Странный это был Кот. Правда — урод. Сложно сказать, какого он был цвета. Полиняло-облезлого. Старый, наверное. Вместо хвоста обрубок.
То ли откусил кто-то в драке, то ли живодеры отрезали. Оторвано было у него и одно ухо. А второе — кривое. И сам Кот был каким-то кривым, хромым и с глупыми, удивленными, перепуганными глазами. Как будто в мясорубке побывал.
Откуда Кот взялся в том дворе, никто не знает. Баба Аня первый раз увидела его, когда двое соседских мальчишек кричали: «Вот урод!» и кидали в него камнями. Один даже попал. Кот жалобно пискнул, остановился и посмотрел на обидчика своими странными глазами. Не зло, а как-то обречено, как будто спрашивал: — За что?
— А ну брысь отсюда, хулиганье! — застучала по земле баба Аня своей палкой.
— Оно ж живое! Мальчишки со смехом убежали, а Кот покосился на старушку и задумался. Коты ведь тоже умеют задумываться. Подумал-подумал и поковылял по своим кошачьим делам. Но время от времени оборачивался.
— Замерз, сердечный? Есть, наверное, хочешь? Кот подошел и потерся об ее ноги.
— Ну ладно, заходи, — открыла старушка дверь.
— Только веди себя хорошо. Надо же, умный! Кот вел себя хорошо. Зайдя в ее маленькую квартирку, он сел у порога и внимательно посмотрел на бабу Аню:
— А теперь куда? — спросили его глаза.
— Ну пошли, Кот, на кухню. Она налила ему остатки молока, Кот поел, вытер капли с усов и опять вытаращился:
— Что дальше?
— Куда б тебя? Пойдем, комнату покажу. Вот кресло. Будет твое место. Кот подошел, обнюхал, залез и свернулся калачиком.
— Надо же, умный! Так и коротали они вдвоем свою старость. Бабка и Кот. Да…
Быстро пролетела жизнь старой Анны. Вчера, кажется, еще кричала ей мамка: — Я ж тебе задам, егоза!
— Вот вырасту, и никто мне больше не задаст! — думала Анютка. И спешила расти. Куда спешила, зачем?..
Вот жених ее, Егор… Молодой, статный красавец. Как раз по ней. Букетик, который нарвал он в лесу на первое свидание. Высушила его тогда Анна и тайком хранила…
Первый поцелуй в подсолнухах. Робкий, неумелый. Как током ее тогда обожгло. Всю ночь не спала, голова кружилась.
— Да хватит уже ворочаться, егоза, — ворчала мамка. Свадьба их тихая, скромная… Тяжелое было время. Кольца обручальные Егор сам сделал из какой-то железяки. По сей день баба Аня носит, не снимает. Вросло уже.
Вырастила дочь… Вот только недавно свадьба ее была. И уехала с молодым мужем ее Маруся поближе к столице. Своих детей родила. Мать навещала нечасто, потом вообще не до того стало. Лет пять назад сама к ней баба Аня приехала — проведать, помочь. От пенсии откладывала на дорогу да гостинцы внукам.
— Мам, ну что ты под ногами вертишься? — буркнула Маруся.
— Мешаешь же. Старушка и сама видела, что мешает. Хотела помочь, а мешает. Собрала тихо свои пожитки и уехала обратно.
— Дочка любит меня, правда, любит. Но у нее своя жизнь, — объясняла Коту баба Аня.
— А тут я… А потом она заболела. Годы… Пыталась лечиться дома — травками, настойками, какими-то корнями.
— Я, Кот, и не лечилась бы. К Богу хочу, — вздыхала баба Аня.
— Но ты-то как один? Живой же… Скоро вообще слегла. Только пить еле-еле вставала. Да Коту молока налить. А ему не до того, ходил вокруг хозяйки, мяукал.
— Ничего, Кот, ничего, не переживай. Бог даст, еще поживем. Но Кот переживал. От волнения сам слечь хотел. Есть перестал. Лежал рядом с бабой Аней и смотрел на нее тоскливо. Но баба Аня и не вставала. Ослабела совсем.
Погрузили в машину, в больницу повезли. Врачам передали, выходят, а Кот уже здесь. В форточку ту, наверное, выпрыгнул.
Дома ждал ее. Как ни придет отец Евгений, Кот у двери сидит. Переживал сильно. Не ел почти ничего, на глазах таял.
— Нельзя же так, — уговаривал его батюшка.
— Совсем ведь зачахнешь. Кот и сам понимал, что нельзя. Подойдет к миске, понюхает и обратно к двери. Когда бабу Аню выписали, он уже и не вставал. Хотя отец Евгений его из шприца кормить пытался. Увидел ее, голову поднял, замурлыкал, подошел, шатаясь, прижался к ногам: — Вернулась… И упал. Так больше и не встал.
Взяла его баба Аня на руки, села с ним на диван, гладит:
— Ну ты что? Я же здесь! Он урчит тихонько, тереться пытается из последних своих кошачьих сил. Дождался! И как будто улыбается уставшими глазами. А в глазах тех все — любовь, верность, благодарность…
То, что у людей нечасто встретишь. Вздохнул тихонько и умер у нее на руках. Умер счастливым, что кому-то был нужен.
А не только кричали ему вслед: «Урод!» Ведь даже котам нужна любовь. Страшным, облезлым. Она всем нужна…
Вернулась она в свою квартиру, села на диван и заплакала. Плакала о жизни своей, которая так быстро прошла, о Егоре, о детях умерших, о всех живых, о Коте, который был рядом, жалел, ждал, мышей ей таскал. О дочери, которая ее любит…
Любит!!!! Но занята сильно. Об одиночестве своем старушечьем. Потом встала тихонько и пошла в храм. Потому что остался у нее в этой жизни только Бог, Которому все нужны… Да еще отец Евгений. И память.
Cтарый, оборванный годами и драками кот наблюдал как через улицу точно напротив прыгал маленький щенок.
Выброшенный недавно на улицу пес просто не понимал того что с ним случилось. Он был в том самом юном возрасте, когда пролетающая муха и коробка летящая по тротуару важнее пустого желудка и отсутствия дома.
Да и характер был у собакена отчаянно веселый и соответствующий внешнему виду. Рыжий и вислоухий с постоянно задранным, маленьким хвостиком. Собственно говоря, висело только одно правое ухо. Оно упрямо не хотело стоять как второе и всегда падало.
Пёс гонялся за всеми людьми которые решались его погладить или подойти близко. Щенок считал, что любой человек это очень хорошее и ласковое существо, а значит надо попрыгать на него и при возможности лизнуть обслюнявив как можно больше. И как следствие бедная маленькая собачка получала пинки и затрещины.
Кот осуждающе смотрел на его кульбиты и падения и старая мудрая кошачья морда казалось говорила прохожим
– "Смотрите что вытворяет. Ая- яй- яй, как можно? Невоспитанная собака! Фу!"
Щенок вдруг бросился на дорогу и виляя между машинами выскочил прямо в метре от кота. Заметив пушистого старика пёс застыл и пригнувшись низко к земле бросился вперёд.
Пушистик успел только удивиться и подумать о том, что очень некультурно будет бить этого щенка лапой по морде и вообще, такой уважительный и правильный кот как он не может отвечать какому-то там щенку.
Пока серый кот думал эту серьезную мысль, щенок подбежал прямо к нему и вместо того чтобы укусить его весело гавкнул и лизнул прямо эту серую ободранную морду.
Кот от неожиданности застыл с занесенной для удара лапой и широко открытыми глазами.
— "Вот влип", подумал он и совершенно неожиданно для себя самого мяукнул.
А щенок помахав висящим ухом и хвостом вдруг вообще совершенно невоспитанно прыгнул на кота сверху и принялся облизывать его.
Кот выбрался из под него и стал отбиваться лапами от собакена упрямо пытавшегося обслюнявить его.
С тех пор они так и сидели на этом углу. Большой интеллигентный, серый кот и маленький забавный щенок с висящим ухом.
Подавали им хорошо, особенно дети. Весёлый и никогда неунывающий пес привлекал их внимание.
Там я и наблюдал эту парочку довольно много времени. Пока. Пока одна из сердобольных женщин не забрала их домой. Говорят она хотела взять только щенка, но тот бросился на кота и обняв его лапами ни в какую не отпускал и дама сжалилась и так двоих их и забрала.
Я даже знаю где она живет и спрашивал знакомых. Они рассказали, что теперь по утрам она выгуливает двоих. Вислоухого веселого щенка и большого серого облезлого кота.
И им теперь троим весело и тепло. Иногда счастье делает зигзаг. Зигзаг удачи. И тогда соединяются воедино судьбы старой дамы, ободранного пожилого кота и веселого рыжего щенка.
Дай Бог, чтобы таких зигзагов удачи было больше и счастье находило всех, кто так в нем нуждается!
Не было никаких отдельных комнат. Все находились в одной, просторной и шумной. Слева, вдоль кирпичной стены расположились клетки для кошек, а справа наоборот, для собак.
Мимо клеток то и дело сновали сотрудники приюта. Кто-то нес в руках пакет с кормом, кто-то чистые тряпки, а кто-то тащил ведерко с водой, чтобы подлить живительной влаги в поилки.
Посетителей тоже было предостаточно. Тихая и скромная семья, состоящая из худенькой мамы, худенького папы и худенького ребенка, тихо и скромно переходили от одной клетки к другой и подолгу рассматривали их обитателей.
Молодая парочка, шепчущаяся о чем-то у клеток с кошками. Молчаливый старичок с тростью, неспешно прогуливающийся вдоль клеток с собаками.
И я, только переступивший порог приюта и обалдевший от запахов, шума и количества животных. В первой клетке сидит Бонька — крохотная дворняжка с безумным хвостом. Она отчаянно треплет резиновую утку и не обращает на посетителей никакого внимания.
Чуть поодаль от нее расположилась клетка Данте — сурового, черного, как вороново крыло, пса с глазами, повидавшими жизнь. Рядом с клеткой сидит на корточках улыбающаяся девушка в ярком пуховике и о чем-то негромко разговаривает с псом, словно пытается подружиться.
А слева расположилась настоящая выставка кошек. Всех пород, цветов и размеров. Спит на розовой подушке Соня — гибкая, белая кошка. Изредка она приоткрывает желтый глаз и внимательно смотрит на подошедшего к ее клетке.
Рядом с ней повис на прутьях Кузьма — похожий на домовенка из мультика черно-рыжий котенок с большой головой. Он слабо попискивает, плюхается на спину, поднимается и вальяжно топает в угол своей клетки, где стоят мисочки с водой и кормом. Но увидев, что я подошел к клетке, Кузьма сразу меняет направление и бежит ко мне.
— Ты забавный, — ворчу я, просовывая палец сквозь прутья и почесывая Кузьму за ушком. Большеголовый недотепа, зажмурив глаза, мурчит от удовольствия и осторожно, словно играясь, покусывает мой палец.
— Мам, смотри. Какой смешной, — тихо и с надеждой произнес худенький мальчик, подбегая к клетке с Кузьмой. Его родители, подойдя ближе, синхронно переглянулись и так же синхронно покачали головами.
— Он очень маленький, Егор, — прошелестела его мама. Егор, хмыкнув что-то неразборчивое, в итоге кивнул и, бросив на Кузьму жалобный взгляд, отправился дальше. Я же понял, что его родители хотели бы собаку, поэтому всячески старались оттащить сына от клеток с кошками.
Ну, а Кузьме было без разницы, кто его чешет. Большеголовый громко мурчал и терся об мой палец то левым боком, то правым, то принимался чесать зубы, вызывая очередную улыбку.
— А может этого? — повернувшись, я заметил, что худенький Его замер у клетки в самом конце, в темном углу приюта.
— Он большой и красивый.
— Ой, нет! — сразу же покачала головой его худенькая мама.
— Пошли лучше собак посмотрим. А этот… старый очень.
— Старый, маленький… — проворчал Егор и, вздохнув, поплелся за родителями к клеткам с собаками. Впрочем, его ворчание очень быстро сменилось на смех, когда он добрался до любимца всего приюта. Похожего на крохотного медвежонка Масика. Тот забавно ковылял внутри своей клетки, облизывал все пальцы, которыми люди хотели его почесать.
Даже молчаливый старичок с улыбкой взирал на пушистого увальня, который трепал в уголке мягкую игрушку.
Но мне вдруг стало интересно, кто же сидит в самом дальнем и темном углу. Кто так испугал худенькую маму Егора. Поэтому я оставил Кузьму в покое и направился в угол, а подойдя ближе к последней клетке, тяжело вздохнул.
Внутри, на сером одеяльце, лежал старый кот. Обычный кот, которых пруд пруди в любом дворе. Благородный дворянин, чей век подходит к концу. Кот не скакал по клетке, не мяукал и не привлекал внимание. Он просто лежал на одеяльце, смотрел в пустоту затянутыми серой пленкой глазами и еле слышно мурлыкал.
Правда, когда я подошел к клетке, он замолчал, потянул носом и почти по-человечески вздохнул. Затем, положив голову на худые лапы, прикрыл глаза.
— Это Арамис. Наш старичок, — я вздрогнул, услышав за спиной веселый мужской голос, и, повернувшись, увидел его обладателя. Одного из работников приюта, веснушчатого парня, на бейджике которого стояло имя «Борис».
— А что с ним? — тихо поинтересовался я, словно стараясь не нарушать покой старого кота.
— Ничего. Просто старичок, — отозвался паренек, открывая клетку и досыпая в миску кота корм. Арамис, снова потянув носом, медленно поднялся с одеяльца и шатающейся походкой направился к миске с кормом, пару раз врезавшись мордой в прутья клетки по пути. Паренек, виновато шмыгнув носом, тут же добавил.
— Слепой. Совсем ничего не видит. Старичок наш.
— Как же он на улице-то выживал? — удивился я, повернувшись к пареньку.
— А он не уличный, — хохотнул тот и, снова шмыгнув носом, словно извинился за свое веселье.
— Хозяева его сдали сюда, устав за ним ухаживать. Им некогда, а Арамис внимания требует. Мы его подлечили, да кому старый кот нужен. Даже Наташка, наш директор, только увидев его, сразу сказала: «Этого никто не возьмет».
— Ну, да, — согласился я.
— Берут молодых и спокойных.
— Если не считать Дашку, — кивнул паренек в сторону клетки с черным псом и сидящей рядом с ним девушкой.
— Данте у нас своенравный, вот она и пытается с ним подружиться.
— Получается?
— Понемногу. Преданные людьми редко на контакт идут, а Данте как раз такой. Как и Арамис, — вздохнул паренек.
— Когда Арамиса принесли, он неделю ничего не ел. Сидел и ждал, что его заберут. Как кто-то в приют входит, он сразу воздух нюхает и хвостом машет. А потом, поняв, что это не за ним, снова укладывается и грустит.
— Вы поэтому его в угол спрятали? Чтобы не нервировать лишний раз? — уточнил я. Паренек кивнул и поджал губы.
— Ага. Жалко его. Каждый раз он с такой надеждой вскидывается, а потом обессиленно падает и спит почти до вечера. Скорее всего, тут его жизнь и закончится. Кому нужен старый кот, который и слепой к тому же? А вам кто приглянулся? Может, подсказать? — вскинулся паренек.
— Он у нас недавно. Дети на улице нашли и к нам принесли. Наверное, где-то кошка разродилась, а он отбился. Хорошо, что собаки его первыми не нашли. Но Кузька маленький, многие предпочитают забирать животных повзрослее. Вы не подумайте, мы его привили, от блох избавили. Наташа его даже к лотку приучила. Гадить не будет, — паренек улыбнулся и заглянул мне в лицо.
— Ну, что? Берете Кузьку домой?
— А знаете… да, беру, — кивнул я и, посмотрев на спящего Арамиса, тихо добавил.
— А его можно забрать вместе с Кузьмой?
— Серьезно? — удивился паренек. Он на миг задумался, а потом покачал головой.
— Вообще, у нас можно только одно животное в одни руки. Вы постойте пока, а я у директора уточню.
— Хорошо, — кивнул я и, проводив улыбчивого сотрудника, повернулся к Арамису, который словно понял мои слова.
— Привет, дружок. Пойдешь ко мне? Я, конечно, не твои хозяева, но одно обещать могу точно. Корм, воду и большеголового егозу, который тебя за хвост трепать будет…
Я не договорил, потому что Арамис вдруг поднялся, потянул носом воздух и подошел к дверце клетки, которую Борис забыл закрыть, умчавшись спрашивать разрешение у директора. Я протянул ему руку, и кот осторожно её понюхал, а затем потерся щекой о мои пальцы и слабо замурчал.
— Видимо, ответ — да? — улыбнулся я и ласково почесал кота за ушком.
— Наташа сказала, что можно, — сообщил мне подбежавший паренек и, увидев, как я почесываю старого кота, тоже не сдержал улыбки.
— Смотрю, вы нашли общий язык.
— А чего его не найти? — пожал я плечами.
— Два старых холостяка, большая квартира и мелкий егоза до кучи.
— Слушайте, а если не секрет. Зачем он вам? Вы же понимаете, что Арамис недолго проживет, — тихо спросил паренек. Я вздохнул и посмотрел на кота, который, казалось, тоже ждал моего ответа.
— Потому что уходить на радугу надо там, где тебя любят. А не в холодном приюте, где каждый посетитель раз за разом разбивает тебе сердце, — ответил я. Тихий звук маленького моторчика в груди Арамиса словно дал понять, что мой ответ был верным.
— Я оформлю бумаги, — кивнул паренек и умчался в подсобку, оставив меня наедине со старым котом. И все оставшееся время мы просто молчали. Я гладил его за ухом, а Арамис тихо мурлыкал и смотрел мне прямо в душу слепыми, затянутыми серой пленкой глазами.
*****
Вечером, лежа на диване, я смотрел телевизор, а на груди устроился маленький безумный комочек по имени Кузьма. Его шерсть все еще хранила следы пыли, которую неугомонный котенок собрал из тех мест, куда моя холостяцкая рука не проникала.
Он сладко посапывал, порой выпускал коготки и принимался жамкать мою грудь. Сбоку, рядом с моей левой ногой, на сером одеяльце лежал Арамис.
Старый кот, свернувшись клубочком, спал, но его лапа лежала на моем бедре, словно он боялся, что я исчезну, как и его хозяева. Стоило мне пошевелиться, как Арамис моментально поднимал голову и начинал принюхиваться.
И успокаивался только тогда, когда я ласково гладил его по голове и говорил, что нахожусь рядом. Если же я вставал и шел на кухню, чтобы поставить чайник, Арамис, периодически врезаясь в углы, следовал за мной, а за ним, как маленький хвостик, семенил Кузьма.
Конечно, через какое-то время он «привык» к нашей квартире и безошибочно, никуда не врезаясь, научился проходить на кухню, где стояли его миски с водой и кормом.
Ну, а когда я уходил на работу, Арамис вместе с Кузьмой провожали меня, а вот встречал один только Арамис, причем мне казалось, что старый кот вообще не двигается с места, когда я ухожу.
И лишь дождавшись меня, Арамис по привычке нюхал воздух, лизал мою протянутую руку и уходил в зал к своей лежанке с серым одеяльцем.
Ночью же оба кота спали со мной. Кузьма на подушке, положив пушистую задницу мне на голову, а Арамис рядом с левой ногой, положив свою худую лапу мне на бедро.
Конечно, я знал, что когда-нибудь Арамис уйдет. Только пусть он уйдет там, где его любят, а не в холодном приюте, где каждый хлопок двери раз за разом разбивает старое кошачье сердце.
