Когда говорит боль
Людмила Леонидовна Лаврова
— Соня, доченька, я все понимаю, но выхода у нас нет. Придется. Мы вынуждены продать дом. А после продажи и раздела, денег хватит только на квартиру в другом районе. Я тоже хотела бы остаться здесь, но не получается. – Даша держала дочку за руки и иногда вытирала слезы то ей, то себе.
Перемены давались им очень тяжело.
Даша с мужем, Романом, прожили вместе почти семнадцать лет. Всякое было, конечно, но они любили друг друга, и любая ссора заканчивалась почти мгновенно, толком не успев разыграться. Воспитанная бабушкой Даша чуть не с детства усвоила главную истину, которую та пыталась донести ей о семейной жизни: «Дома должно быть тепло! Чтобы мужчина не искал другого места, где его поймут, пожалеют, примут. Где ему будет лучше, чем с тобой. Сделай так, чтобы в твоем доме было хорошо всем: мужу, детям, гостям, животным. Всем без исключения!»
Даша кивала, ничего не понимая поначалу, только чувствуя, что бабушка пытается рассказать ей, как она прожила свою жизнь, передать свой опыт. Ее семья, ее дом, были именно такими. До того момента, как погиб муж, спасая сына и невестку, которые тонули в речке рядом с дачей. Речушка была маленькой, с виду совершенно не опасной. И только местные знали, сколько там омутов и водоворотов, избегая купаться в непроверенных местах. Марья Васильевна все эти годы корила себя за то, что не расспросила, не узнала, не успела поговорить с соседями… Ей казалось, что сделай она это вовремя и тогда ее дети, а она по-настоящему считала невестку дочерью, и муж были бы живы. Даша много лет твердила ей, что она не виновата, но бабушка слушать не хотела.
Взяв на себя заботу о внучке, Мария Васильевна отложила свое горе в дальний угол, понимая, что девочке нужна жизнь, а в этой жизни радость и счастье, а не вечный траур. И, только несколько раз в год, посещая своих любимых на кладбище, она могла дать волю чувствам и горько плакала каждый раз, изливая всю боль, которая накапливалась между этими приходами. Наплакавшись, подробно рассказывала, как дела у них с Дашей и снова и снова обещала, что сделает все, чтобы девочка была счастлива.
Она смогла дать внучке и теплый уютный дом, и достойное образование, выдала ее замуж, и даже успела увидеть и понянчить свою правнучку, прежде, чем болезнь унесла ее туда, где ждали ее родные. Даша осталась совершенно одна. Другой родни у нее не было.
Позже она поняла, что Марья Васильевна была совершенно права в своем понимании дома и семейных отношений, но только частично. Права, что в доме должно быть хорошо. А вот исключения…
Серьезных поводов для того, чтобы поругаться у Даши и Романа было не так много. Точнее, почти всегда только один. Как бы это не банально прозвучало – свекровь.
Инесса Павловна была из породы тех, кого называют «Мать». Именно так, с большой буквы. Она жила по принципу: «Мое мнение единственно верное, как аксиома».
Рома дался ей нелегко. Он был ее шестым по счету ребенком и единственным, кого Инесса Павловна доносила и родила. Всю свою нежность и любовь, в том понимании, которое было ей доступно, она буквально обрушила на своего единственного сына.
Роман любил мать и, возможно, именно поэтому не мог ей противостоять, хоть и пытался, как и отец. Они выбрали для себя тактику молча выслушивать все то, что имела им сказать жена и мама, кивать, но делать по-своему.
Встречаясь с Дашей, Роман до последнего оттягивал знакомство с родителями, понимая, во что это выльется. С Дашиной бабушкой он познакомился чуть ли не через пару дней. Он не рассказывал Даше о своих мотивах и сдался только после того, как та обиженно заявила:
— Ты меня прячешь что ли? Я недостойна, чтобы ты меня представил родителям? Рома, что у нас за отношения тогда? Бабушке ты говоришь, что я для тебя все, планируешь свадьбу, обсуждаешь что и как, а я до сих пор твоей семьи не видела.
Роман вздохнул и, поцеловав невесту, сказал:
— Я боюсь, как бы ты от меня не отказалась.
— Глупый! Я же за тебя замуж собираюсь, а не за твою семью!
Как же она была недальновидна тогда!
Инесса Павловна, смерив ее взглядом, только покачала головой и спросила:
— Деточка, кто были ваши родители?
— Мама – преподавала в медицинском институте, а папа – врач. Но, я их мало помню, они погибли, когда мне было пять лет. Меня воспитывала бабушка.
— Ясно!
Больше в тот вечер будущая свекровь не сказала Даше ни единого слова. Прожив с Романом несколько лет, Даша переняла для себя ту же тактику, которую использовали муж и свекр, но это помогало мало. Она видела, как разрывается муж, стараясь сохранить видимость мира в семье и каждый раз старалась сгладить углы, успокоить бурю. Со временем поняла, что устала от этих попыток наладить хоть как-то общение в семье и просто попросила мужа сократить до протокольного минимума встречи с родителями. Рома устало кивнул и обнял жену.
— Прости!
Усугубилось все после ухода свекра. Отец Романа буквально сгорел за месяц от онкологии, и Инесса Павловна доходчиво объяснила сыну, кто теперь в ответе за нее. Роман, впрочем, и так все понял. Теперь они с женой виделись по вечерам редко. С работы Роман приезжал к матери, и домой попадал только ближе к полуночи. Так длилось бы и дальше, если бы не взбунтовалась трехлетняя Соня. Она стала отказываться от общения с отцом, давая понять, что обижена.
— Она скучает, Ром. Видит тебя мало, да и то по выходным. – Даша понимала, что мужу тяжело, но надо было что-то делать, пока ребенок окончательно не обиделся и не потерял связь с папой.
Даша разозлилась. В конце концов прошло больше года, а Инесса Павловна взрослая женщина, не жалующаяся на здоровье. Свекровь до сих пор работала, вела чуть ли не светский образ жизни, посещая регулярно театр и выставки, заставляя сына сопровождать ее. Помощь –помощью, но лишать ребенка отца, она, наверное, не имеет права. Свои пустые вечера Даша бы еще простила и потерпела какое-то время, но Сонины – нет.
— Рома, надо как-то решать этот вопрос. Ты нужен ребенку. И мне нужен. – Даша прижалась к мужу. – Я скучаю…
Был грандиозный скандал. Но, Роман отвоевал право приезжать к матери дважды в неделю. Спустя какое-то время Инесса Павловна смирилась с этим или сделала вид, что смирилась.
Как-то, маленькой еще Соне, в садике дали задание изобразить свою семью, так как она придумает, в виде сказочных персонажей. В садике детвора не справилась вовремя, и воспитательница разрешила дорисовать дома и принести рисунки на следующий день. После ужина Соня уселась за свой столик и, высунув от усердия язык, добрый час пыхтела над рисунком. А, когда Даша, домыв посуду и закончив со стиркой, заглянула в дочкин альбом, она охнула и позвала мужа:
— Ромка, будет буря! Иди сюда, глянь!
Роман посмотрев на рисунок, рухнул на диван, согнувшись пополам от хохота. Обиженная Соня смотрела на родителей и не понимала
чего они хохочут и никак не могут успокоиться. Папа аж стонал от смеха. Она немного подумала и решила заплакать:
— Я так старалась! А вы…
Она посмотрела еще раз на свой рисунок, но так и не смогла понять, что так насмешило маму и отца. Папу Соня изобразила богатырем, маму – Василисой Прекрасной, дедушка стал Лешим, прабабушка – Яблонькой с золотыми яблоками, а бабушка… Ну, красивый же получился Горыныч?! Головы рисовать пришлось дольше всего, их же аж три штуки! Что смешного? Правда, у Сони не получилось красиво нарисовать пламя, которое они выдыхают. Желтый карандаш сломался совсем не вовремя. Она как раз хотела попросить маму подточить его, но та уже увидела рисунок.
Соня не любила бабушку Инну. Когда бабушка появлялась в их доме, а это случалось нечасто, в основном по праздникам, Соне хотелось выгнать ее и запереть за ней дверь. Она не могла сообразить, что творится между взрослыми, но понимала детским, никогда не ошибающимся, чутьем, что бабушка не любит ее маму, старается ее задеть или обидеть. И, вроде же, не ругается, говорит вежливо, но мама огорчается, а потом плачет после ее ухода. Соня не знала, как помочь маме, как защитить ее. Однажды, она даже попыталась вытолкнуть бабушку за порог, когда та пришла, но папа взял дочку на руки и не дал.
— Ваша дочь очень дурно воспитана, Роман! Хотя, чего можно было ожидать?! – выходка внучки возмутила Инессу Павловну до глубины души.
Досталось в тот вечер всем, но после бабушка Инна почти перестала появляться в их доме даже по праздникам. Папа решил, что так будет правильно. Теперь они сами изредка ездили навещать бабушку, но Соня всеми силами старалась отвертеться от этих поездок. Чем старше она становилась, тем больше понимала. Бескомпромиссность бабушки ее угнетала. Ей казалось, что рядом с ней нечем дышать. Но, как следует она разобралась в бабушке только после того, как не стало отца.
Романа не стало почти мгновенно. Никто в офисе не успел сообразить, что произошло, даже «скорую» вызвать не успели. Обширный инфаркт. В сорок четыре года…
Когда Даше сообщили об этом, она была на работе, в ювелирном салоне. Уронив трубку, она потеряла сознание и, падая, ударилась о витрину с украшениями, разбив ее вдребезги и до истерики перепугав девочек-продавщиц. Они вызвали «скорую», а потом, ожидая, закрыли магазин и почти полчаса выбирали стекла из волос своей начальницы, отпаивая ее валерьянкой.
Мир вокруг остановился для Даши. Ей казалось, что она замерла в одной точке и совершенно перестала мыслить. Она не могла собрать себя, не могла заставить заняться чем-либо. Друзья Романа взяли на себя все хлопоты, стараясь хоть как-то поддержать вдову. Рядом с Дашей все время кто-то был. Потом она не могла вспомнить, кто именно приходил и когда, но Соня была накормлена, в доме наведен порядок и чьи-то заботливые руки вкладывала ей в руки чашку с бульоном или чаем, забирая почти полную, когда совсем остывало, взамен давая новую.
А через пару недель после прощания с мужем, Даше приснился сон.
— Бабушка! Господи, как же я соскучилась! – Даша попыталась обнять Марью Васильевну, но та отстранила ее, сурово глянув.
— Ты, что творишь?
— О чем ты, бабуль?
— Соня где?
— Как где? Спит, наверное, у себя…
— Пойдем! – все еще не давая до себя дотронуться, бабушка поманила Дашу за собой. Они вошли в детскую и бабушка показала на кровать Сони:
— Спит, говоришь? – Соня лежала, укрывшись с головой одеялом и плакала. — Даша, очнись!
Вздрогнув, Даша открыла глаза. В как-то момент ей показалось, что она еще спит, потому что жалобный плач дочери не умолкал. И, только минуту спустя, окончательно придя в себя, она поняла, что это не сон. Вскочив, она кинулась в детскую:
— Родная моя, не плачь! – Даша легла рядом с дочкой и обняла ее. – Я с тобой! Всегда буду!
Соня, лихорадочно всхлипнув, повернулась к маме и обняла ее, изо всех сил прижавшись.
«Спасибо, ба… Как я могла? Ты ведь не бросила меня, все время была рядом, а я… Я все сделаю… Теперь я в порядке…»
Утром она тихонько встала, стараясь не разбудить дочку, и пошла на кухню. Соню разбудил запах фирменных маминых блинчиков. Густой аромат ванили плыл по дому, забираясь в самые укромные уголки. Соня, закутавшись в одеяло, притопала на кухню.
— Мам?
— Доброе утро! – Даша повернулась, и Соня увидела, что она без черной повязки, которую не снимала даже на ночь. – Умывайся, будем завтракать, а потом я тебя отвезу в школу.
— Уже пора?
Даша прикрутила газ и обняла дочку.
— Пора, родная! Папа бы точно не хотел, чтобы мы сидели по углам, круглыми сутками проливая слезы. Он мечтал, чтобы ты была счастливой, чтобы в твоей жизни было как можно больше радости. Он так тебя любил… — Даша на секунду задохнулась, но потом взяла себя в руки. – И меня любил. И, раз он так хотел, значит так и будет. Собирайся! А то я на работу опоздаю. Мне тоже пора…
Очень осторожно, понемногу, они стали налаживать свою новую жизнь. Даша вернулась на работу, Соня ходила в школу. Только теперь, к занятиям она добавила еще для себя обязанность больше помогать маме. И, придя домой вечером, Даша каждый раз видела, что дочь прибрала, или приготовила нехитрый ужин.
Через пару месяцев Соня получила паспорт, и они тихо отпраздновали это событие, купив тортик.
— Смотри, пап, я совсем большая уже! – Соня покрутила паспорт перед портретом отца, висевшим в гостиной. – Ты бы сейчас точно дернул меня за хвостик, и сказал, что — маленькая…
Даша молча обняла дочку.
А еще через неделю, вечером, к ним пожаловала Инесса Павловна.
— Добрый вечер, Дарья! Нам нужно поговорить!
Они не виделись с того самого дня, как Даша навсегда попрощалась с мужем. В тот день Инесса, подойдя к невестке, очень тихо сказала:
— Твоя вина! Если бы не ты, он был бы жив! Дай-дай-дай… Только это и знали! Вот и сгорел так рано… Твоя вина!
Изменившуюся в лице Дашу подхватил Денис, друг Романа и отстранив стоявших рядом людей, вывел ее на улицу.
— Не слушай! Дашка, посмотри на меня, – он легонько встряхнул за плечи Дашу, — никого не слушай! Это просто судьба и ничего больше. Всем нам отмеряно. Вот сколько отмеряно, столько и проживем. Ромка так вас любил с Соней — больше жизни…
Даша всхлипнула и прижалась к плечу Дениса. Ноги не держали. Третьи сутки она не спала и держалась только на воде, которую пила изредка, когда кто-то совал в руку стакан с каплями, пытаясь успокоить ее.
Денис осторожно взял ее под локоть и помог спуститься по ступенькам, усадив на лавочку, возле храма, где отпевали Романа.
Так она просидела, пока все не вышли и не расселись по машинам. От проходившей мимо Инессы Павловны Даша отчетливо услышала крепкое бранное слово, которым свекровь пригвоздила ее, нимало не заботясь о чувствах своей внучки, которая сидела рядом с мамой.
И вот сейчас, свекровь сидит напротив, с поджатыми губами, правда уже без бешенства во взгляде. Просто уставшая женщина, перенесшая потерю ребенка. Даша отметила и ввалившиеся глаза, и бледное лицо, и дрожь в руках, которую Инесса Павловна старалась унять, положив руки перед собой на стол.
— Хотите чаю?
— Нет! Я пришла, чтобы решить с тобой, что мы будем делать с домом?
Даше показалось, что она ослышалась.
— В каком смысле?
Дом они с Романом строили несколько лет. Беременная Соней, Даша следила за рабочими, которые, посмеиваясь, старались угодить «хозяйке», оберегая ее, когда деловая Дарья пыталась посмотреть, как заливают фундамент или укладывают лаги. Роман хохотал и говорил:
— Ну, с тобой они точно не забалуют! Через месяц въедем!
День, в который они вошли в свой новый дом, в Дашиной памяти отпечатался с точностью до секунды. Это было ее гнездо, обогретое и любовно устроенное в каждой мелочи.
— Дашка, ну эти шторы такие же розовые, как и те. И ткань похожа.
— Ничего ты не понимаешь, оттенок не тот!
Такие разговоры доводили ее до бешенства, а Романа до умиления.
А сейчас ей говорят, хотя она и плохо соображает от гнева, что жить она здесь не будет.
— Я не дам! – Инесса Павловна, наконец, справилась с дрожью в руках и положила ладони на стол. – Этот дом тебе придется продать. Я требую свою долю наследства.
— Какого наследства?
— Которое положено мне по закону. И ты отдашь мне все до копейки.
Женщины не заметили появившуюся в дверях Соню.
— Уходи! – девочка стояла на пороге кухни, сжав кулаки.
— Что? – Инесса Павловна удивленно посмотрела на внучку. – Что ты сказала?
— Я сказала – уходи! И больше никогда не приходи к нам.
— Ты как со мной разговариваешь? Я знала, что ты безобразно воспитана, но, чтобы такое себе позволить?! В кого только ты такая…
— В отца! – голос Сони зазвенел на весь дом.
— Нет, ты скорее в мать…
— Не смейте! Больше никогда не смейте обижать мою маму! Вы все еще думаете, что я маленькая, что я ничего не понимаю? Поверьте, все я поняла. Вставайте и уходите. А мы подумаем, как сделать так, чтобы больше никогда не видеть вас.
От волнения Соня перешла с бабушкой на «вы», сама того не заметив.
Даша, опомнившись, подошла к дочке, обняла ее за плечи и вывела вон из кухни.
— Спасибо, родная, а сейчас иди к себе, я разберусь, — она поцеловала дочь в висок и легонько подтолкнула ее по коридору. – Иди!
Соня ушла, а Даша, несколько раз глубоко вдохнув, вошла обратно в кухню.
— Что это было? Ты так настроила ребенка против меня, что я ушам своим не верю!
— Я никого не настраивала. Вы сами это сделали.
Инесса Павловна дернулась было возразить, но Даша жестом остановила ее, грубо прервав, впервые позволяя себе подобный тон в разговоре со свекровью:
— Хватит! Соня права. Вам здесь не рады. Я схожу на консультацию к юристу и дам вам знать. Вы получите все, что вам причитается и после мы с вами распрощаемся.
— Не надейся! – припечатала Инесса Павловна.
— И не буду. Просто сделаю. Мне вас жаль! – она неожиданно поменяла тон и с жалостью глянула на эту уставшую от самой себя женщину. – Вы ведь остаетесь совсем одна…
— Не твое дело! – почти взвизгнула свекровь и схватив сумку, кинулась к выходу.
Соня слышала, как ушла бабушка, и пришла на кухню, где застала маму, сидящей за столом, положив голову на руки.
— Мам?
— Да, родная… – Даша подняла голову и вытерев слезы, посмотрела на дочь.
— Она серьезно? Нам придется уехать?
— Пока не знаю. Посмотрим. Подожди… А, почему ты дома? У тебя же еще два урока, и ты не звонила, чтобы я забрала тебя.
— Алгебру отменили, а мама Макса подвезла меня. Я не стала тебе звонить, какой смысл?
— Ну, ладно… Задали много?
Разговор закрутился вокруг привычных тем и постепенно они отошли, оттаяли от той вьюги, которую принесла в их дом Инесса Павловна.
— Мам, почему люди не любят друг друга? Злятся, ненавидят?
Соня с Дашей сидели на диване в гостиной, тесно прижавшись к друг другу и изредка поглядывая на экран, где шел какой-то фильм. Как обычно, они не смотрели кино, это был просто повод, чтобы посидеть рядом, поговорить, поделиться чем-то.
— Много причин. Ты бабушку имеешь ввиду?
— Да. Почему она так не любит тебя, меня…
— Меня понятно почему. Я ей сразу не понравилась, да и не могла.
— Почему?
— Потому, что она считала, что я пришла забрать у нее сына.
— Это так?
— Нет, конечно. Я хотела, чтобы у нас была семья. Не хотела никого забирать, хотела дать… Тебя… и надеялась, что не только. Но, получилась только ты. Мне казалось, что родители должны мечтать о внуках от своих детей.
— Но, меня-то она тоже не захотела?
— Не совсем так. Она обрадовалась, когда ты родилась. Подожди! – Даша поднялась и вышла из комнаты. Вернувшись, она положила на колени дочке вышитый чепчик и вязаное покрывальце. — Это сделала твоя бабушка.
Соня крутила в руках чепчик, разглядывая вышивку.
— Но, это же очень долго… Смотри, какие стежки. И покрывало какое красивое. Это крючком? – Соня любила вышивать, но вязать так и не научилась.
— Да. Посмотри, как тонко… Это не мог сделать человек, у которого совсем ничего за душой, понимаешь? Так красиво стараются сделать только, если хотят порадовать. А если делают такое для малыша, то только, когда ждут.
Соня задумалась.
— Почему она так себя ведет сейчас?
— Не знаю, Сонечка. Мне кажется это все от горя, от одиночества. Не всегда человек может справиться. Уходит в отчаяние, в темноту и ему кажется, что все вокруг плохие, потому, что ему плохо. Не злись на бабушку. То, что она сейчас делает… Такое бывает, когда говорит боль… Лучше пожалей ее немного. Мы с тобой вместе, у нас есть, кому нас поддержать, а она совсем одна.
Соня молча теребила в руках плед.
На следующий день Даша позвонила Денису и попросила найти юриста. Получив консультацию, она поняла, что ей придется продавать дом. По-другому этот вопрос решить не получится. Все оставшиеся сбережения она потратила, да и было их совсем немного, все ушло в стройку.
Поговорив вечером с Соней, она стала искать варианты, куда перебраться.
А у Сони были свои планы. Утром, сделав вид, что идет в школу, она поехала к бабушке.
— Что ты здесь делаешь? – Инесса Павловна открыла дверь.
Соня молча протянула ей чепчик и покрывало.
— Что это? – голос у бабушки все-таки еле слышно дрогнул.
— Это очень красиво. И я знаю, что ты сделала это для меня.
— Заходи…
Вечером Соня подошла к Даше, которая, сидя за ноутбуком, просматривала сайты агентства, ища квартиру, и обняла ее.
— Мам!
— Мммм? – Даша щелкала мышкой, глядя на экран.
— Нам не надо переезжать.
— Что? – Даша оторвалась от экрана.
— Я сказала, что нам не надо переезжать. Я говорила с бабушкой.
Даша удивленно смотрела на дочь:
— Что ты сделала???
— Я ездила к бабушке и поговорила с ней. Она откажется от наследства.
— Ничего не понимаю…
— Я сказала ей, что не хочу, чтобы она была одна… И дала ей выбор. Или она настаивает на своем, но я тогда насовсем забываю о том, что у меня есть бабушка, или она отказывается от нашего дома и я буду с ней общаться.
— И что она тебе сказала?
— А вот что… — Соня положила перед мамой сверток.
Даша развернула его и ахнула:
— Боже, какая красота!
— Да! Я пойду в нем на выпускной! Думаю, тогда он будет мне как раз.
Кружевной, ажурный сарафан в пол казалось был соткан из снежинок. Присмотревшись, Даша поняла, что это игольное кружево.
— Сонька, ты понимаешь, сколько это времени и труда?!
— Да, мам… Понимаю… Ей очень плохо и очень больно. И она очень скучает по папе. Она плакала, мам…
— Плакала? Инесса Павловна?
— Да…
Даша не нашлась, что сказать. Они помолчали и в тишине услышали, как зазвонил телефон, который оставила в гостиной на зарядке Даша.
— Здравствуйте, Инесса Павловна.
— Здравствуй. Соня рассказала тебе о нашем разговоре?
— Только что.
— Значит ты знаешь, что я не стану претендовать на дом?
— Да, спасибо. И за сарафан тоже. Очень красивый! У вас золотые руки!
— Не преувеличивай! Завтра, в час у нотариуса. Адрес пришлю. Я подпишу наказ от наследства. И, Даша…
— Да?
— Соня — замечательно воспитанный ребенок!
Даша не сразу опустила телефон, какое-то время слушая гудки. А потом вернулась на кухню и крепко обняла дочь.
Людмила Леонидовна Лаврова, 2022
Автор публикации
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.