Андрей с Натальей, ну, прям, сразу хорошо жить стали. Полюбили. Свадьбу хорошую сыграли. И с первого же дня – в своём доме. Андрей его вместе с отцом поставил.

Высокий дом получился, статный какой-то, с глазастыми окнами, смотревшими во двор и на улицу. Двор просторный, покатый чуть, с клумбами–цветочками. А на задах постройки для скотины и огород немаленький, тянувшийся ровными грядками туда, где солнце вставало.

Хозяевам чуть за тридцать, а у них уже шестеро ребятишек в доме и по двору шуршат. И это тоже – правильно.

Но тут вдруг Андреева сестра младшая, Верка непутёвая, жившая в соседнем селе и ежегодно рожавшая невесть от кого, угорела от водки – не проснулась однажды утром после очередной ночной гулянки.

Чё тут разговоры разговаривать? Андрей собрался. Поехал. Наталья-то куда от детей и от хозяйства. Похоронил. Всё как надо, по-людски.

И домой приехал. Стоит на пороге, а впереди руками четверых племяшей с племяшками обнимает. Младшему, Вовочке, четыре.

Наталья на стул села молчком и смотрит. И дети – тоже молчат и смотрят. Чего им ещё делать-то? Наталья руки фартуком отёрла да и говорит: – У меня ж даже соли не хватит, чтобы щи на всю ораву посолить.

– А мы их, эт самое, и несолёный похлебаем, – Андрей жене отвечает. А сам улыбается. Ну и Наталья улыбаться стала.

А чё ей делать-то? Двоюродные же кинулись к прибывшим и раздевать–раскутывать их стали. Нормальная такая семья получилась, когда дети перемешались все. И главное не много-то их получилось: всего десять на такой домище просторный.

Это уже потом, в конце следующего лета, через их село как буря промчался цыганский табор. Полыхнул огнём, всё на своём пути сметавшим.

После той бури многие хозяйки не досчитались цветных половиков, вывешенных на заборы для просушки, кур и уток. А у Свиридовых так даже поросёнка с заднего двора умыкнули! Только Андрея с Натальей цыгане с приплодом оставили.

Вечером Наталья на крыльцо вышла, а там – свёрток из красного тряпья. Она даже сразу не поняла, что это, потому как тряпки молчали себе молча и – всё.

Когда в доме уже развернула на столе – внутри парнишечка смугленький. Да хорошенький такой. Лежит, кряхтит и глазами антрацитовыми всех вокруг рассматривает.

Андрей через плечо жены заглянул и сказал только: – А чё? Нормально. Теперь у нас в семье мужиков на одного больше будет, чем баб. Да и колер наш белый разбавит кудрями вороными.

А Вовочка, самый до этого младший, за край стола взялся, подтянулся, рассмотрел младшего брата и говорит: – Вот нам повезло, скажи, пап! У всех цыгане поукрадали разного, а нам так даже Васеньку в подарок оставили!..

И засуетились все разом, задвигались. Начали новому брату жизнь организовывать.

Дальше-то чё рассказывать? Всё как у всех: дети растут, родители стареют. Андрей вот только раз за разом стол в избе в длину наращивал. Как очередной сын или дочка в школу идёт, надо же и ему где-то уроки делать. И делали. И старались. И в доме все всё вместе делали.

Когда однажды в школе на собрании учительница заговорила про трудности переходного возраста, Андрей с Натальей (на родительские-то они всегда вместе ходили) переглянулись и застыдились прям оба, потому что все эти трудности прозевали.

Осталось только Васеньку не упустить. А как его упустишь, если всё как надо? В школе – нарядно. В доме он в свои четырнадцать всю мужицкую работу делает и другим всё помочь норовит. Спокойно, чинно дочери замуж повыходили и к мужьям умелись.

Мальчишки тоже переженились и каждый своим домом жить стал. Васенька в армии отслужил и к старикам вернулся. Хотел в город ехать, дальше учиться – какой там.

Каждое лето полон двор внуков, Васенькиных племянников. А он ждёт всех, как принцев заморских.

Готовится… Качели во дворе поставил. А для маленьких песочницу соорудил. В неё же вёдрами с реки песка промытого натаскал. Ближе же к забору, для мелкоты, кому ещё на речку нельзя, бассейн выкопал–обустроил.

Туда шлангом с утра воды напускал, чтоб согрелась, чтобы дети носами не шмыгали. А в сельмаге накупил уточек–дельфинчиков, чтоб прям совсем на море было похоже.

Так вся эта орда каждое лето не к деду с бабкой ехать собиралась, а к дядь Васеньке. А он сядет на корточки у ворот, заросший почти под самые глаза чёрной щетиной, и ждёт.

А как увидит очередного племяша или племяшку, каааак раскинет руки во всю ширь, да как полыхнёт улыбкой своей сахарной, так бегут к нему ребятишки сломя голову, трутся, трутся о колючие щёки, а сами в ухо норовят шепнут: «Ты, дядь Васенька, ждал меня?»

Он же целует, целует каждого и обязательно ответит: «Ещё как ждал! Больше всех!..»

Но самое большое счастье вечером случается, когда посуда перемыта, дети накупаны и надо спать идти.

Дети, все до единого затаились и ждут. Встаёт дядь Васенька тогда и говорит громким голосом: – Нуууу… кто сегодня со мною ночевать на сеновал идёт?..

И тут орут все. Орут, наверное, так, как раньше «ура» на демонстрациях кричали…

Утром уже, рано совсем, бабка Наталья полезет на сеновал, чтоб проверить, не снесла ли какая-нибудь блудливая курица там яйцо, и увидит: прямо в середине разостлан огромный такой тулуп и спит на нём совершенно счастливый красивый человек.

А вокруг, как цыплята, ребятишки к нему жмутся – к лицу, рукам, ногам. И спяяяят все. Все двенадцать. А чё? У Андрея с Натальей уже одиннадцать внуков народилось…

Из сети

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

A тeбe ceйчac пoлeгчaeт

Нa двeряx пoдъeздa oбъявлeниe, нaпиcaннoe oт руки, прикрeплeннoe cкoтчeм. И тaкиe жe бумaжки – нa вcex ocтaльныx двeряx дoмa. Нaпиcaнo, чтo в тaкoй-тo квaртирe мoгут бecплaтнo пocтaвить укoл – житeлям имeннo этoгo дoмa.

И припиcкa: oбрaщaтьcя c 10 дo 19 чacoв. В экcтрeнныx cлучaяx – в любoй врeмя. И имя-oтчecтвo. Нa двeряx квaртиры этoй жeнщины тoжe тaкoe жe виcит. Виднo былo, чтo иcпoльзoвaли блoкнoт cрeдниx рaзмeрoв. Шaрикoвaя ручкa. Oчeнь нeoбычнo

. Aвтoрoм oбъявлeния oкaзaлacь пoжилaя дaмa. Рaбoтaлa мeдицинcкoй cecтрoй в вoeннoм гocпитaлe. Нacмoтрeлacь рaзнoгo. Видeлa рeбят, рaнeнныx нe нa вoйнe, a вo врeмя учeний, или пo нeocтoрoжнocти, или из-зa xaлaтнocти. Видeлa жeртв жecтoкиx нeуcтaвныx oтнoшeний — мнoгo вceгo видeлa.

Пoнялa, чтo чaщe вceгo дaжe нe coлдaт, нe вoeнный – любoй чeлoвeк мoжeт cтaть зaлoжникoм рaвнoдушия, бecцeрeмoннocти или нeaдeквaтнocти. И oн, кoтoрый итaк мнoгo пeрeжил, oдинoкo крутитcя в cвoeм нecчacтьe, и никoму дo нeгo дeлa нeт.

У нee кoгдa-тo cынa – мнoгo лeт нaзaд – cильнo в aрмии избили: дeдoвщинa! И oн лeжaл в oднoй из бoльниц, лeчилcя нe coвceм, cкaжeм тaк, удaчнo. И c мeдицинcкoй cecтрoй нe пoвeзлo: oбязaннocти cвoи кoe-кaк выпoлнялa. Ocтaлcя инвaлидoм. Нaмучилиcь oни.

Прoшлo врeмя, жeнщинa рeшилa coздaть в cвoeй квaртирe нeбoльшoй «ocтрoвoк oтзывчивocти». Нe вce мoгут eздить нa укoлы в пoликлинику. Этo и пoжилыe, и нexoдячиe – рaзныe. Приxoдит к нeй чeлoвeк, или oнa к нeму в нaзнaчeннoe врeмя.

Cдeлaeт вce, чтo нaдo: oбыкнoвeнный укoл или кaпeльницу. У нee грaфик: в кaкoй дeнь к кoму идти. Укoлoв нe тaк мнoгo: cлaвa Бoгу! Нo в нeкoтoрыe пeриoды бывaeт плoтнeнькo. Люди oбрaщaютcя и зa кoнcультaциeй: oткaзa нe вcтрeчaют.

Пoнaблюдaл зa нeй: нeвыcoкaя, прocтo oдeтaя жeнщинa. Пaльтo c вытeртым пecцoм, нa гoлoвe шaль, в рукax cумкa. Кoгдa oнa идeт пo двoру, тo люди нe прocтo c нeю здoрoвaютcя, a нeпрeмeннo приocтaнaвливaютcя. Зaмeдлят шaг и cкaжут «здрaвcтвуйтe». Нeкoтoрыe при этoм дoбaвляют имя-oтчecтвo.

Пoдумaл: ecли бы мужчины нocили шляпы, кaк рaньшe, тo oни oбязaтeльнo припoднимaли бы иx нaд гoлoвaми.

Eщe oднa ocoбeннocть. Кoму-тo вдруг cдeлaeтcя дурнo, нaпримeр, приcтуп. Тo, прeждe чeм вызвaть cкoрую, бeгут к нeй. И oнa рeшaeт, звoнить или нe звoнить.

Нe бoитcя брaть нa ceбя oтвeтcтвeннocть. Придeт, измeрит дaвлeниe, внимaтeльнo пocмoтрит и caмa пoзвoнит мeдикaм.

Дeлaeт вce этo пo зoву ceрдцa, бecкoрыcтнo. Мoжeт быть, дaжe нe лeкaрcтвo, нe укoлы, a дoбрoe cлoвo пoмoгaeт, нeрaвнoдушнoe учacтиe и ceрдeчнocть пoддeрживaют чeлoвeкa. Вeдь тaк вaжнo, кoгдa лeжишь бeccильнo нa крoвaти, кoгдa тeбe трeвoжнo и cтрaшнo, увидeть дoбрыe глaзa, уcлышaть увeрeнный гoлoc и узнaть, чтo вce прoйдeт, и бoлeзнь нe тaкaя cтрaшнaя, прocтo нaдo «нeмнoгo пoтeрпeть».

И пoтoм лacкoвoe: «Дaвaй мы тeбe ceйчac укoльчик пocтaвим, и тeбe пoлeгчaeт». Прaвдa жe, чтo этo xoрoшo?

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Сирота

Лизе было два года, когда умерла её мать. Вся деревня жалела малышку, но куда её девать? В каждой семье — свои дети.

Уже совсем хотели было отвезти сиротку в детский дом, но тут Мария Петрова — мать пятерых детей — заявила, что они с мужем решили её удочерить.

— Что ты, Мария, — отговаривали её односельчане, — тебе и со своими справляться нелегко, частенько голодают, а тут ещё чужой ребёнок.

— Ничего, — ответила Мария, — где пятеро за столом, там и шестому место найдётся. И она увела девочку к себе.

Шли годы. Лиза росла послушной и ласковой девочкой. Она не доставляла особых хлопот новой матери, даже никогда не болела, видно, Ангел-Хранитель защищал её.

Нашлись, правда, "услужливые" люди, объяснившие девочке, что она не родная в этой семье, а только приёмыш.

Узнав это, Лиза не огорчилась. Напротив, она ещё больше привязалась к своим родителям и часто, обнимая мать, шептала: — Ты всё равно моя самая настоящая мамочка!

Выросли родные дети и разъехались по разным городам. Осталась с родителями только четырнадцатилетняя Лиза. Из ребёнка она превратилась в красивую девочку с ясными глазами, всегда спокойную и приветливую.

Однажды Мария пошла на речку полоскать бельё. Дело было ранней весной, лёд у берега был ещё крепкий.

Подойдя к ближайшей полынье, она поставила таз с бельём и хотела уже приняться за работу. И тут послышался страшный треск, лёд на середине реки вздыбился, треснул, показалась вода.

— Лёд пошёл, лёд пошёл! — закричали ребятишки и кинулись на берег. Посмотреть на ледоход вышли и взрослые.

Забыв про бельё, как зачарованная, смотрела Мария на грозную картину. И тут льдина, на которой она стояла, оторвалась и медленно двинулась к середине реки.

Мария могла бы ещё перепрыгнуть на землю, но растерялась, а полоска воды между ней и берегом становилась всё шире и шире.

Увидав это, женщина в ужасе закричала. Началась паника: кто кричал о лодке, кто о канате, а льдина всё удалялась.

Вдруг все увидели бегущую к берегу Лизу. Не останавливаясь, она просто взлетела на близлежащую льдину и, перепрыгивая с одной на другую, стала приближаться к матери. Мать, увидев дочь, в отчаянии крикнула: — Лиза, вернись! Мы обе погибнем!

Но девочка не слушала и уже через несколько секунд очутилась рядом с матерью, взяла её за руку и твёрдо сказала: — Успокойся, мама, Бог спасёт нас!

Лиза зорко следила за льдиной, на которой они стояли, и как только та налетела на большую, резко скомандовала: — Прыгай! Обе благополучно перепрыгнули.

Так, перебираясь по льдинам, они приближались к берегу. Лиза почти тащила обезумевшую от страха мать, и та целиком ей подчинялась. Добравшись до земли, мать с рыданьем упала без сил. Подбежавшие женщины отвели их домой.

Народ долго не расходился. Все восхищались поступком девочки, удивлялись её смелости и любви к неродной матери. После этого события уже никто в деревне не называл Лизу приёмышем, а только младшей дочерью Петровых.

Автор: Борис Ганаго 

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Нашей тайной истории уже 15 лет.

Я расскажу её, потому что муж уже знает, а значит — можно. Перед родами я лежала на поддержке 26 дней — это был мега-отпуск перед бессонными ночами.

Со мной в палате лежала Оксана — 21 год, хорошенькая, среднего достатка, живёт с родителями, ребёнок не запланированный, отец не рад и замуж не зовёт — обычная ситуация, и она не видела в ней катастрофы, как-то и не говорили мы об этом. Сказала только раз, что мама её хочет внучку, а папе всё-равно кого на велике учить ездить.

Мы много общались, сдружились, вместе ели вкусняхи.

Однажды утром на осмотре врач спросил у неё: — Вы не передумали?

— Нет, — ответ был твёрдым.

— Медсестра принесёт бланк. По закону вам будут даны 6 месяцев, чтобы передумать.

Я о чем-то подумала, но боялась спрашивать. Перед обедом медсестра занесла документы и Оксана их заполнила. От мыслей у меня уже трещала голова и я не могла больше молчать:

— Что это?

— Отказная.

— Почему!? Вы же вырастите, родители помогут, ты молодая, сильная.

-Ты что!? — Нарожаю еще! А сейчас не вовремя, не нужен он мне! И знаете, ответ был холодным…, не было в нём горя, жалости к ребёнку, не было слёз, она даже не отвернула от меня взгляда, а я всё смотрела и ждала когда же она заплачет — тут-то я и смогу её переубедить! А она не плакала.

Больше мы с ней не гуляли, почти не говорили. А я начала мечтать, как бы мне забрать этого ребёночка к себе. После первой ночи раздумий, не зная куда идёт это её заявление, я с утра пошла к своему врачу.

Рассказала как есть и мы пошли к заведующему родильным отделением. И там рассказала. Пошли к главврачу.

Тут только я озвучила всё: — Можно так сделать, что это я его родила, а она… и не рожала. Я не знаю как, но так чтобы совсем мой? Чтобы мужу и родственникам этого всего не объяснять, просто — я родила двоих и всё! — а у меня было жуткое многоводие, и эта идея казалась мне очень даже отличной.

Врачи рты пооткрывали. Главврач закатил глаза. — Что вы, милочка! Это же нарушение закона! Мне из-за вас под суд идти?…

— Ну какая вам разница?! Придумайте что-нибудь! Пожалуйста! Даже если мы родим по разным датам, запишите потом с моими родами! Или вы его продадите кому-то? — это уж совсем было зря сказано, и оскорблённые медики меня выставили вон.

Этой ночью Оксана родила. Я расстроилась, но в душе надеялась, что Господь уготовил этому ребёночку хорошую судьбу. Сильно думать об этом я себе не разрешала, дабы не доводить себя до слёз и успокоительно гладила свой огромный живот.

На следующий вечер у меня начались схватки. Рожала я трудно. В 6:55 стала мамой Юльки-лапатульки.

Сразу после родов ко мне, ещё раскаряченой после родов, подошел главврач: — Вы не передумали?

Я не сразу поняла, о чем он говорит. А когда поняла, то затрясла головой: — Нет! Нет! Нет! Не передумала! Вот так я родила двойню — Даниила и Юлю. Данилка сосал как насос, а Юляша ленивая была страшно, но вес набирала)

У главврача я спросила, чем помочь отделению. Он черкнул список и сказал: — Чем больше, тем лучше, этого всегда не хватает.

Мужу я по телефону про двойню не говорила. Попросила приехать к нам. Он когда увидел, не то что бы обалдел… — он присел на стул и попросил воды, выпил и спросил: — Так а УЗИ.. Гм, то теперь УЗИ… это…, ты назвала уже?

— А ты как хочешь?

— Ну мы ж думали Юлей, а тут…, — он встал резко и заулыбался, словно что-то вспомнив, — Давай как деда моего — Даниилом? Конечно, давай.

Я плакала, а он думал — от радости. Да я и от радости, и от понимания что делаю, что вру ему, что всем совру через 2 дня, страшно было.

Я не имею понятия как они там всё это оформили, но нам всё выдано было правильно с самого начала — от бирок до выписки из роддома.

21 апреля моим детям исполнилось по 15 лет. Мы поехали на рыбалку отмечать. Данилу подарили спиннинг с катушкой, Юле горный велосипед. Там я решила что расскажу мужу, только трезвая не смогу — боюсь реакции, а выпивши не так страшно.

На обратном пути в магазине взяла 2 бутылки вина покрепче. На удивление мужа ответила «Ну праздник ведь». Дети легли поздно, а я накрыла на кухне продолжение банкета. Когда оставалось на дне второй бутылки, рассказала.

Игорь слушал, потом сказал: — Не верю.

— Вот те крест! — кривой пьяный крест, ужас! На следующий вечер он переспросил: — Это правда?

— Да, — теперь я не такая смелая была, голова висела ниже плеч. Мы долго разговаривали, я плакала. Как камень с души упал, муж меня понял.

— Ну ты… даёшь! Даниил, Юля, идите сюда! — дети подошли, а я замерла.

— Мать ваша сильная и мудрая женщина! Вы с ней поосторожнее, и по-доброму улыбнулся.

Из сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.