Все возвращается или Бумеранг доброты. Обычная история
Той осенью бабушке Вере никак не хотелось уезжать с дачи. Уже и воду отключили, и соседи все разъехались, а она все тянула с отъездом. Погода стояла ну просто удивительная.
— Ещё недельку поживу, и поеду, — Объявила бабушка Вера сыну и снохе. Они приезжали на выходные и никак не могли уговорить ее, что пора и на зимнюю квартиру, скоро холода уже начнутся.
Но не только теплая осенняя благодать держала ее за городом.
Была у бабушки Веры еще одна причина, почему ей не хотелось уезжать.
Месяц назад, когда дачники уже начали разъезжаться, приблудились к ней две кошечки. Она угостила их по доброте душевной, чем было. А утром встала — а кошки на ее крылечке сидят. Не уходят.
Чистенькие, не худые, сразу видно, что не бродячие. Похоже, что с чьей-то дачи забрели, потерялись.
— Идите домой, вы что тут крутитесь, вас ведь хозяева, наверное, обыскались, — уговаривала она пушистых гостей. Но они ни в какую. Ну и пришлось ей опять их покормить.
Кошки с такой жадностью набросились на еду, а потом стали благодарить ее по своему, ласкаться.
У бабушки Веры сердце и растаяло.
Пошла она тогда сторожей поспрашивать, не искал ли кто кошек из дачников. Но оказалось никто не искал, да и все уже разъехались.
— Бросил кто-то, звери, на лето возьмут, чтоб мышей и кротов ловили, а к зиме бросают, — в сердцах обронил сторож, — Я вот тоже Ваську пригрел. В том году в канаве прятался, рана на лапе. ВЫходил его, вон какой справный.
Лохматый Васька сидел на окне и умывался.
«И правда звери, нелюди», — подумала бабушка Вера, — «Что же делать? Куда ж мне ещё кошки, ведь и ноги болят, и голова кружится».
Теперь бабушка Вера прятала кошек в сарае, когда сын приезжал. Ругать же будет, скажет, зачем привадила.
Однажды сын приехал рано:
— Мам, погода портится, нечего тебе одной на даче торчать. Мы волнуемся, всё, собирай вещи, да мы тебя домой отвезем.
Стала она вещи собирать, а сама и не знает, что делать. Пропадут же кошки, зима впереди, мороз, голод. Не выживут.
Может их и правда хозяева бросили, а может просто потерялись. Видно, же что домашние кошки, не приспособленные.
Сын заметил, что мать грустит, успокаивать начал: — мам, ну ты чего это так расстроилась? Зиму в городе поживешь, со своими подружками, с соседками пообщаешься.
А потом, глядишь, и весна опять.
— Да, сынок, не знаю, как тебе и сказать. Смеяться надо мной будешь, да и ругать. Скажешь, что сантименты это.
Кошки ведь у меня, сынок, в сарайчике. Ну не могу я их бросить. Как представлю, что они от холода, да от голода помрут тут….., — и бабушка Вера отвернулась, чтобы сын не увидел, что глаза у нее на мокром месте.
— Ну ты, мам, даешь. Смотри, дело твое, ты в своем доме хозяйка. Но нас даже и не уговаривай. Дети как-то просили, но мы им сразу сказали — нам и так хлопот хватает. Никаких котов и собак!
— Конечно, сынок, я для себя. Живу одна, мне веселее будет. Ну раз приблудились, не бросать же их на явную погибель, — обрадовалась бабушка Вера.
Соседки очень удивились, когда кошек увидели:
— Вот тоже, заботу себе завела. И зачем тебе это надо?
А бабушка Вера и сама не знала. Только в доме ее так тепло да уютно с кошками стало.
То они на окошке сидут, то на диван рядом с ней прилягут. И все мурлычат, песенку свою напевают, тельцами тёплыми греют.
Даже внуки стали забегать чаще к бабушке Вере. Да все восхищались:
— Смотри, бабуль, как Муся на спинку легла. А смотри, как Дуся играет, ой какие у нее лапки мягкие.
— Вы уроки то хоть сделали? А то вам все баловаться, — волновалась бабушка.
— Ты что, — заговорщицки, прошептал старший, — конечно сделали! Мама знаешь как сказала? Если хотите к бабушке и к кошечкам — быстро за уроки!
— Да, — добавил младший, — у меня теперь одни пятерки! И посуду я сам мою!
— Ух вы, мои хорошие!, — засмеялась бабушка. Она и сама заметила, что у нее жизнь как-то изменилась. И голова не кружится, и вообще лучше себя стала чувствовать.
Но бабушку Веру ждало ещё одно испытание. Оказалось, что у одной кошки будут котята. Она к этому была совсем не готова.
Соседки теперь тоже чаще заходили к бабушке Вере. Придут вроде просто так, а сами так и норовят кошку погладить.
— Хорошо, когда кошка в доме, — призналась как-то одна из них. У нас ведь раньше всегда в доме коты были. А когда бабушка Вера сказала им про котят, то они не сговариваясь попросили у нее по котенку.
Муся родила троих котят.
Внуки были в неописуемом восторге.
А как-то сын, заехав за мальчишками, неожиданно сказал:
— Мам, а знаешь, ты ведь права. Должны быть животные в доме. И дети как-то послушнее стали, добрее, и учатся лучше.
Мы ведь им за это котенка все таки пообещали, раз на них общение с живностью так благотворно действует! А уж раз свои появились, да от такой кошки ласковой, так мы у тебя возьмём.
Улыбнулась бабушка Вера и конечно с радостью согласилась.
Вот так и получился настоящий бумеранг доброты.
Доброты, которая неожиданно растопила льдинки стольких сердец ее близких людей.
Бабушка плакала. Слезы градом катились по щекам, морщинистые руки безуспешно пытались найти что-то в сумке, потрепанной и местами перемотанной изолентой. Шаль, стоптанные дутыши, пальтецо с облезшим воротничком. Неожиданно подожок, с помощью которого старушка передвигалась, с грохотом упал на пол. И очередь словно ожила, заколыхалась, загудела.
— Можно побыстрее, а? Мне вот еще на автобус надо успеть! Уже пять минут слушаю эти причитания, — надменно произнесла перегидрольная блондинка со щедро подведенными бровями в норковом полушубке.
— Оно и правда. Долго стоим. Я и так после вчерашнего еще не отошел. А ты, Колян? Хорошо посидели! Ну да сейчас похмелимся, нормально будет! Бабка только чего-то долго копается! – остроносый, похожий на хорька молодой мужчина с вожделением посмотрел на три бутылки горячительного, лежащие в своей корзине.
— Дык невозможно стоять-то уже. Вот чего по магазинам ходить, если денег нет! – его товарищ с вороватым, красно-синим носом, судорожно вытирал пот со лба.
— Слушайте! Вы людей задерживаете! Алле! Бабуся, уйдите в конец очереди что ли! Мне вон за ребенком еще в садик надо! – перекатывая во рту жвачку, лениво протянула брюнетка в лимонном пуховике, перетянутая поясом, словно оса.
Я стояла после них всех. Был час пик. Конец рабочего дня. Супермаркет, куда все забежали за продуктами. Гул голосов, яркие упаковки товаров, манящие диковинные фрукты. В моей корзинке лежала косточка для собаки, кусок вырезки и пачка печенья. Такого, с апельсинками и корицей. По приходу домой планировала посмотреть кино и попить чайку. Между тем возле кассы продолжалась волна возмущения. Оставив корзинку, я протиснулась ближе.
— Люди добрые, у меня в кошелечке денежек нету! Как же так… были и нету, — продолжала плакать бабушка.
Шаль сползла набок, стали видны белоснежные волосы. Губы ее дрожали, а взгляд… Так смотрят малыши, когда им страшно или их кто-то обидел. Недаром говорят, что старики и дети похожи – они одинаково беззащитны и доверчивы. Они одинаково нуждаются в защите и поддержке сильных здоровых людей. В корзиночке у бабушки лежал кусочек колбаски, крупа, пакет молока, дешевые карамельки и сверкающая коробочка с чаем.
— Ишь, старуха, чай дорогой берет. Я себе такой не позволяю, да еще жалуется, что денег нет! – процедила дама в норке.
— Мне, может, недолго осталось. Особо ничего кушать не беру, но вот одна радость – чайку такого попить. Редко покупаю, растягиваю, пью из блюдца, оно у меня красненькое, в беленький горошек. Чаек вкусный очень! – прошептала бабушка.
— Я заплачу, сколько там? Посчитайте! – решительно минуя впереди стоящих, я придвинулась к старушке.
— Девушка, ну это вы зря. У нее, может, есть деньги? Зачем платить-то занее? – недоуменно протянула блондинистая женщина.
— Вы же видите, что там их нет! Вдруг потеряла, забыла или еще что. Давайте корзинку, я заплачу, бабушка! – подняв подожок и поддерживая старушку, подошла к кассиру.
— Так я считаю? – сказала та.
— Считайте.
Прости меня, пес. Ты сегодня без вырезки и косточки. Но я не могу иначе.
— С вас тысяча.
Уплатив и по-прежнему держа старушку за локоток, подошла к столикам, чтобы сложить покупки.
— И денег не жаль, видно, легко достаются, — прошипел кто-то сзади.
Да нет, уважаемые. Нелегко. И они были последние. А это значит, что с работы и на работу теперь придется ходить пешком. Питаться морковкой и свеклой (ну и ничего, овощи полезные). И отдать собаке свои котлетки, рассчитанные на неделю. Потому что зарплата только через пять дней. Но это так страшно, когда плачет пожилой человек. А все делают вид, что ничего не происходит. Неизвестно, как повернется колесо фортуны и где окажется рафинированная равнодушная дама в норковой шубке. Может, закончит свои дни одна, брошенная детьми? Нельзя кичиться тем, что имеешь и не обращать внимания на чужую боль. Это как-то неправильно, что ли.
— Спасибо тебе, милая. Дай Бог здоровья. Спасибо! Вот твоей бабушке повезло с внученькой! – бабуля погладила меня по руке.
Мы вышли на улицу. Снег кружился, была легкая метель.
Я, прикрыв глаза, поцеловала. И на минуту представила себе такую же метель. И мою бабушку Симу, которая всегда провожала меня, махала рукой и все смущалась, когда я пыталась ее поцеловать. Мол, чего ты меня старую обнимаешь да целуешь. Представила вторую бабушку, Машу (со стороны папы). Она тоже обожала дорогой чай в таких вот диковинных коробочках. Потом отдавала их мне, и я там прятала бусинки, пуговички, ракушки и прочие сокровища. А еще была прабабушка Люся, она одевала на меня леопардовую курточку и полосатую шапку, кокетливо повязывала себе платочек, и мы отправлялись собирать осенью листья. Потом садились на скамеечку у дома, сортировали их. И делали чудный гербарий. На миг вернулись восхитительные ощущения, как мои старики качали меня на руках, дули на разбитые коленки, пытаясь побаловать вкусненьким, доставали противни с горячими пирожками, с капустой, повидлом, луком и рисом. Вспомнились и дедушки – импозантный дед Дима в длинном пальто, достающий из коробки огромного германского пупса, веселый деда Толя со стороны папы, невесть, где раздобывший кукольный сервиз из 40 предметов и явившийся меня поздравлять в семь утра с днем рождения с огромным букетом пионов. С ними было ощущение уюта, покоя, причала. Их истории я могла слушать часами. Теперь мне остается только целовать фотографии. Все мои бабушки и дедушки умерли очень молодыми, оставив ни с чем невосполнимую пустоту внутри…
Да и вообще. Поглядите по сторонам. Настоящих старушек сейчас увидишь мало. Таких, в платочках, пальто и с сумочками, которых уже нет в продаже. Или дедушек в шляпах и пальто, с тросточками. Если мне удается их увидеть, я всегда останавливаюсь, смотрю. И радуюсь. Не знаю, чему. Просто тому, что они есть.
— Ой, погодите, пожалуйста. Вот, возьмите конфеты! Как раз с чаем попьете, – вынырнув из воспоминаний, я высыпала бабушке в сумку пригоршню сладостей.
Ничего, дома есть сушки. А сладкого надо в меру кушать! Бабуле оно полезней будет!
— Чего ты меня все угощаешь! Не могу я взять! А сама ты как же? – покачала головой старушка.
— Просто помяните моих. Всех пятерых. Прабабушку, бабушек и дедушек, — попросила я.
— Вот оно как. Хороший ты человечек. Добрый. А твои бабушки и дедушки тебя очень любят. Помнят. Помогают тебе. Все те, кто ушли, не оставляют своих заботой тех, кто остался и так любим ими. Помни это, — пристально глядя на меня, вдруг произнесла старушка.
А глаза у нее оказались нереальными. Словно соединились в них все цвета: синий, зеленый, фиолетовый. И они казались такими молодыми, эти глаза.
— Откуда вы знаете? – прошептала я.
В этот момент мы почти подошли к пешеходному переходу. Неожиданно сзади раздался какой-то грохот. Я непроизвольно обернулась. Два грузчика, шутливо переругиваясь, пытались поднять упавшие с фуры ящики.
— Лишь бы не разбили ничего, — пронеслось в голове.
— А хотите, я вас до дома провожу, — развернувшись, произнесла я.
И наткнулась на недоуменный взгляд стоящего рядом мужчины.
Бабушки не было! Прошли минуты, но она просто исчезла. Ее не оказалось на той стороне, вблизи еще одного магазина, входа в парк. Напрасно я бегала и всматривалась глазами в прохожих. Она словно растаяла в воздухе…
Домой я вернулась уже когда стемнело.
— Прости, пес. Косточек мы купим позже, зато много! Мяса я не взяла, не на что пока, зато будешь кушать котлеты! А пока – гулять! – собака виляла хвостом, радуясь встрече и, кажется, нисколько не огорчалась от таких перспектив.
Побродив полчаса, мы возвращались домой. Где и обнаружили стоящего возле двери с огромным пакетом старого знакомого Дмитрия Викторовича.
— Звоню, никто трубку не берет. Стучусь – никто не открывает! – проворчал он.
— А, телефон дома оставила, в сумке. Проходи, — ответила я.
В квартире он поставил на пол гигантский пакет и, сияя, как начищенный до блеска самовар, повернулся ко мне со словами:
— Ну, пробуйте. А я пошел. Потом позвонишь, скажешь.
— Чего пробуйте? – удивилась я.
— Ну как же! Вот, достаю. Так, тут корм собачий, это новомодные косточки, это рубец, это мясо теленка и ягненка. Короче, полно тут всего. Твоему собакевичу понравится. Я ж магазин элитный для собак открываю! Вот, взял на фирме на пробу. Думаю, дай твоего песика угощу. Я ж тебе его привозить помогал, он крестник мой! Ну, бывайте! – надев шапку, Дмитрий Викторович шустро выскользнул за дверь.
Стоит ли говорить, что у собаки был пир. Да и у меня, кстати, тоже. В пакете еще нашлись конфеты (явно не для животных) и коробка с печеньем. Чудеса!
Вот как бывает – поделишься – оно и вернется. Хотя в тот момент, в магазине, я конечно, ни о чем таком не думала.
Ну а вы, если пойдете и увидите бабушек, продающих носочки, подследники, купите, пожалуйста. Возьмите у них варенье, головки чеснока (даже если нет дачи), соленую капусту и… да что угодно! Лучше не берите сдачу. Им подспорье, пенсии-то небольшие. Увидите в магазине – угостите. Просто так. Как часто смотришь и видишь стариков, у которых кроме хлеба, молока и крупы ничего в корзинке нет. Мы молодые, мы еще сможем. А им хочется вкусняшек! И помочь бывает некому. Дети или далеко, или погибли. А может, их вообще не было.
Конечно, пожилые люди могут отказываться. Они гордые. И это правильно. Тогда попросите помянуть умерших родственников, это работает, проверено. Они будут молиться о рабе Божией Марии, Ефросинье и т.д. Пожелайте бабушкам и дедушкам здоровья, погладьте. Они расцветут! Потому что хотят общаться, хотят знать, что по-прежнему в строю и нужны! Подарите свою заботу, внимание, подарочек. Вспомните, вдруг живет рядом дедушка-сосед, который очень обрадуется тарелке пирожков или кусочку манника?
А если есть в живых свои бабушки и дедушки, но нет времени, потому что работа, карьера, новый бойфренд или лучшая подруга куда зовут, бросьте все. Хотя бы на один день. Съездите к ним, обнимите, сходите с ними погулять или в кафе. Сколько радости вы им принесете этим! Я бы все отдала за такую возможность, но это нереально. Берегите стариков, пока они с вами и живы… Пусть нить поколений подольше не рвется, она и есть то самое, настоящее, ради чего стоит жить…
Он ехал на своей «Калине» с работы домой. А в мечтах уже сидел за рулём новой «Тойоты РАФ». Пять лет копил Алексей деньги на новую, нормальную машину. И вот его мечта совсем рядом. Он уже заезжал в салон и видел эту мечту, прикасался к ней руками. Придётся ещё тысяч пятьсот в кредит взять. Но зарабатывает он хорошо. За трёхкомнатную квартиру давно рассчитался. Отец, конечно, помог. И с машиной немного поможет.
Радостно забежал в квартиру. На глазах жены слёзы.
— Валерия, что случилось? – обнял её за плечи.
— Мама, в больнице… при смерти… её из дома увезли. Сейчас только позвонили, — жена уткнулась ему в плечо, захлёбываясь слезами. – Она жаловалась на боли в пояснице, но в больницу не ходила. Оказалось у неё с рождения одна почка. Сказали, так бывает. И эта почка отказала.
Валерия заплакала ещё сильнее.
— Поехали! – твёрдо сказал Алексей.
— Сейчас одежду возьму, — жена заметалась по комнате. — Я у неё в палате останусь. Катя сегодня у твоих переночует.
***
Алексей старался относиться к своей тёще нейтрально. Жила она одна за городом, в посёлке. Муж её умер лет десять назад. Тёща была ворчливой и постоянно, чем-то недовольной. Иногда по выходным он с женой и дочерью навещали её. Но Алексей старался, чтобы эти визиты были, как можно реже.
И вот теперь она лежит, не двигаясь, на больничной койке, присоединенная к какому-то аппарату. Жена плачет, сидя рядом на табуретке.
Зашёл врач, легонько тронул Алексея за руку и кивнул на дверь.
***
— Больная, кем вам приходится? – спросил врач, когда они вышли.
— Тёща.
— У вашей родственницы односторонняя агенезия.
— Что?
— Она родилась с одной почкой. Так бы у одного человека на две тысячи. Иногда проживают всю жизнь и не догадываются об этом. Вот и ваша родственница прожила полвека…
— И что? – спросил Алексей, видя, что врач замолчал.
— В нашей больнице она проживёт день-два. Её спасёт лишь трансплантация донорской почки.
— Что совсем нет выхода.
— У нас в городе есть платная клиника. Если у них есть подходящий по всем параметрам орган…
— Сколько это будет стоить.
— Точно не знаю, но никак не меньше миллиона рублей.
— Вы можете с ними связаться?
— Да, сейчас свяжусь.
Зашли в кабинет. Алексей сел на стул. Доктор долго разговаривал с кем-то по сотовому телефону. Смотрел, какие-то данные по ноутбуку. Затем поднял голову, держа включенный телефон в руке:
— Стоимость донорской почки, операции, препараты и послеоперационная реабилитация обойдётся вам в миллион шестьсот тысяч. Три четверти суммы нужно внести сразу. Больная должна быть в клинике в течение часа-двух. Что мне ответить?
— Согласен! – после небольшого раздумья произнёс Алексей
— Поезжайте за деньгами, — врач протянул визитку. – Вот адрес клиники. Возвращайтесь прямо туда.
***
Валерия подняла голову, рядом стояла медсестра:
— Извините, вашу маму переводят в другую больницу.
— Зачем? – испуганно прошептала женщина.
— Это частная клиника, очень хорошая, но дорогая, — медсестра одобрительно улыбнулась. – Там вашей маме сделают операцию!
Уже в машине скорой помощи, Валерия вспомнила о муже, достала телефон:
— Лёша, ты где? Нас повезли в другую больницу.
— Знаю! Я еду туда.
***
Вот и клиника. Мелькнула на стоянке машина мужа. Маму положили на каталку и повезли, быстро, Валерия едва успевала за ними.
— Дальше вам нельзя! – остановила её медсестра. – Операция продлится долго. Затем ваша мама будет долго спать. Приходите завтра утром!
— А мама не умрёт?
— Ну, если к нам привезли, значит, не умрёт.
Валерия долго стояла у двери операционной, пока не подошёл муж:
— Пошли домой! – легонько обнял за плечо.
— А мама?
— С твоей мамой будет всё в порядке! Они здесь с гарантией работают.
— Лёша, но ведь клиника платная?
— Наша «Калина» ещё бегает.
— Причём здесь наша…, — и вдруг, словно на столб налетела. – Ты отдал деньги, которые копил на машину?
— Ещё и не хватило. Надо, где-то срочно искать.
— Лёшенька, родной ты мой! – уткнулась в его плечо и заплакала.
***
Алексей пришёл к своим родителям.
— Что со сватьей? – бросилась к нему мать.
— Сделали операцию. Всё нормально, — прошли в комнату.
— Привет, сын! – с дивана встал отец.
— Привет, папа! Разговор есть.
— Садись!
— Папа, деньги нужны, — присел на диван. – Двести тысяч.
— На операцию не хватило?
— Да, — сын удивлённо поднял глаза.
— Мать, двести тысяч надо, — улыбнулся, глянув на жену. – Я знаю, у тебя есть в загашнике.
— Зачем?
— Спасти тёщу! – сын грустно улыбнулся и обнял свою маму.
— Сын, ты правильно поступил, — твёрдо сказал отец. — Я горжусь тобой.
***
Прошло три недели. Сегодня Алексей с женой на своей старенькой машине приехали забирать тёщу из больницы. Забирать к себе в квартиру. Ей теперь много чего нельзя. В своём доме она точно не сможет жить. И их жизнь теперь изменится. Непонятно, в какую сторону, но, наверняка, не в лучшую.
Так думал Алексей, стоя в больничном коридоре и, глядя на дверь кабинета, из которого должны выйти жена и тёща.
Вот дверь открылась и они вышли. Женщина, как-то по-особому посмотрела на своего зятя, словно увидела его впервой. Робко шагнула ему навстречу, слёзы полились из её глаз. Уткнулась ему в грудь:
— Спасибо, сынок!
Что-то защемило в груди Алексея. Он всё время видел в ней строгую, всегда чем-то недовольную тёщу. А сейчас перед ним стояла просто пожилая женщина и, прижавшись к нему, словно искала защиты.
— Всё нормально, мама! – обнял её. – Будем вместе жить!
***
Прошло ещё три месяца.
Алексей на своей «Калине» возвращался с работы домой. Жизнь за последнее время, конечно, изменилась. С одной стороны, приходится каждый день мириться с присутствием тёщи. С другой стороны – в квартире всегда идеальный порядок, и готовит она лучше жены.
Навстречу пролетела «Тойота РАФ», вызвав у Алексея тяжёлый вздох. Мечта о такой машине так и осталась мечтой.
***
Зашёл в квартиру. Выбежала дочь:
— Папа, ты чего грустный?
— Устал немного.
Умылся. В кухне на столе его ждала тарелка борща с мясом.
— Садись! – кивнула тёща и села напротив.
— Спасибо!
— Алексей, я свой дом в деревне продала за два миллиона, — загадочно посмотрела на зятя. — Как раз тебе на твой РАФ хватит.
Пашка, который уже множество раз убегал из детприёмников, здесь, в детском доме, наконец-то, сдался и утихомирился.
Он, как робот, выполнял все предписанные правила, и никто не мог предположить, что в его мутной голове уже созрел план мщения. Он говорил себе:
— Вот только подрасту, вот только мышцы подкачаю, вот только математику подтяну, будь она неладна! С математикой у него действительно не ладилось.
Эта математичка — клуша натуральная! То старшая дочь придёт к ней на перемене, и они потихонечку о чём-то шушукаются. То младшую приведут ей к окончанию последнего урока, и она идёт с ней домой, по пути заходя на качели, в киоск за пирожками, или играет с ней на лужайке в мячик.
Пашка учился хорошо, только с математикой не ладилось, и, когда учительница подходила к нему, чтобы узнать, в чём у него затруднение, он становился как дикобраз, выставивший лес иголок.
—Не нужна мне ваша помощь!
Он сам не осознавал, в чём дело, но всё чаще и чаще проводил параллель между учительницей математики и своей матерью, которая подбросила его, шестилетнего, пьющей шалапутной бабке, а сама уехала куда-то с очередным ухажёром.
Жили они с бабкой впроголодь, ходили в тряпье. Сердобольные соседки приносили обноски, девчонки обзывали недоноском, мальчишки его вообще за человека не считали. И он, получив однажды двойку по чтению, шёл, размазывая слёзы по щекам, и твердил: «Вот выучусь, стану учителем, всем буду двойки ставить!» А потом внезапно умерла его непутёвая бабка. Ох, и помыкался же он! Но никак не хотел жить в детдоме! Где он только не ютился, с кем только не делил ночлег! И даже сейчас, ложась спать, он представлял себя то на чердаке, то в подвале, то в канализационном люке…
Как только дневные заботы уходили на второй план, тут же приходили мысли о матери. Он никак не мог ответить себе на вопрос: «Почему она его бросила?»
Он помнил мать смутно, но представлял её молодой, высокой, красивой и пахнущей духами. Она прижимает его к своей груди крепко-крепко, потом треплет за щёки и говорит: «Подожди, сыночек, ещё чуть-чуть, и я тебя заберу». Но время шло, а она его даже и не искала!
— Как можно забыть о своём ребёнке? – думал Пашка, и представлял себя совсем маленьким мальчиком, и ему этого мальчика становилось нестерпимо жалко, и обидно за него, и хотелось отомстить за поруганное и растоптанное чувство надежды на любовь, справедливость. Может, у неё уже есть другие дети, как у нашей математички, и он, Пашка, больше ей не нужен?
Сегодня опять была стычка на уроке математики! Она, «Клуша», подошла опять со своей помощью! «Как она не понимает? — выходил из себя Пашка. — Не нужна мне её помощь! Ненавижу математику, ненавижу женщин! И буду им всем мстить, страшно!»
Он только не знал ещё как, но страстно желал мщения. Он даже с сочувствием смотрел репортажи о преступниках, и всех их оправдывал. Ведь там часто говорили, что их обижали в семье, им не с кем было поговорить, у них не было настоящих друзей. Всё как у него. Он уже примерял на себя судьбу арестанта, ведь после отмщения, возможно, ему придётся жить в колонии.
Вот и сегодня, после окончания уроков с такими же тяжёлыми мыслями он взял ранец и собрался идти в детдом. Вдруг кто-то окликнул его. Он оглянулся и увидел её, «Клушу». Она стояла, держа под мышкой стопку тетрадей, это была их контрольная. «Неужели двояк? — промелькнуло у Пашки в голове. — Ну, и наплевать!» — но нехотя остановился.
Учительница сказала: «Подожди, Паша!» Голос её был до того домашний, что мог расположить к себе даже дерево, не то что не знающего ласки подростка. Он остановился, и от волнения проглотил слюну, которая неизвестно откуда появилась, и мешала сосредоточиться. Взгляд его был настороженным и колючим.
Учительница подошла, дотронулась до Пашкиного плеча, и сказала: — Паша, мне с тобой поговорить надо, сядь, пожалуйста. Пашка дёрнул плечом и возразил математичке: — Ставьте свою двойку, мне ваших поблажек не надо!
На лице этой красивой и доброй женщины отразилось сожаление, которое удивило подростка. Он в своей среде привык на грубость получать ещё большую грубость. Но учительница терпеливо переждала его вспышку и, ласково улыбнувшись, сказала:
— Да нет, у тебя не двойка выходит, а твёрдая четвёрка! Проблема в том, что я вижу, что ты мог бы учиться на «пять» и обогнать многих в классе, если бы немного позанимался дополнительно. В институт сможешь на бюджет поступить. Хочешь в институт-то?
Пашка обалдело хлопал своими длинными ресницами, не понимая, кто будет платить за эти дополнительные занятия, а учительница сказала:
— Ну, вот, и хорошо, завтра после уроков придёшь ко мне домой, и начнём.
Пашка слышал, что математичка занималась репетиторством, но чтобы он — к ней?!!! — Нет, я к вам не пойду, — Пашка стал пятиться к стенке, тогда Маргарита Фёдоровна сказала: — Зря! Математика очень нужна при поступлении, а кто ещё тебе предложит бесплатные занятия? Так что, решай! — А зачем я вам сдался, чтоб учить меня бесплатно, из жалости, что ли? Мне Вашей жалости не надо! — Ну, Паша, это уже другой разговор. Сядь, я тебе что-то расскажу.
Они сели за первую парту и «Клуша» поведала: «Видишь ли, моя мама была сиротой. Её родители, мои бабушка с дедушкой, на войне погибли. Училась она неплохо, но один учитель заметил у неё талант музыканта, и стал заниматься с ней, не жалея ни сил, ни времени! И она стала очень хорошей пианисткой. Вот и я хочу помочь тебе так же.
Не ожидал Пашка такого поворота, теперь и отказываться как-то неудобно. Оказывается, что это больше учительнице надо, чем ему. И он согласился.
Математичка в первый же день сказала ему: — Ты же Паша знаешь, у меня сыновей нет, а муж всё время по командировкам, так что, если я попрошу тебя в чём-нибудь помочь, ты же мне не откажешь? — Конечно, нет! Я и сам хотел спросить, может как-то отблагодарить Вас за уроки? — Нет, не отблагодарить, а просто помочь по-человечески, как я тебе.
Пашке стало неудобно за свои слова, и он торопливо заверил учительницу, что она может на него всегда рассчитывать. — Ну, вот и ладненько.
Они занимались, делая перерыв на чай, а вечером он возвращался в детдом, но уже не чувствовал себя совсем брошенным. Ребята ему говорили: «А ты хотел бы, чтоб математичка стала твоей мамой!» Он поворачивался к собеседнику и крутил пальцем у виска. Но эти вопросы смущали душу подростка.
А потом, когда наступили каникулы, и многие дети разъехались по своим родственникам, Пашка жил у Клуши на даче, играл с её девчонками, ходил с ними в лес за ягодами.
Он уже не ершился, как прежде, и ему всё больше и больше не хотелось думать о своей учительнице математики, как о «Клуше», потому что её нежная забота о дочках, которая раньше царапала его самолюбие, перешла и на него. Когда он решал бесчисленные уравнения, вычерчивал синусы и косинусы, она подходила к нему, обнимала за плечи и, заглядывая в тетрадь, одобрительно с улыбкой кивала: «Молодец-то ты какой!», Пашкино сердечко обдавала тёплая волна нежности, и ему хотелось прижаться к её пахнущему пирожками переднику и сказать: «Мама», но он же не сумасшедший, он же помнил, кто есть кто.
Со старшей дочерью Клуши Любой у них были натянутые отношения, казалось, что девочка ревнует Пашку к матери, а Пашка при каждом удобном случае старался её уверить, что он здесь только до осени, а там и духа его не будет.
Общаясь со старшей, он всегда помнил, что математичку зовут Маргарита Фёдоровна. С малышкой всё было по-другому: она чуть что, цеплялась за его руки и тащила то играть в мячик, то запускать змея, то просила почитать ей сказку: «Видишь, Паша, маме некогда», — и Пашка уже почти чувствовал себя членом семьи.
Но однажды грянул гром среди ясного неба. Отзанимавшись, поев оладышков с мёдом и напившись душистого чая, Пашка ждал, чем же займётся семейство, и какая роль будет отведена ему. Он бы с удовольствием поиграл в волейбол со старшей, но маленькая Лиля, подняв свои ангельские глазки, с полной уверенностью избалованного ребёнка спросила свою мать, не ожидавшую такого поворота: «А можно мы с братиком пойдём на качели?
Пашка смутился, растерялся и во все глаза смотрел на учительницу. К тому времени он перестал быть колючим, его оставили мысли о мщении, у него появилась крохотная надежда, что он кому-то нужен, что он хоть изредка, по праздникам будет запросто приходить в этот тёплый дом.
А учительница смотрела то на Пашку, то на свою малышку. Пашка сильно покраснел и стал бормотать: «Ну, какой я тебе братик, у тебя, вон сестра есть, а я скоро опять в детдом пойду, в свою комнату», — и, втянув голову в плечи, беспомощно посмотрел на свою учительницу.
А Лиля пояснила: — Это соседки меня всё время спрашивают: «А это твой братик?», а я им и говорю: — Пока ещё не братик, но скоро будет братиком. Пашка, покраснев до корней волос, осипшим от волнения голосом произнёс: — Так не бывает, — а сам ждал, что скажет учительница. А она вдруг и говорит: — Ты нам, Паша, стал как родной, мы даже и не представляем, как мы жили без тебя. Скоро наш папа приедет из командировки, он, наверное, будет рад, что в доме ещё один мужчина появился, а то какое-то девичье царство, хоть будет с кем в шахматы сыграть.
При упоминании о шахматах сердце у Пашки сжалось, ведь он даже не знал, как фигуры называются, а перспектива играть вечерами со взрослым мужчиной была очень заманчивой, и он, оправившись от неловкого разговора, стал соображать, где бы ему этой непростой игре научиться…
Во дворе, где был детский дом, стояла лавочка, и по вечерам там сидели пожилые дядьки, такие степенные, передвигали разнокалиберные фигуры.
Всё, он пойдёт к ним и научится, а потом, когда приедет их «папа» — это слово тоже сладко таяло у Пашки в сознании и отзывалось тёплой волной в сердце, он сядет с ним за шахматную доску, и они будут играть, а женщины будут лепить пирожки. Но тут его мысли прервала старшая, спросив: «А ты в шахматы-то играть умеешь?»
Вот есть же такие люди, которые могут легко и без сожаления зарубить на корню любую, самую цветущую мечту!
—Научусь!
— Ладно уж, бегите на качели, — сказала Маргарита Фёдоровна Лиле и Пашке, — а ты, Люба, останься со мной, поможешь посуду помыть. Пашка метнулся: «Давайте, я помою, а потом схожу с Лилей на качели!» Маргарита Фёдоровна безапелляционно махнула рукой: «Идите, мы сами справимся! — и улыбнулась. Когда дверь за Пашей и Лилей закрылась, и их фигуры промелькнули в окне, Люба подошла, прижалась к маме и, подняв голову, заглянула матери в глаза:
— «Мы в ответе за тех, кого приручили?» — Да! Я думаю, что папа меня поймёт и вы тоже! — Я боюсь, что Паша только сейчас такой услужливый и покладистый. Вспомни, каким он был колючим до занятий у нас дома. — Мне кажется, — сказала, улыбнувшись, Маргарита Фёдоровна, — что он давно меня выбрал мамой, и ревновал вас ко мне. А его колкости — это всего лишь защитная реакция на безысходность. — Боже мой, мама, ты неисправимая фантазёрка! Был бы он постарше, защищал бы меня, а то ещё за него заступаться придётся. — Стоп! Ты уже его тоже в братишки записала? Но, вообще-то, у нас нет выбора! У каждого человека должен быть шанс иметь семью, родных. Как же мы его теперь назад отправим? Его мальчишки в детдоме не поймут, скажут: «Ты просто не понравился». Они ведь в каждом сближении видят шанс. А для Паши это будет удар.
Мальчишка-то добрый, умный. Ну, а если что проявится нехорошее, воспитывать будем на собственном примере.
Спустя шесть лет в плацкарте поезда «Калининград-Москва» ехала семья: Мама и Папа, с ними две дочери, одна с мужем, другая подросток десяти лет, и 18-летний сын, только что закончивший школу с золотой медалью и поступивший в МГУ. Они ехали из Москвы со свадьбы старшей дочери. Никто бы не подумал, что сын у них приёмный, если бы не женщина из соседней плацкарты, сестра мамы этого дружного семейства! Она мне и поведала эту историю, может, потому, что я расположила её к себе песнями под гитару, а маленькая Лиля рассказала мне на ночь новогоднюю сказку собственного сочинения о найденном папой в дремучем лесу несчастном, оборванном и бесприютном подростке, оказавшемся благородным принцем. Автор:Татьяна МАРЮХА
