Одним прекрасным летом Аленка сломала руку и попала в больницу. Но у нее в комплекте еще оставались две ноги и одна рука, так что она собрала вокруг себя горстку безруких-безногих в гипсе, и они прекрасно обходились десятком ног и десятком рук в общей сложности.
Сестра-хозяйка постоянно недосчитывалась какого-либо реквизита, потому что «эта кодла опять куда-то угнала тележку». А у меня хоть и были две руки и столько же ног, но собирать вокруг себя мне было некого, кроме Оксанки, Аленкиной соседки, которая таскала с собой реинкарнацию ее папы – драного пестрого кота, который по всей видимости, не только не завершил свой круг сансары, но и существенно понизился в должности. Она была уверена, что это ее папа, потому что глаза у кота такие же зеленые и сердитые, и лапа такая же тяжелая, и орет он такими же словами, и вообще, с чего бы какому-то коту приходить к ее дому, если он не ее папа? С таким аргументом не поспоришь, что ни говори, и я с уважением швыряла «дяде Вите» сосиски, когда он захаживал в наш двор.
А когда мы с тетей Любой пришли навестить Аленку, она вынеслась к нам со своей устрашающей гипсами свитой, в которой маячил мальчишка лет четырех с рыжим солнечным ореолом вокруг головы. Аленка заявила, что «Рыжик» — из детдома, и она его заберет домой.
Тетя Люба стала носить Рыжику гостинцы, но усыновлять его с сожалением отказывалась, оправдываясь тем, что с нее хватит и одной Аленки. Аленка рыдала, Рыжик хлюпал носом, а я, глядя на эту трагедию, предложила мальчишку украсть и спрятать под кроватью, пока не вырастет, а потом уже поздно будет отдавать.
Аленка сразу перестала реветь, перебирая в уме, что там у нее под кроватью уже припрятано, и что придется вытащить на свет божий. Рыжик наоборот заголосил, что боится, что тогда застрянет под кроватью и никогда больше оттуда не вылезет.
Аленка бросилась его утешать, что все равно будет его кормить и любить. Но план с кроватью пришлось забыть. Действительно, корми его потом всю вечность. Тогда уж лучше поросенка завести, или козла. Расстроенные, мы решили с горя открыть банку какого-то компота, который принесла тетя Люба, и который оказался маслинами.
Скривившись, хотели выбросить банку в мусорку, но передумали, и решили посадить оливковое дерево во дворе больницы, чтобы, когда оно вырастет и раскинет свои ветви перед окнами, пациентам с переломами не пришлось бы тащиться по лестнице, а они смогли бы резво вскарабкаться по стволу на нужный этаж. И даже костыль, если что, на ветку можно повесить, очень удобно.
Втроем, мы вырыли ямку чьей-то палкой, которая стояла у скамейки, и закопали банку, надежно завинтив крышку. Потом еще имена наши тут напишут. Багодетели, мол, изобретатели наши, ну и все такое. А чтобы раньше времени банку нашу никто не откопал, мы вкопали в холмик крест из палок и нацарапали эпитафию:
— Здесь покоится пациент с переломом головы.
Уж на последнее прибежище пациента с переломом головы никто не посягнет.
Хотя дома у нас была куча котов, на которых мы упражнялись в материнской любви, Аленка всем сердцем полюбила рыжего мальчишку. И плохо было тому, кто являлся причиной слез Рыжика. Провинившемуся приходилось иметь дело с разъяренной львицей, вооруженной костылем, взятым во временную аренду в соседней палате. Рыжий мальчишка ни на шаг не отставал от грозной воительницы с загипсованной рукой и умилительно лепетал:
— Ти меня любис. Я тибя лублу. Значит я твой? – и смотрел с надеждой испуганными глазенками.
Аленка крепко обнимала рыжее чудо и ласково ворковала:
— Ты меня любишь. Я тебя люблю. И ты мой.
Рыжик обвивал ручонками ее шею и думал, что не стоит говорить Аленке, что верзила Димка снова отобрал у него за завтраком печенье. Жалко Димку. Убьет ведь.
Но больше у рыжего мальчишки не только ничего не отнимали, но и отдавали все, чем можно поживиться в больнице. Аленка милостиво прощала бывших обидчиков, позволяя одаривать своего подопечного — добрая душа, что и говорить.
Даже инструктор ЛФК опасался перетрудить рыжего ребенка упражнениями, озираясь на сердитую десятилетнюю девчонку, вечно стоящую над душой и готовую вцепиться в горло при малейшем писке дитя. Рыжик заливисто хихикал на массаже, а Аленка дежурила под дверью, нервируя массажиста. В столовой Рыжика всегда ждала припасенная санитаркой вкуснятина:
— Ешь. Ешь, родимый. Вона сеструха твоя опять воюет. Хорошая сестра у тебя. Хорошая. Не дай бог ей попасться. Ой не дай бог. Ешь.
Рыжик ел и с любовью наблюдал, как разгневанная сеструха вытрясает из Димки утреннее печенье. Пришлось Димке, как миленькому, отдать все прошлое и будущее печенье, подписавшись на многолетнюю дань Рыжику.
Когда Аленку выписывали, весь персонал отрывал ее от Рыжика, а Рыжика от нее. Аленка обняла на последок воющего мальчишку и сквозь слезы сказала:
— Я тебя всегда буду помнить, ты мой братик любимый, скоро твоя мама обязательно тебя найдет!
Долго-долго она плакала.
Но новое воплощение Оксанкиного папы принесло новые заботы и хлопоты. Этот лодырь ни в какую не хотел ловить мышей, и его бывшая жена грозилась отправить его « куда Макар телят не гонял». Приходилось нам организовать изъятие дохлых мышей у наших котов для передачи их «дяде Вите».
Ведь Оксанка наш друг, и если друг говорит, что дядя Витя вернулся на землю котом, то мы не из тех, кто будет задавать вопросы. Мы из тех, кто просто пойдет искать дохлых мышей.
Скоро разжиревшая реинкарнация совершенно освоившись, решила, что от этих надоедливых девчонок все же есть прок — подносят ему, как королю, мышей, и прочие яства. Видно за свои прошлые кошачьи заслуги он попал в рай для праведных котов. Таскают только туда-сюда и зовут дядей Витей. Ну что ж, дядя Витя так дядя Витя, лишь бы и дальше так кормили.
Спустя годы в газете мы увидели фотографию нашего Рыжика. «Мальчик из детдома стал известной моделью в Канаде» — гласила статья.
Так мы узнали, что совсем вскоре после госпитализации канадская семья приехала за мальчишкой в солнечной шапке волос, и забрала его с собой, чтобы любить. Рядом со старым фото маленького Рыжика была фотография взрослого юноши с рыжей гривой в обнимку со своими родителями.
— Братик мой, — плакала Аленка над газетой.
— Что вы помните из своего детства в России? — спросили известную канадскую модель.
— Больницу и сестренку мою — ответил Рыжик.
(Основано на реальной истории из жизни автора.)
Наталья Пряникова
Автор публикации
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.