С новым годом, Ия Суслик!
Татьяна Пахоменко
Холодильник с треском захлопнулся. Два яйца грустно подпрыгнули, передав привет кусочку масла и пожухшему грустному огурцу. С верхней полки на пустое безобразие смотрели три последних сосиски. Они гордились тем, что уцелели – их не едят уже два дня, хотя даже ручонки тянут, но в последний момент вдруг отказываются от своей затеи.
— Мыши… У меня нет даже несчастных мышей, которые обычно живут в таком нищенском месте, — всхлипнула молодая женщина по имени Ия и с силой баскетболиста зашвырнула тряпку в сторону мойки.
Тряпка, проделав дугу в воздухе, вдруг изменила траекторию и шлёпнулась на стол, задев стоящую на краю чашку.
И она упала на пол, разбившись.
— Нет, нет, Господи, только не это! – Ия на коленках подползла к столу, собирая осколки.
Блюдечко и чашка – тончайший фарфор, привет из прошлого. С причудливым бело-синим кружевным узором. Единственное, что осталось от тёти Гали.
Именно она воспитывала маленькую Ию с рождения. После тёти осталось много вещей. Но все они таинственным образом исчезли из квартиры, когда туда наведывались сочувствующие. Отследить их перемещение не удалось – Ия лежала пластом, ничего не видя и не слыша перед собой. На работе милостиво разрешили взять отпуск без содержания. Возвращение в суровую реальность произошло, когда в дверь забарабанил сосед снизу, всегда весёлый краснолицый дед Толян, который интересовался, нет ли у неё чего опохмелиться, а то праздник же…
С тех пор Ия судорожно барахталась на поверхности жизни, пытаясь в неё вписаться. Не получалось. Хотелось тепла, счастья и море эндорфинов. Без них человек чахнет, как цветочек без полива. Эндорфины искала во всем: в падающих снежинках, разноцветных гирляндах на окнах, которые освещали чужое счастливое жильё, в синичках, собирающих семечки.
Сумочка Ии – отдельная история. Забавная, сшитая ещё тётей Галей из плотной ткани, украшенной смеющимися помидорками. В ней лежали семечки, булочка (чаще всего тоже шла на еду пернатым), пакет корма и сосиски для бездомных собак и кошек. Однажды, когда Ия искала там завалящийся ключ, на неё презрительно посмотрела незнакомка с дорогой сумочкой, где размещался крутейший телефон, нарядная косметика и бумаги.
Вытянув утиные губки, взмахнув ресницами-гусеницами и поправив кудлатые волосы ниже талии, буркнула ей напоследок:
— Дура толстая!
Дурой себя Ия никогда не считала. Она запоем читала книги. И это единственное (не считая стен и мебели), чего не унесли из их с тётей Галей квартиры. А вот толстой… Просто упитанная дама 43 лет, пушистые кудрявые волосы цыплячьего оттенка, большие сливовые глаза, вздёрнутый носик и ямочки на щеках.
Ия хотела вслед крикнуть тоже что-то обидное, но потом передумала.
В ней произошёл какой-то надлом. Это раньше она спуску никому не давала. Но теперь больше хотелось делать и говорить что-то доброе. Негатива и зла и без неё хватало, устала уже читать в соцсетях.
Вечерами у Ии был свой ритуал. Она наливала в любимую чашку крепко заваренный чай с мятой, ставила вазочку с тонко порезанным апельсиновым кексом и доставала сахар кубиками. С абажура лился мягкий свет. На стене висела репродукция Кустодиева. Купчиха тоже пила чай и словно улыбалась ей, Ие из далёкого прошлого. К ней ластился кот, сочными дольками лежал на столе арбуз. Добрый молодец держал коня. Самовар, соседи. Ия обожала Купчиху, от неё веяло счастьем и покоем. И модель для картины известного художника звали, как её тётю, Галей.
— Знаешь, малышка, Борис Михайлович, когда писал её, сильно болел. Операции, следовавшие одна за другой, давали лишь временное облегчение. Дошло до того, что пришлось выбирать между сохранением подвижностью ног и рук. И жена его просила: «Руки оставьте, как художнику без рук! Он жить не сможет!». Жили они трудно очень, голодали даже. И при этом такие яркие, жизнерадостные полотна, красота и достаток на столе легендарной Купчихи! Кустодиев до последних дней сохранял и мужество, и любовь к жизни, и чувство юмора. Вот так надо жить! – восхищалась тётя Галя.
Теперь Ия смотрела на Купчиху и радовалась, что хоть она у неё ещё осталась. И вдруг разбитая чашка…
Не всё можно купить. Старая чайная пара, где ж ещё найти такую? Другую взять, новую и современную? Но это не то! Хочется тёплого, родного, своего. Кто сказал, что предметы неодушевлённые? Если они согревают, если их держал в руках тот, кого любили больше жизни…
В совершенно расстроенных чувствах Ия отправилась прогуляться. Город сиял волшебными огоньками, люди, смеющиеся, розовощёкие мчались мимо с полными пакетами. Один день до Нового года. Всеобщий праздник радости.
Наверное, будь Ия менее расстроена, она пошла бы другой дорогой. Но сейчас, не замечая ничего вокруг, вдруг свернула в сторону старой части города. Там располагались деревянные двухэтажные дома и общежития. Меньше света и гирлянд. Район был криминальным, одни там пили горькую, вели маргинальный образ жизни, а другие старались быстрее выбраться в более благополучное место.
Из своих мыслей Ия вынырнула, оказавшись перед окнами общежития.
Некоторые зияли пустыми глазницами, без стёкол. Где темно, где тряпки вместо занавесок висели. Лишь одно светилось. И оттуда, словно в старой сказке, выглядывала бабушка. Ия вначале её за ребёнка приняла. На голове пурпурная шапочка смешной формы. На плечах – шаль. Старушка смотрела с улыбкой во двор. Там под фонарём ёлочка росла. Кто-то обернул её обрывками мишуры, повесив несколько игрушек. Ёлочка была лысенькая и кособокая. Но с каким детским восторгом взирала на неё эта бабушка!
Ия стояла в темноте. И любовалась настоящими и неподдельными эмоциями на лице незнакомки. Когда глаза сияют и улыбка, словно букет пионов в сильный мороз, пахнет счастьем.
— Петровна совсем того. С сыном мучилась столько лет, лежачий был. Теперь одна осталась. Всё как дурочка, не от мира сего. Вон, глянь, на ёлку непонятно какую смотрит и смеётся. Чему? Денег нет, всё ж плохо везде, жизтонька тяжёлая у всех. А она улыбается. Как можно радоваться таким глупостям идиотским? Я вот счастлива, только когда деньги есть. Пожрать там. Выпить. С кем-то познакомиться, чтоб не одна за столом. Вот это тема, да, — услышала Ия у себя за спиной.
Там стояла женщина в пятнистом полушубке, возраст которой, наверное, был как у Ии.
— Ну почему… Это же красиво. Лекарство для души. Я вообще в последнее время часто слышу слово «Дура». То меня так назовут, то вот вы теперь её. Не надо так. Нельзя людям плохое говорить, — откликнулась Ия.
— Да иди ты, — послышалось в ответ.
Ей бы и уйти. Место чужое, нехорошее. Но среди мрака – лучезарное личико в окне.
Ия зашла в незнакомый общий коридор. Какая комната у той старушки? Пятая, седьмая? Постучалась наугад.
Дверь распахнулась.
— Заходи, дочка. Замёрзла небось? Сейчас чайничек поставлю. Вареньице будешь? У меня тыквенное есть, с апельсинками. Вкусное, Алёшенька мой любил его. Ты садись, курточку-то снимай, — стала суетиться вокруг неё та бабушка из окна.
— Может, она меня с кем перепутала? – пронеслась мысль.
— Я… это. Просто вот зашла, — начала Ия.
Глупо это звучало. Она, по сути, припёрлась к совершенно незнакомому человеку. Зачем? Даже самой себе не могла объяснить. По зову души?
Но старушка искренне обрадовалась. Словно ждала всегда.
Ия пила чай и удивлялась нереальности происходящего.
— Меня Галина Ивановна зовут. Можно тётя Галя, — улыбнулась бабушка.
Она была маленькая, крепенькая, жизнерадостная. Словно грибочек-боровичок. Разговорились.
Сын Галины Ивановны в том году умер. Инвалид, не вставал. Измучился её Алешенька и бабушка, вытирая слёзы платочком, сказала:
— Некоторые на меня ругаются, что радуюсь не к месту иногда. Я же плохо живу-то. Пенсия не большая. Вот тут очутилась. У нас раньше с Алёшенькой свой дом был. Обманули нас, люди какие-то пришли. Обещали, что Алёшу вылечат, я дом продам, переедем в квартирку поменьше. Его на операцию положат, станет ходить сыночек-то мой. Я подписала всё. Вот тут и очутились. Мошенниками называют их, так выходит. Наверное, им наши денежки-то нужней оказались, дочка. Алешенька-то переживал тоже очень. Сердечко не выдержало. Я одному рада: с Боженькой он сейчас. Не больно ему, мальчику моему золотому. Здоровый там бегает. Бог милостив. А я уж тут как-нибудь. Ты там собаку большую не видела? У меня вон мяска немного осталось, надо вынести бы. Я-то суп и так похлебаю, а животине мяса надо. Соседи завели, да не кормят толком, — хлопотала Галина Ивановна.
Ия молчала. Вот столик. На нём – кошелек лежит. Сколько там, неизвестно. И эта самая бабуся опять пускает в дом незнакомку, угощает, доверяет, хотя её недавно так жестоко обманули. Кто-то скажет, что нельзя так, кто-то назовёт презрительно лохами.
Но Ия имела своё представление: есть такие бесхитростные, добрые и нежно-наивные люди, немного не от мира сего. Да, их можно обидеть и обмануть. Но отношения они своего не изменят. Так и будут доверять и любить. Нести свет, такой была её тётка Галя. И эта, Галина Ивановна – из той же оперы.
— Я что пришла-то… Мимо, в общем, иду… ну и тут вы, – вздохнула Ия.
— Милая деточка, я одна осталась на земле-то. Думала, может соседка зашла новая. Соскучилась уже по общению-то. Много у нас с Алёшенькой бед и проблем было, но вдвоём всяко легче, живая душа рядом! Ты чего грустная, девонька? Праздник же скоро! Вон ты какая молодая да красивая! Улыбайся почаще! Хочешь, я тебе вареньица с собой дам своего? – бабушка подошла к холодильнику.
Ия себя богачом почувствовала. У неё хоть три сосиски были и парочка яиц до зарплаты.
А Галина Ивановна с улыбкой отдавала ей последнюю баночку.
— Бери, дочка. Я по Алешеньке помин заказывала недавно, всех, кого знала, в кафе позвала, угостила. Да лекарства купила, вот денежки и разошлись. За комнату отдала. Крупы осталось ещё да картошечки. Суп вон сварила. Похлебаю. Завтра в Новый год можно вареники налепить, немного. Жалко, одна только буду. А так ничего, всё хорошо, — робко улыбнулась Галина Ивановна.
Домой, сквозь сугробы, Ия шествовала бодро и с весьма решительным выражением лица. Ей хотелось что-то изменить в этом мире.
Хотя бы жизнь одного человека.
-Мы приходим сюда, чтобы помогать и любить, доброе стяжал — блага участь твоя; злое — зла, — напутствовала её когда-то тётка.
Дома Ия плюхнулась возле компьютера. На ум пришла одна мысль. Она загадала, что если найдёт снова такую же чашку и её чайная пара станет прежней, то всё тогда волшебным образом станет хорошо. Тонкая ниточка безумной мысли. Но она держала Ию на плаву.
Дала объявление в местной группе. Сфотографировал разбитую чашку и своё целое блюдце.
«Дело жизни и смерти. Нужна такая же целая чашка. Прошу, помогите!», — написала она.
Через полчаса подошла к монитору и не поверила своим глазам: пришёл ответ.
— У меня есть такая же чашка. Целая. А вот блюдце как раз разбилось, давно. Чашку храню в память о маме. Но если у вас вопрос жизни и смерти, то отдам. Позвоните мне, — прочитала Ия.
И позвонила.
Приятный мужской голос назвал адрес.
Утром, 31 декабря Ия отправилась туда. Позвонила. Дверь распахнулась.
— Ия Суслик! – выпалила она тут же.
На пороге стоял высокий небритый мужчина. Возле него, цепляясь за ногу – маленькая темноволосая девочка.
— А я зайка! – рассмеялась малышка.
— В смысле, суслик? – вскинул бровь хозяин жилья.
— Ну да. Суслик. Это фамилия моя такая. А зовут Ия. Вчера мы с вами переписывались, помните? За чашкой я пришла, — откликнулась Ия.
— Ах да, заходите, пожалуйста. Неожиданно просто прозвучало. Я Артём, — улыбнулся он.
— Папа, тётя суслик? Где её костюм? Сейчас я вам покажу свой заячий хвост и ушки! – девочка убежала вглубь комнаты.
А знакомиться с Ией вышел новый жилец – пушистый коротконогий бело-чёрный щеночек, похожий на панду.
Ия вначале на него смотрела. Потом, плюхнувшись прямо на пол, начала целовать и гладить.
— Извините! Я просто так давно мечтала о собаке! Мы с тётей вначале держали, Тяпу. Потом Тяпы не стало. И тёти тоже. Сама не решаюсь снова взять. С ними же гулять надо, а я работаю порой допоздна, — произнесла Ия.
— Это Панда! Или Пандович. Мы с папой его месяц назад в мусорке нашли. Представляете, прямо в мешке. Папа отогревал его долго. И молочком поил. Мы сразу себе взяли. Папа тоже работает, но сам на себя. Я же тоже могу гулять, большая уже, мне пять лет. Поэтому Пандович с нами и живёт теперь. Тётя, вы пойдемте на кухню. Папа с утра блины делал мне. Чаю можно всем вместе попить, — вышла из комнаты девчушка.
На ней были заячьи уши. В руках – пушистый хвостик. Глаза большие, синие, но немного печальные.
— Тётя может спешит, Ариша. Да, ваша чашка, — мужчина вынес Ие то, за чем она пришла.
Пазл сложился. Теперь у неё снова есть чайная пара. Как будто и не было ничего разбитого.
— Вы знаете, я не особо спешу-то. То есть, навязываться не хочется. Но блинчик бы хоть один съела. Сама не умею их печь, вечно горят. Тётя — вот пекла. Но… теперь никто, — шмыгнула носом Ия.
Потом они пили чай на просторной и уютной кухне. И она дивилась тому, что второй раз за эти два дня пьёт чай у хороших людей. Вначале та бабушка, Галина Ивановна. Теперь вот Артём и его дочка Ариша. Интересно, где их мама?
— Вчера из командировки вернулся. Сегодня надо столько успеть всего сделать. Мы за городом Новый год встречаем, на даче. Ёлка у нас там растёт во дворе, живая. Знаете, я с недавних пор полюбил тишину. Алина и я всегда встречали Новый год за городом, жена так хотела. Меня наоборот, тянуло на тусовки, в город, в кафе. Теперь её нет. Всё бы отдал, чтобы снова все вместе. В тишине, как в сказке. Вот, — вздохнул Артём.
— Давайте я вам рисунок свой покажу! – доев блинчик, Арина снова умчалась, за ней поковылял Пандович.
— Ей не хватает мамы. Да, так и живём. Трудно. Вы вчера как написали о жизни и смерти, у меня прям внутри всё перевернулось. Мало ли что, — Артём посмотрел на Ию.
— Ой, стыдно мне так за эти слова. Если честно, не надеялась вообще, что кто-то ответит. Сама не пойму, зачем так написала. Внимание хотела привлечь или просто, наболело. Думаю, чашка разбилась, всё наперекосяк. Сама тоже без тёти, как в тумане живу. У вас дочка есть, вы счастливый человек! А я детей иметь не могу, по здоровью не сложилось. Из-за этого меня первый муж бросил. Женятся-то сейчас на молодых да красивых. Надо мной знакомые подшучивают иной раз так зло, что часики тикают, одна останусь, а я им отвечаю: «Ну вы все такие счастливые да успешные, семейные, с детьми. Кто-то же должен мучиться и страдать. Так почему бы и не я? – поделилась Ия.
— Ну, лезть в личную жизнь это жестоко. А знаете, что? Поехали с нами, за город. Новый год встречать! Слушайте, я от души приглашаю, не подумайте ничего такого! – рассмеялся вдруг Артём.
— Да я и не думаю, — смутилась Ия.
Произнеся про себя: «Кому я нужна-то, перезрелая невеста»…
Стала приглашать её и прибежавшая Ариша. Щенок Панда вился возле руки.
— Будет ёлка! На улице, живая, красивая! Светится вся, хороводы поводим, — радовалась девочка.
— Артём, не сочтите за наглость. Вы и меня-то совсем не знаете. Но есть одна бабушка… Её Галина Ивановна зовут. Она с сыном жила, он болел тяжело, Алёша звали. Их обманули, представляете? И теперь вот без дома, без сына. В общежитии, на окраине города. Смотрит так на облезлую ёлочку во дворе. Я… К себе её хотела позвать. Нельзя так, когда вокруг все веселятся, а кто-то один, голодный, за столом. И трогательно радуется тому, что имеет, — начала сбивчиво объяснять Ия.
Папа и дочка слушали. Даже пандообразный щеночек перестал егозить и замер.
— Сейчас он меня выпроводит и будет прав. Это только в кино счастливый финал, — Ия повернулась, чтобы уйти.
— Вы куда? Нас-то подождите! Ариша, одевайся! Так, я сейчас позвоню, чтобы нам заказ быстрее собрали. В пару магазинов ещё заедем. Не тряси его, Ариша. Он поел, сейчас ещё ехать. Ия, вы возьмите собачку. Идите с Аришей к машине, я сейчас.
Мы обязательно заедем за вашей, то есть не вашей, но той бабушкой. Вы правы, нельзя никогда и никого оставлять несчастными в новогоднюю ночь. Все вместе будем! Каждый со своей раной, но глядишь, друга за друга подержимся и выплывем! Ой, мне ещё побриться надо! – Артём сунул Ие щенка и убежал вглубь квартиры.
Потом они ехали по дороге, и она всё не верила в реальность происходящего. Вот и то самое общежитие.
И Галина Ивановна, словно старенький милый гномик в своей шапочке смотрит из окна.
— Я сейчас! За ней! Вы подождите! – Ия бросилась в подъезд.
Сердце стучало так, как будто готовилось выпрыгнуть от радости из груди.
— Галина Ивановна! Это я, вчерашняя Ия! Нас на дачу пригласили, чудо чудное! Там Артём, он очень хороший. У него есть дочка Ариша и собака по имени Панда, — Ия смеялась и плакала одновременно.
Бабушка всплеснула руками. Нечасто встретишь такой взгляд, словно свет льётся из глаз, но она смотрела именно так.
— Господи, спасибо тебе! Дочка! Платьишко-то у меня вот это самое нарядное, с цветочками, я его ещё в молодости пошила, сносу нет! Вареников налепила немножко, с собой возьму, угощу. И вон там у меня клубочки ещё лежат, сложи в пакет-то. Я повяжу и дорогой, и там. Ты говоришь, там ребёночек. Шапочку свяжу, или носочки. А может, куклу какую. Они правда меня с собой тоже возьмут? Чужую старуху? Ой, прям не верится, я ж думала, никому уже на этом свете не нужна! – не верила до конца Галина Ивановна.
— Человек не должен быть один. Никто и никогда. Важно знать, что где-то на земле есть чья-то тёплая ладошка, которая однажды возьмёт твою руку, — прижала бабушку к себе Ия.
И была поездка в машине, где толстенький щенок Панда ползал от Ии к бабушке Гале. И была девочка Ариша, которая рассказывала им, как они с папой ходят кормить белок. И был сильный и надёжный мужчина по имени Артём.
Впрочем, почему слово «были»? Будет! После этого Нового года они останутся навсегда, все вместе!
А пока в багажнике, в дамской сумочке, сшитой из ткани с помидорками, переговаривались только познакомившиеся чашка и блюдце.
— Моя-то разбилась. Эх, жаль. Сколько лет рядом были. Скучать по ней буду и вспоминать, — сетовало блюдце.
— Но мы с тобой бы не встретились, если б твоя чашка не разбилась! Ия Суслик бы не пошла той дорогой и не познакомилась бы с Галиной Ивановной. Не дала бы объявление и никогда не встретила бы Артёма с его Аришей. Ты скучай, но по-доброму. И спасибо скажи своей чашке. Она пожертвовала собой, но дала другим надежду на счастье! И вообще, готовься, скоро чаёвничать будем. Мы с тобой теперь тоже пара! С наступающим! – подпрыгнула ново-старая чашка.
Вокруг кружился хоровод мерцающих снежинок. И добрые волшебники писали белую книгу людских судеб…
