот дед тот помер всё ж таки на другой день. То ли сердце старое не выдержала, то ли оттого, что саван ведьмин он в руках подержал. Так то.
Тут в избе ярко загорелась лампочка.
— Ой, гляди-ко на ночь-то и свет дали, починили знать линию, — обрадовалась бабушка.
Алёшка с Максимкой щурились от яркого света и моргали.
— Бабуль, а расскажи ещё одну, ну пожалуйста, — затянули они свою песню, — Ну напоследочек.
— Али ещё не наслушались? Потом и на двор идти забоитесь.
— Не забоимся, мы вдвоём на двор ходим.
— Ну глядите. Расскажу ещё одну и хватит с вас.
Жила семья в одном селе, муж да жена. И не было у них детей. Вернее сказать, детки-то у них рождались, да только не жили долго. Горевали муж с женой сильно. Да что поделаешь, видимо судьба из такая.
И вот в один из дней постучался к ним в избу странник. Ночевать попросился. Старенький уже старичок, сухонькой, на палочку опирается, одет бедненько.
— На богомолье, — говорит, — Иду. Пустите, люди добрые. Гроза собирается. А я места много не займу. Хоть вон в сенцах прилягу. А за то, помолюсь я о вас в Троице-Сергиевой лавре, когда доберусь.
— Проходи, дедушка, — отвечают муж с женой, — Да за стол садись с нами.
Накормили они деда, муж его в баню позвал.
— Ты, говорит, — Давно, поди, дедушка, не парился. Давай-ка я тебя попарю да отогреешься на полкЕ.
Попарил он деда, рубаху свою подарил.
Домой пришли, спать его на печь уложили, сами на лавках легли.
Вот утром поднялся дед ранёхонько. Поклонился хозяевам и говорит:
— Вот спасибо вам, детушки, что вы меня старика уважили. За ваше добро и я вам помогу. Знаю я, что детей у вас нет. А беда вот в чём. Зыбка ваша виновата.
Подивились муж с женой, спрашивают старика:
— А что же с зыбкой-то?
— А ты сам её мастерил?
— Нет, — кивает муж, — Зыбка эта ещё жены моей, её в ней качали, лежала она эти годы на повети. А как первенец у нас на родился, так и достали мы её.
— Нельзя, — говорит старик, — В таких местах колыбель хранить. Места то нежилые, как амбар и баня те же. Водится там нечисть разная. А ребёночек ещё некрещеный, вот и беззащитен перед ними. А в вашей зыбке Мокоша своих детей нянчила на повети. Оттого и помирают теперь ваши младенцы.
-Что за Мокоша?
— Жила у вас на селе баба одна, колдовством занималась, а как померла, так и стал дух её Мокошей. Живёт она в неосвященных местах и людям вредит.
-Что же делать? — спрашивают муж с женой, — Выбросим ту зыбку да и дело с концом. Всё и наладится.
— Э, нет, — говорит старичок, — Зыбку-то вы выбросите да только надобно Мокошу из дома прогнать. Иначе она всё равно дитё изведёт.
— Как же нам её прогнать?
— А я вас научу. Как полная луна наступит, так зыбку эту берите да в лес идите, а в зыбку куклу тряпичную покладите. Мокоша следом пойдёт. Зыбку нужно будет в лесу оставить и домой возвращаться. Мокоша поймёт, что не её дитеныш в зыбке, следом побежит.
А в это время пусть тот, кто дома останется, три раза дом и весь двор с иконой обойдет, и три круга солью насыпет. Человек пройдёт, а Мокоша не сможет. Да священника позовите, пусть избу и весь двор обойдет с молитвой, водой святой окропит. Не вернётся больше Мокоша.
Поблагодарили муж с женой старичка. Всё, как он велел и сделали. Как из леса стали возвращаться, так увидели чёрную страшную старуху в лохмотьях. Бежала она следом, за деревьями хоронилась, проклятия  сыпала, а близко подойти не решалась.
Как год минул, снова тот старичок в избу постучал. В обратный путь с богомолья шёл. А в избе радость — дочка Алёнка народилась! Крепкая да пригожая, голубоглазая.
— Вот как бывает на свете, — сказала бабушка Алёшке с Максимкой, — А теперь давайте чай пить да спать ложиться.
~~~~~~~~~~~~~~~~
Елена Воздвиженская