Ледовое побоище. День воинской славы России
Матрёнин век. Рассказ о Матрёне Ивановне Яковлевой
МАТРЁНИН ВЕК
Солдатка сделала для фронта больше, чем иной генерал..
Когда в Сивинское отделение госбанка зашла промерзшая до последней жилочки колхозница с холщевым мешком за плечами, никто из банковских служащих и подумать не мог, что он под завязку набит банкнотами.
Чуть отдышавшись, отогрев негнущиеся от холода пальцы, женщина развязала мешок и вывалила на стойку перевязанные суровой ниткой пачки денег.
– Вот, примите, пожалуйста, – тихо сказала она. – Здесь сто тысяч. Мне говорили, на самолет хватит. Так это было или немного иначе – сегодня вряд ли кто скажет. Главное, что было.
В стране жили люди, способные на подвиг. Забыть о них было бы жестоко и несправедливо.
Земляки Матрену Яковлеву не забыли. История о ста тысячах на строительство боевого самолета передается жителями Сивинского района из поколения в поколение.
А в с. Буб, где последние годы жила Матрена Ивановна, память о своей славной землячке увековечили в камне.
Памятник стоит в сквере у дома культуры: пожилая женщина в платочке словно присела на минуту передохнуть. Раздавленные тяжелой крестьянской работой руки в узлах вен. Взгляд устремлен в вечность. А над ней – застывший на взлете самолет. Ее мечта. Ее вклад в Победу. Такой увидел Матрену Яковлеву молодой скульптор Алексей Татаринов.
– Деньги на памятник собирали всем миром, – вспоминает Вера Боталова, внучатая племянница Матрены Ивановны.
– Односельчане, по-моему, откликнулись все. Давали кто сколько мог. Неловко только, что не нам, ее землякам и родственникам, пришла идея увековечить подвиг Матрены Яковлевой. Инициатором выступила Зоя Козлова, председатель краевого отделения Российского фонда мира. Я помню ее слова о том, что этот памятник станет символом всех женщин Прикамья, внесших неоценимый вклад в победу над фашизмом.
Лизе Боталовой четырнадцать. Перешла в восьмой класс. Свою легендарную прапрабабку видела только на фотографиях. Матрена Ивановна умерла в 1995 г., не дожив до своего 101-го дня рождения всего несколько месяцев.
Совсем еще юной девчушке захотелось вдруг всему миру рассказать о том, какой удивительный человек жил на этой земле. И два года назад праправнучка начала собирать по крохам материал о родственнице, подарившей Красной армии самолет.
– В нашем селе о Матрене Ивановне знают все, но рассказывают примерно одно и то же. Да, жила такая героическая женщина. Трудилась в колхозе. Не чуралась самой тяжелой работы. В 1943 г. как-то умудрилась собрать огромную по тем временам сумму. Будто бы всю домашнюю скотину продала, а деньги отдала государству на строительство самолета. И на этом все, – удивляется Лиза.
– Подвигом Матрены Яковлевой все восхищаются, а как она жила, каким была человеком – никто, в общем-то, и не знает. Свою работу Лиза Боталова назвала «Величие подвига скромной труженицы».
Юный автор великодушно поделилась собранной информацией. Родилась Матрена Ивановна 19 ноября 1894 г. на починке Орлы, что в 8 км от с. Буб. Вышла замуж за жителя д. Бровилята Сергея Яковлева. Жили своим хозяйством.
Неплохо жили, справно. Когда началась коллективизация, вступили в колхоз «Ромашинский». Своих детей не было – взяли на воспитание мальчика из Украины Семена Ерещенко. Его родители были репрессированы. С шестнадцати лет Семен начал работать в колхозе трактористом.
Началась война. В конце 1942 г. Матрена проводила на фронт мужа. Годом позже и приемыша. Одиночество и тоску по близким людям заполняла работой. По радио без конца сообщали о жестоких боях под Сталинградом. «А вдруг и мои там, – думала Матрена. – Надо бы им помочь».
А тут еще председатель колхоза чуть не каждый день напоминал о сборе средств на нужды фронта. «Хозяйство у тебя крепкое, – твердил он. – Можно и поболе денежек перечислить в фонд обороны. Вон Александр Гачегов из д. Кичаново аж 50 тыс. сдал. Ну что молчишь, Яковлева?»
Знал бы председатель, о чем «молчала» Матрена Ивановна. Узнав от кого-то, что боевой истребитель стоит около 100 тыс. руб., она решила: все продам, а на самолет денег соберу.
Может, Сергею с Семеном облегчение на фронте будет. Под нож ушла вся домашняя живность: корова с теленком, свиньи, овцы, птица. Мясо продавала на рынке в Перми. Много чего о себе-спекулянтке услышала от голодных горожан. Вслед за скотом ушли из дома и все съестные запасы: мед со своей пасеки, масло, мука, соленья и варенья. Все продала Матрена подчистую.
И сто тысяч собрала. Горькие это были деньги, соленые от слез обиды и за спекулянтку, и за хапугу, и за «бесстыжие твои глаза».
За небывалую душевную щедрость, доброту и терпение Господь отмерял Матрене Яковлевой полный век.
Счастливым ли он был для простой русской бабы – не нам судить. Дождалась мужа с войны – и то ладно. Приемыш в люди вышел – и слава богу. Израненный супруг Матрены Ивановны скончался в 1956 г. Достала фронтовика война.
Приемный сын нашел своих родителей и уехал. В пожаре сгорел дом, где прожила почти полвека. Одинокую старость коротала с племянницей.
В 1982 г. колхоз построил для них просторный дом в с. Буб. В этом доме Матрена Ивановна отметила столетний юбилей. Из него ее проводили в последний путь. А в 2012 г. в центре села появился памятник Матрене Ивановне Яковлевой – обычной русской женщине с такой необычной судьбой.
Из сети
Ненаписанная книга
Ненаписанная книга
— Дед, а расскажешь про войну? — мальчик, не отводя взгляда от экрана смартфона, повернулся к деду, сидящему у стола и просматривающего новую газету.
— Про что? — прищурился старик и характерным жестом приложил руку к уху.
— Про войну, деда!
— А, про войну… — он нахмурился, а его взгляд как-то сразу потускнел, — а тебе зачем?
— Ну просто. Интересно же, — пожал плечами мальчуган, — расскажешь?
— Да чего про нее рассказывать… — махнул рукой дед, но, немного помолчав, продолжил, — вот был у нас один офицер. Старший лейтенант Гаврилов…
Старик глубоко вздохнул и посмотрел куда-то вдаль, постепенно погружаясь в свои далекие воспоминания.
*** — Анисимов, сколько? Солдат вздрогнул от неожиданности. Резко вскочив на ноги, он машинальным движением поправил форму и повернулся в сторону голоса. По траншее к нему приближался офицер.
— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!
— Вольно, — кивнул офицер, — так что там? Сколько насчитал?
— Кого, товарищ старш…
— Небесных кренделей, Анисимов, сколько насчитал, спрашиваю?! Солдат растерялся. По гладковыбритым щекам пополз предательский румянец, а взгляд сам собой уткнулся в землю. Лейтенант, заметив смущение бойца, с легкой усмешкой похлопал его по плечу.
— Ладно, ладно, Анисимов. Бывает. О невесте, небось, своей вспомнил?
— Никак нет, товарищ старший лейтенант, — покачал головой боец.
— А о чем же тогда? Солдат засмущался еще больше. Переступив с ноги на ногу, он бросил быстрый взгляд на офицера.
— Чего молчишь, Анисимов? — нахмурился лейтенант, — ты, часом, не к немцам собрался, а?
— Да что вы говорите такое, товарищ старший лейтенант? — солдат осуждающе посмотрел на офицера.
— Ну, а чего молчишь тогда, как тот шпион?
— Да ничего я не молчу, товарищ старший лейтенант. Просто задумался немного. Вот, думаю, добьем мы фашистов, поедем домой. Память — она же штука такая… Долго не хранится. Вот я и задумался — может после войны взять, да книгу написать?
— Ого, — вскинул брови офицер, — и о чем же книга будет?
— Да все о том же, — улыбнулся Анисимов, — песня та же, поет она же. О войне буду писать. Как наше подразделение воевало, как немцев гнали с земли нашей. Я и о вас там тоже напишу обязательно.
— Вот оно, значит, что… Книгу решил написать, — задумчиво протянул офицер и внимательно посмотрел на солдата, — ну, что ж… Это дело хорошее конечно. Может даже похвальное. Ты мне только скажи — вот ты, к примеру, о сержанте Потапове будешь писать в книге своей? Улыбка тут же пропала с лица красноармейца. Взгляд снова опустился, а на переносице прорезались несколько морщинок.
— Буду конечно, товарищ старший лейтенант.
— И что ты о нем напишешь?
— Напишу, что был такой красноармеец. Что погиб смертью храбрых, защищая нашу Родину.
— А как он погиб расскажешь читателям своим? — взгляд лейтенанта стал каким-то тяжелым и колючим.
— Обязательно расскажу. Напишу, что в бою сержант Потапов проявил мужество и доблесть, прикрывая отход нашей…
— Это понятно, — кивнул офицер, продолжая буравить солдата взглядом, — а о том, что сержанта Потапова по кусочкам собирали, а половину черепа так и не нашли… Это ты будешь писать, Анисимов? Солдат хотел было что-то ответить, но запнулся на полуслове.
— А о том, как на соседнем участке немцы целый взвод на гусеницы намотали — напишешь об этом? А о нашем наводчике Колыванове что напишешь? Помнишь, как он сидел на земле, свою печень разорванную в руках держал и смеялся от шока? Так и умер с улыбкой на лице. Будешь ты это своим читателям рассказывать?
Или может напишешь про того бойца, которому все лицо осколком срезало? Помнишь его? Помнишь, как его в санчасть несли, а у него пузыри кровавые по этому месиву пузырились? Расскажешь, как он мычал, как за лицо свое хватался?
А помнишь, как танкиста того из танка доставали? Зарисуешь в книжке, как у него кожа обгоревшая лоскутами отваливалась?
А про Сергеева нашего? Расскажешь, как он без ног в луже своей крови лежал и просил, чтоб добили его?
Или как наши солдаты от снайперов погибают? Без громких слов перед смертью, без трагической музыки. Просто стоит солдат, а потом вдруг падает на землю. Тихо так, буднично. Как будто поспать прилег. Только во лбу дырочка маленькая, а сзади мозги по земле разбросаны.
Просветишь людей, как здоровые мужики плачут и маму зовут на войне? Как во время артобстрела землю грызут зубами? Как в крови захлебываются, как с ума сходят?
А, писатель? На солдата было тяжело смотреть. Его плечи опустились, взгляд совсем потух.
— А чего ты поник, Анисимов? Ты ж сам сказал, что о войне писать собрался. Или ты о какой-то другой войне будешь рассказывать? О какой-нибудь шуточной?
— Нельзя же так, товарищ старший лейтенант, — солдат посмотрел блестящими глазами в глаза офицера, — зачем же людям, которые этого не видели, все это знать?
— Вот и я у тебя спрашиваю — зачем? — офицер вздохнул и облокотился на край траншеи, — а ведь война — она так и выглядит. С кровавыми ошметками вместо лица, с обгоревшими до костей руками, с оторванными ногами и внутренностями, волочащимися по земле.
И ты это прекрасно знаешь. Так что, Анисимов, захочешь кому-нибудь о войне рассказать — ты или правду говори, или вообще молчи. А сказочники потом и без тебя найдутся. Особенно те, которые о войне только по радио слышали. Вот так-то, писатель. Лейтенант усмехнулся, еще раз хлопнул солдата по плечу и продолжил обход.
А красноармеец Анисимов обиженно смотрел ему вслед и ругал себя за то, что решил поделиться с командиром своими мыслями. Тогда он еще не знал, что старший лейтенант Гаврилов погибнет у него на глазах через полторы недели. В бою. Именно так, как это и бывает на войне — просто тихо упадет на землю и больше не встанет.
*** — И что с ним стало? — решил прервать долгую паузу мальчик.
— А? — Ну, ты начал рассказывать про лейтенанта какого-то. Старик вынырнул из воспоминаний, внимательно посмотрел на внука и тяжело вздохнул.
— А, да. Хороший был человек.
— И что он сделал?
— Как это — что? — Ну, например, танк подбил или немца в плен взял?
— Да нет, внучок. Просто отговорил меня книжку писать. — Какую еще книжку? Старик молча отвернулся к окну и прикрыл глаза рукой.
Мальчик хмыкнул, пожал плечами и снова уставился в телефон. Что с деда возьмешь? Он уже совсем старый, сам не понимает, что говорит. Ты ему про войну, а он тебе про книжку какую-то…
авторЧеширКо
Из сети