— Мама, а ты меня из сада рано заберешь, да? Ты же обещала, что мы в парк пойдем на аттракционы, — канючил Вовка. Женька катила его на стареньком самокате, на ручке висел пакет со сменным бельем. -Мама, ну ты слышишь?, — Вовка хотел притормозить и ботинок свалился с ноги. Ботинки были великоваты, но с носками почти что нормально. И самокат, и ладненькая курточка, и ботинки, да и много других хороших вещей им отдала тётя Света с четвертого этажа. У неё Мишка на два года старше Вовки. Потому Вовке везёт. Только обувь после Мишки ему всегда великовата. Но мама ему обещала новые кроссовки купить, она опять на вторую работу пойдет.
-Сынок, стой, ботинок надену, давай шнурки подтяну, — Женька присела перед сыном на корточки, -Тебя сегодня тётя Света заберёт, ладно? Я вечером на вторую работу иду, нам же денежки нужны, правда? Я тебе машинку с пультом обещала. Да и ботинки надо новые купить. А в парк мы с тобой в субботу сходим, хорошо? — Хорошо, мама, — Вовка крепко обнял маму за шею, пока она ему шнурки завязывала. Мама у Вовки самая лучшая и красивая. Когда Вовка вырастет, у мамы рядом всегда будет настоящий мужчина, её защитник — это он, Вовка. И тогда она не будет говорить подругам по телефону вечером, когда думает, что Вовка уже спит — я одинокая женщина. Мама Вовкина будет самая счастливая.
Женька завела сына в группу, помахала ему в окно и побежала на работу. Хорошо, что сегодня смена Анны Ивановны, а не молодой рыженькой Ларисы, что вечно спешит домой. А эта, что постарше никогда не ругается, если Женя иногда опаздывает за Вовкой. Работает Женька недалеко от дома медсестрой в районной поликлинике. На днях ей ещё одну подработку предложили. Три раза в неделю к инвалиду заходить. Это в их районе, да и заплатить хорошо обещали, вот Женя и согласилась. Когда Женька перезвонила, женщина сказала, что на месте всё подробно оговорим.
После работы Женя шустро собралась и побежала по указанному адресу. Дверь открыла очень приятная женщина в возрасте, — Вы Женечка? Здравствуйте, а меня зовут Надежда Петровна. Вы проходите, только я очень хочу вас попросить. Если можно, вы не обращайте внимания на то, что Серёжа будет ругаться. Дело в том, что мой сын не хочет лечиться. Он вообще ничего не хочет, вы уж извините. Вы попробуйте пожалуйста, может хоть у вас получится.
Женька считала, что её к пожилому человеку пригласили. А после такого предисловия теперь не знала, что и думать. Интересно, а как она будет проводить назначенное лечение, если он против? Надежда Петровна провела её в комнату, — Сережа, к тебе пришли.
У окна, спиной к двери, сидел мужчина в инвалидной коляске. Он обернулся, и Женька удивилась — так он же старый! Как же он может быть сыном Надежды Петровны? Сергей даже не взглянул на гостью, лишь поморщился, — мама, ну мы же договорились. Ни к чему все это, бесполезно. И опять отвернулся к окну. Надежда Петровна извиняюще улыбнулась Жене, а та пожала плечами и вдруг весело сказала: -Сергей, добрый день, меня Евгения зовут. Знаете, у меня тоже есть сын. Он передо мной обычно герой, потому что не хочет меня расстраивать. А мы сейчас маму вашу попросим выйти и один на один пообщаемся. Хорошо? Женька сделала жест рукой, чтобы Надежда Петровна вышла. Дверь за ней аккуратно прикрылась. Сергей же опять изумлённо оглянулся, даже развернув колеса коляски. Теперь он смотрел прямо на неё. Изучающий хмурый колючий взгляд серых глаз, небритые щеки, нервные руки раздражённо сжали подлокотники кресла. Он криво улыбнулся, — девушка, зачем вы пришли? Мне уже не раз делали и массажи, и капельницы. Да чего только ни делали, всё бесполезно. Я понимаю, мама обещала хорошо заплатить и вы будете делать вид, что мне помогаете. Уходите, не хочу вас обижать, лучше уходите! Пока он говорил, сжимая руки на подлокотниках, Женя рассмотрела его получше. Небольшие мешки под глазами — отечность от недостатка движения. Лицо хмурое, небритый, вот и выглядит старше. А руки не слабые, под футболкой мышцы играют, когда руки сжимает. Видно втихую сам пытается что-то делать. Ага, точно, на подоконнике гантели лежат. Слева от окна турник с манжетами и зацепами для рук и ног. Пытается, но у него не выходит. Ну, ну. Женька улыбнулась и кивнула, — хорошо, Сергей, сегодня я ухожу, меня и правда сынок ждёт. А завтра приду, кое что принесу интересное, вам понравится. Уходя Женька поймала на себе его удивлённый взгляд, словно говорящий, — ты что, пигалица, не поняла меня? Но Сергей промолчал, а это уже хорошо. Взрослый, а ведь как растерянный мальчишка, попавший в беду. Женьке очень захотелось ему помочь, и она знала, что это возможно.
Надежде Петровне девушка очень понравилась. Женю ей знакомая посоветовала. Сказала, не смотри, что такая молоденькая, зато хваткая, настырная! Женя ей подняться помогла после серьезного перелома. У Серёжи правда ситуация непростая. Он три года назад с другом ехал, друг за рулём, Серёжа рядом. В дтп попали. Другу ничего а у сына травма, ноги совсем отнялись. Поначалу он с энтузиазмом взялся, заниматься пытался, но результата почти нет. Вот и сник сын совсем.
Женька пришла через день. Принесла всё необходимое и убедила Сергея попробовать. Она сама раньше спортом серьезно занималась. Уйти пришлось после травмы, она знает, что это такое. Женька училась на реабилитолога, но не доучилась. Вовка родился, так что она пока работает медсестрой. И подрабатывает, помогает после травмы неходячим подняться.
Сергей не верил в успех, но ему было стыдно в этом признаться. И он день за днём делал то, что Женька его заставляла делать. Через месяц он вдруг ощутил первые положительные изменения и в Сергее опять затеплилась надежда. Вечером Женька вошла в комнату и сразу и не узнала своего пациента! Перед ней был симпатичный, чисто выбритый, подтянутый мужчина. Сидел он правда пока в инвалидном кресле, но в глазах его она уже не видела прежней тоски и обречённости.
Надежда Петровна услышав звуки вальса очень удивилась. Ведь обычно Женя с Серёжей занимались под ритмичную музыку. Она не удержалась, подошла и заглянула в щёлку неплотно прикрытой двери. То, что она увидела, наполнило ее сердце радостью и предвкушением чего-то светлого и счастливого. Сергей под звуки вальса плавно кружился на своей коляске. А у него на коленях, положив ему руки на плечи, сидела Женечка. Они танцевали, и то, как они смотрели друг на друга не оставляло никаких сомнений — Сережа и Женька были счастливы! Надежда Петровна вытерла навернувшиеся слезы радости и тихонько отошла от двери. Что же теперь будет?
Через полгода Сергей, несмотря на все плохие прогнозы, сам встал на ноги. Пока ещё слабый, он просто светился от счастья, опираясь на плечико своей спасительницы. Любовь и правда творит чудеса и возвращает к жизни.
Первая их прогулка в парке была восхитительной. Прошёл почти год с момента знакомства Сергея и Женьки. Но им казалось, что они знают друг друга всю жизнь. Сергей несколько раз порывался сказать Женьке, что давно уже любит ее и мечтает только об одном — чтобы они всегда были вместе. Раньше он запрещал себе даже думать об этом. Решил, что пока не встанет, не имеет права даже мечтать о ней. Но теперь… Вовка крепко взял Сергея за руку, он только что до одури накатался на всех аттракционах и наелся мороженого. Для полного счастья Вовке нехватало только одного, и он вдруг выдал такое!
— Мама, ну может дядя Сережа наконец то будет моим папой? Ты же сама мне говорила, что он классный, лучше всех, что он настоящий мужик! Сергей посмотрел на Женьку, а она страшно смутилась. А потом они оба расхохотались. Сергей подкинул вверх копну золотистых и буро красных осенних листьев, осыпав ими себя и Женьку с Вовкой. И вдруг опустился на колени. — Серёжка, ты что, осторожнее!, — кинулась к нему Женька.
Вовка тоже радостно влез между ними. -Ты будешь моей женой, Женька?, — неожиданно робко спросил он. — Мама, ну давай, скорее соглашайся, — не вытерпел Вовка, — ведь тогда дядя Серёжа наконец-то будет моим настоящим папой! Вот же будет здорово!
Через месяц Сергей и Женька поженились. А через год у них родилась доченька Люба.
Надежда Петровна всегда мысленно благодарила Господа за тот чудесный день, когда в их доме появилась эта солнечная девушка Женька. И обнимая любимых внуков Вовку и Любочку была счастлива.
Сегодня с самого утра он чувствовал какое-то непонятное беспокойство. Не мог сосредоточиться на работе, перечитывал по несколько раз проектную документацию, пытался вникнуть в чертежи, не мог ответить на рядовые вопросы сотрудников, переспрашивая или просто глядя пустыми глазами, явно их не слыша. В конце концов вышел на улицу, подышать, покурить. Был уже почти полдень, летний день в большом городе набирал обороты: тень не спасала от жары, цветы в вазонах поникли, люди, выходя из здания их строительной компании, торопились скорее сесть в машины. Воробышки, звонко чирикая, купались в мелкой лужице, оставшейся после вчерашнего дождика. Он достал телефон. Мать ответила сразу, сообщила, что идёт на рынок, приглашала на ужин. Потом набрал жену, которая третий день отдыхала с подругами в Греции. Та бодрым голосом сообщила, что всё замечательно, они едут на экскурсию, поинтересовалась, зачем он звонит, ведь вчера вечером общались, не случилось ли чего… Потом позвонил сыну, уехавшему к другу однокурснику погостить на Алтай. Сын тоже спросил, что случилось. Вот ведь чепуха, у всех всё хорошо, а на душе необъяснимая тревога.
Вечером раздался звонок в дверь. « Вот оно, сейчас всё станет ясно», — с этой мыслью пошёл открывать дверь. И даже разочаровался, увидев всего лишь Софью Ивановну, соседку — пенсионерку.
— Саш, к тебе почтальонка приходила, принесла заказное письмо. Я сказала, что ты на работе. А она, оказывается, уже третий раз приходит, тебе надо было за письмом на почту сходить, а ты, наверное, извещение не взял в ящике. Сказала, что срок уже вышел, и тогда письмо завтра обратно отправят. Я попросила мне отдать, вдруг что важное? У меня и паспортные данные твои были, помнишь, ты мне оставлял, когда ремонт был? В общем, вот письмо.
Александр поблагодарил соседку, взял конверт. Взглянул на обратный адрес, удивился ещё больше. Деревня в Рязанской области, где когда-то его тётка жила. После её смерти он вступил в наследство и только пару раз там побывал. Продавать не стал, домик маленький, но крепкий, думал, может, в отпуск ездить будут. Но жена, Светка, не любительница деревенской глухомани. В прошлом году Серёжка с друзьями на майские праздники был, этим летом тоже собирался, но друг на Алтай сманил. Наверное, что-то с домом. Открыл конверт. Ещё больше удивился. Двойной листок, вырванный из ученической тетради в линейку. Детский почерк.
Здравствуйте.
Я Аня. Мне 12 лет. Мама сказала, что вы мой папа и чтобы я вам написала. И баба Дуня тоже говорит, что вы должны знать. Вот я и пишу. Меня в детский дом забирают.
И ниже – старческим корявым почерком приписка:
« Сашка это твоя дочька. Марина несказала што родила от тебя. Только перед смертью презналась. Анечьку в дет дом забирут через три дня. Врятли ты её возмёш, но знать должен, раз Марина так наказала. Пошлю писмо заказным, штоп точно дошло. Жалко девочьку, жываяш душа. Баба Дуня».
Александр разобрал каракули бабы Дуни, соседки и подруги его тётушки, почему-то подумав, сколько же ей лет, ведь она старше тёти Нины была. Налил кофе, закурил. « Что за ерунда? – подумалось. – Фарс…Какая Марина? Какая дочка?»
Лёг на диван, закрыл глаза. Стал вспоминать. Марина сразу вспомнилась. Кудрявая кареглазая хохотушка, младше его лет на пять. Он тогда приехал на машине за матерью, та у сестры гостила. Серёжка ещё в начальной школе учился, Светка к своим родителям поехала, навестить, и сына взяла. А он на машине (только купили, радость такая!) с шиком за матерью в деревню приехал. И пробыл там дней десять. Была, была Марина. Жила она в белом домике на краю деревни, две рябины у забора. На речке они познакомились, потом там и встречались. Купались по вечерам голышом. Звёзды тоже вместе с ними купались. Вода тёплая-тёплая… И кожа у Марины тёплая, полевыми цветами пахла. Улыбнулся, вспоминая. Она знала, что у него семья, ни о каком продолжении летнего романа речи не было. Даже телефонами не обменялись. Дааа, сюрприз. Странно всё. Он же потом ещё в деревню приезжал. Почему тогда не сказала? Может быть, придумала? Дочку жалко стало, решила соврать, а вдруг добрый Сашка пожалеет да и возьмёт? Хотя слишком уж неправдоподобно…Ясно одно: надо эту историю распутать.
…Телефон высветил мамино лицо, интересовалась, почему на ужин не приехал, она ждала. Сказал, что голова болит. Заодно спросил про деревню, про бабу Дуню, не общаются ли они.
— Чего это ты про бабу Дуню вспомнил? Не знаю, я же в деревне после похорон не была. Может быть, и не жива уже, она старше Нины была.
Отговорился, что бумага из сельской администрации пришла, по налогам что-то, надо съездить, решить.
На следующий же день оформил отгулы и покатил в деревню. Настроение было паршивенько – тревожное, вопросы роем летели в голову, а ответы не торопились. Доехал быстро. Вот уже и городишко знакомый, его древние улочки со старыми кирпичными домами. Новые кварталы с нарядными одинаковыми многоэтажками на месте бывших пустырей. Множество магазинов керамики, это главное ремесло города уже несколько веков. Когда-то тут рядом и угольные шахты были, но еще в прошлом веке закрыты, остались только шахтёрские полузаброшенные посёлки. Вот наконец-то вольные просторы, бескрайние поля среди зелёных лесов, извилистые речушки, маленькие, как голубые капли издалека, озёрца. И, наконец, деревня Ильинка. Подкатил к своему домику, вышел. Вдохнул полной грудью воздух, глаза зажмурил. Разве такой в Москве воздух! Осторожно открыл калитку, держащуюся на одной петле. С опаской (вдруг ветхие ступеньки провалятся) поднялся на крыльцо, пошарил рукой в потайном месте, ища ключ. Нет ключа! Сел на крыльце, закурил, осмотрелся. Невесёлое зрелище. С одной стороны забор покосился, держался на ветхих подпорках. Пышные кусты сирени наполовину засохли, их почти задушил вьюн. Дорожек бетонных не видно, кругом мох, трава, запустение.
Ах ты, батюшки! – вдруг раздался старческий скрипучий голос. – А я думаю, бластится мне? Из избы моей худо видно ваше крыльцо. Штой-то , думаю, тамока шевелится, возля усадьбы? А ето ты, голубь, пожаловал!
Баба Дуня, опираясь на клюку, довольно бодро прошагала к дому и уселась рядом, вытирая краешком платка слезящиеся глаза.
— Явился-таки? – взглянула недоброжелательно. – А обАпол явился-то. Увезли уже её, мАленьку. Оттоль теперь и не достанешь. А как плакала-то, голосила прям. Не хотела, криком кричала. Ох, за что такая судьбина девчонке, ой, за что…
И баба Дуня залилась слезами.
Александр растерялся, не знал, как утешить старуху, что сказать. Но она вытерла глаза, посмотрела на него сердито:
— Айда ко мне в избу. Ключ-то всё одно у меня. Чайку с дороги попьёшь, нечего гомозить теперь, обговорить всё надоть.
Александр, опустив голову, всё ещё под влиянием такой встречи, послушно поплёлся по тропинке за соседкой.
Баба Дуня угостила гостя чайком с каравайцами, свежим вареньем « кулубничным», а между делом рассказывала о Марине с Анечкой. Заболел у Марины живот, « фершал не признал ничё», а через два дня на скорой увезли, но поздно было, « а ежли б вовремя, всё б ладно было». Оказалось, что ушла молодая женщина от банального аппендицита. Мать её к тому времени уже умерла, вот и осталась дочка, Анечка, одна. Но Марина наказала ей отца найти, сказала, что он это, а адрес чтоб у соседей узнала. Вот и заставила баба Дуня Анечку написать и сама от себя добавила. Только письмо что-то долго шло, или он не торопился, а только Анечку увезли уже в детдом устраивать.
— А какое там житьё, в детдоме этом?- вздохнула старуха. – Может, возьмёшь её, пожалеешь сиротинку, а, Сашка?
Она с надеждой посмотрела на Александра. — Баб Дунь, ведь я не знал ничего про девочку. Почему за все эти годы Марина мне не сообщила о дочке? Ведь я пару раз приезжал, могла бы и сказать, раз я отец? Я бы помогал. Ты меня пойми. Может быть, и не моя она вовсе! Разобраться надо.
— Гордая она была, Маринка, — опять вздохнула баба Дуня. – Никому не сказала, кто Анечкин отец, даже мать родная не знала. Да твоя она, твоя! Вся к вашу породу! Посмотришь и поймёшь, никаких кспертиз не надоть. А ты сразу: я не я, и лошадь не моя. Как кот шкодливый, напакостил и в кусты. На вот, забирай свой ключ.
И старуха, обидевшись, демонстративно отвернулась к окну.
Александр зашёл в свой дом. Осмотрелся. Сколько лет тут никто не жил, а домик, построенный ещё прадедом, держался вполне прилично. Пыль, конечно, паутина по углам и на потолке… Он нашёл в чулане ведро, тряпки, принёс воды из старого колодца, занялся делом. Ему всегда лучше думалось, когда занимался однообразным примитивным трудом. И действительно, когда он домыл пол, в голове уже созрел чёткий план действий. Выяснил, что в районном городке нет детского дома, он только в области. Нашёл номер телефона, дозвонился. Попросил дежурного найти директора, вопрос, мол, очень важный, а ехать далеко. Директора не было на месте, ответила ЗАМ по какой-то там части. Александр просил посмотреть по спискам, не поступала ли в последнее время девочка 12 лет. ЗАМ сразу объявила, что у них ремонт и до конца лета приёма детей не будет. Пусть он узнаёт в приёмнике-распределителе, даже номер телефона продиктовала. Александр не успел позвонить, как опять баба Дуня пришла
— Что убёг, как заполошный? Не сказал ничё? Домой покатишь али всё ж поглядишь на девОчку? Гляжу, озолотел ты, вон машина кака добрая, и сын прошлый год тоже на машине был…А?
— Сейчас в приёмник – распределитель позвоню, узнаю…
— В какой приёмник?
— Ну это приют такой, потом из него уже по детдомам распределяют.
— Ой, Сашка, зря колготишься, гомозИшь…Анечку ж сперва к нам в район, в детскую больницу повезли, сказали, так надо. Вот туда и ехай. Но ты, коли из любопытства только, а брать не хочешь, как-нито потихоньку на неё погляди, украдкой. Что девОчке душу бередить… Да я понимаю, Сашка. Ты не один вопрос этот решать должон, с женой поговорить. Но посмотреть сперва самому надо. Когда поедешь-то?
— Да завтра с утра и поеду.
— А потом сюда приедешь? Обскажешь мне всё.
— Да, конечно, вернусь.
Александр вечером посидел на крылечке с чашкой чая, полюбовался закатом, послушал затихающее пение птиц. На душе как-то спокойно, благостно стало, хотя, казалось бы, все тревоги и проблемы ещё впереди. Только лёг – и сразу в сон провалился. В детской больнице он сразу нашёл кабинет заведующей. Сбивчиво рассказал ей свою историю. Женщина строго взглянула на него:
— Ну, а от меня вы чего хотите?
— Я только взглянуть пока на неё хочу, мне очень надо, понимаете? Но так, чтобы она ни о чём не догадалась… Вы понимаете меня? Я сам только позавчера узнал, что, возможно, у меня дочка есть, а мои домашние ни сном ни духом…
— Понимаю, — строго взглянула заведующая. – Ладно, так и быть.
Помолчала.
— А вдруг повезёт человечку… Мы зайдём в палату, её кровать у окна. Я вас строителем представлю. Но и вы себя не выдайте.
…Аня стояла у окна. Когда они зашли, обернулась. Даже если бы заведующая не говорила ничего, он бы сразу понял, какая из пяти девочек в палате Аня. Его Аня! Права баба Дуня, что она «в их породу». В ней не было почти ничего от Марины, кроме кудрявых волос. Да и волосы были не тёмные, а светло-русые, как у него. Глаза большие, серые. Шейка длинная. Прямой аккуратный носик. Глядя на девочку, Александр сразу вспомнил Серёжку в таком примерно возрасте. Какая-то необъяснимая волна нежности подкатила к сердцу, он еле удержался от желания обнять её, закрыть, защитить. Их взгляды встретились. И тут словно сквозь какой-то туман до него донеслись слова заведующей: — Вот, смотрите, Иван Иваныч, в этой палате штукатурка с потолка сыпется и окно не открывается…
— Да, да, вижу, — пробормотал Александр, — я всё запишу…
В коридоре он, взволнованный, поблагодарил заведующую, пожал ей руки. «Моя, моя дочка», — бормотал. Потом почти бегом пошёл по длинному коридору. Вдруг остановился, резко повернул обратно.
— А теперь мне куда? – спросил.
— Но вы же сказали, что с домашними должны поговорить, — улыбнулась женщина.
— Нет, я её всё равно заберу, что бы они мне ни сказали…
— Тогда в отдел опеки и попечительства, там вам всё подробно объяснят. В деревню вернулся ближе к вечеру. Баба Дуня на скамейке около своей калитки сидела.
— Штой-то долго ты как. Я все глаза проглядела.
Александр рассказал о своей поездке. А главное – о намерении забрать дочку.
— А коли жена не захочет? – прищурила глаза баба Дуня.
— Всё равно не оставлю Аню. Матушка моя ещё в силе, поможет. А вообще Светка моя – добрая баба, думаю, что согласится.
— А ты покайся, покайся, — советовала соседка, посмеиваясь. – Бабы любят, когда мужики каются. В ноги упади, бес, мол, попутал… Следующее утро выдалось солнечным, росным. Лёгкий ветерок шевелил тонкие ветки молоденькой берёзки, выросшей у забора. «Тоже одна, сиротинка, как Анечка», — подумалось Александру. Ругнул себя за сентиментальность, пошёл к машине, помахал рукой бабе Дуне, приковылявшей к калитке проводить его…
В обед он уже звонил в дверь своей матери. Та, увидев его, забеспокоилась, град вопросов посыпался… Он, не отвечая, прошёл в комнату, сел на диван.
— Ну, слушай, мам…
Коротко рассказал всё, начиная от письма и заканчивая разговором в опеке. Мать слушала его не перебивая, иногда только меняющимся выражением глаз реагируя на его рассказ.
Оба молчали.
— Саш, если Света не согласится, давай я её заберу»,- наконец произнесла матушка.
Александр грустно улыбнулся:
— Мам, что значит заберу? Это же не котёнок из приюта. Кто тебе её отдаст?
— Но тебе-то отдадут?
— Конечно, отдадут. Женщина в опеке посоветовала сделать генетическую экспертизу, это упростит дело. Ну и справок там куча, но это не проблема. Главное сейчас – Светке всё объяснить, её уговорить. Ну и Серёге тоже.
— Да, сюрприз так сюрприз… Слушай, Саш, а давай съездим к ней. Я хоть взгляну на неё…Пока она ещё в больнице, а не в приюте…А?
Александру самому хотелось этого. Теперь, когда он был уверен в своём решении, желание это становилось всё сильнее.
— Да, давай поедем. Надо подарочков каких-то купить…
Сколько раз потом Александр с огромной благодарностью вспоминал заведующую детской больницей Анастасию Петровну. Она не только разрешила им навещать Аню, но и взять её на выходные в деревню. Девочка абсолютно здорова, но тоскует, скучает, плохо ест, плачет.
В палату они не пошли, Аню привели в кабинет заведующей. Девочка стояла в дверях. Александр будто оцепенел, слова в горле застряли. Выручила матушка, она подошла к девочке, обняла её, заплакала:
— Красавица ты моя, прости нас… Не знали мы о тебе, совсем не знали. Я бабушка твоя, а это вот папка.
Девочка сквозь слёзы посмотрела на Александра:
— Я вас сразу узнала, когда вы вчера в палату приходили. Почему не сказали, что вы отец? Я думала, что не понравилась вам…
Александр боялся, что слёзы потекут, очень подозрительно щипало в носу. Он тоже обнял дочку, поцеловал в пушистые волосы:
— Как же ты мне можешь не понравиться…Прости меня, девочка, твой папка балбес. Хорошо, что ты мне написала, умница. И бабе Дуне низкий поклон.Ни в какой детдом мы тебя не отдадим. У тебя теперь есть я, бабушка. А ещё старший брат, он студент уже… На оба выходных дня они (под расписку и обещание привезти девочку в воскресенье вечером) увезли Анюту в деревню. Она так радовалась! Даже щёчки порозовели, глаза блестели. Баба Дуня вышла им навстречу, расплакалась, обнимая девочку. Пока Александр разгружал машину, а баба Дуня расспрашивала матушку о «житье- бытье», Аня незаметно исчезла.
Александр отправился за ней. Тот когда-то белый домик был теперь совсем ветхим, старые доски обшивки почти сгнили и кое-где отвалились. Окна были грубо заколочены крест-накрест старыми досками. Из двух рябин осталась одна, только она, уже украшенная гроздьями красных ягод, украшала грустное зрелище. Аня сидела на крылечке, натянув подол платьица на коленки, прижимала к себе полосатого кота и плакала. Александр сел рядом, обнял её, пытался успокоить. Девочка вздохнула прерывисто, вытерла слёзы.
— Это наш Матрос, — представила кота.
— Почему Матрос?
— Да он на речке все дни пропадает, его рыбой угощают. Он и в лодке плавает с нашими рыбаками, не боится.
Девочка слабо улыбнулась, погладила кота.
— Но он без меня не выживет, — опять загрустила.
— А давай его сейчас заберём к нам в дом. Когда уедем, попросим бабу Дуню кормить его, а потом…в Москву заберём, здесь не бросим. У нас жил кот, когда Серёжка маленький был, толстый ленивый Барон. Потом пропал, сын так переживал, искал по всем дворам. И нашёл-таки, мы уж и не надеялись, дней через десять. Вот радости было! Но вот уже года три как нет его, больше не заводили.
Два дня пролетели быстро. Александр скосил траву «на усадьбе», как баба Дуня говорила. Поправил забор, подлатал калитку, разобрался в сарае. Всюду его сопровождал Матрос, тёрся о ноги, мурлыкал. А когда к вечеру они с Аней на пруд отправились карасей половить, впереди них по тропинке бежал кот в предвкушении угощения. Матушка навела такой порядок в доме, что баба Дуня, приглашённая вечером на ужин, только ахнула. Окна сверкали чистотой. Из глубин старого комода были извлечены кружевные занавески и в тон им белая скатерть, выстираны и даже накрахмалены, и теперь создавали атмосферу праздника. Люстра сияла всеми пятью лампочками. Да и стол был накрыт от души.
— Бабушка твоя мастерица готовить, — улыбался Александр, объясняя Ане, из чего состоят блюда. – Она же всю жизнь поваром работала в ресторане. Это не хухры-мухры, правда, мам?
И та довольно улыбалась, потчуя внучку и гостью. …Но вот опять серое здание больницы. Аня грустила всю дорогу. Она за эти дни успела привязаться к папе и бабушке, а теперь снова больничная палата…
— Ну потерпи ещё немножко, мой хороший, — обнимала её бабушка. – Ты только знай, что мы не бросим тебя. Не будешь плакать?
— Не буду, — сквозь слёзы говорила Анечка. – Я каждый день буду вам звонить. Бабушка, спасибо тебе за телефон, такой красивый…
И бабушка всю дорогу до Москвы носом шмыгала и глаза вытирала…
Александр понимал, что теперь осталось самое сложное – сообщить жене обо всём. Решил, что напишет сообщение. Светка — человек вспыльчивый, но отходчивый. Пусть сначала осознает всё, подумает, а потом он ей позвонит по видеосвязи, в глаза посмотрит. Так и сделал. Минут через 15 получил ответ: «Может быть, и не твоя». И три вопросительных знака. И смайлик грустный. Вместо слов отправил две фотки, он много фотографировал в деревне. На одной Аня смеётся, на другой серьёзная. Ещё через пятнадцать минут позвонил. И сердце упало. Светка с нахмуренными бровями, губы сжаты, в глаза не смотрит. Молчит.
— Ну что, Свет? Что делать будем?
— Да ты уж всё сделал… — взгляд из-под бровей как на врага народа. – Сюрприиииз… Может быть, ещё где детки твои бегают, а, Саш? Ты в командировках частенько бываешь…
— Светуль, ну я же объяснил тебе всё. Виноват. Идиот. Прости. Это было почти 13 лет назад. — Аааа! – зловеще протянула Светка – То есть, амнистия должна быть за давностью лет, да? А как верить теперь тебе? Не знаю… И как дальше жить, тоже не знаю. Я подумаю.
И лицо жены пропало с экрана.
Александр вздохнул. В реакции сына он не сомневался. Ну поудивляется, может быть, и осудит. Но он парень добрый, с Аней подружится. Всё зависело от решения Светки. Но в любом случае дочь он не бросит. Мать предлагает сначала поселить внучку у неё, пусть, мол, Света привыкнет, чего гусей дразнить. Но он не согласен. Он рядом должен быть. Он отец
На следующий день на работу пошёл, время пролетело быстро, дел много набралось. А вечер тянулся. Надеялся, что Светка уже готова свой вердикт вынести, ждал звонка. Первый раз мать позвонила, беспокоилась. Второй раз Анютка. Уже спать собирался, когда наконец жена позвонила. Видеозвонок, лицо уже не такое сердитое.
— Ну что, как дела? – спросила .
— Да какие дела, жду приговора.
— А, то есть я теперь прокурор? — в голосе заметил смешливую нотку.
— Ну да, обвиняемый полностью признал свою вину и готов понести наказание. По всей строгости закона.
— Понятно. Значит, именем Российской федерации, гражданин …мой муж…приговаривается к пожизненному лишению свободы. Место отбывания наказания – по адресу места прописки. Вопросы есть?
— Есть. Товарищ прокурор, а как по существу нашего главного вопроса?
— А по существу вопроса… Я же не крокодил, Саш. Не съем твою Аню. Мы ведь хотели дочку, вот она и появилась. Значит, так тому и быть.
Александр курил на балконе и думал. О чём? Да о том, как же человеку мало надо для счастья. Любимая работа, любимая семья. И … душевный покой. Самая большая звезда на небе мерцала, будто подмигивала ему, соглашаясь с его мыслями. — Татьяна Тихомирова
Мама не приходила. Всех детей уже забрали родители, остался только один Егорка. Он тихонечко играл с машинкой в углу группы. Воспитательница недовольно поглядывала на часы. Егорка тяжело вздохнул, посмотрел в темный проем окна, затем на дверь.
— Марь Сергеевна, я днем видел большую собаку возле забора, — обратился он к воспитательнице, — Она наверное еще там. Мама стоит и боится зайти. Может, сходим, отгоним?
— Нет там никакой собаки. Не придумывай. Сейчас еще раз наберу ее.
Марья Сергеевна взяла телефон и очередной раз набрала номер мамы Егора. Никто не отвечал. Она с тревогой посмотрела на часы.
«Наверное что-то случилось.» — Подумала она. — «Никогда такого не было. Отца у Егора нет, мать очень ответственная. Любит сына. Даже если задерживается, позвонила бы, предупредила.»
— Егорка, давай одеваться. Пойдем ко мне в гости.
— А, мама? — Заволновался Егор. — Она придет, а нас нет.
— А мы ей записку оставим, — нашлась Марья Сергеевна, — Она ее прочитает и к нам приедет. Я ей адрес оставлю, и телефон напишу. Время позднее, пошли. У меня кот голодный.
— У Вас кот? Настоящий, живой? — Обрадовался Егорка. — Мне можно будет поиграть с ним?
— Можно, пошли.
Квартира Марьи Сергеевны, Егорке понравилась. Было тепло и уютно. Пахло пирогами. Огромный, ленивый, рыжий кот, позволял себя гладить и терпеливо сносил мальчишеские шалости. Напившись чаю, Егорка уснул.
Марья Сергеевна осторожно перенесла мальчика на кровать, а сама с телефоном ушла на кухню. После долгих разговоров с представителями полиции и бюро несчастных случаев, она выяснила, что в больницу поступила молодая женщина с тяжелыми травмами, после дорожного происшествия. Женщина была без сознания.
— Как придет в себя, Вы ей передайте, пожалуйста, что с сыном все в порядке. Он у меня поживет. Пусть не волнуется. Мы навестим ее.
Поле разговора Марья Сергеевна вернулась в комнату. Егорка сидел на кровати и испуганно смотрел на нее. По его щекам текли слезы.
— Где моя мама? — Всхлипывая спросил он. — Я домой хочу, к маме. Я не хочу здесь. У меня дома мама плачет, и кроватка плачет. Игрушки все ждут меня. Идемте домой. Я к маме хочу.
— Егорушка, деточка, — забеспокоилась Марья Сергеевна, — Не плачь, маленький. Мама занята. Она на работе. Успокойся, пожалуйста. Здесь хорошо. Я тебя люблю и кот тебя любит.
— Нет, она ждет меня, — продолжал плакать Егорка, — Я не могу без мамы. — Затем посмотрел на нее и робко спросил. — А мама на небо не улетела?
— Нет, Егорушка, не улетела. Все хорошо. А почему ты спросил?
— У меня папа на небо улетел, — потом немного подумал и добавил, — И бабушка. Они сейчас на небе на меня смотрят. Когда я себя хорошо веду, они радуются. А вдруг мама тоже к ним полетит?
Марья Сергеевна нежно обняла Егорку и прижала к себе. Он доверчиво уткнулся носом ей в плечо.
— Не переживай, мама у тебя сильная. Все хорошо будет. Вот завтра встанем и первым делом к ней поедем. Навестим ее. Она не на работе. Она в больнице. Заболела мама.
— Как я недавно? У нее горлышко болит? — Встрепенулся Егорка.
— Да горлышко. Еще ручка, немного. Все хорошо будет. Она выздоровеет, и ты поедешь с ней домой.
— Ей молока теплого с медом надо. Мы ей привезем молока?
— Конечно привезем, ты ложись и глазки закрой. Я тебе сказку расскажу.
— Марь Сергеевна, а почему Вы одна живете? — Неожиданно поинтересовался Егорка.
Этот вопрос застал Марью Сергеевну врасплох. Она замялась и неожиданно для себя, заплакала.
— Был у меня сынок и муж был. Они на дачу поехали, я дома осталась. Хотела уборку сделать. Авария. Теперь вот одна с котом живу. Жалко, что меня рядом не было. Так бы все вместе были.
— Они на небо улетели?
— На небо, — вздохнула Марья Сергеевна.
— Марь Сергеевна, Вы не плачьте, — пожалел ее Егорка, — Они там на на Вас смотрят. Когда Вы радуетесь они тоже радуются, а когда плачете, они тоже плачут. Это правда, мне мама говорила. Не будем их расстраивать. Будем вместе не плакать.
Марья Сергеевна утерла слезы, обняла и поцеловала Егорку.
— Давай спать, завтра рано вставать. Я хочу попросить тебя, поживи у меня немного, пока мама в больнице. Нам с котом веселее будет. Договорились?
— Договорились, — закивал Егорка, — Я помогать буду. Я посуду умею мыть. А можно я Вас бабушкой называть буду? Не в садике, только здесь.
— Можно, Егорушка. Спи.
Марья Сергеевна еще долго сидела у окна и утирала слезы. Егорка тихо спал на ее кровати.
Прошли годы.
Егор проснулся рано. Быстро вскочил с постели, потянулся. Из кухни доносился запах свежеиспеченных пирожков. Он заглянул на кухню.
— Бабуль, ты чего в такую рань поднялась? — Спросил Егор и чмокнул Марью Сергеевну в щеку.
— Не спится. Подумала, вы с мамой проснетесь, а у меня пирожки. Вам радость, и мне приятно. Садись, я тебе молока налью. А отосплюсь на небе, когда время придет…
…Иваныч терпеть не мог деревенских баб. Вечно толпятся возле сельского магазина, как будто ни у кого ни огородов, ни других дел нет. Когда ему предложили стать егерем и в лесной избушке поселиться, то он рад был, очень рад. А что ему.. Один ведь. Это и не давало бабам покоя.
*** А когда-то все было по-другому. Еще не был он Иванычем, а был Серегой. Наташку свою любил страшно, на руках носил. Но решил, что только после армии будет говорить с ней о свадьбе. Наташа провожала его, ждала, письма писала. Домой после дембеля летел, как на крыльях — сразу же заявление подали, свадьбу сыграли.
У Сергея нрав крутой был. Все это знали, и лишнего при нем никогда не говорили. А вот Наташка не боялась его нисколько, наверное, это и подкупило Сергея. Когда родила жена ему сына в семь месяцев, то были всякие мысли у него, но он гнал их прочь — не могла Наташка, никак не могла ему изменить.
Однако добрые люди рассказали-подсказали, как ждала его любимая. И он поверил — ведь лучший друг глаза ему открыл, а лучший друг врать не будет.
Сидели они тогда в гараже. Жену с сыном выписали — уже неделю как дома. Сергей фундамент под новую баньку положил сегодня, вот и решил с устатку выпить, а тут и Коля заявился. А жена почему-то его на дух не переносила. Сергей знал об этом, поэтому захватил со стола бутылку, да подались оба в гараж. Места там много, вот и расположились. Выпили по одной, по другой, тут Колька и говорит.
— Ну, и как тебе в роли отца? — А не понял пока. Маленький он такой, ничего еще не понимает. — Ну, да, маленькие они все хорошие, хоть свои, хоть чужие…
Сергей вроде как и не заметил намека, еще по одной налил. Коля выпил, посмотрел на друга.
— И что, на свою фамилию записывать будешь? Сергей поднял на друга тяжелый взгляд. — Ты, Николай, не юли. Есть что сказать — говори, а так просто если воздух сотрясать будешь, я ведь и двинуть могу.
Коля отодвинулся на всякий случай. — А чего говорить… И так все знают, только ты один и не в курсе. Гуляла твоя Наташка. — С кем гуляла?
Глаза Сергея наливались кровью. Коля встал, на всякий случай к двери отошел.
— А я свечку не держал. И сам не видел, а все в деревне говорят, что гуляла. И видели ее не раз, как домой под утро возвращалась. А ты, если дурак, то расти чужого!
Коля выскочил за дверь и пропал в ночи.
А Сергей налил себе еще.
Они с Натальей въехали сюда, в дом Сергея, сразу после свадьбы. Родители его умерли еще до того, как он в армию ушел, дом ему остался. А Наташка вообще сироткой была, у тетки жила, в соседнем селе, сколько себя помнила. Сделали они тут ремонт, красоту навели, Наташка цветов насажала. Сергей думал, что теперь все хорошо у них будет… дочку чуть погодя родят… А вышло вон как.
Он пил до утра. А когда рассвело, услышал, как бабы коров гонят, встал. Открыл сундук в углу гаража, ружье достал. Проверил — заряжено ли, пошел в дом, покачиваясь. А как раз Никитична проходила, самая большая болтушка и сплетница — и уже через пять минут у дома начал народ собираться.
Сергей вошел, Наташа еще спала. Он ткнул ее ружьем. — Вставай.
Она глаза открыла, на него посмотрела, встала спокойно, прикрыла собой люльку сына.
— Сергей… Ложись спать, на ногах не держишься. Но он знал, что нельзя дать себя заговорить. — Одевайся быстро и выродка своего собирай. — Выродка? Это ты так сына называешь? — Он мне не сын! Спасибо, люди глаза открыли.
Наташа посмотрела ему в глаза. Видит, говорит серьезно. — Это Колька твой, что ли, люди? Ну, тогда все понятно…
Но Сергей не дал ей договорить. — Я сказал быстро, а то голая пойдешь.
Наташа быстро закутала сына, взяла в сумку соски, пеленки, подняла ребенка на руки. — Выходи.
Она пошла к выходу. Открыла дверь, а за калиткой толпа, хотела было шагнуть обратно, но сзади в спину ствол ружья уперся. Она вскинула голову и пошла. Вышла за калитку, Сергей следом. Пошла по дорожке к концу деревни, люди следом. Кто-то из толпы сказал: — Сергей, одумайся, что творишь!
А он развернулся и выстрелил под ноги людям. Толпа шарахнулась, ребенок на руках у Наташи заплакал. Она прибавила шагу. Когда дошла вся процессия до края деревни, Сергей сказал: — Чтобы никогда тебя тут не видел. Появишься — убью.
И пошел, покачиваясь к дому. Вошел, упал поперек дивана и сразу уснул.
***
Пил Сергей очень редко, поэтому встать наутро у него никак не получалось. — Наташ, дай водички…
В ответ тишина. Он с трудом разлепил глаза — никого. Потом увидел ружье и все вспомнил.
А потом… Неделя прошла, тоскливо ему стало. Ни есть, ни пить не может… Перебирал что-то на полке и наткнулся на какую-то книжечку. А, это карта сына, Наташкиного сына. Хотел уже выбросить, но открыл. И там, на первой же странице — «ребенок недоношенный, родился на сроке…»
То есть как недоношенный? Колька же говорил, что нагулянный… Сергей бросился вон из дома. Люди с удивлением смотрели, как он бегом через деревню бежал. Опять, что ли, напился? А он подбежал к дому, где Николай жил, смотрит, во дворе мать его.
— Колька где? — выдохнул. — Дома твой Колька! Вторую неделю не просыхает, а ты чего?
Но Сергей уже не слушал, рванул дверь на себя. Колька сидит за столом, перед ним бутылка. Поднял тяжелый взгляд на Сергея, усмехнулся. Тот сжал кулаки.
— Коль, ну-ка расскажи мне еще раз, с кем моя Наташка гуляла?
В дом вошла мать. Колька молчал. — Ответь мне! С кем гуляла, от кого нагуляла? Тут вмешалась мать Коли. — Ни с кем она не гуляла! — и повернулась к сыну. — Что ты молчишь, ирод! Расскажи, как ты за невестой друга ухлестывал! Расскажи, как она тебя кочергой отходила! А ты наговорил на девку напраслину! Где она теперь с ребенком мучается?
Сергей почувствовал, как земля из-под ног уходит. А Колька закричал тонким голоском:
— Я всегда Наташку любил, я бы ее счастливой сделал! А она только на тебя, зверя, смотрела! Ты не заслуживал ее!
Сергей уже не слышал последних слов. Он бежал, бежал в соседнее село, туда, где жила тетка Натальи. Он на колени упадет, он будет вымаливать прощенья, никогда больше стопки не выпьет, ружье выбросит.
Но Натальи там не было. Тетка зло на него посмотрела и сказала:
— Уехала она, вроде в город, а может и дальше куда… Мне не сказала, только и услышала я — прощай, больше, наверное, не свидимся.
Голос тетки сорвался, и она захлопнула дверь перед его носом.
*** Сергей искал, всех на ноги поднял, сам в город много раз ездил, но никаких следов. А в деревне на него смотрели, как на прокаженного — вот и ухватился он за возможность переехать в лес.
Но за продуктами все равно надо приходить, куда деваться. Когда он в магазин входил, тишина наступала. Все ждали, пока он выйдет, чтоб потом шумно вспоминать то, что было двадцать лет назад.
Сегодня в магазин ему пришлось идти внеурочно — завтра из города помощника прислать должны, припасов надо бы побольше. Помощник только после училища, на летнюю практику. Но ему бы хоть на лето: зимой-то работы мало. Молодой, конечно, но это неважно, лишь бы ходил быстро — не успевает Иваныч один все обойти. А браконьеров много развелось.
Следующим утром к его дому подкатил козелок. Из него вышел Григорий Степанович, потянулся.
— Ох, хорошо у тебя тут, Иваныч… — Ты мне зубы не заговаривай. Где помощь обещанная? — Так он вышел в начале леса, сказал, что дальше пешком, осмотреться хочет, прогуляться. — Не заплутал бы… — Да не. Этот дойдет, настырный. Всю дорогу меня вопросами мучил. Ну, корми, что ли…
Иваныч накрыл на улице стол. Только собрались садиться, как показался молодой человек. Иванычу он сразу понравился — высокий, здоровый, взгляд серьезный. Представился — Андрей. Поздоровался, руки помыл, как будто всегда здесь жил. От обеда не отказался, поел с аппетитом, разговорились. Заметил он многое, пока по лесу шел. Иваныч слушал его и хмыкал. Было видно, что лес парень любит. А это самое главное.
Начальник уехал, и остались они вдвоем. Андрей совершенно не мешал Сергею ни в доме, ни на улице. Наоборот, вроде как даже веселее стало, хоть и разговаривали только по делу. Уже спустя месяц Иваныч, кроме как «сынок», Андрея никак не называл. Сдружились, все обходы вместе. Знал Иваныч уже, что у Андрея девушка есть, и мать тоже. Что живут они за 500 километров отсюда. Иваныч тоже многое рассказал о себе, но про личную историю свою помалкивал.
***
А потом случилось несчастье. На обходе они были и наткнулись на браконьеров. Андрей сразу потребовал оружие сдать, на что мужики, похоже пьяные, ответили хохотом. Тогда Андрей ружье с плеча снял. Иваныч тоже. От браконьеров мужик отделился, подошел к ним ближе.
— Вы свои стволы опустите, у нас их больше, вас и не найдет тут никто. — А ты нас не пугай, мы пуганые! Найдут вас да посадят.
Андрей шагнул вперед. — Ружья на землю, вам же лучше будет, не такая тяжелая статья…
Один из браконьеров вскинул ружье, Иваныч заметил и прыгнул вперед, прикрывая Андрея. Раздался выстрел, и Сергей упал. Старший заорал: — Придурок! Ты чего натворил?
Но мужик и сам не понял, что случилось, — таращился на него испуганно. Думал попугать, а вон что получилось. Андрей склонился над Сергеем. Он пытался перевязать, помочь, потом поднял голову и закричал: — Что стоите? Где ваша машина? Понесли, в больницу нужно скорее.
Все забегали, расстелили куртки, палки, осторожно переложили Сергея и понесли. Всю дорогу он не отпускал руку Андрея, а в машине, когда они уже неслись по трассе в сторону города, попросил его нагнуться. — Рассказать тебе хочу, чтобы если помру, душе легче было.
В глазах Андрея стояли слезы. Он нагнулся и стал слушать Иваныча, а тот рассказывал почти шепотом. Про Наташу, про сына, про себя.
— Никогда не переставал любить ее, и сына люблю, только сказать им не могу. Прощения попросить не могу, понимаешь… Обещай мне, что ты попробуешь найти их, что передашь мои слова. Обещай…
По щеке Андрея скатилась слеза. — Обещаю…
Но Иваныч уже не слышал — потерял сознание. Андрей повернулся к водителю: — Гони! Что ты ползешь, как черепаха?
*** Сергей Иванович с трудом открыл глаза. Наташа, перед ним стояла Наташа. Ясно, умер, и попал на тот свет, иначе откуда Наташа. Он снова закрыл глаза. Значит, Наташа тоже умерла? Эх, жаль… А все он виноват…
Но кто-то вдруг начал его трясти. — Просыпаемся, просыпаемся!
Сергей снова открыл глаза. Мужчина в белом халате. Значит, он жив? Просто сон видел… Доктор спросил:
— Как вы себя чувствуете? — Нормально. — Ну, вот и хорошо. Все как надо идет. Отдыхайте.
И пошел к выходу из палаты. Сергей попытался повернуть голову… получилось. Наташа. Опять Наташа… Немного другая, чем он помнил, но она. И тут он понял, что это не сон! Он рванулся с кровати, хотел встать, схватить ее, чтоб не пропала, чтоб объяснить, чтобы прощения попросить, но боль прорезала все тело. Он застонал. Наташа взяла его за руку.
— Лежи спокойно, я не убегу. — Наташа… — Здравствуй, Сергей. — Наташа, откуда ты? Мне так много нужно тебе сказать. Я так виноват, я столько натворил. Я искал тебя, Наташа, я вас искал. — Я знаю.
Наташа серьезно смотрела на него.
— Знаешь? Откуда? — Сын рассказал. Все рассказал, и про друга твоего, и про то, какой ты хороший… — Сын? Не понимаю.
Наташа куда-то повернулась. — Андрей!
К кровати Сергея подошел Андрей. — Привет, Иваныч… отец.
Сергей сразу все понял. Он ничего не сказал. Он просто заплакал. Здоровый мужик, чуть больше сорока лет, которого боялись не только браконьеры, но даже медведи в лесу, лежал и плакал.
Андрей вскоре ушел — дела-то не ждут, — а Наташа осталась. Всю ночь она просидела у его постели, а Сергей держал ее за руку. Они разговаривали. Им так много нужно было сказать друг другу, что ночи было мало.
*** А через месяц Иваныч, прихрамывая, опять шел в магазин за продуктами. В одной руке у него была трость, а второй рукой он бережно придерживал Наташу. Им не нужно было жениться: ведь развода-то не было!
