19 мая 1946 года родился Микеле Плачидо — итальянский актёр. Настоящая мировая известность приходит к Микеле Плачидо после выхода в прокат сериала «Спрут», в котором он на протяжении 4 сезонов играл главную роль комиссара Каттани. Этот образ существенно отразился на судьбе артиста и изменил его биографию. Особенно большой успех сериал получил в СССР.
В 1991 году Микеле попробовал себя в роли русского офицера, который отстаивал честь Советского Союза в Афганистане. Военная драма «Афганский излом» снималась режиссером Владимиром Бортко на границе Таджикистана и Узбекистана в неспокойное время.
Помимо Плачидо в фильме сыграли такие российские звезды, как Татьяна Догилева, Нина Русланова, Филипп Янковский, Михаил Жигалов.
Во время путча в Душанбе съёмочная группа попала в тяжелую ситуацию, в результате чего был убит один из ее сотрудников.
Ситуацию спас Микеле Плачидо: после его переговоров с озлобленными таджиками убийцы сменили гнев на милость и отпустили русских. Так образ комиссара Каттани помог спасти не одну человеческую жизнь в реальных условиях.
Кроме российского проекта Микеле Плачидо играл вместе с русской актрисой Ксенией Раппопорт в триллере Джузеппе Торнаторе «Незнакомка».
В начале 2016 года по приглашению российского телевидения Микеле Плачидо приехал в Москву для съёмок в передачах «Пусть говорят» в выпуске «Все тайны комиссара Каттани. Тридцать лет спустя» и «Доброе утро».
В середине февраля 2017 года на телеканале «Мир 24» вышла улучшенная цветовая версия телесериала «Спрут», которая позволит насладиться игрой любимых актёров ещё раз.
В народном артисте Ростиславе Плятте удивительным образом сочетались любовь к розыгрышу и поразительный такт, знание пикантных анекдотов и манеры английского аристократа, мальчишеское озорство и жизненная мудрость
Там, где появлялся Ростислав Янович, сразу становилось весело. Когда артист был особенно в ударе, мог и похулиганить, но только – интеллигентно.
Однажды еще до войны, молодой актёр играл с коллегами в покер на интерес. Ну и проиграл, а так как денег не было, друзья потребовали, чтобы он искупался голым под стенами Кремля.
Милиционеры шутку не оценили. Плятта задержали, составили протокол, но сообщать на работу не стали. Документ о приводе в милицию артист бережно хранил вместе с наградами и с удовольствием демонстрировал.
Из сети
30 июня 1989 года ушел из жизни народный артист СССР Ростислав Плятт. Плятт сыграл во множестве спектаклей в ролях самого разного масштаба: Войницкого в «Лешем», Бернарда Шоу в «Милом лжеце», Цезаря в «Цезаре и Клеопатре», Бурмина в «Парне из нашего городка», Васина в «Русских людях», Нинковича в «Госпоже министерше», Дорна в «Чайке»…
Вершиной его сценической деятельности в 1960-е годы стал образ старика Купера в спектакле «Дальше — тишина…» по произведению Виньи Дельмар . Это был дуэт двух великих актёров – Ростислава Плятта и Фаины Раневской. Попасть на этот спектакль было практически невозможно. Вечный аншлаг!
В жизни Плятт и Раневская были друзьями, при том что далеко не каждый мог выдержать её резкие шутки — в остроумии и искусстве розыгрышей Ростислав Янович ей не уступал.
В кино Плятт начал сниматься в 1939 году. Уже первая роль холостяка в фильме «Подкидыш» принесла ему всесоюзную популярность. За этой работой последовали роли в таких фильмах, как «Парень из тайги», «Счастье», «Сердца четырёх», «Мечта», «Весна», «Сельская учительница», «Убийство на улице Данте», «Безумный день» и многих других.
Мои собаки по-настоящему помогли мне выбраться из того, в чем я тогда находился.
В один миг я потерял все – моя жена умерла, меня перестали снимать, я вынужден был отдать дом за долги — мне негде было жить. А главное — мне перестали доверять. Единственным, что обо мне писали газеты, было то, что «известный когда-то актёр теперь никому не нужен».
Однажды я вышел за сигаретами, а продавец мне сказал: вы похожи на какого-то мужика из телека. Я хотел удавиться. От меня отвернулись все мои друзья.
Мне всегда хотелось красивой жизни. Когда был студентом, и денег не хватало даже на гречку, мыло я покупал обязательно «Камей». Пусть голодный, но зато хорошо пахнущий.
Потом — зажигалка Zippo. В 93-м, когда я её купил, она стоила целое состояние. Но она того стоила. Круто было. Как у Микки Рурка в фильме «Харлей Дэвидсон и Ковбой Мальборо» или у Брюса Уиллиса в «Крепком орешке».
Ну, и «маст хэв» конца девяностых и всей доайфоновской эры — мобильный телефон последней модели.
Я окончил Театральную академию, стал диджеем на радиостанции «Европа плюс» и желанным гостем самых модных ночных клубов северной столицы. Потом — арт-директором одного из таких клубов.
Занимался набором красивых девушек для стриптиза и постановкой шоу-программ. Жизнь, что называется, удалась!
Она превратилась в сплошную вечеринку — все весёлые и красивые, много смеха, танцев и денег. Днём я спал, ночью помогал веселиться другим и веселился сам. Однако всё равно чего-то не хватало.
Было ощущение пустоты, тревоги, прохладного сквозняка, который я ощущал прямо внутри себя. Праздника требовалось всё больше и больше, и я создал свою фирму по организации мероприятий. Теперь праздник стал моим бизнесом.
***
А потом… Потом наступил новый, 2005-й год. Приболевшая дочь, врач, анализы, срочная госпитализация и диагноз — острый лимфобластный лейкоз. Рак крови, если проще. Первая детская городская больница. Белая палата, белый коридор, врачи. Тишина. Стерильность.
Дочке чуть больше года, в маленькой ручке — маленький катетер. Химиотерапия, гормоны, она теряет волосы и стремительно толстеет. Лысая голова, печальные глаза. Стоматит. В руке с катетером — сосиска. Сама почти круглая, потому что всё-время ест, ест, ест…
В больнице мы жили полгода. Я в режиме «помощник», жена — в режиме «постоянно». Их госпитализировали 23 декабря, в самый разгар новогодних корпоративов.
Мы с женой каждый вечер выезжали на банкеты — работать-то всё равно надо было, — оставляя с ребёнком бабушек.
Жена в красивом костюме пела «Happy New Year», я шутил и поздравлял всех «с Новым годом и новым счастьем». Туда приходили нарядно одетые женщины с вечерним макияжем и тщательно уложенной прической. Они приносили с собой туфли на высоком каблуке, переодевались в гардеробе и шли танцевать под Рики Мартина или Тома Джонса.
Прямо с банкета мы ехали в больницу. В холодную белизну палат, к детям без улыбок, потому что вся нижняя половина лица — белый прямоугольник маски, над которым большие грустные глаза. Детские маски были в дефиците, поэтому детям надевали взрослые, завязав резинки узелком.
Оглушенные ненакрашенные мамы в спортивных штанах и тапках. Это была совсем другая жизнь. Непонятная, страшная, некрасивая. Некоторые дети уходили домой. Некоторые просто уходили.
Телефоны замолчали, все «друзья» куда-то пропали, — наверное, звонить нам было совсем не весело. Было очень страшно, и мучил вопрос — за что? Деткам-то — за что?!
***
Единственное, что я умел делать на тот момент, — это устраивать праздники. Прямо в больнице я организовал детскую ёлку, на которой здорово отработали мои друзья — «Театр странствующих кукол господина Пежо», а сам выступил в роли Деда Мороза.
Пожалуй, это было одно из первых мероприятий за последние годы, где на меня смотрели трезвые глаза. Праздник состоялся прямо в холле отделения химиотерапии, дети собрались у наряженной ёлки, все в масках — правда, не маскарадных, а стерильных, — но они смеялись и были счастливы, и вместе с ними радовались родители, и это было… Красиво. И тихо.
Впервые за многие годы без алкоголя в душе была тёплая тишина. Будто, наконец, дверь моего сердца прикрыли плотнее, и сквозняк прекратился.
Потом я пошёл в те палаты, в которые мне было можно (в стерильные боксы нельзя), — пошёл как Дед Мороз и поздравлял с Новым годом детей, которые не могли ходить.
Я знал, что некоторые из них почти наверняка из этой палаты уже никогда не выйдут, и это было… непросто. Если честно — тяжело. И страшно.
Но… было ощущение, что я впервые в жизни делаю что-то правильно, что впервые в жизни я участвую в настоящем празднике жизни, и ничего важнее и красивее я никогда не делал.
***
Дочь выписали. Дали инвалидность. Мы посещали центр социальной реабилитации инвалидов и детей-инвалидов. Наступал очередной Новый год, я предложил поздравить детей и опять выступил в роли Деда Мороза.
А потом меня попросили вести в этом центре реабилитации театральную студию, и это было так странно: где я — и где театральная студия-кружок для детей-инвалидов?! Однако я согласился. И несколько лет этим занимался.
Под Новый год ездил по квартирам тех детей, которые из дома не выходили. И это было ещё тяжелей, чем в больнице.
И не потому, что дети были особенными. А потому, что рядом с ними, рядом с их родителями, каждый день жизни которых — подвиг, я сам чувствовал себя инвалидом.
Человеком с ограниченными возможностями, который до этого времени жил слепым, глухим и парализованным.
Мне самому была нужна реабилитация, я заново учился жить, и моими учителями стали дети-инвалиды. Они очень красивые.
***
С тех пор прошло больше десяти лет. Сегодня я отец троих здоровых детей, актёр кино, любимый и любящий муж, спортсмен.
Дочь давно выздоровела, инвалидность сняли. 0на — умница, красавица и отличница. Я давно не работаю в ночных клубах, красивая женщина ждёт меня дома — совсем недавно жена получила корону «Миссис Санкт-Петербург».
Зажигалка мне не нужна, я не курю много лет, а телефон… Телефон у меня кнопочный. И батарея у него отлично держит! Моя трудовая книжка до сих пор лежит в Центре социальной реабилитации.
Много лет я веду мероприятие «Созвездие героев», в котором мы вручаем премию «Золотое Солнце» — людям, которые не сдались, оказавшись в сложной жизненной ситуации.
Это настоящие герои, которые, как подорожник, пробивая асфальт всех сложностей и ограничений, стремятся к свету, даря надежду и силы всем, кто рядом. Чем крепче асфальт — тем сочней подорожник!
Мне важно об этом помнить. Все то, что я особенно ценю сегодня, — стало следствием именно тех самых проблем и сложностей, которые пережила наша семья. И болезнь дочери была важным этапом нашего взросления.
Можно ли было без этого? Не знаю. Вряд ли. Видимо, по-другому я не понимал. Причина событий может быть не в прошлом, а в будущем, и вопрос «за что» меняется тогда на вопрос «для чего».
Боль — хороший учитель и прекрасный доктор. И какие бы испытания ни предлагала мне жизнь сегодняшняя (их, поверьте, хватает), — я верю, что эти испытания — как карман.
Карман для Бога, в который Он обязательно положит столько конфет, сколько влезет, и других угостить хватит, и ещё вываливаться будут. В нашей семье так и произошло.
Возможно, завтра снова будет очень больно, возможно. Я молюсь только об одном — не забыть, что чем глубже карман, тем больше конфет.
Никита Плащевский.
Чем пахнет любовь.
Раньше она пахла как цветы, которые я нес на свидание, как еле уловимый аромат духов, пьянящий меня во время медленного танца, как помада, которую я съедал вместе с поцелуем.
Я всегда сильно реагировал на запахи, на последние деньги покупал дорогую туалетную воду, а неприятно пахнущих людей просто избегал.
Меня буквально подташнивало от столовых, коридоров ЖЭКа и некоторых подъездов.
Я отказывался от угощения своей бабушки, которая специально для меня жарила дешевые полуфабрикатные котлеты и делала салат, вырезая из помидоров, купленных со значительной скидкой, подгнившие места. Я бормотал что-то типа «я такое не ем» или «сейчас же пост», а потом сильно обижался, когда она в очередной раз пыталась накормить меня этими котлетами или хотя бы парочку дать с собой.
Как-то недавно я зашел в один из самых красивых храмов Петербурга. Каждый из них удивителен по-своему, но этот… Купола скорее на ювелирные изделия похожи, чем на купола. Очень красиво.
Так вот. Захожу я в храм, там ступеньки, и пахнет… Пахнет там неприятно. Мочой там пахнет. И парочка нищих сидит. У меня возмущение, раздражение, протест. Как так?! Это же храм! Ладаном должно пахнуть, Богом, Любовью… Я тут, понимаете, весь преисполненный духовности, помолиться пришел, а они… Сидят и пахнут!
А потом… Потом задумался. Холодно было на улице. Очень холодно. А здесь тепло. Действительно, а как пахнет Любовь? Та Любовь, о которой этот храм?
Моя бабушка, угощавшая меня котлетами, умерла. В последний год она не вставала, и в квартире пахло тоже, мягко говоря, не очень. Я ей лилии приносил. И не только потому, что они красивые, а еще для того, чтобы они этот запах перебивали. Я ухаживал за ней, как мог, как умел, как получалось.
Бабушке 95 тогда было, и соображала она уже с трудом. Я злился, иногда кричал на нее. Потом испытывал жуткое чувство вины, ненавидел себя и принимал твердое решение больше никогда не повышать на бабушку голос. Снова покупал лилии, приезжал, видел, что она не выкинула, а постирала и сушит памперсы, опять выходил из себя и орал.
Так повторялось каждый раз. Я чувствовал беспомощность, отчаяние и ужас, отдавая себе отчет в том, что не способен простить даже родного, старого и больного человека.
Наверное, я кричал от страха и бессилия, я боялся смерти, наверное. Но я кричал на родную бабушку, которая любила меня и заботилась обо мне всю мою жизнь. Это было ужасно.
И однажды я сдался. В очередной раз, стоя около двери ее квартиры, с лилиями в руках, я помолился. Нет, я молился и раньше, но именно в этот раз я осознал, что мне нужен Бог. Просто необходим, потому что без настоящего Чуда мне не обойтись.
Без Бога я тот, кто я есть, — орущий на свою умирающую бабушку неблагодарный внук. И мне был нужен Бог. Я попросил Его прийти, и Он пришел. Возможно, Он пришел бы и раньше, да раньше я Его не приглашал, думая, что справлюсь сам. Или просто в тот момент в моем сердце освободилось место, которое раньше занимала так называемая «духовность».
Для Бога этого оказалось достаточно.
Он зашел вместе со мной в квартиру, и в тот вечер я был спокоен. Я не кричал.
Вспоминая сейчас тот период своей жизни, я считаю его настоящей школой любви. Со всеми криками, запахами и отчаянием.
Это не было похоже на фильмы «про любовь» или на благочестивые книжки про афонских старцев из церковной лавки.
Это было похоже на жизнь. И на смерть.
В этой школе я узнал, что памперсы бывают не только детские.
Что в аптеку можно ходить не только за презервативами, и что Любовь может пахнуть, как больница, бомжи, старики, детский дом или тюрьма.
И если в моей жизни нет таких запахов, если я их не чувствую или бегу от них, — то, скорее всего, я никого еще не любил по-настоящему. И если бы сегодня бабушка нажарила мне тех самых дешевых котлет, я бы съел их все. А если бы все съесть не получилось — те, что остались, я обязательно взял бы с собой. И это были бы самые вкусные котлеты в моей жизни.
