Кузькина мать. Автор: Хихинда

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Кузькина мать

На первом этаже жила большая шумная семья Кузьминых, в которой детей было чуть ли не сто человек!

— И как можно запомнить все их имена? — шептались между собой близняшки Юля и Маша, и первая из них непременно добавляла, подражая скрипучему голосу старушки из квартиры напротив, — Ужас, что за дети!

На самом деле детей было не сто, и даже не десять, всего пятеро. И «ужасом» они не были, просто шумные и быстро бегающие. Плюс родители, крикливые, но бесконечно любящие своих отпрысков и стоящие за них горой. За это, да еще за некоторое внешнее сходство с Никитой Сергеевичем Хрущёвым, мамашу Кузьмину все вокруг называли просто – Кузькина мать.

Ни одного Кузьмы у них не было, но прозвище «Кузя» было словно переходящим, от старших к младшим. Даже единственную дочку в детском саду и школе тоже частенько называли Кузей, так уж вышло. Впрочем, речь вовсе не о ней, а как раз о тем самых близняшках Юле и Маше, которым повезло (или не повезло?) жить на третьем этаже того самого подъезда, где жила со своим семейством Кузькина мать.

Девочки росли совершенно разными, но это и немудрено. Родители поделили их, Юля была мамина дочка, а Маша – совершенно папина. Юля играла в куклы, Маша требовала купить ей самосвал с откидывающимся кузовом, Юля любила историю и литературу. Маше учителя предрекали техническую стезю. Между собой сёстры дружили, всегда стояли горой, частенько подменяли друг дружку на экзаменах. В одиннадцатом классе это стало сложнее, потому что Юля из блондинки превратилась в рыжую, а Маша выкрасилась в радикальный чёрный.

После школы пути сестёр разошлись, Юля выбрала факультет иностранных языков, а, вот, Маша…

Поступать в университет девушка не стала, хотя в школе училась хорошо и, как уже говорила, учителя отмечали её способности к техническим наукам. Документы подала в профессиональный лицей, раньше это было ПТУ № 11, а сейчас Якутский автодорожный техникум. Специальность называлась «мастер по обслуживанию и ремонту автомобилей».

Надо ли говорить, что других девочек на курсе не было? Конечно, повышенное внимание со стороны парней было обеспечено. Впрочем, девушка и без того была весьма симпатичная, да и мозги имелись. Она быстро сумела поставить себя так, что однокурсники приняли её за своего парня, звали в свои компании, руки не распускали, на занятиях, если что тяжелое поднять – охотно помогали.

Её мать Марина жаловалась сестре Ольге:

— От неё вечно бензином несет, как от какого-то работяги! Разве это девочка?!

Бензином от Маши действительно несло. Отец по случаю выбора профессии дочки отдал ей гараж, в котором она обнаружила кое-что необычное. Нет, она, конечно, всегда знала о старом дедовом мотоцикле, стоящем в дальнем углу, но отец говорил, что он давно уже не рабочий, и времени на него тратить не стоит. Когда же гараж перешел во владение Маши, она через пару недель добралась и до мотоцикла. Каково же было её удивление, когда поняла, что за сокровище ей досталось: настоящий Харли-Дэвидсон, пусть и сорок какого-то года. Я не разбираюсь в мотоциклах, могу что-то напутать, но только не марку: Маша рассказывала о находке всем и вся, загорелась его восстановить. С тех пор она всё свободное время проводила в гараже, вот и пахла бензином (или керосином, в чём она там отмачивала всякие запчасти, не знаю точно).

С соседями Кузьмиными Маша не общалась, даже в детстве, предпочитая играть с сестрой. Да и не было у тех ровесников сёстрам, два брата были старше на пять и шесть лет, и два брата младше на три и четыре года. И девочка тоже как-то не совпала, уж не знаю, младше она была или старше, в общем не суть важно. А важно то, что один из старших мальчиков, Афанасий, вдруг заинтересовался и Машей, и её мотоциклом. Как бы случайно он стал постоянно попадаться девушке на глаза, здоровался, интересовался делами, спрашивал:

— А что, Машенька, когда закончите работу, прокатите меня на своём байке?

Маше он категорично не нравился: худой, даже тощий, бледный, мать любя называла сына «глистой в скафандре».

— Да на него без слёз и не взглянешь! Как говорит наша мама, такого только «прижать к груди и плакать». А всё туда же, в кавалеры набивается! – Маша возмущённо пожаловалась Юле, но та толкнула её локтем в бок.

— И что это, кто тут плакать вздумал по моему сыночку? – голос Кузькиной матери раздался из-за спины так неожиданно, что Маша подпрыгнула, — Ты на себя посмотри, пацан пацаном, какие тебе кавалеры-то!

Женщина развернулась на 180 градусов и зашагала в подъезд. Юля схватилась за покрасневшие щёки:

— Ой, как неудобно получилось-то!

— А вот не надо подслушивать! – резче, чем нужно, ответила Маша, — Я Афоньке и в лицо об этом говорю, так что ничего.

Вроде незначительный конфликт, а вот поди же! Маша пробегала мимо квартиры Кузьминых быстрее ветра, не желая встречаться ни с незадачливым поклонником, ни, тем более, с его бешеной мамашей. А та видимо провела профилактическую беседу с сыном, и он перестал оказывать Маше знаки внимания. При встречах сухо кивал головой и быстро проходил мимо, о делах не спрашивал и прокатить больше не просил. Маша перекрестилась:

— Вот и славненько!

Вскоре Маша познакомилась с Пашкой, у них быстро завертелся роман. Они даже планировали съехаться и снять вместе квартиру, но в дело вмешался Его величество случай.

Началось с того, что Пашка решил участвовать в ледовых гонках. Для этого он сделал полный апгрейд своей «шестерки», а для пущего эффекта сделал что-то такое, что при любой остановке машину резко разворачивало.

Сразу скажу, что я полный профан в этом, что-то он блокировал, мне Коля (муж) три раза повторил, что именно, а я всё время забываю. Переспрашивать четвертый раз не стала, думаю, эти технические заморочки не обязательно расписывать.

Маша же это момент как-то упустила, вечером нужно было куда-то срочно съездить, и она взяла Пашкину машину. На первом же повороте машину занесло, она улетела в кювет, девушка чудом осталась жива. Переломало её конкретно, но ещё больше ударило то, что Пашке было не до неё:

— У меня соревнования на носу, а ты мне такую свинью подложила! Дура!

Хорошо, родители в этот момент пришли, выставили несостоявшегося зятя из палаты.

Навещали Машу только сестра и родители (брат жил не в Якутске). Приятели первое время приходили, но вскоре перестали, что им за дело до больной девчонки, когда рядом такая интересная жизнь!

А в один из дней дверь палаты отворилась. Нет, это не был Афоня, как вы бы могли подумать, отнюдь. Это оказалась соседка, Кузькина мать. Она вытащила какие-то пакетики, сверточки, баночки:

— Вот, холодца наварила, для костей полезно. И ещё печенки пожарила, а то ты совсем бледная, в гроб и то краше кладут. Завтра ещё приду, чего тебе хочется? Может, пирог испечь?

Маша, как сумела, натянула на голову одеяло:

— Зачем вы? Не нужно…

— Как это, «не нужно»? Очень даже нужно! Я тебя быстро на ноги поставлю, бегать будешь.

— Бегать? – у Маши всё болело и мысль о беге показалась абсурдной, — Думаете, смогу?

— Да куда ж ты денешься? – громко захохотала Кузькина мать, — Я тебя так достану, что побежишь от меня, сверкая пятками.

И уже уходя, она вдруг серьезно сказала:

— Афонька там весь извёлся. Можно ему тебя навестить?

Спустя три года

…Роды были стремительными. Когда ей показали сердитого красного мальчика с торчащими во все стороны волосами, Маша вдруг засмеялась. Акушерка посмотрела на неё строгим взглядом:

— Ты чего это веселишься?

— Да так, — Маша продолжала улыбаться во весь рот, — Ребёнок на домовёнка Кузю похож. Да ещё и с такой фамилией! Так что я теперь тоже – настоящая Кузькина мать!

P.S. Мотоцикл Маша всё-таки восстановила:) Иногда катает мужа по дачной дороге

Автор Хихинда

Рейтинг
5 из 5 звезд. 1 голосов.
Поделиться с друзьями:

Последняя воля. Автор: Хихинда

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Дарью Михайловну во дворе не слишком любили. Характер у неё был резкий, нетерпимый, местами даже категоричный. Любила она, казалось, только две вещи на свете: свою квартиру, полученную ещё её родителями, да коллекцию фарфоровых статуэток, собираемых несколькими поколениями семьи.

Неудивительно, что две старшие дочери выпорхнули из семьи, едва им исполнялось 18 лет.

Старшая, Катя, вышла замуж за профессора одного из московских институтов, увела того из семьи. Средняя, Марианна, сделала менее удачную партию, её муж был обыкновенным инженером. Из достоинств – он был старше супруги всего на 15 лет, а не на 36, как у Кати, собственная квартира да отсутствие алиментов. Впрочем, и Катин муж алиментов не платил, все его дети были гораздо старше новоприобретенной «мамочки».

Обе дочери практически не приезжали, иногда Катя сухо поздравляла мать и сестру с праздниками по телефону. Марианна не звонила совсем, как отрезала прошлую жизнь, даже со старыми подружками оборвала всяческое общение. Когда Дарья Михайловна, набравшись духа, однажды поехала к средней дочери сама, та ей двери не открыла, хотя в квартире явно кто-то находился.

С матерью оставалась третья дочь, Света. В 18 лет она, как и сёстры, сделала попытку вырваться, но Дарья Михайловна была категорична:

— Мужа приведёшь к нам. Я не намерена на старости лет при трёх дочерях пользоваться услугами соцработника. Ясно?

Спорить не хватало ни духа, ни сил, и Света покорно приводила своих поклонников знакомиться с матерью. Правда, ни один из них не прошёл «проверку качества» у суровой Дарьи Михайловны, у каждого находилось к чему придраться.

Вообще, все три сестры были красавицами, особенно старшие. Но Свету отличал характер: мягкая, стеснительная, добрая, даже удивительно, как такая выросла в этой семье.

Почти шесть лет Света провела «при матери». Та контролировала дочь: куда пошла, когда вернется, с кем общается. Но когда Свете исполнилось 24, она вдруг поразила весь двор смелым поступком. Узнали соседи об этой «выходке» из уст самой Дарьи Михайловны:

— Дура! Столько мужиков, а она самого пропащего выбрала! Ни кола, ни двора, даром, что москвич!

Так все и узнали, что тихая безропотная Света тайно вышла замуж и поставила мать перед свершившимся фактом. Сказать, что Дарья Михайловна была недовольна, значит, ничего не сказать.

— Примак, настоящий примак! К жене жить припёрся! Мои родители спины гнули, зарабатывали на квартиру, мы с Пашкой покойным её обихаживали всячески, а этот припёрся на всё готовое! – соседки ничего не говорили, просто слушали, и это ещё больше распаляло говорившую, — Где ж это видано, чтобы муж к жене жить приходил?! Ууу, глаза б мои его не видели!

О том, что сама когда-то привела в родительскую квартиру мужа Пашу, о том, как требовала, чтобы муж Светы жил с ними, она как будто забыла.

В общем, поселились молодые у Дарьи Михайловны. Новоиспеченный муж и зять Алексей оказался симпатичным, улыбчивым, приветливым, завидев его, всегда хотелось улыбнуться в ответ.

Всем нам парень понравился, и посмеяться может, и руки из правильного места растут – вон, мигом починил сломанную скамейку, до которой у ЖЭКа руки месяц не доходили! А главное, Света без ума от него была, впрочем, по всему видно, чувства были взаимны.

Не иначе как «примаком» Дарья Михайловна Алёшу не называла, костерила и в лицо, и за спиной. Если что-то делал, то не так, если не делал, то «лоботрясничает и ваньку валяет».

Прожили чуть больше года. Как-то хмурая Дарья Михайловна вышла во двор и на вопрос, что с её настроением, ответила:

— Съезжать собрались, квартиру им, видите ли дали! – на поздравления и расспросы, кто дал и кому, пояснила, — Да этому, примаку нашему. Его коммуналку, видите ли, расселили. Бросить меня решили!

Но прошло какое-то время, а Света с Алексеем так и жили у матери. На робкий вопрос соседки Иры, когда переезд и новоселье, Дарья Михайловна довольно усмехнулась:

— Остаются у меня, свою квартиру сдавать будут. И правильно, Светка беременна, кто ей поможет, если не я?

Она продолжала шпынять зятя, а тот в ответ даже не огрызался. Мой Коля удивлялся:

— Ну у тебя и нервы! Как ты её терпишь? Я даже пяти минут не могу в её обществе находиться!

На это Алексей смеялся:

— Да нормальная она тётка! Ну злая чуток, и что? Главное, не подличает, не пакостничает, уже за это спасибо. Да ещё за Светку, за то, что родила когда-то.

Родился Павлик, названный так в честь давно покойного дедушки. Дарья Михайловна даже вроде как помягче стала, внук занимал всё её время.

Она гуляла с ним во дворе, а когда соседки спрашивали, «что это за очаровательный молодой человек?», отвечала, как бы нехотя, но с затаенной гордостью в голосе:

— Вот, внук. Ничего без меня не могут! Что поделать, мальчонка же не виноват, что его родители такие охламоны!

Потом у Павлика родилась сестренка Даша, и теперь Дарья Михайловна гуляла с двумя внуками сразу.

Света с мужем работали, дети присмотрены, почти идиллия. «Почти» — потому что если внуки и растопили суровое бабушкино сердце, то к зятю она так и не помягчела.

А потом случилось то, что случилось. Как-то днём в дверь позвонили. Дарья Михайловна открыла дверь и обомлела, не сразу признав старшую дочь:

— Катя?

— Я что, так сильно изменилась? – нервно спросила дочь, — Вообще-то я поговорить. По поводу квартиры.

— Какой квартиры?

— Твоей. Вернее, нашей, — Катя выделила голосом слово «нашей», — Я хочу свою долю.

— Но… К чему такая спешка? Дождись, пока умру, потом дели с сёстрами.

— Помрёшь ты, как же! – Катя была непривычно резка и деловита, — Мне нужно сейчас! Поняла?

— Ты как с матерью разговариваешь? Носа не казала тринадцать лет, звонила раз в год, а теперь явилась, ни «здравствуйте», ни «как твоё здоровье, мама?», квартиру тебе подавай, — Дарья Михайловна рассердилась не на шутку, — Жди, пока помру, это моё последнее слово.

— А ты? Ты сама мне хоть раз позвонила, спросила, как я живу? — Катя пошла в наступление, — Ну ничего, не хочешь по-доброму, будет по закону!

Новость о том, что Катя и присоединившаяся к ней Марианна подали заявление в суд на родную мать, взбудораживала весь двор. Да, характер Дарьи Михайловны никому не нравился, но чтобы вот так, судиться с матерью…

Суд со всеми апелляциями длился почти год, в результате каждый остался при своих: квартира была полностью приватизирована на мать, ни одна из дочерей доли в ней не имела.

После последнего заседания Дарья Михайловна, постаревшая и усталая, подошла к старшим дочерям:

— Что ж вы со мной так, будто я сволочь последняя?

Катя отрезала:

— Почему «как»? Ты и есть сволочь! Из-за тебя моя личная жизнь разрушилась! И старый муж бросил, и жених ждать не стал. Ненавижу! Скорее сдохни, а я на твоей могиле канкан спляшу.

Марианна кивнула, соглашаясь со старшей сестрой:

— Ничего, подождём. Сдохнешь, сама лично всё твоё фарфоровое барахло кокну! Как же я ненавидела, когда ты меня его каждую неделю натирать заставляла…

Дарья Михайловна поджала губы:

— Посмотрим…

Через несколько дней с ней случился удар. За матерью ухаживала только Света, ранее отказавшаяся поддержать сестёр, да её муж, «примак» Алексей. Их уход дал о себе знать, Дарья Михайловна даже встала на ноги. Передвигалась по дому с палочкой, на улицу не выходила, но тем не менее, врачи даже заговаривали о возможности полной реабилитации.

Когда всё случилось, Света позвонила сёстрам. Но Катя бросила трубку, а Марианна весело сказала:

— Ух ты, недолго ждать осталось!

Дарья Михайловна прожила ещё три года. За полгода до смерти она всё-таки слегла окончательно, стала полностью зависима от младшей дочери и зятя. При этом у неё сохранилась ясность ума и речь, что удивительно для такого рода больных.

Она лежала, исподлобья наблюдая за ненавистным зятем, который убирался в комнате. Света так надеялась, что хоть перед смертью мать подобреет, оценит всё, что Алёшка для неё сделал, но… Последними словами Дарьи Михайловны было обращение к Алексею:

— Пожалуй, я даже рада умереть. Там хоть рожу твою ещё не скоро увижу. Примак…

После смерти матери активизировались старшие, Катя и Марианна. Уже на похоронах они начали было делить имущество, но один из родственников их одернул.

Через несколько дней позвонил помощник нотариуса, пригласил всех на оглашение завещания. В небольшом кабинете собрались все три сестры, Света и Марианна были с мужьями.

Нотариус начала зачитывать документ. Даже для неё, многое повидавшей в своей практике, завещание было удивительным, единственным в своём роде.

Любимую квартиру, деньги на счету в банке, коллекцию фарфоровых статуэток, в общем всё, что у неё было, она оставила зятю Алексею. Марианна в гневе заорала, что мать была не в себе, это «Светка её чем-то опоила», но нотариус заявила:

— Завещание составлено сразу после суда. ещё до инсульта. Дарья Михайловна была в уме и здравой памяти.

Что там началось, лучше не рассказывать, но и Катя, и Марианна покинули контору с проклятиями в адрес младшей сестры и её мужа.

…Света сидела как каменная. Муж подошёл к ней, обнял, она подняла к нему заплаканное лицо:

— Мама меня совсем не любила, да?

— Дурочка, — Алексей погладил жену по голове, — Очень любила. И именно поэтому оставила всё мне, знала, что в любом другом случае сёстры тебе ничего не оставят. А я тебя люблю, в обиду никому не дам, и никогда не брошу…

На следующий день были девятины. Обе старшие дочери на кладбище не явились. Алексей положил у временного креста цветы и, глядя куда-то вверх, произнёс:

— Я всё понял, и сделаю, как ты хотела, — он помолчал и вдруг улыбнулся, что было странно для такого скорбного места, — Постараюсь как можно дольше не тревожить тебя своим присутствием, спи спокойно.

Автор Хихинда

Рейтинг
5 из 5 звезд. 2 голосов.
Поделиться с друзьями:

Две любви Ивана. Автор: Мавридика де Монбазон

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Две любви Ивана.

На самом деле, Валя хотела с кем-то разделить свою боль. Не с сестрами, не с детьми, а с тем, кто любил его так же, как она, а, может, и больше…

Людмила стояла, опустив голову, но она знала, что Валя ждёт её. Все разошлись теперь и она может подойти…

-Здравствуй, Валя…

-Здравствуй…

Люда подошла к свежему холмику, взяла горсть земли, помяла в руках и разжав руку, высыпала обратно…

-Прощай, Ванечка, — прошептала Люда, прощай и прости…и ты, Валя, прости, -женщина повернулась и посмотрела в лицо заклятой соперницы, — прости, Валя…

-Да что уж там, всё прошло, спасибо, что пришла…

Из автобуса смотрели любопытные старухи, смотрели и перешёптывались, качая головами и называя Людмилу бесстыжей.

Две женщины, две извечные соперницы, стояли там, у свежего холмика, бессильные перед вечностью

-Пойдём в автобус?

-Спасибо, Валюша, я с братом, на машине…

-Мы в столовой, приходи…

-Не могу… прости…Валя…

-Да?

-А можно я к тебе вечером приду

-Конечно…

На поминках люди с жалостливыми лицами подходили к Валентине, говорили какие-то слова, притрагивались к плечу, и уходили с горестным выражением лица.

Иван был хорошим ветврачом, в колхозе его все любили. И человеком был отличным…

Люди горестно вздыхали и качали головами, ведь молодой ещё, и шестидесяти нет, сгорел…не жил, а пылал…и не пил, и не курил…

-Да бабы его довели, все беды от них, от баб, -это бобыль, Аркашка. Женщины прицыкнули на серого, невзрачного мужичишку. Про покойников либо хорошо, либо никак…

-Да я чё, я ничего, — начал оправдываться Аркадий, — ну, ходок он был, любитель, по женской части..

-То что любил женщин, это да, -сказала Ирина, -но он не похабно, слово никогда плохого не скажет. Я тогда своего с Нинкой, в бане застала…ой, бабоньки, ведь думала мир померк..

А он, Иван-то поговорил со мной, мягко, по-доброму, разъяснил мне всю психологию — то мужскую, я и простила своего…

Он и с моим поговорил. Тот было заартачился, а Иван ему и скажи, ты говорит, Коля, на меня не смотри, я их обоих люблю, и никогда не изменял им ни с кем…оттого говорит и не знаю, счастье моё или погибель…От так…

-Ой, бабоньки, он ведь какой Иван — то был. Всем ласковое слово найдёт, и парни-то смотри какие славные выросли…

-А эта, худенькая, у Вали-то всё крутилась, не отходила, так чуть что и смотрит с тревогой, это дочка?

-Какая? А не, это сноха, второго, как его, парня зовут…вот его жена, он где-то учился, вот оттуда, городская, но Валя хвалит её…да как парня-то зовут…

-Дак Иваном тоже…

-Иван Иванович, значит

-Но. Он тоже там же учился, видно за отца теперь будет..

-Аааа, вон оно чё…ну хорошо…

-А старший-то видели, военный..

-Он не военный, деревня, -это опять Аркаша, после выпитых двух стопочек, серое личико его, вечно сжатое в кулачок, размякло, Аркаша немного расслабился, ему захотелось поговорить, -он лётчик, испытатель.Самолёты значицца, испытует, о как..

Мне Иван рассказывал, кабанчика приходил, подкладывать, кабанок маленький был, месяца три всего, это сейчас под два центра вымахал.

Но мясо мягкое будет, да и сало тоже, я же пашаничкой кормлю, ну да там что со стола, к новому году заколю, приходите, не дорого буду продавать, кому ежели надо, а то на базар свезу, мигом раскупят, у меня бывало…

-Тьфу на тебя…кабанчик..

-Неужто правда лётчик?

-Да-да, мне Валя говорила, Иван- то ездил тогда, это парень у них в госпитале лежал

-Ааа, эвона как

-Ну..

-А что Людмила- то?- задел кто-то из женщин скользкую тему

-А что Людмила, тожа видно вдова, кто его знает, как там у них было…и девка говорят, не от Митяя Заречного, а Иванова, кто же его знает, не нам судить…Хороший был человек, душевный…

-А мне собачку спас, Тобика, — соседская девчонка стоит с покрасневшим носом, -он хороший был, дядя Ваня. Папка раз напился сильно, начал нас гонять, а дядя Ваня пошёл, как кулаком по столу стукнул…папка теперь нас не трогает…

-Хороший, хороший был, -запереговаривались опять женщины, что там говорить, и помянули хорошо, молодцы, уважили память Ивана…

Вечером, когда все разошлись, осталась Валентина одна.

Она сидела за кухонным столом, положив руки на колени и смотрела в окно, ничего не видя, ни о чём не думая…

Воспоминания тихонечко плыли, как облака, по весеннему небу…

Вот она девчонка, в платьице с пояском, с тугой косой, бежит к подружке Светке, они на танцы пойдут. Из города эстрада приедет, всё село соберётся, даже старики, придут, рассядутся чинно, будут смотреть, слушать и качать головами, осуждая по -доброму молодёжь…

Вот Иван и Валя в ЗАГСе, счастливые, молодые, красивые…

Вот первенец родился, Андрюшка, а потом через два года Ванечка…Дочку он так и не дождался…

Дочку ему другая родила, та, которую ненавидела всю жизнь. а потом смирилась, когда поняла, что не уйдёт Иван никогда, не бросит её, и ту не бросит…Так и жили…Валя знала, что люди жалели её за спиной, а Людмилу ненавидели.

Но никогда она не дала повода сплетницам, никогда не пошла, и не побила стёкол разлучнице, не оттаскала за волосы.

И Людмила ни разу нигде не обмолвилась словом.

Как там у них встречи проходили, когда, Валя не знала, и знать не хотела.

С работы и на работу вовремя, все выходные, все праздники с семьёй…

-Можно, Валюша…

-Заходи, Люда

В дверях показалась статная, красивая женщина, Валя невольно залюбовалась бывшей соперницей. Красота -то какая, впустую прошла, промелькнула мысль..

-Проходи, Люда, что стоять-то, холодно, кошка замёрзнет, -улыбнувшись, проговорила Валентина, -давай чайку попьём…

-Давай, -Люда робела, — я Валя ватрушек напекла, с творогом, их Ваня любил…

-Ватрушек? -Валя вдруг расхохоталась,- с творогом, от, зараза..

-Что, Валюш, что- то не так? -Люда смущённо держала в руках, завёрнутые в свежую газету, издающие чудесные запахи, свежевыпеченные ватрушки…

-Ой не могу,- заходилась в смехе Валентина, -ватрушки, ха-ха-ха…

Люда, да положи ты их, вон на стол…

Ой, Ванька, ой, зараза, и оттуда смешит…

Я ведь тоже эти ватрушки- то твои, оказывается, люблю…Он мне в подарок, из города, как поедет, привозил, всю жизнь…я ему заказывала, и всё удивлялась, как они такие горячие, шестьдесят километров всё таки…

И женщины начинают смеяться, упав обе на диван…

Заходит младший сын Ивана и Вали, он забыл что-то у матери, смотрит удивлёнными глазами на катающихся по дивану мать и тёть Люду…

Всхлипывая, глотая слова, давясь смехом, женщины рассказывают младшему Ивану про ватрушки.

Тот старается показаться сначала суровым, все знали, что отец ходит к тёть Люде, и что Ниночка их сестра, отцова дочь…

Но никто не ожидал, а он Иван тем более, что будут две отцовы самые любимые женщины, две, по сути соперницы, сидеть на диване и смеяться до слёз…

-А я ему…он как в город, ой не могу…Ваня…ватрушек — то не забудь…моих любимых…с творогом…

-А он…-хохочет Люда, — как приедет, так я знаю, что ватрушки надо печь, напеку, заверну ему…горяченьких….ахахаха

Смеются женщины, смеётся младший Ваня, улыбается с портрета старший Иван….

Это потом, как смех уляжется, когда убежит Ванюшка, наплачутся женщины, выскажут всё друг другу, всю боль накопившуюся годами…

-Я просила, его, Валя…на коленях стояла, просила не приходить, тебя жалела, пацанов. А он плачет, и говорит, что не может, не ходить…А как Ниночка родилась, так вообще, сказал, не заикайся даже, не хочешь, говорит, пальцем тебя не трону, а к дочери ходить не запретишь…Прости, Валюша…

-И я просила, Люд, просила чтобы ушёл, не мучил меня…А он плачет, говорит, что любит меня, и пацанов. Не может уйти…только, говорит и Людмилу с дочкой люблю…

-Ты знала про Ниночку?

-А то, конечно.

Кто же игрушки, да одёжки выбирал, думаешь Иван…Как поеду в город, наберу всего, неси говорю, дитё не виновато…Я дочку хотела, парни что, разбежались, а дочка она у сердца маминого…

Ты прости меня, Люда…Я по молодости извести тебя хотела, к ворожее ездила…Она мне мозг вправила…

Сказала, что ничем эту связь не перебьёшь, а скоро ещё крепче станет…

А вскорости ты Ниночку родила, я тогда и успокоилась. Нет, я конечно ревновала, и скандалы ему скандалила, ну так, для виду…я же жена…

***

Конечно, разговоры в деревне ходили разные. Что, мол, от горя у Вали рассудок помутился, что с соперницей дружить стала…и Ванька младший, мол, заглядывать стал, девка там подросла, надо бы Ванькиной жене ухо востро держать…

-Что мелете, а? -это Аркашка, везде с бабами, даром, что бобыль. А женское общество любит, видно…- знаете же, что девчонка Иванова. Ванька младший сестре родной, и её матери помогает, растрещались, раскудахтались…

-А я бы волосы повыдирала, -это Полина, баба склочная. муж её, скотник Михаил, всю жизнь про волочился за каждой юбкой…А Поля бегала следила за ним, да всё равно успевал он, вкусить так сказать, запретного плода…

-Ой, сиди уже, повыдирала она. Так и драла бегала, а что толку, а? Как гулял твой Мишка, как кобель, так и до сей поры гуляет…Кобель, потому что… А здесь другое, бабоньки, здесь любовь, вот так у них получилось…Вы вспомните, он ведь никакого повода не давал, Иван- то…Всю жизнь с двумя женщинами провёл, с двумя любимыми женщинами…Это не каждому дано, да вам и не понять…эх, деревня…

Аркаша взял булку хлеба под мышку, и о чём-то размышляя, что-то доказывая сам себе, и размахивая руками, пошёл вдоль улицы, в свой маленький, серый, холостяцкий домик.

Оставив в магазине замолчавших и враз пригорюнившихся баб…

Автор Мавридика де Монбазон

Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями:

Дело молодое. Автор: Татьяна Викторова

размещено в: Такая разная жизнь | 0

Дело молодое

Гулкий голос объявил очередную посадку, несколько пассажиров встрепенулись, вслушиваясь в обрывки фраз, кто-то пошел к выходу на автобус.

Девочка лет пяти крутилась в кресле, тот прислонив голову к молодой женщине, то встав с сиденья, оглядывалась вокруг: — Хочу домой, — растягивая слова, произнес ребенок.

— Потерпи, скоро поедем к бабушке.

— Пусть бабушка к нам приедет, я домой хочу…

— Куда же это вас перед новым годом дорога позвала? — Поинтересовалась пожилая женщина, сидевшая напротив. Теплое пальто было расстегнуто, на плечах лежала шаль, волосы с проседью прибраны назад.

Молодая женщина с ребенком, которая, казалось, была занята своими мыслями, на удивление, откликнулась на вопрос.

— К маме едем, здесь сто километров всего.

— А живете, по всему видно, здесь, — предположила немолодая пассажирка.

— Живем здесь, с мужем вот поругались…

— И потому из дома уезжаете. — Женщина чуть наклонилась вперед, голос стал тише.

— Слушай, милая, а может и не стоит ваша ругачка, чтобы ты под новый год уезжала? А? Как сама думаешь?

— Может и не стоит, только я уже билет купила…

— Ой, подумаешь, билет, ваше дело молодое, еще все можно вспять повернуть. — Взгляд женщины стал задумчивым.

— Я вот помню, полвека назад совсем молоденькая была, пошла в клуб с девчатами, а уже тогда паренек мне один нравился, но я на него и глаза боялась поднять, стеснялась. И вот стою у стеночки, даже танцевать стесняюсь, а Витя, парень, который нравился, поодаль с парнями стоит, на меня не смотрит. Мне бы подойти, да откуда же знать, что у него на уме, вдруг парни на смех поднимут.

Так бы и простояла, думая, что не замечает меня Витя. И вдруг, чувствую, кто-то рядом возле меня стоит, поворачиваюсь — а это Витя.

«Семечек хочешь?» — спрашивает меня и подает на ладони горсть семечек. Мне, конечно, не до семечек тогда было, первым делом хотелось сказать: «Не хочу». Так бы и сделала. Зачем они мне эти семечки, не стала бы я их в клубе щелкать. Но тут словно кто-то другой за меня сказал: «Хочу!». И сыплет он мне эти семечки в ладонь.

Тут слово за слово, стали разговаривать, потом на улицу вышли, уже стемнело. Снежок выпал, морозно становилась, окна в домах огоньками светятся, у кого-то уже елки наряжены… В общем в тот вечер проводил меня Витя домой. И с того дня мы уже не расставались.

Молодая женщина слушала внимательно негромкий, приятный голос случайной соседки напротив и ее историю.

— А сейчас что же, вместе вы?

— Были вместе больше сорока лет… А теперь одна, дети разлетелись. Иной раз соседка приходит.

— Женщина вдруг приободрилась: — Слушай, милая, плохо, когда ничего не изменишь, не вернешь с того света, а у вас-то дело молодое…

Чего вам стоит помириться, вон у вас телефоны какие умные, только пальчиком коснулась, как волшебной палочкой, и уже разговариваешь. Позвони ему.

Молодая женщина отвела взгляд в сторону.

— И он мог бы позвонить, но даже сообщения не отправил.

— А ты первая, в лоб не ударит.

Женщина медленно потянулась к сумочке, неуверенно достала телефон. Звонок был совсем короткий, ответили сразу.

— Ну и где вы? На автовокзале? Я уже еду, никуда не уезжайте.

— Ну вот, видишь, он и сам мается, не знает, как помириться. Я же говорю: дело молодое, стоит только одуматься.

Минут через пятнадцать девочка уже обнимала папу, подхватившего дочку и дорожную сумку.

— А елка?! — обхватив отца за шею, почти крикнула девочка.

— По дороге купим! Самую красивую елку!

Они шли к выходу, что-то говоря на ходу друг другу, и было видно — это семья.

«Я же говорю: дело молодое», — улыбнувшись, сказала сама себе пассажирка, — вот и доброе дело сделала под новый год. Не зря мне Витя мой покойный говорил: «Душа у тебя добрая, кому добра пожелаешь, сбывается». — Она вздохнула, вспомнив время, когда встречала праздник с мужем. «Ничего, Витя, у меня тоже елочка, посижу немного, может Петровна придет, все хорошо, все хорошо»…

Автор: Татьяна Викторова

Рейтинг
0 из 5 звезд. 0 голосов.
Поделиться с друзьями: