но расстаться с ней ещё труднее. Особенно красивым людям это трудно — расстаться с молодостью и перейти в зрелость. Я помню девочку, у которой было очень красивое пальтишко. По тем временам, просто лакшери. С воротничком из овчинки, бордовое, в форме трапеции, а пуговки — в виде ягодок. Ни у кого такого пальто не было.
Только налицо была проблема: девочка росла и давно из прелестного пальтишка выросла. Рукава надставляли, но все равно руки почти по локоть торчали. И пальто едва прикрывало попу. Оно стало мало!
Но до того оно было красивым, что девочка его продолжала носить. Пока вместо восхищения не начались насмешки. Комично выглядела большая девочка в маленьком пальто с пуговками-ягодками и нелепо.
С молодостью то же самое. Молодиться можно долго, прилагая разные ухищрения и надставляя рукава. И сначала будут восхищаться, а потом начнутся насмешки от злых и сожаления от добрых. Красота превратится в убожество и начнёт уродовать нас.Придётся со вздохом снять пальтишко. И снимаем, ничего не поделаешь.
Особенно жалко тех, у кого оно было красивым и изысканным. Красавиц жалко. А ещё жальче тех, кто своё пальто так и не снял. И все надставляет рукава и удлиняет подол. И поднимает вытертый воротничок, чтобы прикрыть лицо…
Мудрые перестают молодиться. И принимают себя выросшими и изменившимися. Есть время другой красоты и других одежд, — просто мы выросли. Мы в новом периоде жизни.
Мы теперь большие девочки и мальчики, — это надо принять. Освободиться от тоски по прошлому и жить дальше. Свободнее и лучше жить, чем раньше — это вполне возможно, если не натягивать детское пальтишко, которое стало мало…
Нас никто не встречает после выписки из роддома. Рассказ
— Девочки, мой как узнал, что ребёночек у нас будет, стал словно невменяемый. Постоянно меня спрашивал, — Малышка, а ты как себя чувствуешь? Что тебе купить? А что сказали на УЗИ? Гулять меня заставлял, соковыжималку купил, а однажды я заметила, что он в интернете искал, как надо питаться, ну и вообще всё о беременности. Замучил меня совсем! — Лариса деланно пожала плечами, но по ней было заметно, что это она так хвасталась, как её муж любит.
— А мой спокойный, как мамонт, — Наташа откусила зеленое яблоко, — И с первым сыном тоже не парился. Я список напишу, он молча купит всё по списку, принесёт мне — на жена добычу! Пылесосить правда мне последние месяцы не давал. Ну и так, когда токсикоз был, так он мне завтрак в постель. Если лёжа поесть, то потом не тошнит почти. Сейчас он один остался со Славиком, со старшим нашим, и замечательно справляется, — Наташа опять хрумкнула сочным яблоком и гордо посмотрела на девочек в палате. Лариса кивнула ей, словно согласилась, что и правда, неплохие мужья у нас.
Люба же лежала молча, лицом к стене. Девочки не видели, как по щекам Любы текли горькие слёзы. Её никто никогда так ласково не называл — малыш. Дома мама с отцом ругались друг с другом ежедневно. По поводу и без повода, и с ними в этой раскаленной обстановке невыносимо было. Люба чувствовала, что она мешает, когда они ссорятся. И ещё больше мешает, когда они мирятся. Так и жили — отец сначала уходил, снова приходил, потом опять уходил.
Любе как только восемнадцать исполнилось, она от них съехала, а родители будто и не заметили. Взрослая же дочь, у неё своя жизнь, вот пусть сама о себе думает, за себя и отвечает. Люба комнату сняла, в торговый центр продавцом устроилась. Там и с Валерой познакомилась, он поставкой товаров занимался. Влюбилась в него без памяти, до него Люба ни с кем ещё не встречалась. Для Любы его внимание было ей непривычно. На неё никто не смотрел так ласково раньше, никто о её делах не расспрашивал. Люба смущалась, краснела, Любу то в жар, то в холод бросало. Конечно Валера её любит, теперь Люба знает, что такое любовь
Валера часто к Любочке приходил, еду приносил вкусную. Слова приятные говорил. С ней раньше никто так не был ласков.
В тот день Люба ждала Валерку с затаенной радостью. Сейчас он придет, и Люба ему всё расскажет. Вот Валерочка обрадуется, интересно, он ей наверное сразу предложение сделает. Они же и так уже почти семья, а теперь уж точно! Люба только шаги его услышала, сразу дверь распахнула, Валеру обняла. -Ты чего такая радостная? А я премию получил, ну что, отметим, побалуемся, расслабимся? А то я устал что-то.
— Я теперь не могу, нельзя, у меня теперь, нет, у нас. У нас радость, Валерочка, у нас с тобой будет ребёнок, — Люба светилась вся, встала на цыпочки, обнимает любимого.
— Ты чего, Люба? — Валера отстранился, — Ты чего это удумала? Какой ещё ребенок, Люба, ты сама соображаешь, что говоришь? Потом Валера денег ей на столе оставил, чтобы она разобралась с «этой проблемой». А сам вскоре просто исчез.
— Люба, а ты что молчишь и такая грустная? Может плохо тебе, ты говори, не молчи, мы врача позовём, -Наташа второго родила, себя опытной чувствовала.
— Ну что, мамочки, как тут у нас дела? — заглянула в палату детская сестра, увидела Наташу, — А ты что, уже за вторым к нам пришла? Ну ты и шустрая! -Нина Ивановна, да мой девчонку захотел, доченьку, а получился парень опять, — разулыбалась Наташа, — У нас вон у Любы доченька, только Люба что-то с нами не разговаривает. — А что так, девонька? — Нина Михайловна к Любе обернулась, — Ну ка расскажи, что у нас не так? Любе ни с кем не хотелось разговаривать, но неудобно стало.
Повернулась, глаза красные, лицо заплаканное. — Да разве тебе можно теперь так плакать? Ты теперь мамочка, ты не одна, у тебя доченька! Дочке настроение от мамочки передается, да не дай Бог молоко у тебя пропадет! — детская сестра присела рядом с Любой, за руку её взяла, — У тебя же радость, самый родной человечек рядом, а ты! — а потом ей в полголоса, — Чего ревела, он тебя бросил что-ли? Люба подняла заплаканные глаза на Нину Михайловну, — Как вы догадались? — Эх, дочка, не одна ты тут такая! Может он образумится, придет на выписку? Так тоже бывает. -Нет, не придет, он и не знает, что ребенок родился. Нас никто встречать не будет, я сама всё заранее приготовила. Всё купила и на выписку себе и девочке всё с собой взяла. И за комнату вперёд оплатила, и пока работала, отложила немного, пока Катюша ещё совсем маленькая, — Люба осторожно высвободила руку, — Ничего, мы с дочкой справимся.
Нина Михайловна покачала головой, — Ишь ты, сама маленькая, худенькая, а хваткая, не растерялась! Молодец девочка!
Перед выпиской Лариса и Наташа постоянно в окно поглядывали, мужей высматривали. — Вот и мой, с букетом идёт, — просияла Лариса. Наташа ей глазами на Любу — ну что ты про свой букет, что афишируешь, её же никто с букетом не ждёт. Но Люба веселая, уже оправилась от грустных мыслей, она же теперь не одна, у неё доченька. Катеньку переодели, Люба дочку на руки и с Ниной Михайловной на улицу вышла.
А на улице весна, тепло, на деревьях зелень нежная появляется. — Вот и я так же, Любаша, почти тридцать пять лет назад с сыном на руках выходила из роддома. Подруги меня встречали, мой Коля погиб, одна сына растила, ничего, вырастила, — от этих воспоминаний у Нины Михайловны слезы глаза затуманили. Тут машина к входу подъехала, мужчина вышел с букетом цветов, и к ним подходит. Протянул Любе букет, — Здравствуйте, Люба, меня Иван зовут, вот мы с мамой вас поздравляем. Садитесь, я вас отвезу.
Нина Михайловна обняла Любу, — садись, садись, Ванечка куда скажешь отвезёт. Ну что ты с ребенком будешь машину ловить. Ты звони, если что, я тебе помогу. Я ведь помню, как одной не сладко. Мне тоже люди помогали.
Иван всю дорогу что-то рассказывал, потом помог Любе до квартиры дойти с вещами. Хозяйка на Ивана посмотрела подозрительно — Это ещё кто? Но Любу не спросила, промолчала. Она поначалу была недовольна, когда Валера приходил, думала, что Любка ещё та девица. А потом разобралась, жалела её, добра девчонке желала. -Давай нашу девочку, помогу тебе, — хозяйка взяла розовый конвертик, — Ух какая красавица, вся в маму!
-Татьяна Андреевна, это меня просто знакомый подвёз, — пояснила Люба. Цветы она поставила на кухне в вазу — радость же, вот она и дома с доченькой.
Иван раз в неделю к ним заезжал, привозил полные сумки гостинцев от себя и от Нины Михайловны. — Ты не думай, мать сказала — ей люди помогали, теперь наш черед. Бери, не стесняйся, не обеднеем мы, я с мамой в следующий раз приеду, можно?
Нина Михайловна приехала, ахала, как Катюшка за месяц подросла, как уже улыбаться научилась. Любе тепло от их поддержки, жаль, что это не её мама. Да и с Татьяной Андреевной они хорошо уживаются. Она с Катюшкой и посидеть иной раз остаётся. — Я всё тебя, Люба, спросить хочу, не выдержала как-то Татьяна Андреевна, — Иван этот что к тебе ходит? Да ещё и мать приводил, он что, женихается что-ли? Так не похоже вроде.
— Да нет, Татьяна Андреевна, у Ивана семья, жена, детей трое. Просто Нина Михайловна Ваню тоже без мужа растила, знает, как это. Ей люди помогли, вот и они с Ваней мне помогают. — Надо же, — удивилась Нина Михайловна, — Я уж думала в наши времена так и не бывает. Тогда вот что я решила, Люба, давно тебе хотела сказать. Мы с тобой ведь почти как родные живём, холодильник не делим уже, двери комнат не запираем. Ты мне все из магазина и аптеки приносишь, да и Катенька мне не чужая уже, какая же она чужая! В общем, давай будем пополам с тобой коммуналку платить, а за комнату я с тебя брать больше не могу, вот так.
— Ну что вы, Татьяна Андреевна, -хотела было возразить Люба, но хозяйка вдруг расплакалась, — Чужие люди тебе помогают, а я что же, крохоборка что-ли?
А однажды поговорить Нина Михайловна к Любе зашла. — Любочка, я на пенсию собиралась, а ты девочка добрая, душевная. Ну не пойдешь же ты опять торговать, давай лучше к нам, работа сменная, и в училище пойдешь, а мы все тебе поможем, да, Татьяна Андреевна? И ещё, тут у нас приключилась одна история.
У молоденькой женщины роды были тяжёлые. Ну и, ребёночек живой, а мать… не выжила мамочка. Муж у нее молоденький, как ты, плакал у нас в коридоре. Завтра ему жену хоронить. Приезжий он, никого у него тут нет. А мальчишечка хорошенький родился. Может вместе поможем, как думаешь? Он говорит, сам будет сына растить. Не понимает, сгоряча берется, помощь ему нужна. А вместе мы сможем, я если надо с его сыночком и посижу иногда, а ты можешь с двумя детками погулять вместе, а Любочка? Не бросим парня? Тут неожиданно Татьяна Андреевна вмешалась, — Я раньше думала, как это я буду чужим помогать? А вас послушала и решила, что и я с вами. Я с Катюшей остаюсь, так она улыбкой своей мне сердце согревает. И мальчишечку этого, что без матери остался, согреть надо. Мы что, не люди что-ли?
Даже звери чужих сосунков выкармливают, что без матери остались!
Люба сразу поняла, что это Никита. У входа в роддом стоял парень — бледный, безрадостный, один без цветов, остальные папочки все с цветами. Нина Михайловна вышла, вынесла голубой конверт, Любочке рукой махнула: -Никита, познакомьтесь, это Люба, а это Никита, папа нашего чудесного мальчика. Нина Михайловна откинула уголок конверта — мальчик сладко спал. И Люба вдруг, сама того не ожидая, горько заплакала.
Нина Михайловна даже опешила, — Люба, ты что? Подводишь меня, ты наоборот должна… Но Никита вдруг словно очнулся, стал утешать её, — Люба, да вы что? Потом сына взял на руки. Тут и Иван подъехал, они договорились, что Иван Никиту с сыном домой отвезёт. — Давай я с тобой поеду, поднимусь в квартиру, — предложила Люба Никите, — покажу, как малыша пеленать, как за ним ухаживать. Ты же сам, как я поняла, всё делать собрался.
Квартира у Никиты была маленькая, но очень уютная. Детская кроватка, вещи в стопочку на столике пеленальном — всё было заботливо женской ручкой приготовлено. Фото на комоде — Никита и девушка красивая, обнялись, оба хохочут. В глазах любовь.
— Ты чем мальчика кормить будешь? — Люба обернулась и увидела, что Никита тоже смотрит на фото. Он сразу взгляд перевел, — Мне Нина Михайловна смесь сухую положила, написала, как её разводить. — А как ты сына назовёшь? — Люба спросила и сразу же пожалела об этом — Никита от этого вопроса помрачнел. Но тут же справился с собой, — Вика хотела Гришей назвать. — Хорошее имя, Григорий Никитович, красиво! Ну давай тогда Гришу переоденем, я тебе всё покажу, да и молочко ему приготовим.
Домой Люба еле успела к кормлению — Катюшка её уже очень проголодалась и Татьяна Андреевна носила её на ручках и по всякому отвлекала, — Катюша, ну вот и мамочка наша, — Татьяна Андреевна передала малышку Любочке, та сразу руки помыла, блузку расстегнула — и кормить дочку. Катюша взахлёб молочко пьет, аж по подбородочку течет, выливается. А глаза сразу потемнели, и глубокие-глубокие стали.
— Ну рассказывай, — Татьяна Андреевна рядышком присела, — Как он там, бедный парень этот? — Да что говорить, жалко его, да и мальчик его Гришенька хороший такой. Ужасно, он растерянный, поникший, но вроде держится.
Никита позвонил утром, -Люба, ты извини, Гриша всю ночь не спал, плакал. Ножками дрыгает, его вроде стошнило, посоветуй, что делать. — Никита, я сейчас к тебе приеду лучше, тут же рядом совсем, всего-то две остановки.
Люба приехала быстро. Гришеньку покачала на руках, животиком приложила к себе — вроде заснул. Но ненадолго, опять стал плакать. Люба смесь развела, кормить стала. Гриша пьет, плачет, срыгивает, ножками сучит.
— Вот так его и тошнило, — Никита из-за плеча Любы смотрит, переживает. Люба бутылочку отставила, -Знаешь что я, Никита, думаю. У меня Катюшка — дочка маленькая, я тебе говорила. Я её своим молоком кормлю. Молока много, лишнее сцеживать приходится. Может я попробую Гришу своим молоком покормить? Ты не будешь против? Никита даже растерался, — А что, так можно? Люба даже не удержалась, смешно стало, -Ты что, слово «кормилица» не слышал никогда? Так вот — это я, кормилица твоего сына Григория. Только сейчас ты выйди, хорошо? -Хорошо, — Никита покорно вышел, а Люба расстегнула кофточку и приложила Гришу. Он закрутил головой в поиске, нашёл и сладко зачмокал. — Мужичок, — отметила Люба, — Как схватил, не то, что Катька! Гриша насытился, порозовел, сонно отвалился и сладко засопел. Никита приоткрыл дверь, — Можно? — Заходи, — шепнула Люба, — Он спит, сытый, видно смесь ему не подходит, а мое молоко ему в самый раз!
Люба и Никита крутились, как могли. Никита начал подрабатывать. Дети были то у Любы, то у Никиты. Люба кормила обоих и проблем больше не было. Татьяна Андреевна помогала, как могла. И Катя, и Гриша, ей стали словно родные. Нина Михайловна тоже приходила по первому зову. Она от души хотела, чтобы у Любы и Никиты всё было хорошо.
В круговерти пролетел целый год. Катя уже пошла, говорить начинала. Она слышала, как мама Грише говорила, — Скоро наш папа придет, — и бежала к двери, Никиту встречала, — Папа, папа пришел! А однажды и Гриша протянул ручки к Любе и сказал, — Мама!
Никита смотрел на детей, на Любу, и понимал, что дороже их у него на свете нет никого. И однажды Никита решился, он очень боялся, а вдруг Люба ему просто помогает? А вдруг ему всё это только кажется? Но Никита решился, — Люба, Любочка, родная, я прошу тебя, будь моей женой! У нас с Гришей нет никого роднее, чем ты. Да ты и есть его мама, молочная мама, что тут ещё скажешь? А Катюшка! Я ведь от нее услышал впервые, «папа», она мне доверилась, она в этом даже не сомневалась, она моя доченька, иначе и быть не может! Никита оглянулся на фотографию, где они с Викой смеются, и ему показалось, что Вика подмигнула ему, — Любимый, так держать!
На свадьбе Никиты и Любы было много родных людей. И Татьяна Андреевна, и Нина Михайловна, и Ваня с семьёй. Люба думает ещё родителей своих разыскать, может им помощь нужна? А у Никиты в деревне мама с пятью младшими, они к ней скоро всей семьёй поедут. Поделиться с ней своим счастьем и помочь, если надо.
Тетя Поля состарилась совсем. Так состарилась, что ее стали звать «баба Поля». Спина согнулась, ноги плохо держат, руки трясутся от тяжестей. А тяжестей много в деревенской жизни, надо же все делать самой. Тетя Поля одна жила в маленьком домике с синей крышей. И был у нее огород и сад. И собачка Джерка, рыженькая, беспородная.
Соседка надоумила тетю Полю; мол, ты позови племянника огород копать. Они же к тебе приезжают каждое лето. У вас хорошие отношения. Ты, тетя Поля, стала старая совсем, тебе не вскопать огород нынче. Пусть помогут, попроси, не чинись!
Тетя Поля позвонила племяннику Боре и попросила помочь. И Боря откликнулся, приехал на машине с женой и детьми, помогать стал! Копает огород. Говорит, что надо новый забор ставить. И крышу сменить, эта старая совсем, течет. И неплохо бы провести канализацию, туалет на улице — неудобно.
Такой молодец. Тетя Поля радуется, угощает, стряпает пироги и варит сытные похлебки. Только потом она случайно услышала, как энергичный племянник говорит энергичной жене в огороде-то:
«Тетя Поля совсем плоха, бедная. И надо этим летом начать ставить забор, успеем, поди, за лето. И надо взять небольшой кредит на канализацию. Как потом мы будем жить на даче без канализации? Придется потратиться. Но ведь для себя!».
А жена отвечает: «Какой ты умница хозяйственный! Я думаю, весь дом перестраивать придется все же. Но начнем с малого, обживемся, там решим. И надо подумать, куда собаку девать потом. Не выбрасывать же ее. Это жестоко. Хотя она и так почти уличная. Мы будем приезжать на дачу и кормить ее. А в остальное время пусть бегает на свободе. Так даже лучше!».
И понимает тетя Поля, что ее уже вычеркнули из живых. Она стоит у окна, слушает эти речи и плачет тихонько. Как же так? Это же ее дом, ее огород, ее синяя крыша, это ее покойный муж крышу крыл… И это ее Джерка-собачка, как же так? Они же помогать приехали. А оказалось — хоронить…
И тетя Поля смолчала. И кормила хлебосольно. И ласкова была. Никто не виноват, это закон жизни такой. Если не можешь, тебе помогут. Только помощь дорого может обойтись. Если не можешь, ты и не жилец. И ничего тебе уже не нужно, зачем тебе то, с чем ты управляться не можешь? Собирай чемоданчик и уходи в другие небесные края, а дом земной оставь другим.
Тетя Поля распрощалась с племянником, надавала солений и варений, поблагодарила горячо! Пригласила в гости. А больше ничего не просила. Сказала: «спасибо, я справлюсь пока!»…
А потом распрямилась, стала твердо шагать — изо всех сил. И лечиться стала у доктора, мерить давление и пить лекарства. И новые очки заказала, в старых не видела уже. И сказала собачке Джерке, что намеревается дальше жить в своем доме с синей крышей. Вместе с Джеркой. А более никого нам не надо, помощников-то…
Огород и выпивоха-тракторист нам вскопает. Да и много ли нам надо, Джерка? И деньги у меня отложены гробовые. Лучше мы на них сделаем теплый туалет сами. Наймем, закажем и сделаем! А Боря пусть в гости приезжает. В гости, да не в хозяева!
И стала баба Поля снова тетей Полей. Живет и здравствует. И пусть продлятся ее дни на земле.
А просить о помощи — дело такое, непростое. Могут забрать то, с чем ты не справляешься. Зачем тебе оно? Ты же не можешь уже. Все. Отдавай другим, которые могут. Которые помогают…
Это называется «расписаться в собственном бессилии», — лучше это не делать, если есть еще силы. Так говорила тетя Поля Джерке. И собачка кивала головой, — умная была. И все понимала лучше иных людей. И тоже хотела жить в своем доме, а не на чужой даче…
В доме малютки ей дали красивое имя Лия. Маленьких детей из дома малютки охотно забирают в семьи, а её никто не забрал. Она была нормальным, голубоглазым созданием, без врождённых патологий, но не повезло. Не всем и не всегда везёт в этой жизни. Лию родила очень юная мать, сама почти ребёнок. Она оставила ненужную дочь, и сбежала из роддома. Было лето, она просто вылезла в окно и исчезла в ночи. Лия почти три года прожила в доме малютки, и её с группой подросших ребятишек готовили к переводу в детский дом. В доме малютки о детях заботились, кормили, обували, одевали, не обижали. Только не было у обслуживающего персонала ни времени, ни сил на любовь. Лия выбивалась из общей массы детей какой-то своей отстранённостью. Она никогда не принимала участия в общих играх. Она никогда не приставала к взрослым с разговорами или какими-то своими проблемами. Она хорошо разговаривала, но говорить не любила и считалась молчуньей. Лия не умела плакать. Никто, никогда не видел её слёз. Даже когда падала и ей было очень больно, или какой-нибудь мальчишка ударит её. Она только морщилась, крепко сжимала губы и отходила в сторонку. Лия играла сама с собой. У неё была любимая игрушка — медвежонок с оторванной лапой. Она даже ночью не расставалась с ним. А ещё она могла часами смотреть в окно, где был другой мир, как будто ждала оттуда кого-то. В тот день с утра в доме малютки все пребывали в ожидании. Должна была подъехать супружеская пара выбирать ребёнка. Была надежда, что какому-нибудь малышу повезёт и его заберут в семью. И вот они приехали: высокая женщина средних лет, одетая по последней моде, и мужчина под стать ей. Было видно, что семья не из бедных. Они сразу предупредили, что основные документы на усыновление у них с собой — на всякий случай. Им нужен ребёнок до года. Девочка или мальчик, но до года. Они пересмотрели уже много детей, а того единственного до сих пор не нашли. Заведующая повела их на второй этаж к маленьким. Проходя на первом этаже мимо дверей старшей группы, женщина вдруг остановилась и показала рукой на дверь, — А что там? — — Да тут у нас старшенькие, пойдёмте на второй этаж, там малыши, — объяснила заведующая. — Можно мне только взглянуть?», — попросила женщина, муж нерешительно держался за её спиной. Почти неслышно она открыла дверь. Дети занимались своими делами: кто рисовал, кто листал книжку, кто бегал, и только Лия тихонько сидела на диване у окна в конце игровой комнаты. Никто из детей не заметил, что на них смотрят взрослые. И вдруг молчунья Лия с громким криком, бегом через всю комнату, падая и спотыкаясь об игрушки, кинулась к дверям. Она подбежала к женщине, уткнулась ей в колени и сквозь нахлынувшие слёзы, всхлипывая, повторяла, — Это моя мама, моя мама! — Всегда шумные дети, побросав всё и с удивлением смотрели на плачущую Лию. Приехавшая женщина повернувшись к мужу и сказала, — Это наша дочь, хочешь ты этого или нет. — Мужчина подошёл к ним, погладил девочку, — А я — твой папа, мы тебя обязательно заберём. Сегодня же заберём. — Заведующая пыталась объяснить ему, что за один день невозможно оформить документы на удочерение ребёнка, есть ряд инструкций, потребуется некоторое время. Он ответил, что это его проблемы. Лию невозможно было оторвать от женщины. Слёзы ручьём лились из её глаз. С большим трудом удалось малышку увести в группу. День шёл своим чередом. Лия больше не проронила ни слова. Она молча делала всё, что предписывалось режимом: обед, дневной сон, прогулка…только часто подходила к двери, за которой скрылась мама. Другие дети говорили, — Никто тебя не заберёт.-, — хотели увидеть ещё раз, как она будет плакать, но она не плакала, и они отстали. Рабочий день подходил к концу. За окном было уже темно, зимой темнота ранний гость. Неожиданно окно ярко осветилось фарами подъехавшей машины, из которой, торопясь, вышли двое. Войдя в кабинет утренние гости с облегчением выложили на стол объёмную папку. — Вот всё, что положено по закону об усыновлении -, — сказала женщина. Как им удалось за день оформить документы история умалчивает. Счастливая Лия в одной руке держала своего любимого медвежонка, а другой вцепилась в руку женщины и повторяла, -Мама, мама, я знала, что ты придёшь. — Провожать их вышли все оставшиеся в тот вечер сотрудники. Они искренне радовались за девочку, которой сегодня повезло! А из окон дома смотрели десятки пар детских глаз с надеждой, завистью и мечтой, что когда-нибудь, может быть и за ними приедут мама и папа…
