24 июня 1945 года в Москве на Красной площади состоялся первый парад войск действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона в ознаменование Победы над Германией в Великой Отечественной войне.

Первыми красноармейцами, водрузившими Знамя Победы над Рейхстагом в 1945 году, считаются Алексей Берест, Михаил Егоров и Мелитон Кантария.

Было принято решение привезти из Берлина Красное знамя, которое было водружено над Рейхстагом 30 апреля 1945 года разведчиками 150-й стрелковой дивизии Егоровым и Кантария.

Пробитое пулями, обагренное кровью, красное знамя стало священной реликвией.

В московской газете «Правда» 3 мая 1945 года были опубликованы фотографии горящего Рейхстага с реющим над его куполом знаменем Победы. Но в Берлине еще шли бои, в самом Рейхстаге засели и стреляли отдельные группы фашистов, а снимки уже стали историческими.

Идею же водрузить красный стяг над столицей поверженной Германии высказал Сталин на торжественном заседании 6 ноября 1944 года. Эту идею поддержал и Военный совет армии. По всеобщему мнению флаг над Рейхстагом символизировал окончательное крушение нацизма. Тогда же по образцу государственного флага СССР было в срочном порядке изготовлено девять стягов – столько было дивизий, входивших в состав 3-й ударной армии.

ХРОНИКА СОБЫТИЙ
Ожесточенные бои советских войск за овладение зданием рейхстага (нижняя палата парламента Германии) велись с 29 апреля по 2 мая 1945 года в ходе Берлинской операции во время Великой Отечественной войны.

Рейхстаг был превращен немцами в мощный узел сопротивления, который обороняли свыше одной тысячи человек с артиллерией и танками. Здание являлось важным объектом в системе обороны Берлина. Овладение им было возложено на 79 стрелковый корпус 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта.

Перед штурмом здания Военный совет 3-й ударной армии принял решение: передовой отряд бойцов должен водрузить флаг над рейхстагом, что будет символизировать окончательное крушение нацизма.

По образцу государственного флага СССР было срочно изготовлено девять стягов, по числу дивизий, входивших в состав армии. Только тот из них, что водрузят на рейхстаг, должен был считаться Знаменем Победы.

Флаги были вручены штурмовым группам, которые комплектовались из числа добровольцев и шли в бой с главной задачей – прорваться в рейхстаг и установить знамя на нем.

Первый штурм рейхстага был предпринят 29 апреля, однако закончился неудачей.

30 апреля кровопролитные бои возобновились. Только к вечеру этого дня, после многократных атак части советских войск, преодолев упорное сопротивление врага, ворвались в здание рейхстага. В ночь на 1 мая разгорелась яростная борьба внутри рейхстага. Бои шли за каждый этаж, на лестницах и в коридорах происходили рукопашные схватки. Штурмующие бойцы метр за метром, комнату за комнатой очищали здание от фашистов. По мере овладения рейхстагом в разных его местах советские воины водружали знамена и флаги.

На куполе поверженного рейхстага взвилось красное знамя, которое водрузили разведчики 756-го стрелкового полка сержант Михаил Егоров и младший сержант Мелитон Кантария во главе с заместителем командира батальона по политчасти лейтенантом Алексеем Берестом под прикрытием автоматчиков из роты Ильи Саянова. Оно стало Знаменем Победы.
Бои за рейхстаг продолжались до утра 1 мая, а отдельные группы фашистов, засевшие в подвальных помещениях, продолжали сопротивляться до утра 2 мая.

Фотографии горящего рейхстага с реющим над его куполом советским флагом были опубликованы в московской газете «Правда» 3 мая 1945 года.

9 мая 1945 года Знамя Победы было снято с рейхстага и 20 июня на самолете отправлено в Москву. Его место на рейхстаге занял другой алый стяг.

Знамя Победы было изготовлено в военно-полевых условиях и является импровизированным государственным флагом СССР.

Оно представляет собой прикрепленное к древку однослойное прямоугольное красное полотнище размером 82 см на 188 см, на лицевой стороне которого вверху у древка изображены серебряные пятиконечная звезда, серп и молот, на остальной части полотнища перед отправкой в Москву была добавлена надпись белыми буквами в четыре строки: «150 стр. ордена Кутузова II ст. Идрицк. див. 79 C.К. 3 У.А. 1 Б.Ф» (150-я стрелковая ордена Кутузова II степени Идрицкая дивизия 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта), на обратной стороне полотнища в нижнем углу у древка – надпись «№ 5».

На Парад Победы 24 июня 1945 года Знамя Победы не выносилось. По распоряжению Главного политуправления Советской Армии Знамя Победы было отправлено в Центральный музей Вооруженных сил на вечное хранение.

Первые 20 лет оно было только экспонатом для всеобщего обозрения, из музея его не выносили.

Впервые оно было пронесено на военном параде на Красной Площади 9 мая 1965 года по случаю 20-летия Победы. Перед парадом Знамя Победы было отреставрировано.

Указом президента РФ от 15 апреля 1996 года красное знамя, водруженное в ночь на 1 мая 1945 года разведчиками Егоровым и Кантария над зданием рейхстага в Берлине, было объявлено символом Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов.

Согласно документу, в дни государственных праздников, дни воинской славы (победные дни) при проведении воинских ритуалов, а также массовых мероприятий, связанных с боевыми победами российского народа, Знамя Победы используется наряду с государственным флагом Российской Федерации.

Знамя Победы выносится 9 мая – в День Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов и 23 февраля – в День защитников Отечества для возложения венков к могиле Неизвестного солдата федеральными органами государственной власти, проведения торжественных заседаний, парадов войск и шествий ветеранов Великой Отечественной войны на Красной площади в Москве.

В 2007 году был принят закон «О Знамени Победы», в котором оговорено, что если Знамя Победы находится на реставрации, то вместо него можно использовать копии.

Оригинал Знамени Победы хранится в Центральном музее Вооруженных сил (ЦМВС).

Некоторое время в зале музея экспонировалось подлинное Знамя Победы, в 1965 году для обеспечения сохранности этой национальной реликвии оно было заменено копией.

Подлинник все это время находился в хранилище знаменного фонда.

В 2010 году ЦМВС начал работу по созданию условий, необходимых для экспонирования подлинного Знамени Победы. Было спроектировано специальное выставочное оборудование с климат-контролем.

8 мая 2011 года ЦМВС была открыта новая экспозиция «Знамя Победы»,
где выставлен оригинал реликвии.

Инет

СЫНОК…
Не знаю, быль это или небылица… Правда или вымысел… Но хочется верить, что такие счастливые совпадения действительно были в жизни. Во всяком случае, я услышала именно так, как сейчас и расскажу.
Автор: Елена_Полякова
…В одном селе, что за Уралом, жила женщина. Марией звали. Мужа ещё до войны схоронила. Под лёд по ранней весне провалился, но выбрался. И заболел. Страшная горячка была, не выжил.
Сыновья у неё были, три сына. Старшему двадцать два, среднему девятнадцать, ну, и младший ещё на годок моложе. Старший уж жениться надумал, младшие ещё с девушками хороводились, про женитьбу не заговаривали. А тут война… Ну, и ушли все. На фронт ушли. Старший и средний почти сразу, а младший только в сорок втором.
От среднего было одно письмо, мол, бьём фашистских гадов, берегите себя, мама… Больше-то ничего и писать нельзя было. Ну, она и этому рада была. Всё ж весточка… А вот от старшего – ничего. Ушёл, как сгинул… Ждала она. Да только – ничего, ни строчки…
Младший, правда, писал. Редко, как война позволяла. Но писал.
А потом на среднего, Алексея, бумажка пришла, извещение. Мол пропал без вести в боях. И от старшего, Александра – ничего. Закаменела она.
Соседки говорили – у тебя ещё Андрюшка есть, живой, даст Бог, вернётся… А нам уж и надеяться не на что…
И вот, в конце уже войны, Андрей написал, что ранен, легко ранен в ногу, вы, мол, мама, не волнуйтесь. Скоро демобилизуюсь, дома буду. Ждите! Вот она и ждала. А вскоре и война кончилась.
Она к каждому эшелону на станцию бегала. А не близко… А Андрюшка всё не едет и не едет. И вот как-то эшелон пришёл, и видит она – идёт по перрону её сын! На палочку опирается. Видно, не сильно лёгкое-то ранение. Кинулась к нему, обнимает, плачет… Андрюшенька, Андрюшенька, сыночек родимый… А он вдруг говорит – мама, а почему вы меня Андреем называете? Я – Алёша…
Ей плохо стало… Алёша! Она уже и ждать перестала, молилась за упокой. Грех-то какой на душу взяла… Стоят оба, плачут.
Говорит, контузило его сильно в бою, а его, видимо, за мёртвого посчитали. Очнулся, пополз. До окраины села какого-то добрался. Хорошо, на него женщина наша наткнулась, спрятала. Рисковала, в селе немцы уже стояли. Потом к партизанам переправить его удалось. Память как отшибло… Помнит, что мать есть, братья есть, а имён вспомнить не может. И где жил не может вспомнить. Только говорил – помощником тракториста я был, поле помню… Ну, у партизан дурака не валял. Проверяли его, конечно – ну-ка ты, человек ничего не помнит! А, может, фриц переодетый?
А потом и на операции ходил, и железную дорогу минировал – всё было. Уж потом, когда территория нашей стала, он в часть попросился. Многие из отряда тогда в регулярную Армию ушли. Ну, определили его в танковую часть. Раз трактор знает. Сначала механиком был, потом стрелком-водителем. До Берлина дошёл. Опять ранен был, в ногу. А память полегоньку возвращалась. Кусочками. Сначала имена братьев вспомнил, потом мать. А уж потом и село своё. Только война уж кончилась. Письмо-то написал, только где оно, то письмо? Затерялось, видимо, по пути…
До села своего Мария подводу нашла, возницу упросила. Трудно Алексею такую дорогу длинную одолеть. Ну, тот не до самого села ехал, ему свернуть нужно было в соседнюю деревню. Так что часть пути они всё равно пешком шли. Потихоньку шли, у Алексея нога ещё болела. Уж к вечеру пришли, темнело. Присмотрелась она – ходит кто-то во дворе! Чужой… Папироску курит, видно, как попыхивает. А собака не лает… Хорошая у неё собака была, хотя и староватая уже, довоенная.
Испугалась Мария.
— Леша, — говорит, — стой, там чужой кто-то…
А Алёшка (вот что значит глаза молодые!) присмотрелся, и вдруг быстро-быстро к дому пошёл, потом палку отбросил и, сильно хромая, почти побежал.
А от дома к нему, цигарку отбросив, бежал тот «чужак», калитку чуть не свернул…
Обнялись они накрепко, тогда и она узнала…. Ахнула: «Андрюша!», а идти уж не смогла, ноги сомлели. Так и опустилась, где стояла.
Андрей полуторкой приехал, не эшелоном. Кто-то посоветовал ему выйти на одной из станций, мол, быстрее будет. Он-то приехал, а мать ушла, на станцию ушла. Разминулись.
А от старшего так и ничего не было. Уж годы прошли…. Сыновья женились давно, Алексей отдельно построился, Андрей к родительскому дому пристройку поставил. Уж внуки по двору бегали, подрастали…
Девятого мая, в праздник, все за столом собирались. Хотя праздник в календаре ещё праздником не был, а всё равно все праздновали. Как же! Такой день! Одно место не занимали – там рюмка с водкой стояла, хлебом прикрытая, мать огурчик рядом клала на тарелочке. Конечно, все эти годы искали, узнавали – ничего. Вроде и смирились все. Кроме матери. Та каждый вечер у икон лампадку зажигала, шептала что-то, просила Бога…
Девушка Сашина, на которой он жениться собирался до войны, замуж так и не вышла. Ждала его, верила. Девятого мая тоже к ним приходила. За упокой не выпивали, за надежду пили. А надежда таяла с каждым днём, с каждым годом…
Однажды Алексея на соседнюю ферму попросили корма завезти. Он же трактористом был. Ну, завёз, разгрузили… Разгружать один мужик помогал, бирюк-бирюком. Бородой заросший, слова не скажет. Что-то показалось Алексею… Что – и сам не знал. Ну, порасспрашивал кое-кого, что за мужик? Не видел раньше… Сказали, не так давно на ферме работает. Скотником. А живёт в соседней деревушке, у старухи одинокой угол снял. О себе не рассказывает, говорит мало и только по делу. Как зовут, никто толком не знает. Не спрашивали, а сам не говорил. Просто говорят – у скотника спроси, «деду» скажи… Бороды-то в селе не носили.
Мать тревожить Алексей не стал. А Андрею рассказал. Решили вместе на мужика этого посмотреть. Однажды на ферму оба и заявились, вроде как по делу. Сначала Алексей издалека показал мужика этого. Он как раз навоз убирал, не оглядывался.
Не выдержал Андрей, подошёл. Тот даже не оглянулся… Постоял Андрей у него за спиной и вдруг говорит:
— Санька… Брат…
Только чуть дернулся мужик, но не повернулся. Голову наклонил, через плечо проговорил:
— Ошибся ты…Ступай, мил человек…
Но не ушёл Андрей. Говорит:
— Что ж ты делаешь… Мать ведь ждёт. Все глаза выплакала, Бога просит. Чтоб живой ты оказался…
Согнулся мужик ещё больше. Вдруг вилы воткнул резко, всем корпусом повернулся:
— Ждёт? … Зэка ждёт? …
Здесь и Алексей вступил:
— Сашка! … Я ж тебя сразу узнал, ещё тогда, когда корма разгружали… Любого она ждёт! Без рук, без ног, любого! А ты с руками-ногами, что ж ты прячешься? Ты ж нас учил, брат – не бойтесь ничего и никого! Может, мы потому и выжили, что твою науку помнили!
И Таня ждёт, тебя ждёт! А ведь сватались уже другие к ней!
Опустил голову Александр, а по лицу слёзы… Шагнул к ним.
Обнялись братья, все втроём обнялись и слёзы их смешались…
Рассказал Саша, что в бою ранили его, в плен попал. В Польше в концлагере был. Номер на руке так и остался… Всё пережил — голод, холод, побои, издевательства, работу непосильную… Бежать пытались, собаками их рвали, ноги все в шрамах. Били потом так, что лучше бы совсем убили… А как освободили их наши войска, в другой лагерь попал – в наш. Проверяли. Но отпустили. И ничего у него нет – ни паспорта, никакого другого документа, кроме справки об освобождении. Домой тянуло так, что сил не было! Издали, исподтишка видел всех – братьев, мать, Татьяну. Ночами подушку грыз. А признаться духу не хватало. Стыдно… Другие героями с войны пришли, а он…Если бы не подошли, не узнали — уехал бы куда подальше, чтобы душу себе не рвать…
…Мать решили потихоньку готовить. Сначала сказали, что вроде сведения есть, но неточно пока. Встрепенулась мать, ожила. Всё спрашивала, ну, когда точно-то известно будет? Жён подготовили, чтоб те Татьяне сказали и сами готовы были. А девятое мая приближалось. Мать стол накрыла, как всегда, рюмку поставила с водкой. Печальная была. Вот и опять праздник, а сына так и нет…
Собрались все, Андрей только задерживался. Ждали его.
И тут Алексей и говорит:
— Мама, а вы рюмку-то хлебом не накрывайте. И на тарелку не только огурец положите, а и капустки, картошечки… Гостя ждём…
Только хотела спросить — что за гость-то? Праздник семейный вроде…
И в эту минуту входит Андрей, а за ним — «гость»… Выбритый, в чистой одежде. Мария только Андрею выговорить хотела за опоздание, но вгляделась в «гостя»…
И ноги у неё подкосились…
— Са-аша! Сынок!
Сердце зашлось, плохо ей стало… Только невестки уж наготове были – и нашатырь приготовили, и капли сердечные. Татьяну-то тоже нужно отхаживать было…
… Не знаю, быль это или небылица. Правда или вымысел. Но я рассказала так, как услышала эту историю от немолодого уже человека,сына Александра и Татьяны. Который считает, что его отец – тоже герой, хотя и без орденов…
И мне очень хочется верить, что всё это — правда…

Найденыш

Накануне вечером выпало много снега, идти было тяжело. По этой проселочной дороге сегодня еще никто не проезжал, поэтому Нина шла, увязая глубоко в снегу. Санки катились легко. Нине казалось, что они очень легкие, слишком легкие. Мешок, лежащий на них, был небольшой, но дороже его ничего сейчас не было для усталой, измученной женщины. Она запыхалась, руки болели, да и идти было еще далеко, километров восемь. А она шла и думала лишь о том, что мешок легкий, слишком легкий…
Шел третий год Великой Отечественной Войны. Нина Ермолова работала на военном заводе в Нижнем Тагиле. Они собирали танки. Она была почти счастлива, что ей удалось устроиться туда на работу, ведь там рабочим давали очень хороший по тем временам продовольственный паек. Нина жила в бараке для рабочих, сама старалась есть очень мало, она всячески уговаривала себя, что ей не хочется, что она сыта, зато Егорка, ее восьмилетний сын, который жил у бабушки в деревне, очень обрадуется, когда мамочка принесет ему покушать. Слабенький он у нее, ему силы нужны. Нине дали три дня отпуска, как передовику и премию, две шоколадки и два кило гречки.
А еще в мешке была книжка. С картинками. Ее Нине подарила одна женщина, у которой недавно умерла от воспаления легких дочка, ровесница Егорки. Нина шла по снегу и представляла счастливые глаза Егорки, когда она даст ему эти волшебные подарки. Она скажет ему, что это от папы на Новый год.
Писем от Миши не было уже больше месяца. Теперь Нина уже не знала, чего можно ждать от прихода почтальона. Ведь принести он может как хорошее, так и плохое известие. Она старалась не думать о страшном, перечитывала старые письма мужа и писала, писала ему, надеясь на ответ.
Нина крепко задумалась и не сразу сообразила, что ее взволновало. Она оглянулась и увидела в стороне от дороги, прямо около леса старый заколоченный колодец. Она прекрасно его знала, не он привлек ее внимание, а то, что было на нем.
На колодце лежал ворох одежды, из глубины которого раздавался слабый плач. Нина поспешила туда и увидела на снегу рядом с колодцем полураздетую мертвую женщину. А на самом колодце плакал, завернутый во всю одежду, что, видимо, была у женщины, ребенок. Нина взяла его на руки, он оказался совсем не тяжелым, она отвернула шарф и увидела глазки, синие-синие, со слезинками. Душа у Нины заболела, видела она, что женщине уже не помочь, поэтому пристроила ребенка на санки, привязала к нему драгоценный мешок и почти бегом стала пробираться через сугробы.
Добравшись до дома матери, Нина крепко обняла сынишку и рассказала маме о своей находке. Тетя Поля, мама Нины, охая, развернула одежды, в которые был завернут ребенок, и они увидели девочку, на вид лет четырех, но очень истощенную. К счастью, мама девочки догадалась всунуть туда же документы и письмо от папы Лизы, как по метрике звали девочку, пришедшее с фронта. Лиза ничего не говорила, только вытирала слезинки со своих глазенок. Тетя Поля подоила козочку, которая зимой жила вместе со всеми в доме, и напоила девочку парным молоком. Эту ночь Нина спала, нежно обнимая обоих малышей, крепко уснувших рядом с ней спокойным, сытым сном.
На другой день замерзшую женщину односельчане привезли и похоронили на сельском кладбище, Лизу же Нина никому не отдала. Тетя Поля пообещала присмотреть за девочкой, а Нина постарается работать еще лучше, чтобы суметь прокормить всю семью.
Папе Лизы, Матрохину Илье, Нина написала письмо, в котором рассказала, как его жена спасла из последних сил их дочь. Что похоронили ее по-человечески, у них на сельском кладбище, что Лизоньку Нина в обиду не даст, постарается помочь девочке выжить, дождаться возвращения отца с фронта. Илья вскоре ответил, прислав горькое, но благодарное письмо. Он рассказал, что его жена Оля похоронила родителей и хотела уйти из своего дома в селе в город, чтобы не умереть с голода и устроиться на работу. Но, вот, не дошла.
А через месяц пришла весточка от Миши. Оказалось, что их часть была в окружении, потом он лежал в госпитале с обморожением рук и не мог написать своим любимым Нине и Егорке. Но теперь все хорошо, он опять бьет врага и скоро с Победой вернется домой. Нина написала Мише о Лизе, а он ответил, что, когда был в окружении, ему приснилось, как его спасла маленькая девочка, которая вытянула его из то-ли из болота, то-ли из сугроба. И у этой девочки были очень синие глаза, как у Мишиной покойной мамы. Может быть, ему приснилась Лиза?
Миша пришел домой в июне сорок пятого. Илья не вернулся с Войны. Лизонька выжила, подросла, стала хорошей помощницей маме Нине и бабушке. Она почти не помнила своих родных родителей, но знала о них по рассказам Нины и гордилась ими.
Прошло много лет. Ермоловы готовились к юбилею Нины. Егор с Колей, мужем Лизы, тоже врачом, как и она, вынесли во двор большой стол, Зина, жена Егора, и Лиза торопились поставить на него угощения, ведь скоро начнут приходить гости. Нина и Михаил, нарядные и счастливые, сидели на скамье, а вокруг них, с хохотом и визгом, бегали их внуки, четверо родных и трое приемных, которых Егор и Лиза взяли из Детского дома.

Автор: Мария Скиба