Афанасий Афанасьевич Фет. Интересные факты из жизненного пути

размещено в: О поэтах и стихах | 0

Афанасия Шеншина мы знаем под другим именем — Афанасий Фет.
Несмотря на то ,что в классическом «иконостасе», который есть в каждом кабинете литературы, его портрет катастрофически отсутствует.
И даже несмотря на то, что в пору его творческого расцвета авторитетнейший критик Дмитрий Писарев предрекал: «Со временем сочинения господина Фета пойдут разве что на завёртывание сальных свечей, мещёрского сыра и копчёной рыбы».
Однако вышло с точностью до наоборот. Как минимум одно произведение Фета знают даже те, чьё знакомство с литературой ограничилось просмотром фильма «Приключения Буратино».
Помните, когда Мальвина устраивает диктант? «Пишите: «А роза упала на лапу Азора». Написали? Теперь прочтите эту волшебную фразу наоборот». Автор этой «волшебной» фразы — Афанасий Фет.
По частоте цитирования Фет запросто может составить конкуренцию даже Пушкину. Его
«Я пришёл к тебе с приветом
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало»
или ставшее романсом
«На заре ты её не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит»
встречается уж точно не реже, чем «Мороз и солнце, день чудесный».
Ну а о том, что стихотворение
«Шёпот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья»
написано им без единого глагола, знает, наверное, каждый школьник.
Впрочем, сам Фет отлично знал своё место. Более того — обладал достаточным мужеством, чтобы иронизировать по этому поводу: «Кто я такой? Уложусь в четыре слова по убыванию значимости. Солдат, коннозаводчик, поэт и переводчик!»
Камнем преткновения стали как раз первые два слова. Травили его за это страшно. Хотя, если подумать, то что здесь такого? Для нашей поэзии вообще характерна этакая кавалерийская жилка.
Скажем, гусар Денис Давыдов почему-то ни у кого насмешек не вызывал. Или Николай Гумилёв, поручик Александрийских гусар. А вот Афанасий Фет, служивший кирасиром, то есть в тяжёлой кавалерии, удостоился не менее тяжёлого семинарского юморка Николая Чернышевского: «Все его произведения такого содержания, что их могла бы написать и лошадь, если бы выучилась писать стихи».
Ситуация до боли знакома и сейчас. Если человек осмеливается «умничать и оригинальничать», то на него обрушивают все громы и молнии. И прежде всего вооружаются термином «неформат».
Дескать, на нашем радио это не пойдёт, потому что народу это не нужно. Что же именно «нужно народу», решает программный директор.
В случае Фета — ведущие критики «толстых» журналов. «Его «чистое искусство» мало кого трогает и никому не надобно. Народу дорого то, что является девизом нашего времени: польза, дело, практика. А он этого начисто лишён», — вот лейтмотив журнальных нападок на Фета.
Конечно, в стихах нашего героя вряд ли можно найти призывы к бунту. Или хотя бы яростное соболезнование крестьянам, что было свойственно духу времени, формату.
«Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина, полная луна,
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далёких
Одинокий бег» — это да.
А вот «глаголом жечь сердца людей» — не про него. Но вот насчёт девиза «польза, дело, практика»… Здесь Афанасий Фет может дать сто очков вперёд любому из критиков.
Он купил двести десятин степной земли, к коей прилагался барский дом о семи комнатах. Шикарно, не так ли? Но дом был покрыт соломой. Земля же, по свидетельству ехидного Тургенева, представляла собой «плоский блин, на блине — шиш, вместо природы — одно пространство». А уже через несколько лет усадьбу было не узнать.
В то время как Иван Тургенев, «печалясь о судьбе крестьянской», спокойно пребывал в Париже, Афанасий Фет занимался конкретным, довольно трудным и грязным делом. И нимало не заботился абстрактным «счастием народным».
О чём впоследствии и написал Льву Толстому: «Тургенев пустил по миру своих крестьян, порубил леса, разорил строения и промотал до шерстинки скотину. Этот любит Россию. Другой же роет в безводной степи колодец, сажает лес, сохраняет сады, разводит высокие породы животных, даёт народу заработки. Этот не любит Россию и враг прогресса».
На улучшение условий жизни сотен крестьян, на школы и больницы для них Афанасием Фетом было положено семнадцать лет. Во всё это время — ни одного стихотворения. Со старыми стихами — ещё хуже.
«За 26 лет не было продано и тысячи экземпляров моего сборника… »
И тем не менее Афанасий Фет всё-таки победил. Некоторым образом — даже саму смерть.
Дело в том, что в конце XIX столетия, во времена славы Ильи Репина, считалось: если этот художник напишет чей-то портрет, то оригинал вскорости умрёт.
Поэт Тютчев, например, скончался через полгода. Писатель Писемский — через три месяца. Композитор Мусоргский — вообще через девять дней.
Когда Репин написал тот самый канонический портрет, с бородой и прищуром, все решили, что Фету уж точно несдобровать. А он и тут всех обманул.
Нет, Фет, конечно, умер. Но только спустя одиннадцать лет.
Предвидя скорую кончину, он пожелал выпить шампанского. А потом продиктовал записку: «Не понимаю преумножения неизбежных страданий, добровольно иду к неизбежному».
Взял стальной стилет и… тут же его лишился — отняла секретарша. В поисках другого ножа он выбежал из комнаты, но с возгласом: «Чёрт!» упал на стул.
Только дёрнулась правая рука, сложенная в щепоть, как бы для крестного знамения. Это был конец.

©Из сети

Рейтинг
3 из 5 звезд. 2 голосов.
Поделиться с друзьями:

Валентин Григорьевич Распутин о деревне

размещено в: Для души | 0
Россия без деревни – не Россия. Да, мы пошли по пути, по которому идёт так называемый цивилизованный мир. Нам бы действовать поосторожнее, а мы – сразу: не хотим отставать. Хотим из кожи вон. Но город – это поверхность жизни, а деревня – глубина, корни. Оттуда приходили люди, принося с собой свежие голоса, свежие чувства. Сколько бы водохранилищ мы не понастроили, а водичку любим пить родниковую.
 
Валентин Григорьевич Распутин — писатель, один из наиболее значительных представителей «деревенской прозы»
 
Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Вероника Тушнова. Жизнь обмелела

размещено в: Стихи Вероники Тушновой | 0

ВЕРОНИКА ТУШНОВА
***
Жизнь обмелела.
Медленна. Узка.
События среди её покоя:
прилёт скворца,
рождение листка…
Ну что же, с каждым
может быть такое.
А небо всё синей и горячей,
и воздух полон распрями грачей.
Вот бабочка вспорхнула из-под ног,
как будто вспыхнул белый огонёк.
А вот и прошлогодняя трава, —
она, оказывается, жива!
Красноголовый дятел на сосне
печатает приветствие весне.
Вот так я и живу.
А что, нельзя?
Пускай не беспокоятся друзья —
я просто отдыхаю от печали,
брожу по лесу,
греюсь под лучами
и думаю…
И крепко сплю ночами,
и не спешу приблизить милый срок
ночных бесонниц
и счастливых строк.
Нет, для меня затишье чувств
не бремя,
я не страшусь молчания души,,
всё, всё придёт,
когда настанет время.
Тогда спеши —
не спи! Люби! Пиши!

Рейтинг
2 из 5 звезд. 3 голосов.
Поделиться с друзьями:

Монахиня Адриана — майор Наталия Владимировна Малышева

размещено в: Священнослужители | 0

Монахиня Адриана — майор Наталия Владимировна Малышева
Когда убили её жениха Михаила, ушла на фронт. Была на тот момент студенткой.
Прошла всю Великую Отечественную войну разведчицей, служила в штабе К. Рокоссовского, дошла до Берлина. После войны закончила МАИ, работала в конструкторском бюро С.П. Королёва. Потом стала монахиней Пюхтицкого подворья в Москве.
Скончалась 4 февраля 2012 года в возрасте 90 лет.
Удивительный рассказ матушки о Великой Отечественной войне.

Первое чудо.

Это было в дни битвы под Москвой.
Мне кажется, я до сих пор ощущаю то волнение, которые мы все испытывали в первые минуты тревожного ожидания, когда в разведку ушли наши товарищи. Внезапно послышалась стрельба. Потом снова стало тихо. Неожиданно сквозь метель мы разглядели ковыляющего товарища – к нам шёл Саша, один из ушедших в разведку. Вид у него был ужасный: без шапки, с искаженным от боли лицом. Он рассказал, что они наткнулись на немцев и Юра, второй разведчик, тяжело ранен в ногу. У Саши ранение было легче, он все равно не смог вынести товарища. Перетащив его в укрытое место, сам с трудом приковылял к нам для сообщения. Мы оцепенели: как спасти Юру? Ведь добираться до него надо было по снегу без маскировки.
А у меня сразу в сознании всплыли слова командира: «Не оставляй товарища…»
Схватила сумку, в которой был комплект экстренной помощи. Сунула за пазуху гранату (чтобы избежать плена), перетянулась ремнем и бросилась по оставленному Сашей на снегу следу. Остановить меня не успели, хотя и пытались.
— Он ведь ждет помощи, нельзя его оставить там! — бросила на ходу, как бы подчиняясь властному внутреннему приказу, хотя страх сжимал сердце.
Когда я нашла Юру, он открыл глаза и прошептал: «Ой, пришла! А я думал, вы меня бросили!».
И так он на меня посмотрел, такие у него были глаза, что я поняла – если такое еще раз будет – пойду ещё и ещё раз, только бы вновь увидеть такую благодарность и счастье в глазах.
Нам надо было ползти через место, которое простреливали немцы. Одна я проползла его быстро, а как быть вдвоём? У раненого была разбита одна нога, другая нога и руки были целы. Я перетянула его ногу жгутом, соединила наши ремни, попросила помогать мне руками. Мы двинулись ползком в обратный путь.
И вдруг, неожиданно пошёл густой снег, как по заказу, словно в театре! Снежинки склеились, падали «лапками», и под этим снежным покровом мы проползли самое опасное место.
На полпути нам бросились навстречу наши ребята, взяли на руки Юру, да и меня тоже пришлось тащить — силы меня оставили.

Чудесное спасение.

На Курской дуге мне надо было прослушивать телефонные переговоры немцев. За линию фронта меня переводил сопровождающий. У него была и схема проводной связи. Подключившись, я слушала и запоминала всё важное, что передавало немецкое командование своим войскам. Затем возвращалась к своим и сообщала об услышанном в штаб.
Дважды такие операции прошли удачно. Но до конца жизни не забуду того, что случилось в третий мой рейд. Когда я уже отключилась и выбралась из укрытия, чтобы, дождавшись темноты, вернуться к своим, спиной почувствовала, что не одна. Быстро обернулась, выхватив пистолет – по инструкции надо было кончать жизнь самоубийством, чтобы не попасть в плен, — но тут же получила удар по руке. Мой пистолет мгновенно оказался у стоявшего передо мной немца. Я окаменела от ужаса: сейчас меня отведут в немецкий штаб.
Господи, только не это!
Я даже не разглядела, что это был за немец — ни звания, ни возраста не видела от страха. Сердце выскакивало из груди, я почти не дышала. И вдруг, схватив меня за плечи, немец рывком повернул меня спиной к себе. «Ну вот, сейчас он выстрелит», — даже с облегчением подумала я. И тут же получила сильный толчок в спину. Далеко впереди меня упал и пистолет.
— С девчонками не воюю! А пистолет возьми, иначе тебя свои же расстреляют…

Я обомлела, повернулась и увидела длинную фигуру, уходящую вглубь леса.

Рейтинг
5 из 5 звезд. 2 голосов.
Поделиться с друзьями: