Не мой ты муж! Реальная история из жизни

размещено в: Деревенские зарисовки | 0

Не мой ты муж!

Старушка сидела у постели мужа и мокрой тряпкой протирала его горячий лоб.

— Вась, я все признаться хотела и не решалась. Обманула я тебя, не мой ты муж! Старик открыл глаза и удивлённо посмотрел на жену.

— Не перебивай только, а то вдруг расстанемся навеки, а я так и не расскажу. Помнишь, ты после войны в нашу деревню забрел случайно? Я тогда ещё остолбенела сначала, а потом на шею тебе кинулась.

Перепутала. Очень уж ты на моего супруга был похож, только мне похоронка на него пришла, а тут ты, живой.

Я подумала ошиблись бумажками и муж мой вернулся, кинулась к тебе, да тут же поняла, что обозналась. Краснела, извинялась потом и переночевать в сарае пустила.

Утром ты решил дверь в сарае починить немного, а на тебя балка возьми, да упади. Я уж думала и тебя хоронить придется, да смотрю дышишь — жив значит.

Врача позвала, а он сказал крепкий мужик попался, только память чуток отшибло, а в целом легко отделался.

Тогда я и решила тебе сказать, что ты мой муж. Мужик ты крепкий, видный, а после войны одной с двумя детьми не справиться.

Сказала, а ты и поверил. Потом уже совесть мучила, да свыклись-слюбились мы с тобой и менять ничего не хотелось.

Сейчас вот только каюсь, что за тебя все решила то. Может жизнь твоя по другому сложилась бы. Василий посмотрел на нее молча минуту и вдруг расхохотался.

— Дура ты старая, какая ещё другая жизнь, я ж тебя всю жизнь любил. Зашёл тогда в твою деревню правда случайно, зато остаться сам решил.

Я ж как тебя увидел — влюбился сразу, а как подступиться не знал.

Решил помогу немного по хозяйству, может приглядишься и не прогонишь, и тут эта балка как шандарахнет по голове — аж все потемнело.

Очнулся и врач тут и ты хлопочешь около меня и попросил я его про амнезию наврать чуток, чтоб в твоём доме задержаться.

Тут — то ты меня и удивила с известием о муже, но я даже обрадовался, что мне придумывать ничего не придется.

— Дурень ты старый, — улыбнулась старушка.

— Раньше сказать, что ль не мог? Хоть посмеялись бы вместе.

— Хотел, да как-то некогда было. То старших поднимать, то ещё троих младших мы с тобой народили, — подмигнул муж.

— Так всю жизнь и таскали страшные свои тайны, а они оказались и не тайны вовсе.

— Хорошо, хоть сейчас выяснили, а то насмешили бы ангелов-хранителей своими рассказами, — сказала старушка.

— Только ты, Вась, не помирай давай. Не оставляй меня одну тут, я ж не смогу без тебя.

— Чего ты нюни распустила, старая, все нормально будет, — успокоил ее муж.

— Хорош около меня сидеть, спать ложись. Утро вечера мудренее. Они легли, но она спала беспокойно. Видимо мысли о плохом метались в ее седой голове и мешали отдыхать.

Утром проснулась ни свет, ни заря. Кровать пуста. Защемило тревожно сердце. Ан нет, сидит он на крылечке, курит.

Выдохнула. На этот раз мимо прошла костлявая, значит поживут ещё немного, поскрипят вместе.

(Соломинка. рассказы)

Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

Старушка средних лет. Рассказ Екатерины Фёдоровой

размещено в: Деревенские зарисовки | 0
«Старушка средних лет». – так определяют мой возраст мои дети.
 
Открытая посудомойка выдыхает мне в лицо запах банной горячей чистоты. Так пахло на кухне у бабушки, – в деревне, где она несколько раз в день руками мыла посуду в эмалированном тазу.
 
В Ужово нет водопровода, поэтому она с утра грела воду в объёмном эмалированном чайнике на печи. После того как печь остывала, бабушка переливала кипяток в термос: хватало и на посуду, и на чай в течение дня.
 
Поскольку водопровода не было (мы так жили всего лишь двадцать лет назад, а бабушка – всю жизнь), использовали ключевую воду, которую таскали с родника на коромысле.
 
Наш родник имел особенность: соединяясь с чайными листьями, он превращал любой чай в чёрный, терпкий, густой и очень вкусный напиток.
 
Да, этот запах сырой чистоты, тяжёлый скрип фаянсовых тарелок в грозных бабушкиных руках. Так же скрипели наши с сестрой спины в бане, когда бабушка без сожаления тёрла их пластмассовой мочалкой.
 
Утварь после многих лет ублажения приобрела статус литургических сосудов. Вообще все предметы имели статус культовых.
 
Деревенский дом – это храм. Со многочисленными алтарями. На высокой кровати сидеть нельзя. В любой день, даже в будни, она была наряжена в парадные отглаженные покрывала, подобно плащанице в Страстную Пятницу. В изголовье выложены в высоту подушки, убранные в тюлевую фату, расправленную без морщинки, как будто тут и вправду свадьба.
 
Чёрно-белый телевизор в уважительном венчике, точно такой же на иконе. Дверца шкафа противно скрипит, особенно если её открываешь из любопытства, а не по делу.
 
На полу – ни соринки, и это в отсутствие пылесоса. Можно было его привезти, но бабушка не доверяла технике, справедливо полагая, что человеческая рука для домашних дел – самый тщательный и совершенный инструмент. «Быстро» для неё не было синонимом «хорошо».
 
Бывали дни вытряхивания половиков, бывали дни мытья окон – неотвратимые, длинные и очищающие, как двунадесятые праздники.
 
Искусство отжимания тряпки, хореография мытья полов – спина должна быть прямая, колени вытянуты: бабушкин катехизис побеждал по строгости балетный.
 
Бабушка держала два буфета. Первый – представительский, желтоватый, пузатый, низенький, стоял на виду, на веранде. В нём, за плотным стеклом, который открывался скользящим усилием указательного пальца, то есть, нажатием на матовый круглый островок с краю глянцевого бесцветного океана, бабушка хранила низкие старомодные рюмки с золотыми ободками и дулевский девственный сервиз, к цветам которого так никто и не прикоснулся.
 
Второй висел в темноте коридора: его мрачная утроба, выстланная бумагой, уныло пахла гвоздикой и прочими сложными, слишком сложными, чтобы быть приятными ребёнку, пряностями: кардамоном, ямайским перцем, уксусом.
 
В палисаднике бабушка растила пионы, гладиолусы, флоксы. Высаживала шеренги многолетних гвоздик с обеих сторон асфальтовой дорожки, которая вела от калитки к крыльцу. Вернее, к «крыльцам», как говорили в Ужово.
 
Детские глаза сфотографировали сады моей жизни, но только сейчас я могу их хорошенько разглядеть. Для того, чтобы насладиться воспоминаниями детства, нужно не просто вырасти, но и постареть. Стать «старушкой средних лет».
 
Сестра вспомнила, что дедушка называл меня «профессор» – из-за того, что я много читала. В дедушкиных устах это было скорее ругательством. Он не признавал книг: был весельчак, танцор и жуир, завзятый говорун, в то время как бабушка занималась бытом и молчала.
 
Когда мне перевалило за сорок, я поняла, что оба этих её занятия были неприятной утомительной работой. Она никогда не рассказывала о себе, но я догадалась.
 
Её, как и древних философов, воодушевлял порядок. «Катя, лепи руки, не ленись, убирай, готовь, работай», – говорила она.
 
Кажется, она тоже не особенно доверяла книгам. Чужой опыт может ввести в заблуждение, а свой – никогда.
 
И не ходила в церковь, хотя была религиозна. Но веры никто, наверное, не может избежать. Да и как человеку иначе жить?
 
Откроешь посудомойку – а тебе навстречу летит чистый бабушкин дух. Хочешь или нет, но помолишься за то, чтобы её душа была спокойна: бабушка, не волнуйся. Да, я всё ещё «профессор», продолжаю читать книги, но я вылепила руки и люблю порядок.
 
Екатерина Фёдорова
Из сети
 
Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

Поезд счастья. Рассказ Ольги Стасевой

размещено в: Деревенские зарисовки | 0

✔ПОЕЗД СЧАСТЬЯ

Меня везут в деревню. В Шубино. Родители называют это ссылкой. Мне лет восемь. Начало лета. Начало приключений. Длинные каникулы. У мамы в сумке вареная курица, чёрный хлеб и огурцы.

Меня всегда кормят перед выходом, но я всегда сразу хочу есть в поезде и у любимой крестной Гали.

Я и сейчас захожу к ней и сразу хочу кушать. Даже если минуту назад казалось, что ничего не влезет. Курица завёрнута в газету.

Верхняя полка всегда моя. Один раз я упала на стол. Но не больно. Просто для всех неожиданно получилось. Потом мне всегда чего — нибудь подкладывали под край матраса.

Лежу на животе и смотрю в окно. Сердце стучит, кровь бежит. Скорее, скорее, скорее. Так мне хочется уже скорее приехать.

Там озеро, собака в будке, корова, коты, петух и куры, там баня, там бабуля, там дед, там конь, там сеновал.

Там чёрный хлеб в мешке. Привозят его на коне, фургон на телеге. Все одевают красивые кофты и платки, стоят судачат.

Там вечером с бабушкой коров встречать. Их видно издалека, сначала пыль, потом стадо. У Звездочки белое пятно во лбу. Огромные карие глаза и невероятно мягкий и мокрый нос. У бабули в кармане кофты всегда большой кусок чёрного хлеба для неё. Я боюсь её кормить, кажется оттяпает всю руку.

Бабуля смеется. Она вообще легко смеётся. У неё пара волнистых прядей выбивается из под платка. Бабушка пахнет вкуснее всех на свете.

Нет, мамины ладони вкуснее. Нет, папины руки еще вкуснее, бензином и маслом. Не знаю, они все очень вкусно пахнут.

Там мама самая добрая становится. Это когда у нас банный день и у мамы мокрые волосы. Она всегда добрая, когда у неё мокрые волосы.

Потом большая сковорода с жареной картошкой и зелёным луком и мы все едим из неё ложками. Взрослые чокаются, скоро затанцуют и запоют.

Будут у бабули опять пятки болеть. Она сильно стучит босыми пятками об пол, когда танцует. Весь дом ходит ходуном. Я запоминаю частушки.

Там блины. Их жарят утром. Там в лес за грибами. Там малина. Там иди куда хочу, только нужно успеть на обед и ужин, потом не кормят. У деда дисциплина.

Там крыжовник и яблоки. Дед всегда говорит, приезжай весной, когда они цветут, это очень красиво.

Он сам садил сад для своих дочек, мамы и моей тёти. Теперь это большие деревья и я играю в их тени, когда жарко.

Там поля картошки и между ними хряпа, которую нужно рубить топориком в маленьком деревянном корыте для свиней. Тук — тук — тук.

За садом большой стог сена. Один раз я на него все же забралась, обратно думала разобьюсь. Так высоко оказалось. Никому не сказала. Ещё там у меня внутри тайник. Я там тайно прячусь.

Поезд везёт меня в приключения. Я ребёнок и я счастлива…

Автор: Ольга Стасева

Рейтинг
5 из 5 звезд. 3 голосов.
Поделиться с друзьями:

К бабушке на Сахалин. Рассказ Татьяны Ферчевой

размещено в: Деревенские зарисовки | 0

Когда я была маленькой меня на лето отвозили к бабушке. На Сахалин. Из Ленинграда на Сахалин, на все лето! Через всю страну на самолете, с двумя-тремя посадками! Отправляли с какими-то геологами или рыбаками.

Незнакомые дяденьки и тетеньки со мной мучились весь перелет, потому что меня сильно укачивало, со всеми вытекающими из этого последствиями. Но они стоически это терпели! Давно это было, а я до сих пор помню!

Ну что вам рассказать про Сахалин? Сопки! На одной из сопок – сейсмостанция. Дедушка был ее начальником. Полдома – сама сейсмостанция, вторая половина – служебная квартира.

А еще свое хозяйство, что для меня, девочки из Ленинграда, было очень любопытно. У бабушки была коза, кролики и куры, желтенькие маленькие цыплятки пищали у меня в руке, это было так забавно…

И великолепная природа кругом. А я, как Гулливер в стране Великанов. Помню лопухи в диаметре больше метра, под которыми можно было скрыться от дождя, растущие в сопках дикие смородина и крыжовник, а еще лимонник и клоповник.

Почти ручные белки, очень много их было. Те, что посмелее, могли даже на плечо сесть, чтобы выклянчить что-нибудь поесть. И бабочки… Огромные, с блюдце. Иногда на территорию забегали то ли куницы, то ли норки, не знаю точно, видели даже медведей.

А еще океан… Такой огромный и красивый! И я купалась в Тихом океане, это вам не Финский залив! День казался длинным-длинным…Очень… А ночи темные-темные и звездные. Очень красиво! У нас в Ленинграде – не такие!

Баню топили раз в неделю, но каждый день бабушка грела воду в тазиках на солнце, подливала чайник кипятка, и вечером мыла меня в корыте, потом заворачивала в полотенце и несла из бани в дом.

Иногда вечерами в доме собирались геологи. От них пахло лесом и костром. Они дарили мне кисель в брикетах. Вишневый! Обалденная вещь, если грызть! А еще дарили леденцы-монпансье в жестяной баночке. Wow! А этой баночкой мы потом играли в классики.

Очень вкусно пахло картошкой, рыбой и пирогами… На столе стоял самовар, настоящий, на дровах и шишках… Смотрели телевизор, черно-белый. Помню, когда показывали фильмы про войну, я все время спрашивала, а это белые, или красные? Тогда именно так я делила людей на плохих и хороших. Наивная!

А еще пели песни, в основном военные, лирические. «Вечер на рейде». «В землянке». Часов в десять меня выпроваживали спать, и я лежала в соседней комнате в обнимку с тарахтевшим котом, или подаренной куклой, слушала их спокойные голоса и быстро засыпала.

А утром новый день! Такой длинный! И вся жизнь впереди! На веревке развешано и сушится белье…

Это бабушка, уложив всех гостей спать на сеновале, вручную перестирала их бельишко. Стиральной машины тогда еще не было, и оно трепыхалось на ветру. И все снова, сначала – нарвать травы кроликам, собрать яйца в курятнике, накормить кур, убежать от петуха Пети, так как он все время пытался меня клюнуть.

А потом пойти гулять с Рексом на сопку. Рекс-это дворовый пес, мы с ним очень подружились и почти не расставались. А когда я приезжала в следующем году, он безумно радовался, вилял хвостом и облизывал мне лицо. Собаки очень верные и любят нас просто так, не за что-то, а потому что мы есть.

А еще меня отпускали с ним в лес, пяти-шестилетнюю девочку одну, без взрослых, потому что Рекс всегда знал дорогу домой, и тогда никто не боялся маньяков и педофилов.

Иногда в гости заходили соседи. Корейцы. Такая добрая семья с двумя девочками моих лет. И мы с ними играли в магазин, в школу, в больницу. А когда они уходили, у себя под подушкой я обязательно находила ириски или фигурку, выструганную из дерева. С тех пор очень люблю корейцев. Великолепный народ.

А еще помню бабушкину швейную машинку… Ручную… Как она стрекочет… Тихо-тихо и монотонно. Это бабушка шьет мне платье, из яркого ситца, потому что девочка должна быть красивой и опрятной… Такой я бабушку и запомнила, за швейной машинкой… Прям до слез…

А бабушка прожила долгую жизнь. 92 года. И у меня до сих пор на стене висит её ковер, 1952 года издания. Ковёр! На стене!!! И все, впервые входящие в мой дом, кто пытается неосторожным словом посягнуть на святое, отправляются мною в сад, или лесом, кому что больше нравится. Вот так.

© Татьяна Ферчева

Рейтинг
5 из 5 звезд. 2 голосов.
Поделиться с друзьями: