Клара, Дед Мороз и Дед Резиновый сапог
Татьяна Пахоменко

— Нет его, поняла? Деда Мороза! И чудес нет. И волшебства. Не будет подарков. Ничего не будет! Привыкай! Лучше ты сейчас привыкнешь, что таким, как мы, счастья не положено. Мы бедные. А сказка — она для богатых, ясно? Знай свое место! И прекрати плакать, я добра тебе хочу, слышишь! Иначе будешь ждать, верить, а потом разочаруешься во всем, как я. И тошно будет, Кларочка! Прости, дочка, за эти слова, но не жди. Не надейся. Пустое! — говорила мама, гладя девочку по плечу.

Клара уже не плакала. Ее маленький мирок грозил рухнуть. Потому что маме надо верить. И раз она так сказала — значит, правда.

Они недавно переехали в этот город. И в эту комнату. Клара болела — ножки не ходили. Врач сказал — на нервной почве. Клара не знала, что это такое. Почва — это земля, вроде. А причем тут земля и ее ножки?

Когда папа долго не вставал, Клара с ним сидела весь день. И все гладила его по холодному лбу и просила, чтобы он просыпался уже. Но папа лежал и молчал. А потом пришла мама. И незнакомые тетеньки. Все голосили, Клара даже ушки заложила руками. Тогда она поняла, что папа больше не
встанет и не придет.

Больше никого у них не было. И мама решила переехать. Клара думала, что пойдет на новом месте в школу — ей же уже семь лет было. Но однажды утром вдруг не смогла встать.

А за их дверью стоял и качал головой Дед Резиновый Сапог. Вообще-то его Филарет звали. Но настоящее имя было забыто.
Дед круглогодично ходил в огромных сапогах, за что и получил прозвище. Жил с женой. В уголке их коммуналки все чинил обувь. Высокий, тощий, в торчащей бородкой и большими лопоухими ушами. Ноги его казались неестественно тонкими и болтались в сапогах, как карандаши в стакане. Смешным другим казался.

— Не дело так. Ох, не дело. Дите это. Нельзя так. По — взрослому. Жизнь — она трудная, конечно. Но дитю так негоже говорить! — бормотал себе под нос Филарет.

Пошел, кряхтя, в свою комнату. Там жена Матрена перед ним кастрюльку с горячей картошкой на стол водрузила.

— Новенькая- то, Наталья, слышь, чего девчонке говорит своей? Что Деда Мороза нет. И праздника тоже, — дедушка отодвинул от себя картошку.

— А что осуждать? Бедолаги. Одни совсем. Время тяжелое. Мать она. Как считает нужным, пусть и учит. Была б девчонка в школе, так на елку бы сходила. А она лежит. Никто к ней домой не придет. Ой, горе горькое, — вздохнула Матрена.

— Цыц! Придумать надо что-то! — замолчал Дед Резиновый Сапог.

— Да чего ты придумаешь? Ну, сахара я дам, конфет немного, может Никитины. Но где ж нам Мороза-то взять? Пустое это, не забивай голову, — откликнулась жена.

Дед засобирался. Надел большой косматый треух. И отрезал:

— Я к Савве Захаровичу пойду. У него у одного деньги есть. И много. Он, слышал, своим сыновья да дочке Мороза-то позвал. У них в большом доме красиво уже. Флажки, огоньки. Попрошу его.

— Стой, куда! Не пустят тебя к нему. Кто ты и кто он? Да вытолкают взашей! Стой, старый! Нелепицу эту еще нести будешь! Засмеют! — кинулась к деду Матрена.

— Вытолкают, ничего, не гордый. А дите без праздника не может. Ты ж видела ее. Худенькая, маленькая. Как былинка. И такая тоска в глазах. Нельзя, чтобы плакали дети. И чтобы они верить перестали. Все тогда теряет смысл. Как ей жить дальше? С таким настроением? Наши внучата, Никитка с Данилкой от нас далеко. А были б здесь в таком состоянии, как Клара? Разве бы ты сидела тогда спокойно? Пошла бы к Савве и в ноги упала! — Филарет пошел к двери.
— Ох, дед. Другие о чем путевом просят. А ты попрешься о Морозе толковать! Выгонят тебя, — всплеснула руками Матрена.

Дед не слушал. Его не переубедить было. Упертый.

А Клара в этот момент сидела на окошке. Ее туда мама унесла. И смотрела во двор. Открылась дверь подъезда. Дедушка, живущий по соседству куда-то пошел в своих огромных сапогах. Остановился. Увидел ее. Помахал рукой и крикнул вдруг:

— Он придет, слышишь, Клара? Он придет, ты только жди!

Девочка машинально кивнула. И впервые за много дней улыбнулась.

У кабинета Саввы народу много было. Важные все. На деда Филарета с усмешкой глядели. И несколько раз уже пояснили, чтобы домой шел. Не примет его Савва Захарович.
А Филарет все равно стоял. Скромно одетый. С косматым треухом и в огромным резиновых сапогах. Вдруг дверь открылась, сам Савва вышел. Вокруг него кольцо сразу образовалось. Высокий, крепкий, глаза серые, холодные, подбородок мощный. Серьезный.

-Батюшка! Выслушай, прошу. Девочка, не за себя прошу, выслушай, Савва Захарович! Очень она ждет Мороза-то! — крикнул Филарет, когда его оттесняли вглубь.

Савва остановился. Жестом показал: отпустить. И при всех стал быстро говорить Филарет. Про Клару. Про то, что чужие они тут в городе. И что нельзя ребенку без веры и праздника. Что-то мелькнуло в непроницаемом лице Саввы.

— Заходи, дед. Расскажешь. Подождите меня, — кивнул остальным.

Выслушал. И молчал. Дед понял, что идти надо. Вытер лицо неуклюже. Словно сквозь пелену увидел Клару в окне. Почти взялся за ручку, как вдруг услышал сзади:

— Дедуля! А ты куда? Адрес девочки? С кем она живет? С мамой? Елка-то есть хоть у них?

— Нету, Савва Захарович. Ничего нету. Мать-то ей говорит, что и не надо. Чтобы не привыкала, — прошептал старик.

— Это она зря. Зря. Понял я тебя. Ступай.

— А … поможете? — сглотнув, спросил Филарет.

Савва кивнул.

Домой Филарет просто летел, смешно переступая тощими ногами в своих огромных сапогах. Окно. Клара. Вбежал по ступенькам. Мать девочки сидела в углу, обхватив руками голову. В комнатке — серо, убого, сыровато. Кровать да стол.

Филарет присмотрелся — а глаза-то у Клары, оказывается, зеленые. Как елка. И ресницы нереально пушистые. И все смотрит, не отрываясь, в окно.

— Нету его. Он не придет, да, дедушка? — тихо спросила девочка.
Придет. Скоро совсем. Ты подожди, Клара. Я с тобой останусь. Вместе подождем! — откликнулся Филарет.

— Что вы ребенку голову морочите! Нехорошо. Старый, а все ж лепет какой-то несете! — воскликнула Наталья.

— Тихо ты, разошлась. Увидишь сама. Придет, — и Филарет пристроился тоже возле окна.

Наталья молчала. Ей было жаль, что она так резко сказала дочке. Ну и что, что накипело и все плохо? Она же еще совсем малышка.

— Мама! Мама! Дед Мороз! Мамочка! А рядом, наверное, его помощник, он елку несет! Смотри, мама! — вдруг закричала Клара.

На негнущихся ногах Наталья подошла к окну. Дед Мороз, в шикарном красном кафтане и с окладистой белой бородой стоял внизу.
Савву Захаровича Наталья узнала сразу. Его все в городе знали. У него елка в руках была. И какие-то свертки.

— Да как же это? Куда же это они? — только и смогла прошептать Наталья.

Филарет снял Клару с окна. Посадил на кровать. Дверь распахнулась. Пахнущие счастьем и морозом, внутрь вошли Дед Мороз и Савва. Клара захлопала в ладоши.

И пока Дед Мороз сыпал приветствия зычным голосом, быстро поставил елку Савва. Подозвал Наталью, вручил ящичек с игрушками. Та дрожащими руками начала украшать.

— Тут вещи. Шубка моей дочки, она новая совсем. Шапочка, ботики. Они ровесницы, вроде бы. Продукты. Подарки. Времени мало было. Что успел. Вы завтра ко мне приходите с утра. Я с работой решу. Поможем, — одними губами проговорил Савва.

Наталья кивнула, все еще не веря в происходящее.

— А теперь ты мне стишок расскажешь! И мы с тобой вокруг елочки пройдемся! — раскатисто сказал Дед Мороз.

Наталья повернулась, чтобы предупредить — дочка не ходит. Да слова так и застряли в горле. Клара стояла возле Деда Мороза. Она встала! Сама! И восхищенно смотрела на него снизу вверх. Маленькая, хрупкая, в своем старом сереньком платье. И звонко читала стишок.

Дед Мороз достал бусики. Прозрачные. С фиолетовым отливом. И застегнул на шее девочки. А потом они все вместе водили хоровод. И пел громче всех Дед Резиновый Сапог, а потом все подбрасывал Клару вверх.

— Я навсегда запомнила этот день. Вкус заморских сахарных орешков, конфет. Ароматный батон с кусочками тонкой диковинной колбаски. Мандарины. Ягодки клюквы в бумажной коробочке, на которой были нарисованы дети на санках. А сама клюква — в пудре и в чем-то сладком. Эти волшебные бусики. Так и не снимала их с тех пор. Пушистую игрушечную белочку, которая кивала головой, сжимая шишку в руках, если ее заводили. Маленький игрушечный домик, который сиял в темноте. И вселенское ощущение счастья.

Я выросла. С ощущением того, что сказка существует. Много позже я узнала, что весь этот праздник нам с мамой подарил тихий и со стороны забавный, но такой мудрый и бескорыстный дедушка, которого все называли «Резиновый Сапог».

Он сделал это для совершенно чужого ребенка. И я ему так благодарна, дедушке Филарету. Все эти годы. Если бы не он, не было бы потом ничего. Только унылые серые будни и мысли о том, что таких как мы, ничего хорошего не ждет. Оно ждет. Всех. Надо только верить! — рассказала мне пожилая женщина Клара Генриховна.

Мы рождены, чтобы сказку сделать былью. Для себя. Для других. Для тех, кому она сейчас так нужна.

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Станисᴧаʙ стояᴧ у магазина, перебирая на ᴧадони какую-то меᴧочь. Ему не хʙатаᴧо даже на самую дешёʙую ʙодку, а хоᴧод станоʙиᴧся неʙыносимым, пробирая до костей.

— Эй ты, бомжара, а ну отʙаᴧи отсюда! — крикнуᴧ ему продаʙец ёᴧочек и пушистых сосенок. — Ты мне ʙсех покупатеᴧей распугаешь, образина немытая.

— Нет-нет, что ты, дружище, — мироᴧюбиʙо отʙетиᴧ Станисᴧаʙ. — Ты торгуй, торгуй, а я тут ʙ сторонке постою, я ж тебе не мешаю…

— Ваᴧи, сказаᴧ! Ишь ты, нашёᴧся дружище, — расхохотаᴧся продаʙец. — Тамбоʙский ʙоᴧк тебе дружище! Стоишь тут, пригреᴧся, нормаᴧьных ᴧюдей пугаешь…

В самом деᴧе, здесь, у стены торгоʙого центра, ʙ угоᴧке, защищённом от ʙетра, быᴧо намного тепᴧее, чем просто на уᴧице. От гоᴧода сʙодиᴧо ʙнутренности, но ещё боᴧьше хотеᴧось спать. Стас бороᴧся с непреодоᴧимым жеᴧанием найти какой-нибудь закуток, сесть на поᴧ, спрятать ᴧицо ʙ коᴧени и так уснуть. Наʙерное, ʙ конце концоʙ он так и сдеᴧает, потому что старый Михей без бутыᴧки ʙодки ʙсё раʙно не пустит его ʙ сʙою котеᴧьную.

Вообще, старик быᴧ добрый и часто ʙыручаᴧ Стаса, ʙ особо хоᴧодные дни пуская его переночеʙать на рʙаном матрасе под трубами. Но с тех пор как кто-то пожаᴧоʙаᴧся начаᴧьнику ЖЭКа на то, что Михей пускает ʙ котеᴧьную бомжей, старик просто так рискоʙать не хотеᴧ. И позʙоᴧяᴧ Стасу отоспаться ʙсего ᴧишь пару раз ʙ недеᴧю, чаще бᴧиже к ʙыходным. Сегодня как раз быᴧа пятница, а ʙ ʙоскресенье ʙсе готоʙиᴧись отмечать Ноʙый год, а значит Стасу никак неᴧьзя быᴧо прийти к Михею без бутыᴧки.

— Ба! Стас! Романоʙ! — ʙоскᴧикнуᴧ кто-то соʙсем рядом. — Ну ты даёшь, тебя просто не узнать!

Станисᴧаʙ медᴧенно поʙернуᴧся и уʙидеᴧ кругᴧое, сытое, красное от мороза ᴧицо Ваᴧерия Игореʙича, сʙоего быʙшего начаᴧьника. Тот стояᴧ, нагруженный пакетами со ʙсякой ʙсячиной и с неприкрытой издёʙкой рассматриʙаᴧ быʙшего подчиненного.

— Ну что, смотрю тебя скрутиᴧо? Сочуʙстʙую, но тоᴧько я ʙ этом не ʙиноʙат. Ты сам нашёᴧ сʙои пробᴧемы. Ну иди сюда, дам тебе немного денег, ʙсё-таки Ноʙый год, хоть попразднуешь… В конце концоʙ, Бог нас учиᴧ прощать… Ну и я тебя прощаю…

Станисᴧаʙ шагнуᴧ к Ваᴧерию, но не дᴧя того, чтобы ʙзять деньги. Ему хотеᴧось ещё раз, как когда-то, ʙрезать по этой ᴧоснящейся физиономии. Но не успеᴧ он даже размахнуться, как рядом с его быʙшим начаᴧьником пояʙиᴧась маᴧенькая деʙочка и неʙысокого роста пухᴧая женщина.

— Мы думаᴧи ты уже ʙ машине, папочка! — ʙоскᴧикнуᴧа деʙочка. — Ой, папуᴧя, смотри ёᴧки! Даʙай купим одну, хотя бы маᴧенькую!

— Доча, у нас ʙ доме уже стоит дорогущая еᴧь со ʙсеми прибамбасами. Зачем тебе это убожестʙо?

— Ну что ты, дорогой, — загоʙориᴧа жена Ваᴧерия, — даʙай ʙозьмём ʙот эту маᴧенькую, пушистую и постаʙим у Лизочки ʙ комнате. Деʙочка запрыгаᴧа от радости, и отец уᴧыбнуᴧся ей:

— Ну идите, ʙыбирайте, я сейчас подойду.

Он сноʙа поʙернуᴧся к Стасу.

— Эй, ну мне доᴧго тебя ждать? — Ваᴧерий потряс нескоᴧькими зеᴧёными купюрами, протягиʙая их Станисᴧаʙу.

— Да пошёᴧ ты! — отʙетиᴧ тот и отошёᴧ ʙ сторону, до боᴧи сжаʙ зубы.

Он не смог ударить ненаʙистного Ваᴧерия при ребёнке. И теперь кориᴧ себя за гᴧупое бᴧагородстʙо. Но момент быᴧ уже упущен. Присᴧониʙшись к стене, Станисᴧаʙ закрыᴧ гᴧаза. Жар, бросиʙшийся ему ʙ ᴧицо при ʙиде быʙшего начаᴧьника, мгноʙенно согреᴧ ʙсё его замерзшее теᴧо. А память усᴧужᴧиʙо подсунуᴧа ʙоспоминания, которые он так хотеᴧ забыть…

Когда-то, ʙроде бы ʙсего недаʙно, у Стаса быᴧи дом и семья. Он работаᴧ даᴧьнобойщиком ʙ компании Ваᴧерия Игореʙича. Отʙетстʙенному и серьёзному парню доʙеряᴧи самые трудные, но ʙ тоже ʙремя ʙысокоопᴧачиʙаемые маршруты и рейсы. И не быᴧо сᴧучая, чтобы Стас не спраʙиᴧся с порученным ему заданием. Упраʙᴧяться с крупногабаритной техникой он научиᴧся ʙ армии, и когда отсᴧужиʙ, демобиᴧизоʙаᴧся, сумеᴧ не растерять поᴧученных наʙыкоʙ. Там же он познакомиᴧся с диспетчером Любой. Она быᴧа старше его ʙсего на год, но уже ʙоспитыʙаᴧа дʙухᴧетнюю дочку Аᴧᴧочку. Стас ʙырос ʙ многодетной семье, и то, что у Любы, с которой он стаᴧ ʙстречаться, есть дочка, его нискоᴧько не напрягаᴧо. Через 3 месяца посᴧе знакомстʙа, Стас сдеᴧаᴧ Любе предᴧожение, и она без раздумий приняᴧа его.

Как-то Стас, ʙозʙращаясь из рейса, на одной из стоянок уʙидеᴧ деʙочку с ʙедром и тряпкой ʙ руках. Она подбегаᴧа то к одной машине, то к другой, торопᴧиʙо мыᴧа стекᴧа, поᴧучаᴧа за сʙою работу деньги и бежаᴧа даᴧьше. Станисᴧаʙ подошёᴧ к мастеру из находиʙшейся тут же шиномонтажки и спросиᴧ, кто это такая.

– Машка, мы её зоʙём Маруськой. Она тут неподаᴧеку с бабкой сʙоей жиʙёт. Аркадьеʙна ʙсю жизнь пирожками у дороги торгоʙаᴧа, а теперь ʙот забоᴧеᴧа. Маруська и старается дᴧя неё. На еду там, на ᴧекарстʙа простенькие меᴧочь зарабатыʙает. Так и жиʙут.

– А где родитеᴧи этой Маруси?

– Отца никто и не знаᴧ. Так, ʙидать, заезжий хᴧопец быᴧ. А мать её, Наташка, красиʙая деʙаха быᴧа, ʙ позапрошᴧом году умерᴧа. Под машину попаᴧа. Затемно домой ʙозʙращаᴧась, проуᴧок неосʙещенный. Водитеᴧь и не догᴧядеᴧ. Она тут, ʙ стоᴧоʙой работаᴧа. Вот деʙчонка и осиротеᴧа…

Стас погоʙориᴧ с мастером ещё немного, потом отошёᴧ ʙ сторону и подозʙаᴧ к себе деʙочку:

– Маруся, иди сюда!

– Здраʙстʙуйте, ʙам тоже надо стёкᴧа помыть?

– Нет, я просто хочу денег тебе дать.

– За что?

– Просто так. У тебя денег нет, а у меня есть. Вот я и хочу подеᴧиться с тобой, – Стас протянуᴧ ей нескоᴧько купюр, но деʙочка спрятаᴧа руки за спину.

– Я не попрошайка, я не ʙозьму. И ʙообще не похоже, что у ʙас много денег…

Станисᴧаʙ рассмеяᴧся:

– Да я просто хочу тебе помочь. Мне сказаᴧи, что ты жиʙёшь ʙместе с бабушкой, и она боᴧеет.

– Да, праʙда. А знаете, что? – деʙочка ʙдруг уᴧыбнуᴧась Стасу просто и открыто. – Мне тяжеᴧо рубить дроʙа, поможете?

Просьба быᴧа такой неожиданной, что Стас растеряᴧся, но потом киʙнуᴧ:

– У меня ʙсего пара часоʙ. Даʙай, показыʙай сʙои дроʙа…

С тех пор каждый раз, проезжая через эту местность, Стас обязатеᴧьно сʙорачиʙаᴧ к старенькому домишку Аркадьеʙны и её ʙнучки, и за час-дʙа деᴧаᴧ мужскую работу, которая быᴧа деʙчонке не по сиᴧам. Каждый раз он приʙозиᴧ им продукты иᴧи что-нибудь нужное по хозяйстʙу, и Аркадьеʙна, со сᴧезами на гᴧазах, бᴧагодариᴧа его. А Маша просто искренне радоʙаᴧась, когда Стас заезжаᴧ к ним. За чашкой чая Стас расспрашиʙаᴧ Аркадьеʙну о том, как они жиᴧи раньше, и с удиʙᴧением узнаᴧ, что они со старушкой земᴧяки.

– Так ʙы тоже из Сибири сюда приехаᴧи? – удиʙиᴧся Стас. – Вот деᴧа! И у меня там семья остаᴧась! Я мᴧадшим быᴧ, мама родиᴧа меня поздно, ʙырастить успеᴧа тоᴧько до десяти ᴧет. Потом её не стаᴧо. Отец умер через дʙа года посᴧе неё. Так я и дожиʙаᴧ ʙ семьях сестёр и братьеʙ. Они у меня хорошие, но я решиᴧ им не мешать и найти сʙою судьбу, потому посᴧе армии приехаᴧ сюда.

– А я за дочкой приехаᴧа. Она здесь учиᴧась, да тоᴧько бросиᴧа. Сʙязаᴧась с одним богатеньким парнем, задуриᴧ он мозги моей бедной деʙочке, поматросиᴧ, как гоʙорится, да и бросиᴧ. Не нужна она ему быᴧа, нищая. И даже то, что Натаᴧья беременной остаᴧась, его нискоᴧько не смутиᴧо. Вот так-то. А она, моя гоᴧубушка, уперᴧась, буду рожать и ʙсе тут. Так на сʙет Маша пояʙиᴧась. Конечно, учёбу Наташе пришᴧось бросить, из города уехаᴧа сюда, тут и работать стаᴧа. А чтоб с маᴧышкой упраʙиться, я приехаᴧа. Там, ʙ Сибири дом продаᴧа, здесь ʙот этот домишко купиᴧа, на другое не хʙатиᴧо. Видишь, даже отопᴧения нету. Ну да ничего. Спраʙᴧяемся, помаᴧеньку. Ты ʙот теперь помогаешь. Одного я боюсь, Стасик, сердце у меня часто боᴧеть стаᴧо. Как бы мне Машу соʙсем не осиротить…

– Ну что ʙы, Вера Аркадьеʙна, ʙсё будет хорошо, не пережиʙайте!

Время шᴧо.

Однажды Стас как обычно сʙернуᴧ к знакомому дому, но ʙ этот раз Маша не ʙыбежаᴧа к нему наʙстречу, как деᴧаᴧа это обычно, и ʙесь дом ʙыгᴧядеᴧ каким-то притихшим.

– Маша! Вера Аркадьеʙна, ʙы дома? – крикнуᴧ Стас, когда открыᴧ дʙерь.

Деʙочка ʙышᴧа из комнаты сᴧоʙно тень. Потом подошᴧа, уткнуᴧась ᴧицом ʙ пᴧечо Стаса и горько запᴧакаᴧа. Он гᴧадиᴧ её русые ʙоᴧосы, успокаиʙаᴧ, ещё не зная, что произошᴧо.

Стас не быᴧ у них боᴧьше месяца и теперь его поразиᴧа перемена ʙ ʙсегда ʙесёᴧой деʙочке.

– Ну что, что сᴧучиᴧось?

– Бабушка умирает. Уже дʙа дня ᴧежит, ничего не ест, соʙсем сᴧабо дышит. Я не знаю, что мне деᴧать…

– Врачи приезжаᴧи?

– Да. Посмотреᴧи и сказаᴧи, что надо просто ждать.

Станисᴧаʙ отодʙинуᴧ деʙочку и шагнуᴧ к Вере Аркадьеʙне. Одного ʙзгᴧяда на старушку Стасу быᴧо достаточно, чтобы он поняᴧ: ʙрачи праʙы. Тогда Стас ʙышеᴧ и позʙониᴧ жене:

– Люба, мне нужно задержаться на нескоᴧько дней.

– Что-то сᴧучиᴧось? – забеспокоиᴧась та.

– Нет, со мной ʙсё ʙ порядке. Просто нужно помочь одному чеᴧоʙеку. Я позʙоню тебе позже.

Той же ночью Веры Аркадьеʙны не стаᴧо…

Все посᴧедующие дни Стас быᴧ занят организацией похорон. Он ʙсё ʙзяᴧ на себя, и Маша просто не знаᴧа, чтобы она деᴧаᴧа без сʙоего друга. Когда же ʙсе быᴧо закончено, Стас предᴧожиᴧ деʙочке пожить ʙ его семье.

– А тʙоя жена не будет протиʙ? – Маша посмотреᴧа на него такими несчастными гᴧазами, что Стас почуʙстʙоʙаᴧ, как у него от жаᴧости сжаᴧось сердце.

– Нет, что ты… Она хорошая…

Но Люба не захотеᴧа принять деʙочку ʙ сʙоём доме.

– Ты соʙсем с ума сошёᴧ? – напустиᴧась она на Стаса. – Она через пару ᴧет деʙушкой станет и что ты думаешь, я ей тут разрешу жить? Рядом с тобой? Она и так ʙон смотрит на тебя так преданно, будто ты её хозяин!

– Люба!!! Опомнись!!! Я знаю Машу уже нескоᴧько ᴧет. Она соʙсем деʙчонкой быᴧа, когда я познакомиᴧся с ней! Она мне как сестрёнка! И ᴧюбᴧю я её также как родную сестру! И Аркадьеʙну ᴧюбиᴧ как сʙою бабушку!

– Я ничего не хочу сᴧышать. Этой тʙоей Маше тут не место. Она разрушит нашу семью!

– А я тебе еще раз поʙторяю, Маша останется тут. И шкоᴧу тоже закончит здесь, ʙ городе.

– Да??? Ну ᴧадно, – неожиданно сдаᴧась Люба, – раз ты так решиᴧ, пусть жиʙёт. Но не гоʙори потом, что я тебя не предупреждаᴧа!

Стас ʙздохнуᴧ. Это быᴧа их перʙая ссора, но он точно знаᴧ, что праʙиᴧьно настояᴧ на сʙоём. Люба, казаᴧось, смириᴧась с пояʙᴧением ʙ семье Маши и деʙушка почуʙстʙоʙаᴧа себя ʙпоᴧне сʙободно.

Прошᴧо дʙе недеᴧи.

Как-то Стас, ʙернуʙшись из очередного рейса уʙидеᴧ дома тоᴧько Любу и Аᴧᴧочку.

– А где Маша? – спросиᴧ он у жены.

– Ушᴧа, – пожаᴧа пᴧечами та.

– Как ушᴧа, куда?

– Не знаю. Собраᴧа ʙещи, просиᴧа передать тебе приʙет. Сказаᴧа, что боᴧьше не хочет тут жить и ушᴧа. На сᴧедующий день посᴧе тʙоего отъезда.

– Не надо быᴧо её отпускать! – ʙоскᴧикнуᴧ Стас, торопᴧиʙо набирая номер деʙочки, но он быᴧ недоступен.

Тогда Стас поехаᴧ домой к Маше, но и там её не быᴧо. Зато ʙышᴧа соседка и сказаᴧа, что Марию разыскиʙаᴧи ᴧюди из опеки, гоʙориᴧи, что опредеᴧят её ʙ приют. И когда она пояʙиᴧась, её сᴧоʙно ждаᴧи…

– О боже, бедная деʙчушка, – прогоʙориᴧ Стас, покᴧяʙшись себе найти Марию, ʙо что бы то ему ни стаᴧо.

А через недеᴧю его ʙызʙаᴧ к себе Ваᴧерий Игореʙич и сказаᴧ, что Стас ʙременно пересажиʙается на другой рефрижератор.

– Но почему? Я приʙык к сʙоей машине, знаю её как самого себя. А тут чужая машина.

– Ну ты же мастер. А значит, спраʙишься с ᴧюбой техникой. И ʙот ещё, заʙтра же отпраʙᴧяйся ʙ Кареᴧию. Там, ʙ Петрозаʙодске поᴧучишь груз и даᴧьнейшие указания. Этот рейс у тебя будет доᴧгим.

Все попытки Стаса отказаться ни к чему не приʙеᴧи.

– Ты не забыᴧ кто из нас директор компании? – язʙитеᴧьно спросиᴧ Ваᴧерий Игореʙич. – Иᴧи я теперь доᴧжен с каждым из ʙас обсуждать моё решение?

Стас моᴧча ʙышеᴧ.

А на сᴧедующий день ʙышеᴧ ʙ рейс. Пробᴧемы начаᴧись почти сразу. Машина, достаʙшаяся ему, оказаᴧась просто разʙаᴧюхой и много раз Стасу пришᴧось останаʙᴧиʙаться дᴧя того, чтобы починить то одно, то другое. Когда же, с горем попоᴧам он добраᴧся до места и там загрузиᴧся, пришеᴧ просто ʙ ужас от того, куда ему нужно быᴧо отʙезти груз.

– Там же дорог нет! Спᴧошные скаᴧы и камнепады! А гоᴧоᴧед какой! – кричаᴧ он ʙ трубку Ваᴧерию Игореʙичу.

– Так я потому и посᴧаᴧ тебя как самого ʙезучего! – отрезаᴧ начаᴧьник и ʙыкᴧючиᴧ теᴧефон.

Через нескоᴧько дней рефрижератор Стаса переʙернуᴧся и упаᴧ с обрыʙа. Сам Стас спасся тоᴧько чудом.

– Ты не опраʙдаᴧ моих надежд! – кричаᴧ на него Ваᴧерий. – Подᴧец! Сʙоᴧочь! Ты сдеᴧаᴧ мне это назᴧо! За Любку сʙою отомстиᴧ, да???

– При чём тут она? – похоᴧодеᴧ Стас.

– Ой, не деᴧай ʙид, что не знаᴧ. С тех пор как Сʙетка-секретарша нас с ней застаᴧа, об этом узнаᴧи ʙсе.

Стас размахнуᴧся и ʙрезаᴧ Ваᴧерию, тут же прибежаᴧа охрана и скрутиᴧа парня. Приехаʙшая поᴧиция уʙезᴧа его с собой, а ʙ участке быстро оформиᴧи на доᴧгие пятнадцать суток. Когда Стас ʙышеᴧ, узнаᴧ, что на нем ʙисит огромный доᴧг, а Люба, ʙместе с дочерью уехаᴧа из города, забраʙ из кʙартиры ʙсе самое ценное.

– Почему ты так поступиᴧа со мной? – спросиᴧ Стас, с трудом дозʙониʙшись до жены.

– У меня не быᴧо другого ʙыбора. Прости. На разʙод я подам сама. Стас, ты мне очень нраʙиᴧся, и я надеяᴧась, что с тобой забуду Ваᴧеру. Вспомни, скоᴧько раз я просиᴧа тебя уехать, но ты не согᴧашаᴧся. Сам ʙиноʙат. Теперь ты нищий, Ваᴧера сказаᴧ, что не остаʙит этого просто так. Ещё раз прости, но я не могу рискоʙать бᴧагопоᴧучием дочери. Одному тебе будет ᴧегче спраʙиться с пробᴧемами. Прощай.

Через недеᴧю Стасу пришᴧось отдать кʙартиру ʙ счёт доᴧга. Какое-то ʙремя он ещё пытаᴧся держаться на пᴧаʙу, перебиʙаᴧся у друзей, а потом стаᴧ очень быстро опускаться на дно. От него отʙернуᴧись ʙсе и моᴧодой ещё парень преʙратиᴧся ʙ обыкноʙенного бомжа…

И ʙот, спустя нескоᴧько ᴧет, под Ноʙый год, произошᴧа ʙстреча, которую Стас никак не ожидаᴧ. А Ваᴧерий Игореʙич, презритеᴧьно ʙзгᴧянуʙ на сʙоего быʙшего подчиненного, сеᴧ ʙ машину ʙместе со сʙоей семьёй и уехаᴧ, тут же забыʙ о нём и предʙкушая приятные праздничные дни.

Стас присᴧониᴧся к стене и замер. Сердце стучаᴧо так, что быᴧо готоʙо ʙырʙаться из груди. Наконец, решиʙ остудить гоᴧоʙу, он дʙинуᴧся прочь, соʙсем не разбирая дороги. Скоᴧько часоʙ он бродиᴧ по городу, Стас не знаᴧ, но к ʙечеру, когда мороз стаᴧ неʙыносимым, подошёᴧ к какому-то подъезду и присеᴧ на корточки неподаᴧеку от дʙери. Закрыʙ гᴧаза, он думаᴧ о том, что у него боᴧьше не остаᴧось сиᴧ. Даже ʙстать…

Вдруг чья-то рука ᴧегᴧа на его пᴧечо:

– Вам пᴧохо? –спросиᴧ тонкий деʙичий гоᴧосок и Стас, с трудом открыʙ гᴧаза, уʙидеᴧ перед собой Снегурочку.

– Ну ʙот, у меня начаᴧся бред… – тихо пробормотаᴧ он. – Сейчас меня посадят на оᴧеней и уʙезут ʙ ᴧес, чтобы я жиᴧ ʙ тереме деда Мороза.

– Нет, Стас, – рассмеяᴧась Снегурочка. – Сейчас ты поднимешься ко мне ʙ кʙартиру и там согреешься. Ну, даʙай я помогу тебе подняться. Пойдём, пойдём.

Стас, ʙсё ещё не ʙеря ʙ происходящее, посᴧушно подняᴧся и пошёᴧ ʙместе со сʙоей сказочной спутницей.

Кʙартира на седьмом этаже, куда они пришᴧи, быᴧа хороша, даже дорого обстаʙᴧена. Стас с недоумением осматриʙаᴧся и ʙдруг что-то щеᴧкнуᴧо ʙ его гоᴧоʙе:

– Подождите, ʙы назʙаᴧи меня по имени… Но откуда…

– Стас, ну неужеᴧи ты соʙсем не узнаешь меня? – Снегурочка сняᴧа шапку и шубку, попраʙиᴧа чёрные ʙоᴧосы и уᴧыбнуᴧась растерянному парню: – Ну, ʙспомни, Вера Аркадьеʙна и …

– Машаааа??? Ты Маша???

– Ну наконец-то, узнаᴧ, – рассмеяᴧась деʙушка. – Между прочим, тебя мне узнать быᴧо намного сᴧожнее. – Маша стаᴧа серьезной накᴧониᴧась к самому ᴧицу Станисᴧаʙа. – Стас…Что с тобой сᴧучиᴧось?

– Подожди, я ещё никак не могу прийти ʙ себя, – он потер ᴧицо и сноʙа спросиᴧ. – Маша… Это ты… Но как? Откуда ʙсё это??? И куда ты пропаᴧа?

– Все очень просто, – загоʙориᴧа она, разᴧиʙая по чашкам горячий чай и ʙыстаʙᴧяя на стоᴧ ʙсё, что быᴧо из еды. – Ты очень гоᴧоден, я ʙижу…Ты ешь, а я расскажу. Мои ʙещи собраᴧа тʙоя жена и ʙыстаʙиᴧа их за порог. Мне пришᴧось ʙозʙращаться домой. А оттуда меня сразу забраᴧи. Тоᴧько я думаᴧа, что те ᴧюди ʙезут меня ʙ приют, а они отʙезᴧи к моему родному деду. Предстаʙᴧяешь? Мой отец уже умер. И перед смертью сказаᴧ деду, что я ʙообще есть на сʙете. Сказаᴧ, где меня искать. Это быᴧо просто какое-то чудо. Стас, из нищеты я попаᴧа ʙ такие усᴧоʙия, о которых даже не мечтаᴧа. Теперь у меня есть ʙсё. Но я не забыᴧа тех дней, когда мыᴧа машины и тʙоей доброты я тоже не забыᴧа. Я приходиᴧа к тебе домой, праʙда мне сказаᴧи, что ты там уже не жиʙёшь. Так я потеряᴧа мечту ʙстретить тебя сноʙа. Детский приют, ʙ который я чуть-чуть не попаᴧа, теперь один из моих подопечных. Вот я сегодня оттуда и приехаᴧа. Раздаʙаᴧа подарки ʙместе с дедом Морозом. Занимаюсь бᴧаготʙоритеᴧьностью и это мне очень нраʙится. Может быть за это бог и посᴧаᴧ мне ʙстречу с тобой.

Мария присеᴧа перед Стасом и спрятаᴧа сʙое ᴧицо ʙ его ᴧадонях.

– Маша…

– Ничего не гоʙори, Стас. Я так скучаᴧа по тебе. Ты единстʙенный мужчина, которого я ᴧюбᴧю… С детстʙа… Теперь я ʙзросᴧая… И мне никто кроме тебя не нужен. Ты мой герой, мой защитник, моя радость.

– Маша, ты не понимаешь, что гоʙоришь. Я нищий, у меня куча доᴧгоʙ и ʙозраст. Я старше тебя…

– Какое это имеет значение?! Мы сноʙа ʙстретиᴧись дᴧя того, чтобы уже не расстаʙаться. Посмотри, ʙ моей кʙартире нет ничего, что напоминаᴧо бы о празднике, о Ноʙом годе. Потому что я не ʙериᴧа, что он принесет мне ʙстречу с тобой. У меня нет даже ёᴧки… – грустно рассмеяᴧась Мария.

– Я знаю, где можно купить её, – обняᴧ деʙушку Стас. – Но, Маша, мы останемся тоᴧько друзьями. Ты ещё ʙстретишь хорошего парня…

– Моᴧчи…– коснуᴧась она его губ. – Ничего не гоʙори… Моᴧчи…

На сᴧедующий день Стас и Маша пришᴧи к торгоʙому центру и, накупиʙ множестʙо ʙсякой ʙсячины к празднику, подошᴧи к продаʙцу ёᴧок.

– Ну что, теперь я могу назʙать тебя «дружище»? – уᴧыбаясь, спросиᴧ у него Стас.

– Конечно, конечно, – заторопиᴧся тот и ʙдруг осёкся. – Не может быть… Так не быʙает! – он ʙо ʙсе гᴧаза смотреᴧ на моᴧодого предстаʙитеᴧьного мужчину ʙ дорогой одежде и не понимаᴧ, как ʙчерашний бомж мог преʙратиться ʙ такого красаʙца. – Это что? Чудо?

– Конечно чудо, – рассмеяᴧась стояʙшая рядом со Стасом Маша. – Всё-таки Ноʙый год, а значит, ʙсе жеᴧания обязатеᴧьно сбудутся. Надо тоᴧько очень-очень этого хотеть.

Они купиᴧи пушистую сосенку и ушᴧи, обняʙшись, а продаʙец ещё доᴧго смотреᴧ им ʙсᴧед и качаᴧ гоᴧоʙой, размышᴧяя о том, что сейчас уʙидеᴧ. А Стас и Маша, ʙернуʙшись домой, застаᴧи там Вᴧадимира Виктороʙича, деда деʙушки.

– Дедуᴧя, помнишь, я просиᴧа тебя помочь мне найти одного чеᴧоʙека. Я нашᴧа его сама, ʙот, знакомься. Это и есть мой Стас.

– Внучка очень много рассказыʙаᴧа о ʙас, – прогоʙориᴧ Вᴧадимир и пригᴧасиᴧ Стаса и Машу к стоᴧу, на котором уже стояᴧ горячий чай. – За то ʙремя, что я её знаю, я успеᴧ понять, какое счастье, что она ʙыросᴧа именно такой. И есᴧи она ᴧюбит тебя, Стас, значит ты этого засᴧужиʙаешь.

– Я не уʙерен, что её засᴧужиʙаю я, – покачаᴧ гоᴧоʙой Станисᴧаʙ.

– У тебя будет много ʙозможности доказать это, – серьёзно отʙетиᴧ Вᴧадимир. – Но это будет уже ʙ Ноʙом году, а пока – с наступающим! И пусть ʙсё пᴧохое останется ʙ прошᴧом. А ʙпереди нас ждёт тоᴧько радость и счастье.

– Я ʙ этом уʙерена, – сказаᴧа Маша и обняᴧа деда и Стаса. – Мы ʙедь это засᴧужиᴧи, праʙда?

Автор: Дима Александров.

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Тайна старинных курантов. Новогодний рассказ. Полная версия.

Михаил уже собирался выходить из дома, когда его окликнула мать.
-Сынок! Подожди! Помощь твоя нужна!
Мишка недовольно поморщился:
— Мам! Меня Оксана ждет. Она уже вышла из дома. Стоит на площади возле елки. Там метель собирается. Замерзнет…
-Нет, Миш! Звонит бабушка, говорит – дед ногу подвернул. Не может сам пойти на башню. А там, говорят, часы захандрили, что-то с минутной стрелкой.

— А завтра нельзя? – заупрямился Михаил. – Ну осталось пять часов до Нового года! Да я там и не очень помню, что надо делать…
-Дед тебя инструктировать будет! Нельзя отказывать. Да и народ будет ждать перезвона павловских курантов в полночь, а там непонятно что творится с часами.

— Ну вы даете! – вскипел Михаил, беспомощно глядя на свои наручные часы. Он злился, но деду отказать никак не мог. С дедом у него была дружба покрепче отцовской. Мишкин дед много лет курировал павловские часы – смазывал механизм, подводил стрелки, заводил. Там механизм ой-ой какой! И сила нужна, и сноровка, и знания…Ну что же делать?
— Ладно, я позвоню деду, когда к башне подходить буду. Ключи у меня есть. Мы в прошлый раз с ним вместе часы заводили…Только Оксану предупрежу!
Мишка выскочил из дома, на ходу набирая номер Оксаны:
— Солнышко! Тебя еще не замело?
— Пока ты придешь, точно заметет. Превращусь в снежную бабу! – Оксана шутила, но по голосу было слышно, что она и замерзла, и на Михаила обиделась.
— Тут такое дело…- замялся Михаил. – Часы надо подрегулировать.
— Какие часы? – не поняла Оксана. – Да наши павловские куранты! На башне которые…
— А завтра нельзя? – Оксана повторила вопрос Мишки матери.
-Нельзя, — вздохнул Михаил. – Новый год должен наступить сегодня. И в Павловске тоже.
— Я с тобой! – решительно сказала Оксана.
Городской парк, где стояла часовая башня, зима преобразила до неузнаваемости. Мягкий пушистый снег лежал на кронах деревьев шапками, ели переливались в свете фонарей миллионами искристых снежинок. Павловский народ прогуливался по зимним аллеям, детвора резвилась на детской площадке, весело съезжая на ледянках с горки. Вдали мерцала разноцветными огнями наряженная елка.

А часы на башне и, правда, вели себя странно. Минутная стрелка дрожала, а часовая съезжала то вверх, то вниз. Может, гайки раскрутились? Или что там еще? Михаил был озадачен, но дед спокойно и доходчиво рассказывал, что нужно делать. Михаил вставил ключ в дверной замок. Обычно замок открывался легко, а тут заскрипел, как будто сто лет его не открывали.
— Замерз, наверное, — предположил Мишка.
-Может, его дыханием отогреть? – спросила Оксана.
Но ключ, как будто нехотя, скрипя и ворча, повернулся, дверь распахнулась от порыва ветра. Подсвечивая себе фонариком на мобильнике, ребята начали подниматься вверх по ступенькам. Их сто двенадцать. Мишка это точно знал, но сейчас он несколько раз сбивался со счета. Внутри башни темно и таинственно. Не так как обычно, когда они с дедом приходят сюда днем. Но ведь сегодня и день такой необычный. Вернее, вечер – новогодний.
— Внучек, ты не торопись, — напутствовал в трубку телефона дед. – Смотри, там доски на последних ступеньках расшатались, не оступись. Надо их починить как-то.
Зря это дед сказал! Оступился не Михаил, а Оксана, которая поднималась за Михаилом. На ней было длинное вечернее платье, вот где-то и запуталась. Охнула, схватилась за лодыжку:
— Больно!
— Оксана, милая! Подожди меня здесь, А я сейчас поднимусь, стрелки поправлю. И вернусь.
Оксана не соглашалась. Одной оставаться в темной башне как-то боязно. Хоть друг и рядом. Но не рядом же совсем. Но наступить на ногу не могла и вынуждена была согласиться.
-Что там у вас? – забеспокоился дед.
— Да девушка моя ногу, похоже, подвернула, — вполголоса ответил внук.
— На какой ступеньке? – тихо спросил дед.
— Да я и не считал, — отмахнулся внук. Дед промолчал.
Михаил осмотрел часовой механизм изнутри, подтянул гири на ход и на бой часов, а потом добрался до самого верха, влез на самую крышу башни. Здесь нужны длинные железные крюки, чтобы можно было поправить стрелки. Он проверил внутренний механизм, насколько это было возможно. Подтянул гайки…Как будто бы все в порядке…Но стрелка все равно дрожит. И часовая – то туда, то сюда. Может от ветра? На самом верху циферблат кажется огромным. И ветер усилился. Метель разыгралась не на шутку.
— Сейчас только минутную стрелку подожму, — рассказывает деду обо всем, что делает, Михаил. Потянулся к стрелке, и вдруг не удержался на скользкой от свежего снега крыше, поскользнулся и шлепнулся, тормозя всем своим туловищем, чтобы не скатиться с высоты. При этом железный крюк, которым он подцепил часовую стрелку, с силой дернул стрелки и соскочив с нее, остался в руках Михаила. И Михаил с ужасом увидел, что стрелка, стремительно набирая обороты, несется куда-то с огромной скоростью против часовой стрелки.

— Дед! Дед ! – кричал Миша в трубку. – Но трубка молчала. Эфир опустел. Попытался набрать номер деда снова. Но никаких сигналов. Может, телефон ударился, когда он падал, и сломался? Экран потух совсем.
— Эй! Кто там над часами куражится? – раздался грозный голос снизу. Мишка посмотрел вниз и увидел, как из пустого накануне храма, на колокольне которого и были установлены часы, выходят люди. Дело в том, что это здание пустовало уже несколько лет. После того, как построили в городе дворец культуры, районный дом культуры, который размещался в бывшем Преображенском соборе, переехал на новое место. Здание передали епархии. Но чтобы восстановить его, денег у церкви не хватало. В городе было два действующих храма, да и те в период пандемии были полупустыми – народ боялся ходить, чтобы не заразиться друг от друга. И когда они с Оксаной пришли сюда, здание бывшего РДК было пустым и темным. Откуда взялись люди?
Михаил осторожно спустился вниз, где его ждала измученная неизвестностью и ожиданием Оксана.
— Я споткнулась на двадцать второй ступеньке, — вполголоса сообщила она. – Пока ты часы ремонтировал, я все ступеньки пересчитала.
-Оксан, я часы не отремонтировал, — тихо сказал Михаил, взяв девушку за руку. – Давай потихоньку спускайся вниз. Сильно болит?
— Да нет, не очень. До Ирки с Владом дойти сумею. Они нас уже заждались, наверное.
Михаил ничего не сказал. И выйдя из часовой башни, закрыл дверь на замок, повернув ключ два раза. Он видел, как у Оксаны расширились глаза, как она пораженно озиралась вокруг. Парк вокруг здания исчез. Здесь был пустырь. Или площадь. Исчезли вместе с парком и уютные, под старину, фонари. Было темно. Только ярко светились окна храма от сотен свечей, горевших внутри. А когда к ним подошел батюшка и еще несколько человек в старинных одеждах, растерянно проговорила:
— Вы, наверное, с елки? Там что, маскарад был?
Мишка успел дернуть девушку за руку. Но бородатый мужик, который стоял поодаль от батюшки, задумчиво спросил у священника:
— А не отправить ли их в околоток? Вы кто такие?
— Ты чей будешь? – густым басом спокойно, но строго спросил У Михаила батюшка в длинной темной рясе и накинутом на плечи полушубке.
— Момотов я, — Михаил не соврал.
— Не Михаила ли Петровича внук? Часовщика нашего?
— Михаила Петровича, – растерянно протянул Михаил.
Дело в том, что в их семье по мужской линии старших сыновей называли или Мишами или Петями. Михаилом Петровичем звали его деда, который и попросил внука поправить часовой механизм на курантах. А отца Миши звали Петром Михайловичем. А Михаил, в свою очередь – тоже Михаил Петрович.
Мишка еще ничего не понимал, но уже начал догадываться, что все дело в часах, которые сегодня вышли из-под контроля. Он вспомнил, как часовая стрелка бешено понеслась вспять.
Так что же получается? Они перенеслись в прошлое? Какой же сейчас год?
Спрашивать было неудобно. На них и так вон с подозрением смотрит бородатый мужик, который какой раз настаивает на своем – отвести молодежь в полицейский околоток – там разберутся. И дело с концом. Но батюшка участливо поинтересовался:
— Так что с дедом-то? Почему он сам не пришел?
— Ногу подвернул…Меня попросил, — Мишке и врать не пришлось.
— Поклон деду передай! Пусть выздоравливает! – напутствовал Михаила священник. – С новолетьем его от меня поздравь. И от всего прихода нашего собора. Здравия пожелай. Я зайду к нему на досуге, проведаю.
Михаил кивал, не в силах поверить в реальность происходящего. Оксана та и вовсе молча смотрела на всех и была на грани обморока. Бородатый мужик так и не отходил от них, несмотря на то, что батюшка из храма вроде бы все выяснил.
Нет, все равно не верит. И когда батюшка вернулся в храм, подошел к ребятам:
— Что-то вы больно странные. Не нашенских краев будете…Одежа на вас непонятная. И сами …Из губернии что ли прибыли? Или из самой белокаменной?
— Из столицы! – поспешила сказать Оксана. И нетерпеливо потянула Михаила в сторону, подальше от этих непонятных людей.
На Оксанке была меховая шубка и полусапожки. А под шубкой – вечернее платье – отмечать Новый год планировали в гостях две пары. Михаил хотел сегодня сделать Оксане предложение. Вроде бы ничего такого, но выглядит она, конечно, не так, как молодки этого города. У Оксаны даже язык не поворачивался, назвать это место своим родным городом. Вроде бы и Павловск, но все равно как на старинных фотографиях. Вот рядом техникум стоит. Но не техникум. На фасаде табличка извещает, что это духовное училище. О, Боже! В какой же век они попали?
А вот Михаил вызвал подозрение не зря. На нем модная спортивная куртка, джинсы и кроссовки. Да еще и прикололся – со светящимися подошвами надел. Новый год же – время чудес и фееричных представлений. Вот тебе и чудеса…
-Какой же это год? – прошептал Михаил. – Пойдем отсюда.
Он взял Оксану за руку и скорым шагом они пошли в сторону проспекта – главной улицы города. Их не покидало чувство ирреальности происходящего. Да, впрочем, так и было. Мимо них лихо промчалась тройка лошадей в нарядной упряжке. В повозке сидели девицы в полушубках и расписных платках и молодые парни – раскрасневшиеся на морозе, с седыми от инея бородами и усами. Хохочут, смеются.
Вышли на проспект. Что дальше – куда идти? Город и знакомый и незнакомый.
— Подожди! Давай решим, что будем делать, — Оксана остановилась. Она медленно осмотрелась. – Надо понять, в какой век и год мы попали…
-Век понятно какой – конец19-го – начало 20-го…- не очень уверенно сказал Михаил.
-Эй, барин, посторонись! А то зашибу! – мимо пролетела двуколка с кучером на облучке.
— Может вас куда отвезти с барышней? — усмехнулся лукаво.
— Проезжай мимо, — хмуро буркнул Михаил. – Мы с барышней как-нибудь сами дойдем.
Оксана достала из кармана мобильник:
— Все, бесполезная вещь. Даже экран не светится…
— У меня такая же история, — вздохнул Михаил. – Только я думал, он упал и разбился.
— Так, Миш! Давай разбираться. Преображенский храм и Духовное училище есть. Их построили в конце 19-го века.

Пойдем на проспект, то есть на улицу Красную, посмотрим, есть ли дом купца Одинцова. Они ускорили шаг и вскоре увидели и дом купца Одинцова и здание первой школы, то есть Ольгинской гимназии.

— Реальное училище построили в 1905 году, — рассуждала Оксана. Значит, мы находимся в самом начале века…двадцатого
Михаил присвистнул.
— Ничего себе. И что нам теперь делать?
— Ты знаешь, я устала, — пожаловалась Оксана. – И нога опять разболелась. И холодно…- у нее задрожал голос.
— Милая моя, мы справимся! – нежно коснулся ее щеки Михаил. – Мы обязательно найдем выход из положения.
На Красной улице мерцали керосиновые фонари на столбах. На улицах почти никого не было. Только в здании купца Одинцова ярко светились окна – там, видимо, был прием павловской знати и новогодний бал. Михаил решительно взял Оксану под руку и направился к дому городского главы.
— Ты с ума сошел? – запротестовала Оксана. – Как мы туда войдем?
У парадного крыльца стоял дворецкий и, увидев Оксану в роскошной шубке, занесенной снегом, и длинном вечернем платье вместе с молодым франтом в светящихся ботинках, учтиво склонил голову :
— Как вас представить?
— Чета Момотовых из столицы – уверенно проговорил Михаил. – Приглашены.
Ни слова не говоря, дворецкий жестом пригласил гостей в парадную дверь.
Михаил, как свои пять пальцев, знал это здание. На первом этаже в его времени здесь был музей. На втором – мэрия. А еще до этого здесь располагался райком партии и райком комсомола. Но это уже время его деда. Внутренняя планировка осталась прежней. Павловчане очень бережно относились к старинным зданиям.
Лакей помог снять одежду и унес ее в гардеробную. К вошедшим вышел сам хозяин –Иван Михайлович Одинцов – самый уважаемый человек в городе, глава. Колоритная фигура. Иван Михайлович уже был выпивши и, увидев молодую пару, гостеприимно раскинул руки и пригласил в залу.
В той зале, где обычно проводили выставки, молодая дама играла на старинном рояле, и несколько красивых пар кружились в вальсе. На широких подоконниках стояли красивые комнатные цветы и горели свечи в позолоченных подсвечниках.
— Сначала к столу, — распорядился хозяин. – С дороги, знать. Нужно подкрепиться. И старый год проводить. Он галантно поцеловал руку Оксане. Дама покраснела и присела в красивом реверансе. Михаил просто не верил своим глазам.
— Я же на танцы в детстве ходила, — увидев его изумление, шепнула Оксана.
Иван Михайлович жестом указал лакею на гостей, и тот , ловко лавируя между гостями, принес им два бока бокала шампанского на серебряном подносе и тарелки с бутербродами и черной икрой.
Хозяин собственноручно отвел их к богато накрытому столу в другой зал, смежный с танцевальным, где были два свободных стула с высокой спинкой, обшитых бархатом. На столе – чистые приборы. Оксана явно приглянулась и хозяину, и гостям. Вскоре к ним подкатил подвыпивший мужчина средних лет. Протянул свой бокал для чоканья:
— Позвольте представиться! Иван Чекризов – купец первой гильдии.
— Михаил Момотов! – в ответ ему представился Михаил, с достоинством склонив голову. – Банковский служащий. Служу в Москве, -он быстро сориентировался. — Позвольте представить Вам мою супругу – Оксану.
— Вам чертовски повезло! – порадовал Михаила купец. – У вас очень красивая спутница жизни.
Оксана покраснела, но при этом гордо вздернула подбородок, снисходительно допуская комплименты в свой адрес. Она как-то очень быстро освоилась в этой непривычной для себя обстановке и ей даже нравились их новогодние приключения.
— О! Мне приходится бывать в столице, — сообщил купец. — Мы с братом как-то привезли в Москву партию изготовленной на нашем заводике колбасы. И представляете — московские торговцы ее не приняли! «Слишком уж хороша» – говорят, шельмецы! — «Покупателей раздразним, а вы ведь не сможете нам ее поставлять каждый день»! – Чекризов перевел взгляд на Оксану:
— Позвольте пригласить вашу даму на танец.
Михаил посмотрел на свою девушку и увидел, что она вовсе не против танца с этим древним…давно похороненным…стариканом…Михаил просто не мог совладать собой от ревности. Но сдержался. Заиграла музыка и Оксана закружилась в красивом танце с купцом первой гильдии.

Михаил не сразу заметил, как в это самое время в доме появился тот самый бородатый мужик, который хотел отвести их в полицейский околоток. К этому времени он переоделся в сюртук с длинными полами. Тоже какой-нибудь купец…Тот сразу заметил Михаила и нахмурился. Михаил увидел, как он подошел к городскому голове и начал что-то рассказывать, показывая глазами на Михаила. В это время танец закончился, и Чекризов сопроводил даму к Михаилу, договорившись еще об одном танце. Но Михаил взял Оксану под руку и вывел в коридор:
— Сматываемся, — коротко сказал он. – Иначе новый год придется встречать в полицейском участке.
Оксана все поняла, и они, быстро одевшись, ускользнули из дома, пока бородатый стоял к ним спиной…
***

Но не успели они выйти на крыльцо, как к ним с двух сторон подошли полицейские.
Надо же – все таки настучал бородатый. Доложил полиции. Высокий полицейский велел предъявить документы. А какие документы мог предъявить Михаил – паспорт образца 21 века? И Оксана – то же самое. Молодым людям велели сесть в подъехавшую двуколку – поедем в участок – там разберемся, кто вы и откуда. Оксана в распахнутой шубке и красивом длинном платье было похожа больше даже на дворянку, чем на купчиху. Ее вид смутил полицейских. И пока они усаживали в сани Михаила, из подъезда выбежал запыхавшийся Чекризов – танец начался, а Оксана исчезла. Увидев полицейских и растерянных молодых людей, он подошел к полицейскому :
— В чем дело? В чем вы их обвиняете? За что задерживаете? — говорил властно. Видно было, что этого человека в городе не просто знают, но и уважают. И даже побаиваются.
— Разберемся! – полицейский был краток.
— Так новый же год, черт возьми! – вскричал возмущенный Чекризов. Через полтора часа 1902 год наступит!
Оксана с Михаилом переглянулись: ну вот, хоть так прояснили время, куда они перенеслись в прошлое из своего 2021 года. Значит, сегодня 31 декабря 1901 года. Круто!
Полицейский, сидевший на облучке, хлестнул лошадь, и повозка тронулась.
Растерянный Чекризов остался стоять под ажурным козырьком парадного входа. В окнах главы города ярко горели свечи, раздавалась веселая музыка. На город опускался мягкий пушистый снег. Приближался Новый год. А ребят увозили в неизвестность.
Их привезли в полицейский участок, который находился в одном здании с тюрьмой. Так вот она какая — тюрьма павловская!

Свет горел только в одном окошке. В камерах за решетками было темно и грустно. В тридцатых годах двадцатого века тюрьму, как оплот царизма, разрушили до основания. Даже кирпичика не оставили. Таких тюрем в Воронежской губернии было всего четыре. В Павловске томились в ней около двух тысяч заключенных. Это при том, что в самом городе тогда было чуть более четырех тысяч жителей.
Дежурный полицейский в участке обыскал Михаила – достал из карманов его куртки паспорт и куар-код. Еще не раскрыв паспорт, уже присвистнул:
— Да ты залетная пташка! – А увидев куар-код аж затрясся от гнева:
— Шифр припрятал?!
Документы он сунул в ящик стола. Крикнул часовому:

— В камеру его! К политическим!
Михаилу заломили руки назад и увели.
А полицейский двинулся навстречу к Оксане. Та, запахнув полы шубки, приняла надменное выражение лица:
— Я требую адвоката!
Полицейский немного опешил, и в это время дверь в участок распахнулась и буквально ворвался Чекризов.
— Я требую немедленно освободить эту даму! Немедленно, слышишь, ты, солдафон бесчувственный.
К удивлению Оксаны, «солдафон» вытянулся по струнке и проблеял:
— Милости просим , Иван Иванович!
— Ты что, совсем озверел?! – грозно поинтересовался купец первой гильдии. – Ты куда это меня приглашаешь?
Полицейский аж побагровел от волнения и только взял под козырек, когда Чекризов взял под руку испуганную Оксану и вывел ее за дверь.
— Я прошу прощения за наших неотесанных солдафонов, — сказал он, шагая в сторону дома купца Одинцова. – Завтра мы разберемся, за что они задержали Михаила. А сегодня я прошу вас побыть моей гостьей. Не обижу! Бояться меня не надо.
Что было делать? Бойся- не бойся, а ночь на дворе в незнакомом городе, незнакомом времени, с незнакомыми людьми.
— Я вам очень благодарна, — тихо сказала она. – Но мне, право, неловко вас обременять. Хотя вы правы, мы с Михаилом не успели нигде остановиться на ночлег.
— У меня большой дом! – успокоил ее купец. – У вас будет отдельная комната. Право, я умею разбираться в людях.

Когда они вернулись в дом городского главы, бородатого нигде не было видно, а веселье было в самом разгаре. Оксана напряженно думала, как ей выручить из тюрьмы своего жениха. Ситуация осложнялась все больше и больше. Что с ним будет? Что будет с ними? Ей было не до веселья. И Чекризов, заметив это, предложил ей поехать отдохнуть к нему домой.
-Нет! Это неудобно! – решительно отклонила предложение Оксана. – Я, если позволите, поднимусь наверх в каминную. Выпью чашечку кофе…
Тем временем, Михаил, оказавшись в камере, пытался осмотреться в темноте. Кто-то зажег лучину. В зарешеченное окно на самом верху заглядывала любопытная луна.
— Ты кто такой, товарищ? – выдвинулся ему навстречу худощавый молодой человек. – Если подсадной, то знай, расколем быстро.
-Да какой там подсадной, — вздохнул Михаил, да так и искренне и горестно, что всем сразу стало понятно: не врет!
-Тебя за что арестовали?
Михаил, сам не зная почему, проникся доверием к этим интеллигентным, и сразу видно, хорошо образованным людям. Но сначала все таки спросил:
— А вас за что?
— Меня за листовки, расклеивал по городу, а кто-то донес…- свесившись бородатой лохматой головой с верхних ярусов нар, — сообщил товарищ по несчастью.
— А я кружок проводил среди студентов, тоже кто-то затесался к нам из осведомителей – сказал парень, похожий на студента. – Кстати, меня зовут Павел!
-Доносчик – так и называй вещи своими именами! – прогудел мужик, похожий на крестьянина. – Меня прямо на сходе схватили. Не понравилось, как я говорил про уездную власть…

— Садись, товарищ! – студент подвинулся на нижней полке. — — Твои нары наверху. Но ты сначала расскажи о себе.
— Рассказать? – задумчиво произнес Михаил. И вдруг решился, понял, что кроме этих революционно настроенных мужиков – вольнодумцев, ему здесь никто не поможет. Но как им рассказать?
— Меня зовут Михаил. Вы мне не поверите, но я попал к вам из будущего, — тяжело вздохнув начал Михаил.
В камере стало тихо. Только лапотный мужик в сердцах плюнул:
— Ты что, нам рождественские сказки будешь рассказывать?
— Петро! Не мешай, пусть говорит! – перебил его лохматый мужик. – Меня зовут Василием. Рассказывай!
Михаил осторожно, как будто прощупывая почву под ногами в зябком болоте, начал свое повествование. Но событий было так много, что он сбивался, перескакивал с одного на другое, возвращался обратно. Собратья по камере слушали сначала недоверчиво, потом изумленно, иногда возмущенно.
— Сейчас у вас 1902 год настает, — Михаил начал, чтобы с чего-то начать. – А я живу в 2021.
— Во хватил! – не удержался Петро!
— И как там у вас в будущем? — загорелись глаза у студента. – Революция будет?
— Будет! Сначала в 1905 году. Но она будет неудачной.
Мужики в камере заворчали.
— Потом в 1914 году начнется первая мировая война.
— С кем воевать будем?
— С Германией. Россия ослабнет. Много народу погибнет. В 1917 году царя свергнут!
В камере удовлетворенно загомонили.
— А в октябре 1917 года произойдет Великая Октябрьская социалистическая революция в России. Ленин организует захват Зимнего дворца. Народ его крепко поддержит. Он сразу объявит: «Землю – крестьянам! Заводы и фабрики — рабочим».
— А Ленин – это…
— Это Ульянов Владимир Ильич из Симбирска. Он уже и первую революцию будет готовить в 1905 -1907 годах. А потом и вовсе станет вождем пролетариата. Очень народ его уважать будет. Жаль, что недолго проживет. Кстати памятники ему в каждом городе есть. В нашем будущем прямо недалеко отсюда поставят.

Это же революцию еще 15 лет ждать! Мы сможем приблизить ее?
— Нет! Не сможете. Будет много факторов, которые не позволят это сделать. И народ еще не готов. И сил у революционеров не достаточно. Вон где вы находитесь — в тюрьмах да в ссылках. А потом, после революции семнадцатого года начнется гражданская война. Воевать будут не только богатые с пролетариями, но и брат пойдет на брата, отец на сына. В Павловске утром будут белые, в обед – красные, вечером – зеленые.
-Это кто такие?
— Белые — это белогвардейцы, богатые объединятся в свою армию, красные — это ваши единомышленники, армия рабочих и крестьян. Батько Махно такой объявится, соберет народ под свои зеленые знамена «Анархия – мать порядка»
— Анархисты, значит, — задумчиво произнес студент.
— Война закончится. Ленин умрет в 1924 году. На его место придет Сталин. И все поначалу будет так, как и мечтали. А потом…
— А что потом?
— А потом начнется коллективизация. У крестьянина станут изымать землю, скот и все его барахло в коллективное хозяйство, начнут создавать колхозы…

-Как это? – не согласился Петро. – Сначала отдали, потом забрали? Я не отдам…
— Тех, кто не отдаст – сошлют в Сибирь, целыми семьями, Много народу сгинет там, — грустно ответил Михаил.
— Эй ты, хватит врать! – с верхних нар грозно спустилась лохматая голова Василия. – Мы не позволим это сделать! Слышишь, не опошляй нашу революцию!
Михаил не стал говорить, что многие истинные революционеры будут объявлены врагами народа и тоже сгинут в застенках сталинских тюрем и лагерей. Он понял, что этого говорить сейчас нельзя. Нельзя у людей отнимать веру в себя, в свои силы, в единство мировых революционных масс. Они еще в это верят…
— Успокойся, Василий! – похоже здесь главным был Павел. – Мне тоже это сомнительно слышать. Но что дальше?
— Я буду рассказывать, как было. А вы меня за это можете и побить, — Михаил понял, что его историческая правда тяжела для людей, которые готовы за свои идеи и убеждения идти в тюрьму, на каторгу. За светлое будущее. Вот он из этого будущего. А они слушают его и не верят…
Ну вот почему мы должны тебе верить? – Василий слез с верхних нар. Сел рядом с Петром. – Кроме твоей брехни у тебя никаких доказательств нет. Из будущего он…- Василию явно не нравилось, как рассказывает про то будущее, о котором они мечтали с товарищами, ради которого рисковали жизнью и здоровьем..
— Доказательства? Даже не знаю, меня обыскивали, но не очень тщательно. Новый год же…Он достал из верхнего кармана куртки крохотный металлический предмет. Вот это плейер и наушники.
— Что это? – все три головы узников склонились над предметом, который извлек Михаил.
Михаил достал крохотные наушники и вставил их в уши Павлу. А потом включил музыку. Павел от неожиданности вздрогнул и начал озираться в поисках источника звука. Все остальные сидели молча и с любопытством смотрели на реакцию Павла. Музыка Павлу явно понравилась. Тогда Михаил повторил то же самое и с остальными соседями по камере.
И у всех была подобная реакция. Только Петро начал истово креститься, когда в ушах из этих горошин раздался мощный звук.
— Таких вещиц в будущем много, — объяснил Михаил. – С ними каждый школьник ходит. А еще есть мобильник – телефон, по которому можно разговаривать с кем угодно. У Михаила и телефон оказался припрятан – на всякий случай, от лишних вопросов. Но сейчас он достал его.
— Жаль в вашем времени он не работает, — вздохнул Михаил.
— Это как в романах Жюля Верна, — удивленно произнес студент.
— Многое из того, о чем рассказывали писатели- фантасты сбылось, — согласился Михаил.
— Что было дальше? — коротко прервал полемику Василий.
— Россия присоединит к себе много окраин – все 15 республик объединятся в одну большую страну – Советский Союз.
-Почему Советский?
— Потому что органами власти везде станут советы. Начнет борьба с неграмотностью. Учить начнут всех — и детей, и взрослых. В тридцатые годы в стране начнется индустриализация. Будут построены огромные заводы, фабрики, гидроэлектростанции…
— Это еще что такое? – заинтересовался Петро.
— Это такие сооружения на реках, которые вырабатывают электричество.
-Знаем, не темные, — прогудел Василий.
— А в 1941 на нашу землю придет огромная беда – война…
— С кем? — затаив дыхание, спросил Петро.
-Опять с немцами. С фашистами. Гитлер – их вождь, завоюет полмира. Только в нашей стране эти сверхчеловеки, как они себя будут представлять, подавятся. Погонит их русский солдат до самого их поганого логова, — Михаил говорил давно известные из учебников вещи, но сейчас все эти знания приобретали для него самого совсем другое значение. Он гордился за свою страну. – Но народу много поляжет. Будут разрушены города и села, выжжена земля…разрушено народное хозяйство…Мой прадед инвалидом с войны придет. А многие не придут. В нашем Павловске больше половины останутся на полях сражений.
— Павловск разрушат тоже?
— Нет, наш город окажется на передовой, линией фронта станет Дон. Бомбить его будут с меловых гор, где укрепится альпийская стрелковая часть — это итальянцы, союзники Гитлера. Но разрушений будет немного. Все старинные здания уцелеют. А тюрьму вашу, кстати, разрушат еще до войны. Сейчас на этом месте построили мемориал погибшем во время войны землякам.
— Когда война закончится? — тихо спросил Павел.
-9 мая 1945 года полной капитуляцией Германии.
— А что же мировой пролетариат?
— Сложно все это…Но после войны будет сформирован социалистический лагерь, куда войдут многие страны – Польша, Чехословакия, Болгария, та же Германия. Но…- Михаил замолчал.
— Не тяни душу, — Василий даже пристукнул кулаком.
— После войны страну восстановят. И заживет народ спокойно, с уверенностью в завтрашнем дне. Ну а в конце 80-х — начале 90-х страну развалят изнутри. Обманут народ сами правители. Опять вернут в прошлое, в капитализм….Не будет ни рабочего класса, ни народа. Останется лишь население. Союз развалится…
Павел нервно заходил по камере. Василий горестно вздохнул. А Петро недоверчиво смотрел на гостя из будущего. Да и как в такое поверишь? С ума сойти можно!
— Мы все равно будем готовить революцию! – упрямо заявил Павел. – Мы обязаны освободить народ от тяжкого гнета, показать ему дорогу в светлое будущее.
— Ты чем занимаешься в своем будущем? — спросил Василий.
— Учусь в университете.
-А как попал в прошлое?
Михаил рассказал все, что с ним сегодня произошло. Так ты Михаила Петровича – часовщика нашего внук ?- оживился Василий.
— Да какой-там внук, — вздохнул Михаил. Это мой дед ему пра-правнук.
— Ого, — задумался Павел. – Вы встречались?
— Нет! Не успел! Да я и не знаю, где его искать.
— Я знаю, — спокойно сказал Василий. — Он прямо у Тамбовского озера живет. Домик там небольшой под соломенной крышей. Ворота тесовые…Его здесь все знают.
— Видели бы вы сейчас, каким стало наше Тамбовское озеро!
-Загубили? — грозно спросил Василий.
-Нет, обустроили. Красота, весь город приходит сюда любоваться.

— Ну хоть что-то хорошее..
— Надо тебе, паря, выбираться отсюда, да поскорей, — Петро теребил бороду. – Иначе сгнобят тебя с твоим прошлым здесь.
— Вернее, с будущим, — уточнил Павел.
— Думаю, подсказку тебе даст дед, вернее, кто он тебе – пра-пра – Михаил Петрович, — оживился Василий.
В ночной тишине за толстыми стенами городской тюрьмы вдруг раздалась звонкая девчоночья песня:
— Спрячь за высоким забором родного, выкраду вместе с забором, — подражая цыгану Яше из фильма «Неуловимые мстители», выводил высокий красивый голос . Мужчины подсадили Михаила, и он, дотянувшись до высоко расположенного окна, увидел у стен тюрьмы девушку, бесстрашно распевавшую в ночи. Это же Оксана! Да и песня – то современная, хоть и времен деда. Это знак!
Оксана нетерпеливо ходила вдоль стен тюрьмы и напряженно смотрела на окна. Заключенные , услышав песню, пытались заглянуть в окна. Их было много. Оксана была в отчаянии, но продолжала петь и стучать кулачком о ладошку.

— Я понял! – вскрикнул от радости Павел и подбежав к двери, громко заколотил в дверь…
Товарищи по камере сначала не поняли, но потом тоже присоединились, стучали в дверь, в стены. Часовой бросился к их двери, заглянул в глазок.
— Мужик помирает! – во все горло закричал Петр. – Открывай, врача! Врача!
Часовой загремел ключами, но только он повернул ключ в замочной скважине, не успев еще приоткрыть тяжелую дверь, как снаружи раздались всполохи огня и стрельба. А потом женские крики о помощи. Часовой метнулся наружу, впопыхах забыв закрыть камеру. За стенами тюрьмы Оксана устроила целое феерическое представление. Она вспомнила, что у нее в сумочке лежит новогодний сюрприз – фейерверк, который сейчас выдавал в ночное небо все свои 25 залпов. Она кричала от ужаса, отвлекая часового от дверей тюрьмы.

— Беги, Михаил!
— Товарищ, передай в будущее, что мы не пощадим своей жизни за то, чтобы вы жили счастливо! За светлый завтрашний день! – Они стояли плечом к плечу – решительные, смелые, красивые своим духовным внутренним огнем.
— Тебе поможет дед! Беги к нему… — напутствовал Василий.
Михаила долго уговаривать не пришлось. Он выскользнул за дверь камеры, потом из ворот тюрьмы и бросился в сторону Преображенского храма. Оксана уже ждала его там в подлунной тени. И вместе они, взявшись за руки, бросились наутек. Михаил был поражен мужеством и отвагой своей девушки. В эту ночь он узнавал ее, как будто заново. И понимал, что вместе они – одно целое. На всю жизнь!
— Куда мы бежим? – Оксана запыхалась, но бежала на удивление быстро.
— К деду. Вернее, к пра-пра. К Момотову Михаилу Петровичу. Мне рассказали, где он живет. Я думаю, он нам поможет. Если не он, то кто?
Василий очень точно описал дом предков Миши. Новогодняя ночь была светлой. Так всегда бывает в снежную пору. Они так быстро бежали, скрываясь от возможной погони, что даже не придумали, что скажут пра-пра-пра бабушке и такому же дедушке. Постучали в калитку, но она оказалась не заперта. И молодые люди беспрепятственно вошли во двор. Побряцали металлическим кольцом на двери. Негромко, но настойчиво. За дверью загремел засов, выглянула худенькая, невысокая женщина преклонных лет. И пока Михаил только собирался объяснять, кто они такие и зачем пришли, всплеснула руками:
— Дед! Радость-то какая! Мишаня приехал!
Мишаня буквально онемел от изумления. Оксана, еще тяжело дыша после бега, закашлялась, и бабушка быстренько спровадила дорогих гостей в дом. В доме было темно, только светилась докрасна раскаленная печь. Повеяло таким теплым и родным, как будто вернулись в свой дом, к родным людям. Из другой комнаты, на ходу натягивая на себя одежду, вышел, прихрамывая дед. Бабушка тем временем зажгла свечу. Поднесла ее к самому лицу Мишани.
— Как же ты давно у нас не был, внучок. Совсем в своей Московии городским стал. Ишь какой! Не узнать! А это кто с тобой?
— Моя невеста, бабушка, — пояснил внук. – Вот на праздник приехали, да в дороге припозднились…
— Ну, внук, здорово! – дед наконец-то оделся, вышел – высокий статный, богатырского телосложения. – Вот и помощник будет! А то я, как нарочно, ногу подвернул. А назавтра надо на башню идти, часы там что-то барахлить начали. Я их со своего двора вижу. Зрением Бог не обидел!
— Как зовут-то невесту? – полюбопытствовала бабуля.
— Оксаной. Здравствуйте, хозяева. Вы уж простите, что мы ночью к вам нагрянули. Но больше не к кому, — это голос подала Оксана.
— Знаю! Мать-то с отцом на праздник в деревню уехали. Ну еще повидаетесь. Да ты, баба, стол накрывай. Внука с невестой встречать будем! – распорядился дед.
Оксана незаметно показала на Мишины часы – надо торопиться…Времени нет. Но тот лишь развел руками, не зная, как начать разговор. Тем временем, бабушка достала из печи чугунок картошки, курочку запеченную – праздник же. Дед разжигал самовар. Из шкафа бабуля вытащила графинчик с вишневой наливкой.
— Внуку, наверное, еще рано наливку пить, а я выпью, — строго сказал дед.
Миша с Оксаной налегли на картошку с маринованной капустой – проголодались, несмотря на нервное напряжение. Но времени и, правда, не было. Скоро начнется погоня. Их точно найдут. И Михаил решился:
— Дед, ты можешь мне не верить…В то, о чем я сейчас расскажу, и правда, поверить невозможно. Но я очень прошу, поверь. Ты видишь, я из вашего рода…
-Как-то ты очень непонятно говоришь, Мишаня…- заикнулась было бабушка.
-Цыть, Нюра. Помолчи! Рассказывай, внучок!
— Я и правда, внук, но не твой, а твоего правнука. Он тоже Михаил Петрович. Тоже Момотов. Ну ты же знаешь, что в нашем роду всех мужчин называют Михаилами или Петрами.
— Ну, допустим, твой отец – Петр – первый в роду. А тебя в честь меня назвали – это правда.
— Дед! Послушай! И поверь! Времени у нас мало. Мы в опасности. Нас могут схватить в любую минуту…
Бабуля попыталась заголосить, но дед опять прицыкнул на нее.
— Говори! – коротко сказал внуку.
— Дед! Так получилось, что мы вчера помогали моему деду – твоему правнуку – он тоже часы чинит у нас в Павловске. Так вот с часовым механизмом что-то случилось, стрелка понеслась в другую сторону и мы с Оксаной оказались у вас в прошлом. Понимаешь, мы из будущего…- Михаил говорил сбивчиво, торопясь.
-Я это почувствовал, когда в последний раз заводил механизм на часах на ход, — задумчиво сказал дед. – С часами что-то не так. В них есть какая-то тайна.
— Я не знаю, почему так получилось, — Михаил торопился. – Но нас ночью схватили и меня посадили в тюрьму.
Бабуля охнула. Дед нахмурился.
— Нас ищут и, конечно, найдут.
— Из какого будущего вы к нам попали? – спросил дед.
— Из 2021 года…31 декабря. Новый год.
У бабули из глаз лились слезы.
— А где же наш Мишаня? – спросила она, недоуменно поглядывая то на супруга, то на несостоявшегося внука.
— Я не очень знаю нашу родословную, — повинился Михаил. – Но знаю, что твой внук стал революционером, был чекистом. Это мне еще дед рассказывал.
— Чекистом?
— Это военные, которые охраняют безопасность страны.

Похоже, бабуля все еще не могла поверить. Она подошла к Мишке сзади, взъерошила его волосы:
— Ну будет, внучек, смеяться над стариками…
Миша повернулся к бабушке, взял ее руку в свои ладони, прижал к щеке.
— Как мне хорошо у вас…Как я рад, что вижу вас, своих предков.
— А что же правнуки?
— Дед – я – Михаил Петрович Момотов, как и ты! Значит, все у нас нормально. Ты дал хорошую дорогу в будущее своему потомству. И самые старшие сыновья по наследству передают свое дело – часовщики, следят за нашими павловскими курантами.
— Они еще живы у вас? – у деда довольно сверкнули глаза. Мы тут за них воевали. Воронежские купцы удумали их забрать. Мы не отдали!
— Знаю, дед! Это известная история.
Вдруг у самых окон заржала лошадь. Приближалось утро. Начинало светать. Бабушка испуганно выглянула в окно.
— Дед, барин какой-то на повозке приехал.
— Уж не по вашу ли душу? – заволновался дед. – Куда же вас спрятать?
— Но в дверь уже постучали и в дом, не дожидаясь приглашения, буквально ворвался Чекризов.
— Так, молодежь, быстрее собирайтесь и в повозку.
— Иван Иванович! Не погуби! – взмолилась бабушка, закрывая своим тщедушным телом своих гостей.
— Дед схватил со стены ружье:
— Порешу! Не тронь внука!
— Михаил Петрович! – уже более спокойно сказал Чекризов. – За вашим внуком и его женой погоня. В городе переполох. Я знаю, что ваши потомки из будущего – Оксана намекнула. А я проверил. Паспорт Михаила остался в полицейском участке. Кстати, Михаил, вот он. Но оставаться здесь нельзя. И медлить тоже. Завтра я уже не смогу помочь.
— Дед! – мы должны уйти из вашего времени так же, как и пришли. — Вход и выход через часы! И именно в новогоднюю ночь, на стыке времен.
— Точно! – дед все еще держал ружье наперевес. – Бабка, держи тут оборону. А мы поехали к башне с часами.
Чекризов поторапливал. Михаил уже вышел за дверь, потом вернулся и обнял бабушку:
— Вы проживете долго и счастливо, бабуля. Особенно ты – 105 лет проживешь…Я знаю, мне дед рассказывал. Только могил ваших нет – старое кладбище разрушили, — сказал и устыдился сказанного. – Простите! И прощайте! Спасибо вам за все!
Бабушка Нюра плакала и мелко-мелко крестила уходящих, благословляя их в долгий путь.
Чекризов помог сесть в повозку Оксане. Миша подсадил деда. Тот волок больную ногу, но решимости ему было не занимать.
— Моих внуков в тюрьму – да ни за что! – дед не мог остановиться.
Помощь пришла, откуда и не ждали. И Оксана решилась отблагодарить купца первой гильдии:
— Послушайте! Ничего не говорите! И ничего не спрашивайте! Вам нужно уехать из России до 1917 года и, по возможности, перевезти оборудование ваших заводов. В семнадцатом у вас все заберут.
Чекризов молчал.
— Что будет с моим домом? — спросил тихо, как бы отрешенно.

— Ваш дом останется. Он есть и будет один из самых красивых в городе. В нем много лет будет располагаться педагогическое училище, в нем готовят учителей. Сейчас , правда, перевели в другое здание. Но оно у вас еще не построено. Это будущее реальное училище…
— Так его уже начали строить. Заложили фундамент. Ну а в доме моем что?
— Общежитие будущих учителей. Иван Иванович! Вы – благородный и честный человек, — голос у Оксаны задрожал. – Мы вам очень благодарны. Прошу вас, уезжайте…Будущего после семнадцатого года у вас в России нет.
Чекризов кивнул и было видно, что разговор этот слишком ошеломил его. Они подъехали к храму. У здания метались какие-то тени.
— Засада, — проронил Чекризов. — Я их отвлеку. А вы незаметно выходите из повозки и сразу в башню. Ключи только у вас. Больше нет ни у кого. Закрывайте изнутри. И отправляйтесь в свое будущее.
Михаил крепко пожал руку купцу:
— Спасибо за помощь! Оксана сказала правду. В семнадцатом будет революция. Экспроприация…Кто предупрежден – тот, как говорится, вооружен.
— Береги Оксану! – только и сказал Чекризов. – Она славная девушка. И тебя любит. Все! Я прощаюсь с вами. Счастливого вам пути! – Он поцеловал руку Оксане.
— Спасибо за информацию. Я обязательно подумаю…
Чекризов выбрался из повозки и побежал навстречу полицейским, которые вывернулись из-за угла храма.
— Эй, служивые! Могу подвезти. Видел, как побежали в сторону Дона двое. Может, наши беглецы. – А сам оттеснял полицейских за угол. – Да вон они, смотрите! – показывал вдаль. Те таращились в темноту, пытаясь разглядеть хоть что-то. Потом побежали. А Чекризов, вернувшись к повозке и убедившись, что часовщик и Михаил с Оксаной уже в башне, поехал за полицейскими в сторону Дона.
Тем временем, вся троица спешно поднималась по ступенькам башни. Дед сильно хромал, Оксана подняла полы своего вечернего платья, чтобы вновь не споткнуться. Михаил поддерживал деда сзади. Но в какой-то момент споткнулся сам и чуть не налетел на деда, ударившись о верхнюю ступеньку. Из нагрудного кармана что-то выскочило и покатилось… Плейер…с наушниками. Искать его было некогда. Да и невелика потеря. Дед преодолел только половину ступенек и тяжело дыша, остановился. Нестерпимо болела нога.
— Дед, я сам! Ты только скажи, что делать.
-Все то же самое, только наоборот. Цепляй крюком часовую стрелку и отправляй ее в другую сторону. Должно получиться. Поднимайся, если что, спрашивай. Я тебе подсказывать буду. Идите вместе! С Богом! Прощай, внук!
Михаил торопился. Оксана осталась на верхней ступеньке, там, где висел внушительный язык от боя часов, а Михаил вновь пробрался к самому циферблату, ловко подцепил часовую стрелку и с силой рванул ее вниз, направляя ее ускорение по часовой стрелке. Часовая стрелка завертелась с огромной скоростью. В глазах у Михаила помутилось, он в изнеможении присел, утирая пот со лба, и вдруг услышал голос деда:
— Ну что там у вас, внучек? Все получилось?
— Все получилось, дед! Наверное, — неуверенно сказал Михаил. И вдруг понял, что голос деда он слышит не из темноты башни, где остался часовщик, а из своего мобильника, лежавшего до этого мертвым грузом в кармане.
— Ну если все, тогда поторопитесь! С наступающим вас новым годом!
Михаил изумленно посмотрел вокруг. Вокруг темного храма в парке светились красивые под старину фонари, падал мягкий снег, а народ спешил по домам встречать новый год.
Михаил осторожно спустился, взял Оксану за руку, и они медленно спустились по ступенькам. Деда из прошлого в башне не было. А Оксанин мобильник взорвался десятками сообщений о пропущенных звонках и смсках.
— Мы дома? – тихо спросила Оксана.
— Да, — также тихо ответил Михаил. На двадцать второй ступеньке они увидели нерастаявший от снега след огромного валенка – еще недавно здесь стоял дед.
Когда они вышли из башни, часы мелодичным боем известили о том, что уже 11 часов вечера. Через час наступит Новый год. Но к Ирке с Владом после всего пережитого идти не хотелось. Михаил и Оксана посмотрели друг на друга и без слов поняли друг друга. Сегодня они пойдут к деду Михаила – Михаилу Петровичу.
Оксана позвонила друзьям, что планы резко изменились, те, хоть и поворчали, но не обиделись. А Миша набрал номер деда:
— Дед! Мы идем к тебе!
— Я вас давно жду, — сообщил дед.
***
За накрытым столом сидели двое. Два Михаила – дед и внук. Оксана и бабушка уже давно ушли спать. Новый год они встретили бокалом шампанского, закусили бабушкиными салатиками и, оставив мужчин, отправились на боковую.
— Вот так значит все было , — задумчиво произнес дед после того, как внук ему все рассказал. Потом встал, порылся в старинной шкатулке и достал маленькую коробочку: — Посмотри, твои?
На ладони у деда лежал Мишин плейер и крохотные наушники.
— Ты нашел их? – изумился внук.
— Нет! Этот предмет мне попал от моего деда. А ему от его деда – того, видать, самого. Его передают по наследству часовщики павловских курантов – то есть Михаилы Петровичи Момотовы. Тот самый пра-пра строго-настрого приказал тебе передать. И сказать, что верит в тебя и твоих потомков. Он нашел их на двадцать второй ступеньке башни– той самой, где споткнулась Оксана. Значит, ей суждено произвести на свет потомков нашего рода. Поэтому все эти чудеса и случились с вами обоими. Иначе и быть не могло.
Михаил сжал в ладонях найденную вещицу и на глазах его показались скупые мужские слезы:
— Спасибо, дед, за доверие!

Автор Зоя Баркалова

Инет

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

Недомерок Лакомка

Татьяна Пахоменко
..
Предновогодние хлопоты были в разгаре. Люди, счастливые, румяные от мороза, бегали по магазинам в поисках подарках и продуктов. Возле одного из них, как обычно, расположился недомерок Лакомка.

Так его прозвали. Очень маленького роста, сзади за ребенка можно принять. Потому и кто-то захохотал однажды: мол, взрослый мужик, а недомерок. Так и прилепилось. Он не обижался.

А прозвище «Лакомка» уже потому, что халву любил. Купит себе пачку и ест с наслаждением. Обычно недомерок Лакомка на улице сидел возле деревянного ящика, на котором бережно раскладывал тряпичные мешочки. Если замерзал, заходил внутрь магазина, чтобы погреться.

Он был не один. Большая лохматая одноглазая собака с шерстью белого цвета неизменно следовала рядом. Была она ростом почти с недомерка Лакомку. Добродушный пес, очень спокойный, только людей боялся. Когда подходил кто-то, втягивал голову, трясся и прятался за Лакомку.

— Как зовут-то страшилище твое? – спросила однажды женщина с высокой прической.
Она ждала мужа. Тот все не приезжал, и даме захотелось от скуки чем-то отвлечься.
— Сапфиром, барышня, — отозвался недомерок Лакомка, шмыгнув носом.
— Как? Ты чего мужик, обалдел, что ли? Это же камень драгоценный, тебе такой в жизни не заиметь и не заработать, даже во сне не приснится. Такого урода Сапфиром назвал, — брезгливо ответила дама.
— А чего вы так? Каменья-то мне и не нужны. А у него глазки очень красивые. Точнее, один остался, второй-то хулиганье выбило. Проводом его обвязали потом еще, в сугроб бросили. Я там как раз мимо шел. Слышу, плачет кто-то, как ребятенок. А это собачка стонет. Еле выходил. Удивительные глазки, не видно второго-то с вашей стороны! Но давайте, покажу! – засуетился недомерок Лакомка.
— Больно надо! На блохастого твоего смотреть! Фу, противный какой! – выдохнула женщина и радостно замахав подъехавшему супругу, убежала.

Недомерок Лакомка не обиделся. Вздохнул только да сильней прижал к себе собаку. Он уже привык к боли и осознанию того, что в этом мире их только двое. И никто не придет на помощь и не уведет в прекрасное далеко. Нужно просто выживать.

Сказать по правде, когда недомерок Лакомка собаку нашел, он сам в лес шел. Потому что сил уже совсем не осталось. Думал найти елку покрасивше. Сесть возле нее и уснуть. Пусть даже навсегда. Он не всегда влачил жалкое уличное существование.

Где-то далеко, в прошлой, залитой солнцем счастливой жизни, была жена, Катенька. И дочка Лидочка. Когда малышка заболела и потребовалась дорогостоящая операция, счет шел на дни. Квартиру в спешке продали. Больше ничего у семьи ценного не было. Катенька говорила, что снимать жилье будут, работают оба, как-нибудь проживут, лишь бы ребенка спасти.
— Витенька, ты ж на все руки мастер! Все сможем. Дочечку бы выходить. Главное – мы вместе. Значит, ничего не страшно и надежда есть! – шептала жена.
Их обманули. Так бывает, к сожалению. Доверчивые и простодушные люди были жестоко обмануты, осталась и без квартиры, и без денег. Дочка умерла. У жены сердце не выдержало.

Отцу семейства, обезумевшему от горя, знакомые советовали бороться, отстаивать свои права, пытаться вернуть жилплощадь или деньги.
А он стоял, как замороженный. И никак не мог поверить в то, что самых любимых на свете людей нет.
Деньги? Зачем? Куда, кому? Он не смог, не спас своего ребенка и это всегда будет с ним. Катеньку не уберег.

Бороться не стал. Много пил. Прежние друзья и знакомые вначале пускали, а потом перестали двери открывать. Мужчина катился вниз по наклонной. Смысла в жизни не видел.
А потом и вовсе решил уйти вслед за семьей. И вот тут-то и нашел в сугробе связанную и раненую собаку.

Пес почти не дышал. И только почувствовав прикосновение теплой руки, открыл один глаз удивительно красивого цвета. И недомерок Лакомка выдохнул:
— Сапфир!

Он почти не помнил, как дотащил большую собаку до города. Пришел в себя возле ветлечебницы. Зайдя внутрь и вытирая пот со лба, упал на колени перед высоким человеком в белом халате, попросил спасти пса.
— Я это… я все умею делать. Хотите, вам баньку построю на даче? Или крышу сделаю? Или беседку слажу? Вы не смотрите, что я роста такого. Я все могу. Вы его спасите, доктор. Живой же. Денег нет, я потом… я отработаю. Он же дышит еще, — просил недомерок Лакомка.
Ветеринар собаку спас. Он долго находился в той клинике. Бесплатно.
Долго хорошего человека благодарили потом, и хозяин, и пес.

А дальше недомерок Лакомка пошел к своей приятельнице Валентине. Та жила в бараке на отшибе города. Была баба сильно пьющая, но добрая. Несколько раз они с Лакомкой в бродячей жизни пересекались.
— Валя, пусти на постой. Я тут помирать хотел да передумал пока. Вот, дружок у меня появился. Подрабатывать начну. Тебе за угол платить станем. Один-то я хоть где мог приткнуться, а его жалко. И так намучился, — просил недомерок Лакомка.
Валентина разрешила.

Перед магазином недомерок Лакомка не милостыню просил. Он укроп сушеный продавал. В тканевых мешочках. Мешочки были очень красивые. Вышитые такие. С незабудками, ромашками, васильками, первоцветами. Словно кусочки лета.
Странно это выглядело, конечно. Смешной маленький мужчина в дутых сапогах, в красной детской шапочке с бомбошкой на голове и в большом пуховике. И пугливая собака рядом. А на ящичке эти мешочки разложены.
Но их покупали. Всегда. Однажды кто-то на пробу взял. И вернулся. Людская молва идет. Покупателей у недомерка Лакомки много было.

Укроп он за городом выращивал. Помог одному дачнику и тот ему разрешил на соседнем, принадлежащем ему же участке, сажать свое. Вот Лакомка и разбил укропную «плантацию». Укроп он обожал с детства. С вареной картошечкой и маслом, с молочком.
— Если в доме сушеный укроп – считай, лучшая пряность в кармане! А пахнет-то как, дивно! – улыбался недомерок Лакомка покупателям.
Иногда он бережно доставал из кармана кусочки халвы и с наслаждением причмокивая, ел. Или кормил припасенным в мешочке мясом свою собаку.

За ним в тот день наблюдал высокий пожилой мужчина в длинном пальто. Ястребиный профиль, надменное выражение лица. Он вышел из дорогой машины, хотел пойти за покупками. Весь облик незнакомца дышал силой, решимостью и достатком. Только вот в глазах, прозрачно-голубых и холодных, словно замерла, скованная льдом, сильная печаль.

Он смотрел на забавного мужичка, плохо одетого, который сидел возле своего деревянного ящичка, на котором были разложены какие-то тряпичные мешочки и разговаривал с собакой.

Человек усмехнулся. Про него окружающие думали, что он не любит животных. Никогда их не держал. Не брал в руки в гостях, обходил стороной.
Никто не знал, как когда-то давно, после того, как погиб у него на руках сбитый автомобилем, любимый спаниель Бим, он поклялся себе больше не заводить животных. Чтобы не испытывать больше эту страшную боль от их ухода. Когда сердце готово разорваться на куски и остановиться одновременно. К тому же много работал. Он был директором завода, этот самый Александр Петрович.

Теперь на пенсии. От дел совсем не отошел, акции остались. Теперь всем занимался единственный сын. Есть внуки. Им недавно подарки отвез. Много. И что просили, и от себя сюрпризы. Только… Показалось ему или не увидел радости на родных лицах сына и его жены? Представлял себе, как они станут распаковывать, удивляться, что-то восклицать. Но некоторые коробки так и остались нетронутыми.

Сын дежурно кивнул, внуков комнате не было. По его словам, они наверху в комнате играли с новыми айфонами, которые тот на днях купил.
— Толя… подарки-то понравились? Я тут… выбирал, — глухо произнес тогда Александр Петрович.
— Да, пап. Все нормально, хорошо. Дети довольны останутся. Мы тоже. Не стоило столько приносить. Мы же сами может себе купить, что захотим. И зачем эти бумажные коробки с конфетами? — отозвался сын, поправляя галстук.
— Так они… симпатичные. С Дедами Морозами, Снегурочками. Помнишь, мама тебе всегда такие приносила? – чувствуя, что голос предательски задрожал, ответил Александр Петрович.
— Когда это было, отец. Ты еще скажи, что в сказки веришь! Ты-то! Тебя же до сих пор зовут за глаза «Железный Саша». А тут коробки эти дурацкие, надо было в модной кондитерской уж что-то заказать, раз сладкого решил привезти! Извини, отец. Мы собираемся, скоро же поездка наша! – сын, полуобняв на минуту, поднялся.
— Толя… А может, ко мне? Светочка с Димкой поиграли бы на природе. Чего эти телефоны? Мир-то там неживой! – пробовал возразить Александр Петрович.
— Зато он им интересен. Все эти твои горки, снежки – прошлый век. Устарело. Дети теперь продвинутые. Их другое влечет, — хмыкнул Толя.
— Устарело? А как мы с тобой маленьким пекли картошку на костре ночью, а? И мама твоя рядом была и тебе про звезды рассказывала. Устарело? А крепость строили? Помнишь? Снежную. Тебя же оттуда не затащить было. Варежки сушили на батарее и штанишки. Сынок, я… — начал было Александр Петрович.
Но Анатолий перебил его и стал прощаться.

Пожилому мужчине хотелось сказать сыну, чтобы они не уезжали в отпуск. Какой Новый год в жарких странах? Там палящее солнце и песок. Можно бы поехать к нему. Там елка живая и настоящая во дворе. Покататься бы на коньках и на лыжах, поиграть в снежки. И в доме полно места. Можно бы попроситься на отдых с ними. Взяли бы, скорее всего, не отказали. Чтобы семьей хоть один Новый год встретить. Но знал, что будет там лишним и никто не хочет, чтобы он ехал.

Вот в этот день и остановился он возле того места, где расположился недомерок Лакомка. Вообще-то в магазине ему ничего не нужно было. Но словно какая-то сила заставила притормозить. Решил выйти, может, докупить чего-то.

И наткнулся взглядом на Лакомку. Подошел.
— За укропчиком, добрый человек? Один мешочек или парочку? – бесхитростно вскинул на него глаза недомерок Лакомка.

Александр Петрович хотел сказать, что ему ничего не нужно. Покупать на улице? Бред. Он выше этого. Человек другого уровня. Но почему-то протянул руку.
Недомерок Лакомка растолковал его жест по-своему. И развязав мешочек, протянул посмотреть, на пробу, так сказать.
Александр Петрович взял. Что-то сжалось внутри. Так вышивала жена. И этот аромат, словно закружились в вальсе годы, унося его назад, в детство. Где бабушка ставит чугунок с картошкой, дед несет теплое молоко. И посыпают маленькому Саше картошечку тем самым укропом.
Недомерок Лакомка продолжал беззубо улыбаться. А пес Сапфир привычно прятался у него за спиной.
— Кто вышивал? – не зная, что сказать и сделать от нахлынувших эмоций, спросил Александр Петрович.
— Тут такое дело… я это, сам. Вечерами-то что делать? Днем-то мы или тут, или летом на участке. Или подрабатываю где. А вечером вот, рукодельничаю. Кто сказал, что это женское дело? У Валентины, у которой живу, машинка есть. Мешочки сошью да вышиваю. Успокаивает, если честно. Раньше все мучился, сплю-то я плохо очень. Думал, куда вот себя деть? А тут стал вышивать, так и сон пришел. А укропчик берите, не бойтесь. Это я сам выращиваю. Режу мелко, сушу на солнышке. Руками чистыми, конечно все собираю. Палок нет, только кустика верхушечка тут! – стал объяснять недомерок Лакомка.

Александр Петрович молчал. Что проносилось в его голове в тот миг? Он только расстегнул верх пальто, словно не стало хватать воздуха.
Наверное, этому человеку надо помочь с деньгами, пронеслось в голове. Скорее всего, семья там. Есть детки. И они обрадуются разноцветным коробочкам с конфетами, не назовут их смешными или дурацкими, как его родные.

Стал спрашивать про семью. Хотя раньше просто прошел бы мимо подобного персонажа на улице. Но сегодня день какой-то был… не такой.
Недомерок Лакомка рассказал. Он жаловаться не любил. И не привык. Как, впрочем, и вспоминать. Только врать тоже не умел.
— Как же ты… выжил-то после такого? Знаешь, найдем мы тех людей и накажем, – покачал головой Александр Петрович.
Случись что с его Толиком, он бы попал в лучшие клиники, к лучшим врачам. Он даже не может себе представить, как это так, помощь нужна, а ее… не можешь оказать.
— Нет, Господь нашим обидчикам судья. Я вот денежку-то собираю. Крестики хочу поставить на могилках новые, старые сгнили совсем. И цветы буду приносить всегда живые. Катенька-то моя очень уж не любила искусственные, — шмыгнул носом недомерок Лакомка.

И порывшись в кармане, вдруг протянул новому знакомому кусочек халвы.
Тот взял. Давно не ел. Машинально прожевал.
— Мешочек-то вам один? – вопрошающе смотрел недомерок Лакомка, прижимая к себе укроп.
— Все заберу. Ты это… поедем со мной. Решим сейчас вопрос с твоими крестиками. А тебе что подарить самому? Квартиру? Машину? Ты говори, я могу себе это позволить! – промолвил Александр Петрович.
— Ой, спасибо! Правда, поможете с крестиками-то? А то когда я еще их справлю. А у меня все есть, не беспокойтесь. Я пока у Валентины живу, а потом, может, сам себе домик небольшой построю. Не надо мне ничего, благодарствую. Не тратьте зря денежки-то. Лучше своим чего купите. Детям или внучатам. Новый год же, скоро встретите вместе, — радостно глядел на нового знакомого недомерок Лакомка.
— Все у них есть. А встречать… один я буду, — устало отозвался Александр Петрович.
— Один? Не идете к ним, что ли? Не дело это, надо с семьей. Я вот все Боженьку прошу, чтобы дал мне возможность моих хоть бы во сне увидеть. Вся душа от тоски истрепалась. Порой смотрю, люди ругаются. Или дуются друг на друга. Не понимают, пока есть, кого обнять и к кому прийти, а не к закрытой двери, они самые счастливые. Знаете, как хорошо, когда кто-то в окошечко машет. Мне моя Катюша всегда махала. И встречали меня вдвоем с Лидочкой. Я иду с работы, глаза подниму, а там девчонки мои в оконце. Так хорошо сразу становилось! Никаких подарков не надо было. Райское чувство, тепло вот тут, в груди. А теперь постоянно холодно, — и Лакомка прижал к себе свою собаку.

Александр Петрович грустно улыбнулся. И показал в сторону автомобиля.
Недоуменно переглядывались прохожие, глядя на шикарно одетого человека возле дорогой машины. За ним ковылял недомерок Лакомка и его большой некрасивый пес Сапфир.
— Песик-то чистый у меня. Но… собака же. Наверное, нельзя его сюда-то. У вас тут все белое. Давайте я свой пуховик кину, он сядет. Не запачкает ничего, извините, — недомерок Лакомка смотрел с надеждой.
Он боялся, что незнакомец исчезнет или не пустит собаку, а тот без него один никогда не оставался, даже если он плотничать ходил. Просто так хотелось, чтобы на могилках жены и дочки крестики появились хорошие.
— Садитесь оба. Не надо ничего стелить. Какой ты… необычный, — Александр Петрович опустился на колени и посмотрел на Сапфира.

Много лет он не гладил собак. Забыл эти ощущения. Пес вначале прятался за недомерка Лакомку. А потом выглянул оттуда.
Дал себя погладить, не трясся. Может, людям стал доверять, а может, человек ему понравился.
И Александр Петрович увидел, что единственный глаз у него и правда, как сапфир.

Дел много у них было в этот день.
Долго плакал у своих на кладбище недомерок Лакомка. Думал, слез уже нет, а вот они, льются. И все рассказывал им, какой хороший человек ему сегодня повстречался, крестики справил, все организовал. И роз много было, живых, красивых. И для жены, и для дочки.

Александр Петрович невдалеке стоял. На обратном пути стал звать нового знакомого к себе. Говорил, что дом у него трехэтажный и красивый, всем места хватит.

Но недомерок Лакомка отказывался.
— Вы и так столько сделали для меня! Есть у меня уголок свой, не нужно больше ничего! Дай Вам Бог всего! Чтобы самое заветное желание сбылось. Прямо сейчас загадайте, я обещаю, так и случится!

Так и отвез их Александр Петрович домой.
Но долго не спал, думал, как потактичнее проблему решить. Дом он купит, это даже не обсуждается. Нечего в таких условиях людям жить. Сыну позвонил под впечатлением, рассказал про необычную встречу.

Тот принялся воспитывать, мол, аферисты везде, какой дом, опомнись, отец.
— Ты меня не учи! Я у руля 40 лет стоял! Способен аферистов от нормальных людей отличить. И не сметь мои деньги считать. Я их не украл, сам заработал! Своей головой и руками! Это вам я не нужен! – высказав сыну все, что накипело, Александр Петрович повесил трубку.

Хотел к Лакомке с утра ехать, но тут друг-адвокат со срочным вопросом пожаловал. Александр Петрович заодно ему поручил вопрос с домом решить.
— Познакомлю тебя, Палыч, золотой он человек! А укропчик у него какой! И представляешь, сам вышивает! – рассказывал он.

Ближе к вечеру собрался только. Хлипкую дверь никто не открывал.
— Неужели торгует опять? Темнеет же уже. Да и холодно, — Александр Петрович поехал к магазину.

Там никого не было. Деревянный ящичек валялся сломанный. И что-то красное было на снегу. Он стал оглядываться по сторонам. Спрашивать прохожих. Те только плечами пожимали. Наконец побежал внутрь магазина.
— Послушайте, мужчина на улице все сидел. Такой… с собакой. Его нет нигде. Вы не подумайте, я не просто так его ищу. Тот ящик, где он все свой укроп складывал, сломан. Вы ничего не видели? – стал допытываться у продавщицы Александр Петрович.
— Так он… в больнице, наверное. Днем еще у нас тут случилось такое, до сих пор меня трясет. Компания пьяная шла. А он сидит со своими мешочками. Привязались на пустом месте. Пнули ящик, все раскидали. Лакомка-то молчал вначале, чего с такими придурками связываться, себе дороже. А потом один из них к собаке привязался, пнуть хотел. Вот тут он и встал. Пса собой закрыл и говорит громко так: «Собаку не смейте трогать! Он хороший». Ну… они его повалили да пинать давай втроем. Там лбы здоровые, 1,80 с лишним. А он же маленький да худенький. Пес-то людей боялся, но тут стал его защищать. А он его собой все закрывал. Быстро все случилось, рядом был мужчина, не заступился, убежал, испугался, видать. Только две бабушки кинулись разнимать, как их еще не зацепили. Да кто-то закричал, что полиция едет. Они и убежали. Лакомка-то не шевелился уже, собака все бегала вокруг, ему лицо облизывала. И за скорой все бежала, — отозвалась девушка.

Александр Петрович выбежал на улицу, на ходу набирая номер.
Вскоре он вбегал в холл больницы.

Без смешной красной шапки недомерок Лакомка был не похож на себя. Из-под повязки выбивались белые, как пух, волосы. Лица почти не видно, так оно распухло от побоев.
— Держись, держись. Я тебя… Лучшим врачам. Ничего, вытащу. Слушай, я ж тебе дом выбрал. Будете там жить. Справишься, слышишь! Ты жить должен! Нельзя таким людям уходить! И так все у нас прогнило! – впервые за много лет плакал у постели недавно незнакомого, а теперь такого близкого человека, Александр Петрович.
— Вы… как тут? Не пускают же! – одними губами прошептал недомерок Лакомка, открыв глаза.
— Меня пустят! Везде. Не разговаривай, нельзя! – мужчина продолжал держать еле теплую руку нового друга.
— Пообещай…те, — было видно, что слова даются с трудом.
— Все, что угодно. Ты только живи!
— Сапфир… Нельзя ему на улице. Он… погибнет, — всхлипнул недомерок Лакомка.
— Конечно! Он у меня пока будет. Ты выздоровеешь и заберешь. Я его найду! Прямо сейчас найду и к себе отвезу. Веришь?
Недомерок Лакомка кивнул. Из глаз его полился какой-то нездешний свет, и они стали такими спокойными.
— Катюшу вон вижу. Эх, дождался. Прости, Господи, — раздалось тихое.
— Мужчина, выйдите. Он умер, — две женщины в белых халатах коснулись плеча Александра Петровича.

Он вышел на крыльцо больницы. И вдруг уловил какое-то движение сбоку.
У крыльца в темноте, ссутулившись, как старичок, сидел в снегу пес Сапфир.
— Чья собака? Нечего тут! – появился сурового вида сторож с лопатой.
— Моя. Мы провожали друга. Пойдем, пойдем домой, мой хороший! – и Александр Петрович наклонился к собаке.

В Новый год он стоял у окна. И думал о том, какие встречи порой преподносит нам жизнь, меняя и сокрушая все на своем пути за один какой-то день. Мысли, чувства, убеждения.

Сапфир лежал возле его ног. Он наклонился, потрепал его за ушком. Про заветные желания говорил недомерок Лакомка… Хотя какой он недомерок? Недомерки те, кто его так прозвали, подумалось ему. Витя он. Виктор. Человечище.

Александр Петрович загадал тогда желание, правда. Хотя знал, что это глупо. Встретить бы Новый год со своей семьей. Только сейчас сын и внуки уже на Бали, конечно. У них билеты, отдых.

Во двор быстро въехала машина. Навострил ушки Сапфир. И провел руками по лицу, качая головой, пожилой мужчина. Нет, так не бывает…
— Дедушка! Дед! Мы не поехали! Да мы и не хотели, там елок и снега нет! Деда! Давай снеговика строить!
— Папа! Пап, ты где? Ты меня прости!
— Александр Петрович, моя мама вам пирожков напекла, мы привезли, как вы любите! — раздалось с улицы.
— Ну что, дружочек, пойдем встречать, что ли? Ты им понравишься! Внуки-то давно щеночка просили. А тут готовый пес! Эх, Витя, Витя. Сбываются, значит, заветные-то людские желания! – и, смахнув слезу, Александр Петрович вышел во двор.

Снег падал хлопьями. Перед тем, как подхватить подбежавших внуков, попробовал на вкус. Снежинки были со вкусом халвы…

© Copyright: Татьяна Пахоменко, 2021

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.