ПУТНИК

Ветер поднялся еще днем, сдувая с крыш и палисадников снег, бросая его мелкими колючими крупинками в лицо. К вечеру непогода разыгралась, и по всему было видно, что завьюжило до самого горизонта.

Лида управилась с вечера, закрыв на засов ворота и калитку. Сын Володька, потирая лоб, сидел за уроками, — одинокая лампочка светила над столом, высвечивая Володькины решенные задачи.

— Если все сделал, то и нечего сидеть зазря, спать надо ложиться.

Володька и сам об этом думал, почему-то в такую непогоду хотелось укрыться в постели, ощущая себя недосягаемым для холода.

Послышался глухой стук в ворота. Лида выключила свет в горнице и прильнула к окну, за которым виднелся силуэт повозки.

– Мам, кто там?

— Да кто его знает, может разбойники.

— Мам, ну ты чего, какие разбойники, наверное, кто-то приехал.

— Некому в такое время к нам ехать…

— Давай вместе выйдем посмотреть.

– Володька уже оделся, сунув ноги в валенки.

— Хозяева, скажите, далеко ли до Герасимовки? — Подал за воротами голос нежданный путник.

— Ой, так это еще километров двенадцать отсюда, — Лида отодвинула засов и приоткрыла калитку. В мохнатой шапке и легком тулупчике стоял перед ней невысокий мужчина, сразу и не определишь, сколько лет.

— Неужели заплутал, — кашлянув, сказал он.

— Конечно, заплутали, это вам какой крюк делать, — подал голос Володька.

— Вы мне подробней дорогу опишите, я доберусь. Мне в Герасимовку срочно надо, вакцину на ферму везу. Вот и документы у меня тут.

— Да разве разглядишь документы в темноте. Заходи хоть обогреться, если не разбойник.

— Да какой разбойник, — мужчина даже попытался улыбнуться, — с райцентра я. Сам виноват, думал на лошади в непогоду легче добраться, она пройдет. Глупость, конечно, сделал.

В избе было натоплено, и путник сразу опустился на стул возле порога, сняв шапку. Лида сразу заметила его уставший вид, круги под глазами, рука машинально потянулась ко лбу, — так она обычно проверяла, нет ли у Володьки жара.

– Да вы никак простывши.

— Похоже, есть маленько, — согласился незнакомец.

— Сейчас я чаю вам подогрею с вареньем. Меда вот надо, да нет его, ну ничего и малина подойдет, не хуже помогает.

Худощавый, какой-то может даже нескладный, мужчина сел к столу, извиняясь за вторжение.

— А вас как зовут? – Бойко спросил Володька.

— А-аа, не представился. Николай.

— А отчество?

— Николаевич.

— Так, сынок, иди-ка ты спать, время позднее, да и нечего тебе во взрослые разговоры встревать.

— Хороший у вас сын, — допив чай, тихо сказал гость.

– Ну, спасибо, что обогрели, ехать надо.

— Да вы что, в такую непогоду ехать, у вас и конь-то не пойдет. А сами вы еле на ногах держитесь, вон на старом диване постелю, отдыхайте до утра, а там видно будет.

— Не могу стеснять вас, совсем как-то неловко.

— Это мне будет неловко, если больного отпущу. – Через пять минут диван был застелен, свет погашен.

— Хозяйка, Лидия Ивановна, — снова подал голос Николай, — вы не беспокойтесь, я не разбойник…

— Да спи ты, болезный, какой с тебя разбойник, ты и ложку-то поднять сейчас не сможешь.

Лида слушала, как за окном со злостью стучалась в ворота и в окна метель, распустив свои белые космы, наметая новые сугробы. Путник тоже не спал, долго ворочался, потом засопел.

Фельдшер, пенсионерка Анна Еремеевна, мечтавшая дождаться смену себе в виде нового работника, и уйти на пенсию, пришла вместе с Лидой. Хорошенько послушав и расспросив, сделала вывод: — Ну, простуда, отлежаться надо, и на санях пока никуда, а то просквозит. И вот таблетки захватила, тут написано, как принимать.

— Нет, мне ехать надо, — заявил Николай, как только ушла Еремеевна, меня же потеряют на работе.

— Так позвонить надо, — предложила Лида, у Сергеевых телефон есть, так я сбегаю. И домой заодно позвоню, чтобы не переживали.

— Ну, если только матери, а больше некому. А на работу надо, это точно, — Николай снова присел на диван.

Лида, закутавшись в шаль, вышла за ворота. Ветер ослаб и уже лениво гнал поземку по накатанной и блестящей от снега дороге. К заборам приткнулись огромные сугробы, словно специально их туда подоткнула метель.

Обратно она возвращалась, думая, что все наказы ночного гостя выполнила.

– И нечего вам беспокоиться, — к обеду машину за вами пришлют, а лошадку вашу конюху поручат, не оставит он ее здесь. По всему видно, что утихает ветер.

— Вот же спасибо! Век благодарен буду за помощь. И простите, что стеснил вас.

— Да ладно, какое стеснение.

Николай сел за стол и только теперь разглядел скромное жилище хозяйки. Выбеленные стены, светлые занавески на окнах, закрывавшие пол-окна, а сверху простой тюль. В буфете ходики, корпус которых белого цвета, несколько чайных пар, тарелки, самодельная открытка, — видно сын на праздник дарил.

Особняком стояла печка, от которой исходило тепло, а на плите в чугунке что-то булькало. И эта незамысловатая обстановка показалась Николаю такой спокойной, уютной, как будто способна была вылечить.

________________________________

После ночного гостя Лиду в деревне засыпали усмешками и вопросами. «Ну, вот ни к кому не заехал, а к тебе заехал», — посмеивались женщины.

«Такая примерная была, тихоня, а тут мужика на постой пустила, ну Лидка, отчебучила!»

И только дед Авдей, любивший встревать в женские разговоры, многозначительно махнув рукой, сказал: «Советская женщина имеет право быть счастливой».

Больше всех язвила Людка Зырянова, муж которой ушел к молодухе: — Не постеснялась мужика в постель уложить… А жене-то его как? Приятно это?

— Да не женат он! И отстаньте вы от меня, за своей жизнью следите. А я не виновата, что он ко мне постучал.

То, что случайный путник оказался холостым, Людку еще больше разозлило. Закусив губу, она с досадой подумала: «Вот к таким тетехам, как Лидка, еще и мужики холостые стучатся».

Вскоре разговоры утихли, так только иногда вспомнит кто. Да и сама Лида все меньше думала о той зимней ночи.

В начале весны подкатил к ее дому уазик, и в ограде появился невысокий, худощавый мужчина.

– Не узнаете, Лида? Это же я, Николай.

— Узнаю, рада видеть здоровым и невредимым, — ответила Лида, хотя была обескуражена его появлением.

— Я же тогда уехал и спасибо не сказал. Прими, хозяйка, еще раз, на ночлег не прошусь, а вот за чай спасибо скажу.

На столе появились яблоки, кулек конфет и пакет печенья; Володьке гость вручил конструктор.

– Ни к чему это все, Николай Николаевич, — подарки и приезд ваш.

— А что не так?

— Да зачем лишний раз людям глаза мозолить, разговоров потом не оберешься.

— Да плюньте вы на эти разговоры, мы с вами правду знаем, того и достаточно. Я предложить вам хочу в райцентр приехать, ко мне в гости.

И это не только моя просьба, это мать меня просит, просто настаивает. Я бы и раньше заглянул к тебе, да работы было много, я же зоотехник. Ну как, даете согласие? И Володю возьмем, пусть мальчишка развеется.

Лида задумалась, вспомнив деревенские пересуды. И вдруг ей и в самом деле захотелось съездить с этим человеком в райцентр, и захотелось, чтобы он вновь к ней приехал.

– А поедемте, скажите, только когда.

— Ну, вот и ладно, Лида! – Николай даже хлопнул в ладоши.

_______________________________

Под осень Николай перевез Лиду в райцентр, а свой домик она сдала новому фельдшеру, молоденькой девушке, сказав на прощанье: — Домик-то у меня счастливый, хоть и маленький, глядишь, замуж скоро выйдешь.

Больше всего переезду несказанно был рад Володька, мечтавший ходить в большую школу и в лыжную секцию…

Автор: #ТатьянаВикторова

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Ветерок

Егору Ивановичу в пятницу после работы позвонила невестка Светлана, жена младшего брата Владимира, и в слезах сообщила, что ее мужа накануне прооперировали, аппендицит. А в деревне мужик с разрезанным пузом существо бесполезное, особенно летом.
— Егор, приезжай, кроме тебя просить некого, три головы в хлеву, если сено не поставим, зимой оголодают, придется под нож пустить. А Володька так телку хотел на корову оставить, хорошая нетель, крупная, одна надежда на тебя, -умоляя она.
Егор Иванович думал не долго, тем более отпуск подписан с понедельника, жена с детьми уехали к теще, а в родной деревне он не бывал лет семь, все кстати случилось. Позвонил супруге сообщить, что приезд его откладывается по уважительной причине.

И начал собираться в дорогу — заскочил в супермаркет купить племянникам подарков и ночным поездом выехал. А уж поутру был на месте. Тут же подвернулось машина до родной деревни, водитель местный, он сразу узнал земляка, окликнул:
— Егор, домой? Столько лет не бывал, какими судьбами?
— Да, вот слыхал, наверное, Володьку прихватило, операция, приехал помочь сено ставить.
— Слыхал, как не слыхать, он у вас мужик везучий, в прошлом годе как картошку копать — ногу сломал, Светка на сносях с ребятишками неделю рыли. А в этом, гляди-ка, пузо прихватило, прямо рок какой-то по лету.
— А мне и не сказали про ногу-то, — сетовал Егор, слушая односельчанина.
Потом говорили о погоде, политике и обо всем, о чем говорят малознакомые люди. К обеду, доставив городского гостя до места и не взяв за дорогу ни копейки, шофер попрощался с попутчиком.
— Гляжу я, Егор, так ты меня и не признал?
— Столько времени прошло, не припомню, дружище.
— Ленька я Глушков, сосед ваш, помладше тебя лет на пять, ты еще с нашей Иркой целовался, помнишь?
— Ленька? Шалопай, ушастый? – рассмеялся Егор, глядя на здорового мордатого мужика.
— Он самый, ну зовите, если помощь нужна, — пожимая руку Егору, ответил Леонид.
На крыльце, в волнении поправляя светлую косыночку, его уже встречала Светлана, полненькая белокурая красавица, родившая брату троих сыновей. Пахло пирогами и стираными пеленками, что стояли в тазу на колоде.
— Слава богу, Егор, теперь не пропадем! Ты проходи, у меня и пирожки готовы, как ты любишь, с яйцом и луком.
— Все, как и было, ничего не изменилось, все, как и семь лет назад, только береза во дворе стала выше и курчавей.
— А чего ей будет? Растет, — ответила невестка, заходя в дом.
Егор Иванович бросил рюкзак на крыльцо и прошел сначала в огород, потом заглянул в сарай, колодец на том же месте, только крыша обветшала, надо б железом покрыть. Вспомнилось детство, ведь это — родительский дом, он достался Владимиру, с ним старики и доживали.

Батя был суровый, здоровый, трактористом в колхозе работал, соплей и нюнь от сыновей не терпел, чуть что — подзатыльник обеспечен. А мамочка тихая, всегда в косыночке, ласковая, как могла, она баловала сыновей, ириски «Золотой ключик» по карманам сыновьям разложит и на зайчика скажет.

Вот тут в прятки играли, а здесь он ногу проколол о ржавый гвоздь, спрыгнув с забора, потом долго хромал, а от отца получил затрещину за проказы. На сеновале с мальчишками ночевали, не спали до рассвета, мечтая о полете на Луну, а потом мамка не могла добудиться на покос. До осени энциклопедию по астрономии, что соседскому Толику бабушка выслала, прятала, чтоб высыпались космонавты. Сердце защемило от нахлынувших чувств и почему-то хотелось плакать.
— Егор, к столу, — услышал он Светлану и заторопился.
Занес в дом рюкзак, достал огромный пакет с конфетами, два водных пистолета и модную погремушку для младшего.
— Выросли пацаны, а я тут с игрушками, — смутился дядька, глядя на повзрослевших племянников.
— Ниче, Юрка подрастет! А ты кушай, пироги стынут, — поставила невестка кружку с молоком для Егора.
Старшенькие стянули со стола рассыпанные сласти и рассовали по карманам, пока мамка отвернулась к гостю.
— А вы конфеты не хватайте, после! Ешьте, сорванцы, сладу с вами нет, у поросят когда почистите? Вот отец с больницы придет, все ему скажу.
Пироги были пышные, хрустящие, огромные, как раз с полторы его ладони, такие пекут только в деревне, а, главное, вкус, какой бывает только дома. Егор, припивая холодным молоком, съел два, но не утерпел, глядя, как уплетают племянники, закинул в себя еще три.
— Ой, и вкусные у тебя пироги, Светлана, спасибо, — отпыхиваясь, поблагодарил гость. — На покос-то когда?
— Сегодня отдыхайте, а завтра с утра и поедете, Димка Ветерка приведет от Матвеевых, чтоб рано дядьку Илью не беспокоить.
— Живой, значит, пастух наш Илья Ильич?
— Живой, чего ему сделается? Мы у него коня одалживаем за копешку сена, на чем еще добираться? Отдыхай, Егор Иванович, а я баньку истоплю, — женщина собрала кружки из-под молока и поставила в раковину. – Димка, воды в баню натаскай, Славик, смотри за Юрком, я до магазина. Да про поросят не забудьте.

Напарившись в бане, Егор долго сидел на крыльце, вдыхая запах родины, слушая протяжное мычание коров, возвращающихся с пастбища, разноголосье деревенских собак, треск мопедов, перебивающих магнитофонные ритмы.

Так много прошло лет, а деревня все та же, теплая, душевная, родная. Светлана позвала вечерять, а после он напросился ночевать на сеновал с мальчишками. Племянники уже совсем взрослые, Димке шестнадцать лет, Славику четырнадцать, а тут еще и Юрка родился, пять месяцев назад. Видно, девочку хотели, но у Кузнецовых в роду одни пацаны. У Егора Ивановича сын Максим, один, правда, жена больше не захотела рожать, хлопотно в городе с детьми.
Рано утром, около шести, Светлана поднялась на сеновал и окликнула старшего сына.
— Встаю, мам.
-Давайте, поесть еще надо и пора, тетка Клава с вами напросилась, воду косарям отвезете.
После сытного завтрака, погрузив на телегу две пустые фляги под воду, корзину с провизией для мужиков, что ночевали в поле, узелок к обеду себе, Егор Иванович, Димка и тетка Клава выехали со двора. Миновав деревню, они поехали по дороге, что шла через пшеничное поле. Конь Ветерок плелся медленно, еле покачивая рыжей гривой, словно задумавшись о глобальных мировых проблемах.

Солнце давно поднялось, припекая, совершенно чистое без единой тучки васильковое небо простиралось до самого горизонта, пыльная дорога убегала вдаль. Ласточки, делая необыкновенные пируэты, ловили назойливых мух и комаров, пикируя над головами путников.

Егор Иванович подремал, свернувшись калачиком на краю телеги, помечтал, глядя в небо. Тетка Клавдия начала было говорить, но видя безразличие мужчин, вскоре замолчала и, обнимая фляги, покачиваясь в такт движению телеги с закрытыми глазами, посапывала.

Примерно через час добрались до родника, наполнили фляги студеной водой, черпая старым ковшиком, что был оставлен у ручья для таких случаев. Сами охладились, умывшись и намочив головы, потом отправились дальше.
— Димка, долго еще?
— Километров семь, — ответил племянник, зевая.
— Вот смотрю я на вашего Ветерка и думаю, чего ему кличку такую дали? Вроде по виду не старый, а плетется как кляча столетняя, ты б его кликнул, что ли, так мы до вечера не доберемся, а еще косить.
— Но, пошел, Ветерок, но! – звонко крикнул паренек.
Жеребец фыркнул и чуть прибавил шаг, несколько метров телега катилось быстрее, но у коня запал бодрости прошел скоро, и опять ровное монотонное покачивание начало усыплять путников.
— Ну и конь, прямо хоть колыбель к нему цепляй, любого укачает, — расстроился Егор Иванович.
— Быстро хотите? Будет быстро!
— Димка, не смей, паршивец, — вдруг оживилась тетка, хватая холодные отпотевшие фляги за бока и стараясь прижать их к себе.
— Спокойно, тетка Клава. Ветерок — труба, — прошептал парнишка и протянул руку назад под сено.
Конь вмиг ожил, задрав голову, насторожился, закрутил ушами и громко зафыркал, раздувая ноздри, словно горячие угли сыпнули ему под ноги. Димка достал из-под сена завернутую в мешковину настоящую начищенную трубу и не просто трубу, а корнет. Ветерок прибавил шаг, воротя головой, все время стараясь оглянуться.
— Димка не надо, шельмец, угомонись, — кричала тетка Клава.
Паренек подсунул вожжи под задницу и поднес трубу к губам, выдувая невероятной громкости звуки, отдаленно похожие на музыку. Жеребец мгновенно сорвался с места и пустился в галоп, не разбирая дороги, поднимая за собой пыльную завесу. Он мчался, цепляя растущие по обочине васильки с ромашками, накручивая на колеса тимофеевку с недоспевшими колосьями пшеницы, телега издавала пронзительный треск, подпевая трубачу.

Тетка Клава, причитая, упала между фляг лицом в сено Егор Иванович, что было сил вцепившись в края телеги, старался удержаться, подпрыгивая на каждой кочке. А Димка продолжал дудеть, нажимая на поршневой механизм, подобие «Прощание славянки».

Ветерок мчался без устали, наклоняя телегу, то в одну, то в другую сторону, колеса проворачивались в воздухе, оглобли скрипели, готовые переломиться в любой момент.
— Димка, язви тебя в душу, прекрати, тррр, тррр Ветерок, — орала баба, заикаясь и едва удерживая фляги.

Вдали показался дощатый мостик через речку Березовку. Телега неслась прямо как разогнавшийся на трассе болид, хвост Ветерка торчал метлой, рыжая грива приподнялась вместе с загривком, глаза налились кровью, жеребец несся, не разбирая дороги.
— Димка, мост не переедем, Димка перестать, богом прошу! — кричала тетка, но, увлекшись игрой паренек уже никого не слышал.
Конь, развернув уши, летел быстрее ветра, словно стараясь убежать сам от себя, казалось, что вот-вот и он выпрыгнет из собственной шкуры, так сильно рвался он вперед. Огромный камень на обочине у самого заезда на мост попал под переднее колесо, и телега с грохотом повалилась на бок, с грохотом перевернулась, продолжая движение.

Тетка Клава с флягами кубарем покатилась по пыльной дороге, обливая себя студеной водой и причитая на всю округу, ругая талант музыканта и недюжую прыть жеребца.
— Язви вас в душу, говорила ведь, трубач хренов, приехали теперь, — усевшись посреди дороги, грязная, мокрая со сбившейся на бок косынкой, рыдала тетка, шмыгая носом.
Егор Иванович вылетел из телеги как ошпаренный и, пробежав немного вперед по инерции, скоро перебирая ногами, со всего маха плюхнулся в колючие кусты ежевики, растущие у самого берега.

Димка лежал на боку, отплевывал налипшую траву и пыль с влажных губ, помятая труба валялась рядом. Ветерок рванул перевернутую телегу, разорвав крепление и, с грохотом пробороздив оглоблями плохо прибитые доски моста, скрылся из вида за рекой, миновав березовую рощу. Немного придя в себя и переглянувшись, путники засмеялись, собирая продукты в корзину.
— Ты где ж так играть-то научился, а, племяш? – спросил дядька, приспосабливая флягу на длинную палку, так, чтоб нести двоим.
— Классом возили нас в город на концерт духового оркестра, мне так трубач понравился. Все лето я работал, чтоб купить ее, вот теперь учусь по самоучителю, музыкальной школы у нас в деревне нет.
— Талант, — с сарказмом вымолвила тетка, волоча корзину и узелок с провизией.
До покоса пешком по жаре путники добирались долго. Пришли, обливаясь потом, еле живые лишь к трем часам, косари, увидев на дороге груженых путников, отправили им навстречу трактор. Загрузили в него флягу и тетку Клавдию с продовольствием. Пообедали, а мужики, глядя на паренька, все посмеивались.
— Ну, что, Димка, ты понял, наконец, что у Ветерка нашего абсолютный слух, он, небось, в прошлой жизни дирижером был, работал много, вот в этой и уродился конем и не выносит фальшивых нот.
— Да, понял я, — парнишка виновато шмыгал носом. — А на трубе я все равно научусь играть, вот школу закончу, в город уеду, там и научусь.
— А ты, Егор, не горюй, покос Володьки мы трактором скосили, понимаем, завтра по утряне сено шевелить будем, а пока айда зарод метать.
Ветерок мирно пасся чуть поодаль, лишь изредка поглядывая на музыканта и его лежащую на траве трубу. К вечеру позвонил Володька, расспрашивал, что да как.
— Вы уж не торопитесь, через неделю швы снимут, я пособлю.
Мужики, слушая его, громко смеялись, вспоминая, как в прошлом году на костылях он Светлане показывал, как картоху копать, а то она не знает, баба деревенская. Помощник!

Елена Петрова Енисейская

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Кошелёк

В этот день Кузьминична получила пенсию и по дороге в сельмаг, думала, как ей лучше распорядиться деньгами. Тридцать два рубля её пенсии одной вполне хватало. Всю свою жизнь она проработала на ферме в колхозе,поэтому и пенсия по тем временам у нее была, можно сказать не плохая.

Тем не менее, cтарушка считала каждую копейку, ещё выручал огород, курочки свои да Матрёшка, так звала она корову. Две дочери, что жили в городе, ей не помогали. Помочь-то им, собственно, нечем было. У каждой из них имелись свои проблемы.

У одной муж был на инвалидности, дочь сама трудилась на двух работах и с трудом могла прокормить семью из четверых человек. У второй дочери было трое маленьких детей. Муж её работал, но получал не так много. От получки до получки приходилось занимать деньги.

Кузьминична же десятку из своей пенсии ежемесячно отправляла дочерям,каждой по пять рублей. Приезжали они к матери очень редко и то, чтобы взять соленья да варенье. Правда, по осени помогали старушке выкопать картошку, большую часть которой потом увозили себе, в город.

«За дрова надо бы рассчитаться, должна я за них семь рублей, в этом месяце отдам два, остальные в следующем. Лампочки не забыть купить, во всём доме одна осталась, которая горит в спальне, пока до неё доберёшься в тёмное время можно ноги переломать. Макароны кончились, крупы кой- какие тоже» — думала Кузьминична, идя к магазину.
Снег уже слегка подтаивал, валенки старушки, на которых были надеты резиновые галоши, иногда скользили, поэтому она шла медленно и внимательно смотрела под ноги. Вдруг видит у себя на пути чёрный предмет, лежащий в мокром снегу. Кузьминична наклонилась, подняла этот предмет и рассмотрела.
«Кошелёк! Чей это?» — подумала старушка и стала его внимательно рассматривать.

Кошелёк оказался из чистой кожи с каким-то металлическим значком, посередине, в виде щита.
«Что делать? Не оставлять же его здесь в снегу»- мелькнула мысль у старушки, и она посмотрела по сторонам.

Никого рядом не было, Кузьминична положила кошелёк в карман своего потёртого пальтишки и продолжила путь, думая о найденном предмете.
«У кого-то сейчас вот горе, ведь там, наверное, деньги и немалые, кошелёк-то совсем не худой. Небось, хозяин уже спохватился и сейчас ищет его»
Старушка остановилась, на всякий случай посмотрела по сторонам, вытащила из кармана кошелёк и открыла его. Купюры в нём лежали: несколько штук пяти, несколько штук десяти рублёвого достоинства.
"Батюшки! Деньжищи-то, какие!- произнесла она.
Кузьминична посчитала деньги, в кошельке оказалось пятьдесят пять рублей.
"Моих полторы пенсии"- прошептала старушка.
В кошельке был небольшой отдел, с окошечком в нём лежала фотография красивой белокурой женщины, на обратной стороне фото было что-то написано, что из-за своего плохого зрения, старушка не могла прочесть.
В этот день в сельмаге было немало народу, видимо многие старики получили пенсию, а может и получка была. Кузьминична заняла очередь и тихо стояла, думая о находке.
«Может Дуське-продавщице отдать кошелёк, пусть поспрашивает у покупателей, глядишь, и хозяин найдётся. Небось, обыскался, ведь деньжищи, какие!»
Только вот Дуське не доверяла Кузьминична.
«Та ещё вертихвостка, может и не отдать, а скажет, что отдала. Нет, ей я не дам»
-Кузьминична, ты что рот разинула? Второй раз спрашиваю, чего будешь брать? – очнулась старушка от крика продавщицы.
Набрав, всё, что планировала, она отошла в сторону, но не уходила. Народ в магазине стал рассеиваться.
-Ты ещё что-то забыла купить? — спросила Дуська, увидев, что Кузьминична не уходит.
-Да, я спросить хотела. 
-Ну, спрашивай — сказала продавщица, когда в магазине уже никого не было.
-Муки хорошей, что ль нужно, но она дороже будет этой.
-Да не в муке дело.
-А в чём тогда?- спросила Дуська, уставившись на старушку.
-Я вот чё хотела спросить у тебя…- Кузьминична замолчала, воцарилась пауза.
-Ну, так, что ты хотела? — перешла на крик Дуська.
-Никто ни чё не терял? – прошептала старушка.
-Нет, а что?
-Да, ни чё- произнесла Кузьминична и вышла из магазина.
Дуська выскочила следом и крикнула: — Ты что-то нашла?
Старушка отмахнулась рукой, и ускорив шаг, пошла домой.
Придя домой, Кузьминична достала с комода деревянную шкатулку, положила туда кошелёк и спрятала её в сундуке под бельём. Этот сундук ей ещё от родителей достался. Старушка использовала его за место сейфа, так как он закрывался на замок. Спрятав кошелёк в сундуке, и закрыв его на замок, Кузьминична присела на стул и задумалась:
«Небось, человек сейчас ищет свои деньги, а они вот они у меня. Как найти этого человека?»
Она знала, каким трудом эти деньги достаются.
«Будь они прокляты, от них одни беды и без них никуда» — думала женщина.

Рано утром старушка снова зашла в сельмаг. Кроме Дуськи, которая только что приняла товар, никого не было.
-Здравствуй, Дуся!- поздоровалась Кузьминична.
Продавщица в ответ кивнула, раскладывая товар на прилавки. Старушка, молча, ждала, когда та освободится и подойдёт к ней.
-Ты что-то хотела? – спросила через пару минут она, глядя на Кузьминичну.
-Я вот что хотела, вчерась я на дороге нашла кошелёк, ежели кто будет спрашивать, скажешь, мол, он у меня. Пущай ко мне приходят, я его отдам.
Дуська присела, выпучила на старуху глаза и спросила: — Кошелёк-то с деньгами?
-А то…
-Сколько там денег-то Кузьминична?- не унималась продавщица.
-Много, не твоего ума дело.
-Можешь оставить его у меня в магазине.
-Нет уж, пущай лучше он у меня будет.
-Почто не доверяешь — то, Кузьминична? — обиделась Дуська.
-Я что хотела тебе сказала, пока, прощевай — сказав это, старушка вышла из магазина.
Прошло два дня. За кошельком никто не приходил. На третий день, к вечеру слышит она стук в двери.
«Кого это несёт? Ах да, может за кошельком» — подумала Кузьминична, открывая двери.
На пороге стоял Митька, тракторист со свинофермы.
-Баушка, мне сказали, что ты мой кошелёк нашла — вдруг выпалил Митька, обдавая старушку перегаром.
-Митяй, ты лучше на меня не дыши — прикрывая нос ладошкой, сказала Кузьминична.
-Так говоришь твой? А кто тебе про кошелёк-то сказал.
-Всё село знат, что ты нашла кошель.
-Вот, Дуська, разболтала таки — вырвалось у старушки.
-Кошель-то какого цвета у тебя, Митяй?
-Баушка, он коричневый такой.
-А сколько у тебя денег в нём было, Митяй?
-5 рублей, там лежат, Кузьминична — уверенно ответил ей Митька.
-Можь когда-то и был у тебя кошель коричневый, и 5 рублей в нём было, да давно видать это было. А этот кошелёк другого цвета и совсем не твой. Так что топай отсель, пока участкового не крикнула, он-то рядышком живёт.
-Баушка, тихо! Не мой, значит не мой — шёпотом произнёс Митька.
-Ну, тогда на похмел, 3 рублика займи до получки — попросил он.
-Иди лучше проспись, завтра на работу тебе — сказав это, Кузьминична захлопнула дверь перед самым Митькиным носом.
Прошла неделя. Никто не пришёл за кошельком. Вся деревня уже знала, что Кузьминична нашла кошелёк. С утра старушка ходила на колодец за водой. Бабы у колодца все знали про её находку.
Выпытывали сколько денег в кошельке-то том. Она же, не говоря ни слова, наполнила вёдра водой и ушла.
По дороге вспомнила, что в кошельке лежала фотография, и на ней было что-то написано.
«Что это я раньше-то её не рассмотрела, там ведь что-то написано» — думала старушка.
Придя домой, тут же достала бумажник, надела очки и стала внимательно читать, что было написано на фотографии.
-Мо-ему лю-би-мо-му архи-кек-то-ру Ка- мы-шину А.Н- по слогам вслух прочитала она надпись, которая была написана красивым, разборчивым подчерком.
-Ар-хи-кек-тор- произнесла старушка, прочитав надпись ещё.
-Не понятно.
-Ар-хи-те-ктор- наконец правильно прочитала она.
Кузьминична быстро засобиралась, ей надо было оплатить часть денег за дрова. Она решила в сельсовет взять с собой эту фотографию.
«В сельсовете, может кто знат, о ком это написано»- соображала находчивая старушка.
Оплатив часть денег за дрова бригадиру, она подошла к председателю правления и спросила:- Трофимыч, ты случайно не знашь.

Архи…- Кузьминична забыла то слово, которое было написано на фотографии.
Спохватилась, что очки-то свои тоже забыла взять.
-Архиерея?- с улыбкой спросил председатель.
-Да не, на вот прочитай, что здесь написано — и подала ему фотографию.
-Камышину А.Н — прочитал Трофимыч.
-А, так это Анатолий Николаевич, архитектор, он недавно у нас был, по его проекту мы делаем кормовой комплекс.
-Во-во…архикектор!- обрадовалась Кузьминична.
-Трофимыч, а где он?
-Как где? В городе, он там живёт.
-А как его найти?
-Ты что, старая в город, что ли собралась, да и зачем тебе архитектор-то я не пойму?
-Я кошелёк его нашла, а в нем вот эта фотография была. Мне надо вернуть.
-Там ещё деньги лежат — добавила старушка.
-Коли так у меня где-то был записан его номер телефона.
Трофимыч открыл, лежащий на столе блокнот и стал искать.
-Сейчас мы ему позвоним — найдя телефон архитектора, весело сказал председатель.
Он стал набирать номер, который был у него записан в блокноте.

Кузьминична, с облегчением вздохнув, присела на стул напротив стола.
-Анатолий Николаевич, добрый день — громко приветствовал архитектора Трофимыч.
Он задал ему несколько вопросов по какому-то проекту комплекса, получив ответы на них, спросил:
-Ты кошелёк свой не терял? Ну вот, а мы его нашли, вернее не мы, а Кузьминична, наша заслуженная пенсионерка. Ну, вот как раз на следующей неделе привезёшь документацию и заберёшь свой бумажник — слышала старушка.
-Я принесу мигом. Кузьминична почти бегом выбежала из сельсовета и понеслась к дому, прохожие сельчане в удивлении оборачивались, удивляясь скорости старушки. Буквально через пятнадцать минут кошелёк лежал на столе председателя.
-Кузьминична, да не к спеху это, Камышин приедет только на следующей неделе, сама бы и отдала.
-Нет уж, Трофимыч сам отдашь, я и так вся извелась, сколько ведь дней он уже у меня дома лежит.
-Ещё вот что…, ты пересчитай ка деньги. В нём пятьдесят пять рублей. Мне так спокойней будет.
Председатель удивлённо глянул на Кузьминичну, достал из кошелька деньги и посчитал.
-Всё верно, здесь, как ты сказала ровно пятьдесят пять рублей.
-Ну, я тоды пошла.
-Ступай, и спасибо тебе, дорогая.
-Отблагодарить бы старушку надо — сказал он вслух, когда та была уже за дверью.
А Кузьминична, счастливая, возвращалась домой. У неё было легко на душе, как будто камень с плеч свалился.
«Слава Богу, нашёлся хозяин, слава Богу »- думала старушка.
Архитектор Камышин оказался солидным и вежливым человеком лет сорока. Приехал он на следующей неделе и зашёл к Кузьминичне.
Старушка встретила его, услышав осторожный стук в двери.
-Хозяюшка, войти-то можно? – услышала она голос за дверями.
-Можно, можно — поторопилась ответить она.
-Вы извините меня, я вам тут снегу нанёс – сказал архитектор, как только вошёл.
-Ничего, проходите в залу.
Кузьминична сразу поняла, что это и есть тот самый архитектор Камышин.
Камышин снял с головы чёрную каракулевую шапку и прошёл.
-Раздевайтесь и садитесь за стол, я вас сейчас чаем напою.
-Милая, извините, меня машина ждёт в 15-00 мне надо быть в Горсовете. Я должен вам сказать огромное спасибо, выручили вы меня, этот бумажник был ценен не только деньгами. Он вытащил из кошелька 10 рублей и положил на стол. Кузьминична, как увидела это, замотала головой.
-Что вы, что вы — бормотала она — при этом взяла деньги со стола, и быстро засунула архитектору в карман шубы. Камышин покраснел.
-Спасибо, бабушка, огромное спасибо и всего вам доброго! – он поклонился.
-Не за че- тихо прошептала Кузьминична в след.
-А что это за красавица у тебя, милок там на фотографии? Вдруг спросила она.
-Это моя жена.
-Вот ей и скажи спасибо.
На следующий месяц, получив пенсию, старушка зашла в сельсовет отдать оставшиеся деньги за дрова.
-Твои дрова уже оплачены — громко сообщил Трофимыч, увидев Кузьминичну.
-Как это? — спросила и открыла рот старушка.
-А вот так это, ты человеку сделала доброе дело, а он тебе — улыбаясь, сказал председатель.
-А кто этот человек сама догадаешься.
-Архи…, дальше это слово она опять забыла и замолчала.
-Да! Он, он.
-Спасибо! — тихо вымолвила Кузьминична.
-Мне- то за что?
Идя домой, старушка улыбалась.
«Добрый человек этот архикектор Камышин»- думала она.

Валерий Щербаков

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Лиля «ф… и ч…» и бабкино коромысло

Лиле тридцать три, и Лиля феминистка, так она себя называет.

Она не признаёт уменьшительно -ласкательных имён, имя своё не любит.

Терпеть не может, года её называют Лилия, по сути это её полное имя, а уж тем более Лиличка, в этом случае она вообще звереет и может даже грубо и резко ответить

-Лиля, просто Лиля, — представляется девушка.

Не стоит сомневаться в том, что Лиля девушка, хоть ей и тридцать три, всем при знакомстве, Лиля протягивает руку, крепко жмёт её и кратко говорит:»Здравствуйте, Лиля. И я феминистка.»

Однажды это услышала её бабка, Клавдия Никифоровна, когда Лиля приехала к ней в гости.

Бабка скрепя сердце смирилась с тем, что её внучка коротко стрижётся, носит клетчатые рубахи, широкие штаны и кроссовки, что говорит резким, отрывистым голосом(Лиля долго тренировалась так говорить), бабка даже смирилась с тем, что внучка курит, как мужик

Но то, что внучка на всю деревню её опозорила, назвав себя, прости Господи,»хвашисткой», этого бабка стерпеть не смогла.

И прилетев, а по другом у не скажешь, из магазина, отдубасила ничего не понимающую Лилю коромыслом.

Все бабы в магазине осудили Полину Егоровну, деревня шумела, у Егоровны внучка фашистка, прям так и заявила, а Никаноровна слышала и бегом побежала в магазин, всем рассказать. Это что же такое делается!!!

А когда правда прояснилась, наподдавала ещё, приговаривая

-Мужиков не любишь, зарарза, вот тебе, сама в мужичку переоделась, позоришь меня на всю деревню, вот тебе, получай, я тебе покажу хвеминистку, я тебе устрою, подлюга такая, вот тебе, пацкуда.

Ишшо не хватало, беляки были, махновцы даже были, коммуняки были в роду, но непотребства никто не творил.

Это вон у Левонтия Прытки, сестра, Маня-Ваня была, так она с рождения така, приголубила потом Катьку -брошенку.

У Катьки -то ребёнок был, она Катя немного того, с гусями.

Так и жили вдвоём, пацана вырастили, выучили, в люди вывели. Так на их никто и не обращал внимания. Она, Маня-Ваня на тракторе работала, с мужиками вместе, а Катерина коров доила.

А ты чё выдумала? Я ить тебя Лилька с рожения знаю, никакого тютюна у тебя там меж ног не было и быть не могло. Я ить тебя зараза, вот этими руками купала, пилотка у тебя, так что не бреши, не бреши Лилька!!!

-Бабушка, — выла Лилька, -что у тебя за каша в голове? Какая Маня-Ваня? Я в этом плане нормальная, гетеросексуальная, просто феминистка и чайлдфри

-Ково? Ково? Ты Лилька совсем дура ненормальная как прадед твой, итииху, батюшка мой. Не в г@мно, так в каку партию вступит, то махновцы, то дубровцы. Ты чё дура -то така, Лилька. У тебя скоро срок пройдёт

-Какой срок?

-Тьфу на тебя,кандидатский! Рожать, какой ишшо-то. Ой, дура, ой дура!

-Бабушка, услышь меня! Я тебе же говорю, я чайлдфри!

-Херайфли! Я чичас коромысло опять достану, и покажу тебе чалфи, и мялфи. Смотри Лилька, упекут тебя в психушку, с твоими чафлями

-Ба-бу-шка! Да пойми ты, сейчас время другое, никто никого не упекает!

-От то и плохо, што никто не упекает, от то и развалили всё. Тунеядцы у вас с чафлями под ручку ходють, и ненавидють всех и друг друга, и мужиков и баб.

Лильк, -уже немного поостыв зовёт бабка

-Ну

-А вот ты эта, допустим, ну хвеминистка, мужиков значит не любишь…

-И, -отодвигаясь на безопасное расстояние спрашивает Лиля

-А вот мне антиресно стало, а ежели мужики баб не любять, они как называются? Онанисты што ле? А чё, хвеменисты и онанисты, о жизнь пошла…

-Бааа, ну хватит…

-Не хватить! Не хватить! Бабкает она мене ишшо. Иди вон, с Федькой на сеновал лучше, покувыркайси,от его уже пятая девка несёть. На лисапеде одна с Семёновки приезжала, ну.

-Бабушка!- взвизгнула Лиля, -что такое говоришь?

-Да то! Ничё без бабки не можете, ни печку истопить, ни дитё родить, тьфу на вас.

То что Лиля феминистка и чайлдфри, знали все знакомые и поэтому вопросов к ней не было никаких.

Однажды девчонки собирались на междусобойчик, по поводку повторного вступления в брак одной из своих подружек.

Собраться решили в оном ресторанчике, чтобы чинно посидеть, а потом в сауну, попарится, понакладывать масочки на все части тела, поржать без посторонних ушей.

Собрались все, но долго не было Лили, чего быть не должно вообще. Лиля первая всегда приходит на встречи и очень ругается на опоздавших, а тут.

Звонят, она трубку не берёт. Решили немного подождать и приступить к празднованию.

К столику подошла худенькая девушка, с короткими светлыми волосами, маленькими серёжками -пусетами в ушах, с небольшим камешком. С нежным маникюром. На ногах у девушки были золотые босоножки, одета она было в лёгкое светлое платьице

-Привет -несмело сказала незнакомка

-Лиля? -протянули собравшиеся, -Лиля? Это правда ты? Или какой-то двойник

-Я, девочки, -смущаясь сказала барышня, по другому никак не назовёшь ту, что стояла перед ними, -не смущайте меня, и ни о чём пока не спрашивайте.

Девушки скованно начали отмечать, всё внимание было приковано к Лиле, про невесту все забыли

-Девочки, я пойду, наверное, -несмело предложила Лиля, -а вы гуляйте…

-Ага, щас!-завопила невеста, -пришла такая вся волшебная, интригу закрутила всех с ума свела, нет уж. Поехали все в сауну.

И все дружно отправились, как между прочим и планировали, в сауну.

Там хорошенько выпив, девушки принялись тормошить Лилю. Во — первых за внешний вид, поведение, во- вторых, Лиля не пила и не шла греться, а сидела с краешку за столиком и тихонько улыбалась.

-Блаженная, как есть блаженная, -припечатала невеста, — что-то с девкой случилось…

А случилась с Лилей любовь.

Вот так просто и прозаично. Ехала от бабушки, пробила колесо на своей машине, и что-то там заклинило, что не смогла сама поменять.

Кроме мужика на тракторе никто не остановился.

Помог, хмурый такой, щетиной заросший. От предложенных денег отказался, зыркнув чёрными глазищами, как ножом по сердцу.

Бросил скомканное «пожалусссста», сел в трактор и покоптил, в сторону бабулиной деревни.

У Лили отпуск -то только начался, вот и решила, не на острова лететь, а к бабули вернуться. Сама не знает почему.

Едет, смотрит трактор знакомый у большого дома стоит, постучалась, балонник надо было отдать, ключ такой.

Выбежал мальчишка лет трёх, а может пяти, она не разбирается и как заорёт

-Пааап, тут к тебе тётенька, в дяденьку переодетая пришла, драться хочет

-Ничего я не хочу, смутилась Лиля

-А зачем железку тянешь?- полюбопытствовал пацан

-Отцу твоему передать хотела, он мне помогал колесо менять, вот…На отдашь

-Сама на, мне некогда…

Вышел тот мужик, взял ключ, буркнул спасибо

Лиля развернулась и ушла. А он вечером приехал, назад привёз, говорит не мой, мол, ключ-то.

Бабка увидела, глаза загорелись хитро, говорит

-А чё это, Бирюк приезжал

-Какой Бирюк

-Ну хвермер наш, жинка померла, родами, так он с пацаном живёт вдвоём…Хороший мужик, добрый, всем старикам помогает, только нелюдимый больно.

А на следующий день, Лиля обнаружила что ключ не её, её был потёртый, а этот новый, и повезла назад, да пирожков, что бабушка испекла.

Вечером Бирюк, его кстати Борис зовут, привёз тарелку из под пирогов…

-Дальше продолжать? -смущаясь спросила Лиля?

-Да! — сказали девушки.

-Замуж я выхожу, вот чё…Вон после свадьбы Ксении, а не пью, потому что плюшка там

-Какая плюшка, Лиля?

-Да это так Дениска сказал, сын Борин, когда ему фото с УЗИ показали, там говорит не устрица, а плюшка!

-А почему устрица-то?

-Да кто же его знает, вот так придумал. Говорит, что сестра его там, Плюшка. Вот думаем, Полей, Полюшкой назвать. У меня и бабулю так зовут.

Девушки не верили ни глазам, ни ушам.

Это же Лиля! Их Лиля, феминистка и чайлдфри!

Вот это да!

-Вот любовь-то что делает!- восхищаются подружки

-Угу, -думает Лиля, — и ещё бабкино коромысло.

Автор Мавридика де Монбазон

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.