Не спится… уж утро скоро, а ей не спится. Вчера вечером уехали внуки в город, домой. А она ещё долго сидела на лавочке, пока не стемнело. В избе было тихо и одиноко. Это всегда так, когда внучат увозят, а потом пообвыкнется и дальше живёт. Но вот вчера вдруг почувствовала, что зябко ей одной…может и, правда, в город к детям перебраться, давно зовут, да как же всё здесь оставить, изба уж давно родным существом стала, каждый угол, простенок помнит всю её жизнь, все её самые счастливые денёчки, да и горькие тут же рядком. Опять же Маньку куда? Коза, хоть и бодливая, да вредная, но молочная. Да и как она(коза) без неё. Нехорошо как-то получается. Нет, видно, здесь уж буду доживать с Манькой своей, да внуков на каникулы ждать. Сын с невесткой не обижают, часто наведываются, помогают, не в обиде ей.
Не спится, а чего лежать-то тогда. Встала, подошла к стене, на которой в раме висел портрет Ивана. Даже в темноте видит его ласковые глаза, он всегда так на неё смотрел, любил шибко, да и она его. Когда на одной неделе схоронили трёх своих деток, как он её оберегал, а ведь сердце — то одинаково чувствует, что материнское, что отцовское.Только один раз она и увидела, как он плакал в огороде за конюшней, вот тогда и очнулась от горя. Губы шепчут: — Всё я помню, Ванечка, солнышко ты моё рыжее. Солнышком я тебя назвала в день нашей свадьбы. А ты в ответ так крепко меня обнял, аж косточки захрустели и тихонько так в ухо:- «Никогда, никому тебя не отдам». И не отдал, даже после гибели в той проклятой войне. Помнишь, как всё у нас с тобой начиналось? Видела , что заглядываешься ты на меня, норовишь ненароком дотронуться , но думать об этом не разрешала себе. Знала, далеко не ровня. Зажиточной семья твоя была. Но вот, когда я сковырнулась со скирды, да прямо в твои сильные руки угодила, вот тут сердце и ёкнуло. Счастливые мы были с тобой, в радости жили, всё хорошо, да порядком было, пока война проклятущая не грянула. А уж как тяжело ты прощался с нами перед уходом на фронт. Чувствовал, что не вернёшься. Одно только письмо и получила…следом похоронка пришла, но не верила, ждала… Вон у Катерины, Макаровой дочери, на мужа тоже похоронка пришла, а он в 1943 году вернулся, комиссовали, да только мало пожил, вскоре умер. Вот и я ждала, а оно вона как вышло, забрала тебя война, убила… Ладных мы деток с тобой вырастили. Правда, счастья они мало видели. Красавица наша доченька после окончания торгового училища оказалась в Ташкенте перед самой войной, да там и умерла. Старшенького раньше тебя призвали на фронт. Ничего не поделаешь, на лётчика выучился, а военные первыми на защиту встали. Помнишь, когда приезжал до нас в лётной форме, все девки заглядывались, когда шёл по селу, да только невеста у него была, помнишь? Тоже в войну сгинула, в Ленинграде жила. А там вон чего фашисты удумали, уморить весь город с голоду, да не получилось… Старшенький — то погиб в конце войны, уже в майорах был, в апреле 1945 года под немецким городом, теперь он Калининградом называется.Там и остался лежать в братской могиле. Так хотелось побывать на могилке, да не пришлось… Вернулся только младшенький, израненный, но, слава Богу, живой. Знаешь, Ванечка, внучка твоя, последняя, ну копия ты, такая же рыжая и красивая. А средняя со мной схожая, беленькая и голубоглазая. Вот и говорю тебе, не могу я в город перебраться, всё здесь о тебе, да о детях наших. Разве можно память одну в избе оставить. Поговорила с тобой, Ванечка, и потеплело мне. А утро в окно уже стучится. Пойду я, Ванечка, Манька ждёт.
Прошло много лет, но память о наших бабушках жива. Пока мы есть, живут и они, наши бабушки и наши деды. Живёт и их любовь в нас.
Смотрины Матушка, матушка, я не хочу за Фильку косого замуж выходить. -Ну успокойся, успокойся милая. Может отец- то передумает. Не плачь -Матушка, он ведь Илье обещал, Илюша весточку прислал, с состоянием хорошим приедет, через время, к весне… Батюшка же слово давал, что выждет время, и если Илюша не приедет, тогда только женихов искать будет. Матушка, как же так-то… -Успокойся, успокойся девочка, отец не сказал да Воробьёвым, он откажет им, не плачь… -Гляди- ка, откажеть, ну-ну. Штобы Макарка, да от денег отказался, гляди -кася, Плохо мужика свово, Матрёна знаешь. Весь в отца своего, мужа мово…нехай яму…кхе-кхе -Бабушка, а вы…вы не можете с батюшкой поговорить.. -Могу, Татиана, да толку. Нешто он слушать станет…а когда-то слушал Макарка, мамку-от. -Ой, мамаша, да когда такое было -Ну, а хучь бы када он на Ольге хотел жаниться, а яму говорю, жанись на Матрёне, не прогадаешь. И чё? Ить послушал, жанился на тебе, ослушнице. -Чего? Да вы что такое матушка говорите? Чтобы вы, да меня, да…я..да..вы.. -Да, чё завыкала, заякала. Я конешно, а то бы Макарка Ольгу с таким приданным ба упустил. -Угу, то-то вы всю жизнь меня… -Люблю-то? Но, другии своих невесток в хвост и гриву, а я тебя Матрёшка люблю, учу конешно, но это по любви…
Бабушка хитро улыбнулась и подмигнула зарёваной красивой молодой девушке, своей внучке, от своенравного сына Макара и жены его Матрёны. -Ой, девки…горе мне с вами…Чё делать -то, Матрёшка? Девку спасть ить надо -Надо, мамаша, а как? Как супротив самого-то… -А тута хитрость, девки надобна, хитростью мы попробаваем… -Мотя, Татиана, идите сюды. В субботу на смотрины Воробьёвы придут. От ты Танюха проказница, смогла батьке угодить, правильно, что с Яшкой закрутила -С каким Яшкой, батюшка? Я ни с кем не крутила ниче? Какой ещё Яшка… -А как парня -то зовут, Воробья -то сына… -Филька! -Аааа, ну вот, ещё лучше и имя -то у своего дружочка она запомнила, Филимон! -Батюшка, его Филиппом звать, Филькой Косым кличут -Да ты што? Моя красавица, всё -то она знает. Хорошую мы с тобой девку Мотя воспитали
**** -Батюшка, не губи…ты же Илюшке обещал, слово давал… -Цыц…мокрохвостая! Позорить отца вздумала, то Яшка, то Филимон, то Филипп, а сейчас ещё Илюха, свечку ему в ухо… -Батюшка- взвизгнула девушка, -да что вы на меня наговариваете? Сами придумали каких-то Яшек, да Филимонов. Матушка, что вы молчите, скажите ему… Мужчина, здоровый, с большой окладистой бородой, с синими бездонными глазами, огромный, как медведь сел на лавку к столу и с интересом уставился на свою жену -Ну, Матрёна Николаевна, жду, говорите,- с ехидцей проговорил мужчина, слушаем-с вас, внимательно-с -Макарушка, и вправду, ты же Илье Безродному обещал… -Что??? Я, Макар Никонов, да чтобы какому-то мальчишке слово како-то давал???? Да вы бабы, совсем вижу страх потеряли? А ты мать что молчишь??? Распоясались тут… -И то, и то Макарушка…на дыбу их, на дыбу негодниц-бабушка с горящими глазами подбежала к сыну…-высечь, высечь их, розгами… Неее, а давай на кол посадим, али шкуру сымем и засолим, о… -Мать, ты чего?-Макар испуганно смотрел на матушку, — ты чего мать? Какая дыба, какие розги.. -Ты о чём Макарушка какие розги…чо с тобой милай? приболел никак?
И начала бабушка чудить вдруг, раньше за старушкой этого не замечали. То станет заговариваться, то ещё что. Пошла давать поросятам, да принесла в амбар, и прямо на сапоги Макару вылила всю кашу. А потом сокрушалась, кто же это наделал…
Всё хуже с каждым днём становилось матери, вроде всё так же, ходит, что-то делает, помогает. А с головой совсем беда стала, привёз Макар врача земского, тот сам уже старик. Осмотрел бабушку, пошамкал губами, велел покой соблюдать, не раздражать сильно старушку, старость говорит наступила, изменения не обратимы… Окружите любовью и пониманием говорит, а ежели чего, давайте касторки с барсучьим жиром, и получив денежку укатил с достоинством. Болезнь болезнью, а о своём благосостоянии подумать надо, почесав голову решил Макар. И ничего не отменил на субботу. На слёзы дочери и уговоры жены внимания не обратил, отмахнулся, как от надоедливых мух.
Илюха конечно парень хороший, и Татиане люб, да и как за сына был, опять же обещал ему… Ну, а чё? Где -от он, а девке то уже, восемнадцатый год. Он может ещё пять лет будет мотаться по свету, ловить удачу за хвост…ну уж нет, он Макар лучше знает, как надо. А дочка потом спасибо скажет, молодая, глупая, не понимает счастья своего, дурочка. Будет, как сыр в масле кататься, и забудет про своево Илюшу… У Воробья-то деньжищ не меряно, мельницу выкупим, на паях сделаем. Эхх, это ж как развернуться можно…. В субботу вроде бы был обычный день, все были заняты своими делами, но наказ хозяина всё выдраить и вымыть, был исполнен. Пироги пеклись, гусь жарился, самогоночка остывала в погребе, вроде всё невзначай, так..ненавязчиво.. Таня проплакала всё время, понимая, что надеяться ей не на что, матушка всяко её успокаивала, батюшка же слушать ничего не хотел. В мечтах он уже выкупил мельницу, бабушка всю неделю чудившая, вдруг притихла.
Гости как-то приехали неожиданно, зашли поздоровались, чинно уселись, потёк плавный разговор. Это было не сватовство, а смотрины. Но всё равно Макар понимал, что скоро его мечта, выкупить мельницу сбудется… Баба с лицом, как блин, и укутанная в цветную шаль, зыркала по углам глазами, ощупывала пытающим взглядом, ни одна деталь не ускользнула… -А что Макарушка, никак гости у нас? -Гости, матушка, идите к себе в комнату, прилягте, отдохните, -Макар еле сдерживался, чтобы не схватить мать за руку и не утащить её силком в комнату, не понятно что начнёт исполнять. Одно, что доктор сказал стараться не расстраиваться и не перечить, а так бы… -Не хочу я никуда, опять хочешь меня в погреб посадить? Нет уж, Макарка, я здесь сидеть буду, при людях ты меня не тронешь… -Ты чё несёшь, мать? Ай, сиди-махнул Макар рукой Гости напряглись, вот так знакомство, вот так начало… -Матушка, какой погреб, ково городите, -Макар начал показывать глазами Матрёне, чтобы уговорила мать уйти.. -Чё Макарушка, никак опять косики на тя напали? -Какие ещё косики, мама? -Ну как жо, какие усегда, начнёшь видимо башкой сейчас трясти, да глазами вращать
Макар как раз пытался показать, что мать не в себе, всяко вращая глазами и тряся головой… Гости начали переглядываться -Хорошо девке не всё передалось…Токо косит немного, ну так и ваш тожа, косой жа навроде как? Баба с лицом, как блин, мигом уставилась цепкими глазами на бабушку… -А вы чаво, никак сватать хотели нашу-то. И то хорошо, правильно, ваш косой, наша ленивая, да и ума не нажила. Как же, зашептались свахи, слава-то ходит, что красавица, да умница девка то у Макара с Матрёной…Скромница, говорят какая, как только Филька её усмотрел, и где? Иссох парень весь. Идите сватайте Татьяну Никонову и всё ты тут
Бабка же между тем уходить не собиралась, а старалась принять деятельное участие в разговоре -А что Макарка, энто те пришли дураки -то, про которых ты сказывал, да собаками называл? -Да что такое- то, а? -Рявкнул Макар, -Матрёна, уведи мать, от греха подальше!!! Не слушайте её, больна матушка, гости дорогие, врач земской был, велел не перечить ей ни в чём, а то худо будет, совсем с ума сойти может. Чудит со страшной силой… Матрёна увела старушку вон… Старшие бабы запереглядывались, заперешёптывались Мужчины продолжили прерванный разговор, женщины же, угощаемые вернувшейся Матрёной, тихонько начали тоже разговаривать. Стали расхваливать Фильку, парень де какой, работящий, не пьёт, не курит, не шляется нигде.. -Ссыться? Женщины переглянулись… Я говорю, -раздалось из-за двери, — ссыться ли парнишка -то у вас? Наша нет-нет, да напрудит, перину то раз в неделю сушим. Да и ваш видимо дудонится -Это с чего он у нас должен дудонится. -обиделась тётка Филькина -Так дураки- то они усе, того, дудонят в постель-то, -бабушка стояла прислонившись к косяку. -Да не дурак он у нас.. -Ага, как жы, не дурак, сами говорят, ни пьёть, ни курить, ни гуляить, хто он, умный? -Мать!!!- стукнул кулаком по столу Макар, -Матрёна! -Мы пойдём видимо, не вовремя, придём потом, опосля… -Дык куда же вы, даже не испробовали пирогов, у меня Татиана такие пироги печёт знатные -А то, — подала голос бабуля, — тесто ногами месить…
Гости быстро засобирались и потянулись к выходу. Проходя мимо опустившей взгляд Танюшки, сватья попыталась заглянуть ей в глаза, та видя, что батюшка не видит, свела глаза в кучу к переносице и высунула язык набок, потряхивая головой… Сватья чуть ли не бегом, мелко крестясь, выбежала из дома…
-Это что такое устроили, а? Бунт? Бунт? Всех по миррру пущу мать вашшууу, бушевал Макар,- мааать, ты что взбесилась старая? Что с тобой такое? Маатрёнаааа! Бабушка быстро легла в кровать, и сложила руки на груди… -Бабушка!- по правде заплакала Татьяна, -бабушка, -прибежали Макар и Матрёна, уже не до разборок было Макару, сильно он мать любил и уважал, одна его ростила, отца рано не стало, в люди вывела. -Мамаша, мамаша, что с вами, что, где болит? -Ой, всё болит, Макарушка, всё болит…ничего не помогает…видно того я.. -Ково, матушка? -Ково, ково…того самого… Сама мигает одним глазом внучке, не плачь мол, всё отлично.. А через три дня приехал нежданно Илья, Илюша. которого ждала Таня, и которому обещал Макар свою дочку. Ездил Илья далеко на добычу золота, улыбнулась парню удача, решил больше не тянуть время и приехать домой. Да и страшно много при себе держать, варнаки кругом, мало золото отнимут, в речке притопят…
Через месяц играли свадьбу, богатую, красивую. Красивая пара получилась… Макар довольный, сияет, ещё бы, зять-то побогаче многих будет. Мельницу выкупили, лесопилку собрались ставить. Хорошо, что тогда с Воробьёвыми-то так получилось, ох хорошо, -радуется Макар, — мать вроде как выздоравливать начала. Эх хорошо! Жизнь- то налаживается. И то правда, зачем его красавице Татьяне какой-то Филька…
А Илья с Татьяной стали жить дружно, да ладно. Народили деток, всех в люди вывели. Бабушка долго ещё жила, успела с внучатами поводится, и ни раз на голову не жаловалась, так…временное затмение какое-то было…
Не пара Отшумела свадьба. Разошлись соседи и знакомые. Бриллиантовые молодые, уложив наконец всех детей, внуков и правнуков в большой комнате, отправились к себе в маленькую спаленку. Архип уж засыпал, как вдруг Ульяна ему: — Вот живем мы, Архипушка, вместе уже 60 лет, и все эти годы я думаю, что я и ты – не пара. — Почему это не пара? – встрепенулся Архип. — Я думаю, что не со мной тебе надо было жить. — А с кем же? – У Архипа весь сон как рукой сняло. — Я думаю, лучше тебе надо было с Тасей сойтись. — А чем же лучше? — Ты любишь выпить, она тоже. На пару бы и пили. Старик только крякнул: — Да уж, с тобой лишку не выпьешь. Сама – то рюмочку на весь праздник растягиваешь… — пробурчал себе под нос. Ульяна будто и не слышала его: — Или вот Валю взять хотя бы, тебе вот такую жену надо, она своего мужика пьяного со скалкой всегда встречает. Архип съежился и подумал: «А ты ведь меня пьяного всегда разденешь и спать уложишь». Ульяна продолжала: — У тебя через каждое слово – матерное, и Тоня постоянно матерится. Жил бы ты с ней, на пару бы матерились. Архип приуныл: «И к чему это она сегодня? Хотя бы ругалась… За всю жизнь ни одного плохого слова от нее не слышал». — Архипушка, спишь? — Нет. Ну и кто еще по — твоему мне пара? — Кто еще? Зина могла бы твоей парой быть. — А Зинка – то почему? — Картошку она никогда не садит. И ты — не любитель. Вот на пару бы и голодали. Впервые Архипу в голову пришло: «Чем же Зинка, правда, питается? Моя — то одна вон сколько картошки выращивает». — Анфиса тоже могла бы тебе парой быть. Она своего мужа не иначе как «Ванька — дурак» не называет. «Да, — подумал Архип, — моя — то меня с молодости только Архипушкой зовет. А я вот ласково никогда ее не называл. И что она сегодня разговорилась? Неужто на старости лет уйти от меня собралась ?» И вдруг его осенило: — А что же ты тогда шестьдесят лет со мной живешь? — Да жалею я тебя, такого непутевого, потому и живу. Архип успокоился: «Если уж столько лет меня жалела, значит и дальше жалеть будет, теперь из — за того хотя бы, что стар я». Обнял он свою бриллиантовую половину и успокоенно захрапел.
Неожиданное лекарство Баба Шура заболела. Не так, как раньше, что покашляет, настоечкой дед Иван ее разотрет, отваром травки горло она пополощет и хорошо. Серьезно заболела. Уже почти два месяца с кровати не встает. Похудела, морщинистое лицо стало бледным, глаза потускнели, губы не поднимаются в лукавой улыбке.
Дед Иван втайне слезы вытирает, не может он представить себе жизни без любимой Сашеньки. Уже без малого пятьдесят лет вместе. Сколько всего пережили, одного маленького сына похоронили, двоих, да еще дочку вырастили.
Уже вон, двенадцать правнуков родилось, восемь мальчиков и четыре девочки. Разъехались, правда, дети и внуки по стране, не захотели в деревне жить, но навещают, не забывают стариков.
Звонят каждый день, переживают за маму, за бабушку. Дед Иван подошел к стене, на которой висело множество фотографий, улыбнулся, не зря жизнь прожита, хороших людей оставляют они после себя, сумели воспитать достойно.
Вздохнул он, подошел к жене, присел на табурет рядом с кроватью. — Шурочка, может чайку с малиной тебе навести? Ты же любишь такой, — спросил он ласково. — Не хочется что-то, вздохнула старушка и задумалась: — Вот я что думаю, Ванечка, помру я скоро, один ты останешься.
Дети далеко, уехать к ним и дом наш бросить ты не захочешь, ведь каждый гвоздик в нем знаешь, каждую трещинку помнишь. Надо будет тебе женщину подыскать. Хорошую, чтоб за тобой смотрела, дом и хозяйство в руках держала. Добрая чтоб была, но не дура. Может Надьку Белиху? Давно без мужа живет, еще корову да коз держит, будет тебя творожком да сметанкой кормить.
Дед Иван сначала хотел возмутиться, рукой на жену махнуть, мол, что удумала, помирать, да его женить, а потом хитро ухмыльнулся в сторону и серьезно ответил: — Нет, Шурочка, не хочу Надьку, больно уж она полная, еще и я с ее сметаны растолстею, а мне с моим давлением ну никак нельзя. Да и недаром она трех мужей схоронила. Нет, может, кого другого подыщем?
Баба Шура немного удивленно на мужа посмотрела, думала, он открещиваться начнет, а он то, оказывается, и непротив. — Может Анну Никифоровну? – спросила она деда, — Бывшая директор школы, культурная, за мужем лежачим лет семь ухаживала, значит ответственная. — Шурочка, что ты?! Я еще в молодости от нее еле отбился. Она все ко мне цеплялась, однажды прижалась зимой в клубе, шепчет командирским тоном: «Мне холодно, согрей меня».
А я возьми да и ляпни, мол, на костре согреешься! С тех пор ненавидит она меня, я же даже в школу на собрания никогда не ходил, боялся с ней встретиться. А Петрович, верно, сбежал от нее, на тот свет-то, ногами-то уйти уж не мог. — Что ж ты мне никогда об этом не рассказывал? – заинтересовалась баба Шура, даже с подушки приподнялась. – А я думала, чего-й то ты школу стороной обходишь?
А Лидочка Варюха? Врачом всю жизнь проработала, вдруг заболеешь, сможет и укол поставить и… — Клизму сделать! – подхватил дед, — помнишь, я в больничке лежал, так она мне ее чуть не каждый день делала, я потом узнал, что в этом необходимости-то и не было! У меня ж бронхит был!
Это она мне мстила, за то, что я Борьку тогда отпустил. Это у нас козел был. Очень милый козлик! Только он запаха спиртного не переносил. А в тот день свадьба у Вовки, соседа, была, Лидка и выпила чуток. Потом ко мне прицепилась, женись, да женись!
Я хотел домой уйти, чтоб от нее отвязаться, она за мной. Я к себе во двор, она опять за мной. А Борька привязанный был. Я к нему подошел и отвязал! Он сначала гладиться начал, а потом запах от Лиды почуял, и… Я ж не виноват, что она так удобно к нему задом повернулась! Разбежался он немного, да прямо в ее мягкое место и впечатался! Небось, она специально на врача выучилась, чтоб мне отомстить!
Баба Шура села в кровати и, с подозрительным блеском в глазах, сказала: — Я об этом и не знала. И что, нет подходящей женщины? — Почему? Клава! Здоровая баба, как губки подкрасит, так прямо красавица! Она ж и замужем-то не была, может меня всю жизнь ждала.
Ну, подумаешь, мужиков как перчатки меняла, так это от отчаяния! Так что, лучше Клавы мы не найдем. Баба Шура рот от такой наглости открыла, глаза ее загорелись, хотела что-то сказать, но передумала и как треснет мужа по щеке! — Я те дам Клавку, я те дам губки! – одеяло откинула, замахнулась второй рукой, но дед вовремя отскочил, тогда она с кровати встала и за ним.
Дед Иван подбежал к жене, обнял ее крепко и всю зацеловал: — Шурочка, я же пошутил, знал я, что ревнивая ты, вот и попробовал растормошить тебя! Чтоб ты о жизни вспомнила, о любви нашей! Никого я, кроме тебя, никогда не любил, и даже подумать боюсь, что могу без тебя остаться, не смогу я тогда жить, просто не смогу.
Баба Шура охнула, на кровать оглянулась и махнула своей слабой рукой: — И правда, надоело уж хворать. Ты что-то про чай с малиной говорил…
Через два года отпраздновали они золотую свадьбу. Весело было, шумно, все дети, внуки и правнуки приехали. — Горько! – дед Иван нежно поцеловал любимую Шурочку, а она ему прошептала: — Я тебе Клавку всю жизнь помнить буду! – и улыбнулась: — Еще много-много лет.
