М А Ш А
Маша этим утром проснулась очень рано. Разбудил кот. Он через открытую форточку явился с улицы и попытался залезть к ней под одеяло. Лапы у Барсика были мокрые и холодные, девочка не пустила его, и он улёгся в ногах.
В спаленке было слышно похрапывание бабы Даши, порой она что-то невнятно бормотала во сне. Маша повернулась на другой бок, но вдруг вспомнила: « Ведь я сегодня уезжаю!» Эта мысль моментально лишила её сна. Она тихонько поднялась, оделась и, стараясь не скрипеть дверью, вышла на крыльцо.
В деревне было ещё тихо. Даже птицы не пели, бабушка говорит, что многие уже улетели на юг, ведь уже сентябрь на носу. « На носу» — это значит очень близко. У бабы Даши много таких смешных выражений. Где-то на пруду загоготали гуси, по соседней улице машина проехала, и опять всё стихло.
Было ещё прохладно. Маша накинула на плечи старенькую кофтёнку и по узкой тропинке пошла к речке. Речка называлась Журавка, хотя журавлей здесь девочка никогда не видела. Наверное, когда-то давно они здесь жили, да улетели на другие, большие реки. Их Журавка была совсем узенькой, в жаркое сухое лето её можно было даже перейти вброд. Противоположный берег заилился, там разрослись красивые белые лилии, мальчишки плавали за ними.
Маша уже тоже умела немножко плавать, правда, по-собачьи. На речке у неё было любимое местечко. Это старая деревянная лодка. Давно прохудившаяся, она лежала носом на песчаном берегу, а кормой в воде. На широкой дощатой корме можно было удобно сидеть. Маша прибегала сюда, когда её обижали или просто было грустно.
Волны плескались в борт как-то однообразно – успокаивающе, солнышко пригревало и будто гладило её по волосам. Девочка мечтала о том, как вырастет и поплывёт по Журавке. А все речки текут в море. И она увидит море, оно синее, огромное, не видно берегов. Там летают белые чайки, в волнах ныряют гладкие блестящие дельфины, вдали плывут огромные корабли… Мечты успокаивали Машу.
Вот и сейчас девочка устроилась поудобнее, согнула ноги, уткнулась носом в худые коленки. Ей было страшно, совсем не хотелось никуда уезжать. Крупные слёзы закапали в воду, часто-часто срываясь с ресниц и расплываясь мелкой рябью прямо по отражённым в воде облакам.
У неё не было родителей, она росла с бабушкой. Маму она почти не помнила, в памяти осталось совсем немного: длинные тёмные волосы, стянутые резинкой в хвост, заливистый хохот, блестящий ободок для волос…
Она умерла, когда девочке было всего три года. Бабушка показывала внучке фотографии мамы. На них красивая черноволосая девушка с большими тёмными глазами. Она весёлая, везде улыбается. И совсем молодая. «Разве молодые умирают?»- спрашивала Маша.
Бабушка только вздыхала. Она рассказала, что когда Надежда (так звали маму) родила Машу, она «сломалась» и « не могла взять себя в руки», потому что мАшин папа не захотел на ней жениться. Стала пить вино, связалась с плохой компанией. И умерла.
Маленькая девочка ничего не поняла. Как она сломалась? Разве человек ломается? И как можно самой себя взять в руки? А папа почему не хотел жениться? Ведь сначала женятся, а потом дети появляются…
«Подрастёшь – поймёшь», — грустно говорила бабушка. Ну как объяснить ребёнку, что папа её был давно женат и свою семью бросать не собирался. Что её мама привезла дочку в деревню ещё крохой и уехала на работу устраиваться. Связалась с какими-то жуликами, чуть в тюрьму не угодила. Стала пить, да как! Изредка появлялась вся опухшая, с красными глазами. И уезжала снова, несмотря на увещевания матери. Могла и деньги украсть…
А потом совсем пропала. Телефон молчал, поиски ни к чему не привели. Только через полгода в отделении полиции мать по фотографиям опознала труп дочери, убитой в соседнем городе и похороненной на местном кладбище под табличкой с номером…
Такое горе пережить не каждая мать сможет. Но была Машенька, у которой, кроме бабушки,- никого на всём свете. Надо жить ради неё. Не было времени заниматься своим здоровьем, хотя сердце беспокоило всё чаще. Полежит, капелек накапает, вроде и отпускает.
Но месяц назад скрутило серьёзно, соседка вызвала скорую из города, и врач, сделав кардиограмму, настаивал на обследовании и лечении в кардиоцентре, иначе жить ей, сказал, осталось недолго.
А Маше в школу идти, в первый класс. Наташа, соседка, школьная подруга Нади, посоветовала временно оформить Машу в интернат.
Это был единственный выход, и каждый день бабушка уговаривала девочку, что интернат – это не детский дом, она туда поедет на время, а бабушка полечится и обязательно её заберёт. Наташа, спасибо ей, помогла оформить нужные бумаги и сама взялась отвезти Машу.
Девочка горько плакала. Ну почему всё плохо? Она так радовалась, что пойдёт в школу. Вместе с бабушкой ещё в начале лета ездили в город в « Детский мир», выбрали красивую одежду для школы, ранец, тетради, ручки, карандаши, краски.
Маша представляла, как она первого сентября вместе с подружкой Олей, дочкой тёти Наташи, пойдёт в школу. Бабушка утром сорвёт самые красивые гладиолусы для её праздничного букета. И начнётся совсем другая, школьная жизнь.
А что получается? Начнётся другая жизнь, но не здесь, а в чужом городе, с незнакомыми людьми. Само слово « интернат» казалось ей грубым, некрасивым…
Но что делать? За неё всё решили. Бабушке надо в больницу, ей в последнее время совсем плохо, она почти не поднимается с дивана. Пусть полечится, а потом заберёт её из этого интерната. И не надо плакать, бабушке нельзя нервничать.
Маша зачерпнула в ладошку тёплой речной воды, умылась, подставила солнышку лицо. Посидела ещё немножко, полюбовалась прозрачными стрекозами над водой и спрыгнула с лодки на берег.
Вещи они собрали уже вчера, сумка стояла у порога.
Бабушка заплела её непослушные волосы в косички, нарядила в новое платье и туфельки. Отступила немножко, полюбовалась внучкой, вздохнула.
« Ну вот и всё, — сказала, — надо идти. Присядем на дорожку».
Потом встала, перекрестилась перед иконами и внучку перекрестила, прижала к себе, поцеловала. Тётя Наташа зашла за сумкой. Они сели в машину и поехали. Девочка оглянулась: баба Даша стояла на дороге и махала рукой.
Маша не плакала, но ей было очень грустно и тревожно. Она никогда нигде не была, кроме ближайшего городка, куда изредка брала её бабушка. От этого городка до областного центра надо ехать ещё больше часа. Тётя Наташа уверенно вела машину.
Если бы мама не умерла, она тоже купила бы машину, и они бы сейчас не в интернат ехали, а путешествовали бы. Может быть, и до моря б доехали…
— Тёть Наташ, а ты знаешь, где мой папа? – спросила Маша. – Бабушке мама не сказала. Может быть, он бы захотел, чтобы я с ним жила? Я же дочка его.
— Нет, не знаю, — нахмурила брови Наташа.
На самом же деле Наташа прекрасно знала, где живёт Егор. Надя была её близкой подругой, и вся эта печальная история проходила на её глазах. Егор не скрывал от Нади, что женат и жену не бросит. Но та словно ополоумела, в этот роман, как в омут, бросилась, не слушала никаких уговоров. Егор же быстро охладел и стал избегать встреч с Надей.
Она даже не сказала ему, что беременна. И подруге запретила говорить. Не любит он её, зачем ему ребёнок? Нечего и знать о нём. Права была её мать, тётя Даша, — сломалась Надька. Жизнь без Егора оказалась пустой, даже рождение дочки, похожей на него как две капли воды, ничего не изменило.
Даже наоборот: глядя на Машу, она видела его черточки, и всякий раз сердце сжималось. Не выдержала Надя этого испытания, дочку в деревню отвезла и пустилась во все тяжкие… Наташа не раз пыталась её образумить, уговорить, предлагала помощь.
Но … Она сама в это время была беременна, токсикозом мучилась. В отличие от Нади, она удачно вышла замуж, была счастлива, и той, наверное, тяжело было слушать её рассказы о том, как у неё всё замечательно. Так они отдалились друг от друга. Узнав, что Надя родила, Наташа навестила её в общежитии, подарки принесла.
Не узнала подругу: вместо весёлой, жизнерадостной хохотушки перед ней сидела какая-то обозлённая, потерявшая смысл жизни женщина, и в красивых карих глазах – пустота.
Когда Наташа заикнулась, что надо бы Егору сообщить о рождении дочки, Надежда посмотрела на неё своими страшными глазами и произнесла: « Не вздумай. Не твоё дело».
Наташа, правда, несколько дней раздумывала, может быть, не слушать Надьку и сказать Егору? Но тут самой пришло время рожать, девочка слабенькой родилась, надо было выхаживать. Здесь уж не до чужих проблем. Пусть сами разбираются.
И вот сейчас, услышав вопросы Маши, она очень пожалела, что так и не сказала Егору о дочке. Тётя Даша совсем больная, вдруг придётся Маше сменить интернат на детский дом?! Наташа потрясла головой, отгоняя назойливые мысли.
…. В интернате оказалось совсем не страшно. В комнате три девочки. Ритка уже в третий класс шла, а они с Иркой в первый. Ритка сразу начала пугать рассказами о школе: о злых учителях, мальчишках-хулиганах, несправедливых двойках.
Но это оказалось неправдой. Первый день в школе очень понравился Маше. Она познакомилась с ребятами в классе и сразу полюбила учительницу. Та была её тёзкой, Марией. Марией Алексеевной. Она ходила по классу, рассказывала о школе и правилах поведения здесь, о том, как правильно сидеть за партой, как вести себя на уроках.
Была добрая и улыбчивая. Спросила у ребят, с какими знаниями они пришли в школу. Кто-то умел считать до ста, кто-то буквы знал. Некоторые читали. Маша читала лучше всех, бабушка в пять лет выучила с ней буквы, а в семь она уже сама читала тонкие книжечки. Мария Алексеевна похвалила её. Из школы Маша шла счастливая. Жалко только, что праздничного букета у неё не было.
И побежали дни друг за другом. В интернате воспитатели и нянечки были заботливыми, приветливыми. Одна пожилая нянечка, тётя Зина, всегда чем-нибудь угощала Машу: яблоком, конфетой. Расспрашивала о бабушке, о деревне. Гладила по голове. Маша доверчиво прижималась к ней, как дома к бабе Даше.
В интернате организовывались праздники, игры, соревнования, конкурсы. Скучать было некогда. Только ложась спать, Маша думала о бабушке, вспоминала деревню, подружек.
Бабушка звонила ей иногда, говорила, что лечится в больнице, но выпишут её нескоро, запустила она болезнь.
Тётя Наташа тоже звонила, сказала, что Барсика она кормит, а спит он в сарае не сене, пока ещё тепло. И чтобы Маша не грустила и не плакала. А она и не плакала. Жалко, что в первом классе оценок не ставят. У неё наверняка были бы одни пятёрки.
Мария Алексеевна её чаще других хвалила, давала дополнительные задания, чтобы не скучала на уроках. И ещё Маша перед сном мечтала. О папе!…
Вот идёт он по их длинному коридору, такой высокий, красивый. А она у окна стоит. Он подходит к ней, улыбается и говорит: « Ты Маша? Я тебя сразу узнал. Я твой папа. Хочешь, поедем на море?» И поднимает её до самого потолка, так что сердце замирает… Это мечта, но такая сладкая, под неё Маша и засыпает.
Мысль о Егоре не давала покоя Наташе. Она решила встретиться с ним и поговорить о Маше. В конце концов, он имеет право знать о её существовании. Вот в этом доме он жил, они с Надей несколько раз поджидали его в парке напротив.
Это было в самом начале их знакомства, Надя ещё стеснялась встречаться с Егором наедине, они все вместе ходили в кино или ездили за город гулять. Второй подъезд, второй этаж, окно из кухни выходит на эту сторону. Наташа поднялась на второй этаж, нажала на кнопку звонка. Послышались шаги, дверь открылась.
— Вам кого? — спросил мужчина лет сорока, зевая.
— Могу я увидеть Егора?
— Какого Егора?- удивился мужчина.
– У нас таких нет. Мы три года здесь живём, купили эту квартиру.
— А бывшие жильцы вам адреса не оставили? Или телефона?
— Нет! — и мужчина захлопнул дверь.
Наташа медленно спускалась по лестнице. Это « нет» поставило жирную точку в её поисках. Она ругала себя за то, что так поздно опомнилась, за чёрствость свою и равнодушие … Но что делать? Она даже фамилии Егора не знала, места работы. Искать иголку в стоге сена бессмысленно.
Вот и первые снежинки запорхали в воздухе. Скоро новый год, праздничные ёлки и в школе, и в интернате. Всё у Маши было отлично, кроме одного: она сильно соскучилась по бабушке. Тётя Наташа навещала её, привозила фрукты и сладости, два раза Олю с собой брала, и подружки болтали, хохотали, обменивались новостями.
А вот бабушка всё ещё лежала в больнице, ей не становилось легче. Последний раз голос по телефону был совсем слабый, хотя она пыталась убедить Машу, что чувствует себя лучше.
Терапевтическое лечение не помогло, нужна была операция. Её назначили на первые дни января. А на праздник пациентку отпустили домой на три дня, очень уж она просила, при условии обязательного приёма лекарств и соблюдения режима дня. И потом, положительные эмоции иногда лучше всяких препаратов действуют…
Маша ехала на каникулы домой! Там её ждала бабушка. Какое счастье, они вместе завтра встретят праздник, загадают новогоднее желание. У Маши оно одно: чтобы баба Даша поправилась. У тёти Наташи в машине тепло, а за окном мороз, к вечеру небо на закате краснеет. Снег блестящий, хрустит под ногами. До деревни доехали, когда уже совсем стемнело.
В их доме окна светились знакомым розовым светом. Значит, бабушка дома! Маша, забыв поблагодарить тётю Наташу, побежала к крыльцу.
— Ну слава тебе, Господи, приехала! – восклицала бабушка, обнимая Машу и помогая раздеться.
– Давай скорей за стол, пирожки ещё тёплые!
— Ты бледненькая, ба! – прихлёбывая из чашки ароматный чай, говорила Маша.
– Как ты себя чувствуешь?
— Да нормально, — отмахивалась бабушка, — получше. Видишь, даже пирожков твоих любимых настряпала. А после праздника операцию сделают, и совсем хорошо будет. Главное, что тебя вижу.
— Ой, бабуль, мне так много надо рассказать тебе…Вечера не хватит, наверное.
И действительно, Маша, переполненная впечатлениями, не умолкала весь вечер, столько всего рассказать надо было, о стольком спросить…
Бабушка смотрела на неё сияющими глазами, улыбалась, отвечала на внучкины вопросы, давала советы… Они были так счастливы! Мурзик тоже радовался тому, что он дома и обе хозяйки здесь, и по этому поводу ночью спал так крепко, что даже не учуял нахальную мышку, которая уже считала здесь себя хозяйкой и свободно разгуливала по кухне.
На следующий день наряжали ёлку, готовили праздничные салатики. Зашла Оля, позвала гулять. Они пошли с санками на гору и прокатались здесь до темноты. Домой Маша пришла румяная, шубка сзади заледенела, варежки тоже.
Бабушка разрешила ей, как взрослой, встретить новый год. Они накрыли красивый стол, постелили скатерть со снегирями, зажгли свечи. Под бой курантов загадали желание. Немножко посмотрели праздничную программу, но Маша стала засыпать прямо на диване, и праздник закончился.
Утром пришла тётя Наташа, они договорились с бабушкой, которая завтра собиралась возвращаться в больницу на такси, что отвезёт её сама. А Маша пусть все каникулы побудет в деревне, у них места достаточно, дом большой. Бабушка предлагала ей деньги, но тётя Наташа не взяла.
Проводить бабушку до больницы захотела и Маша. Они сидели на заднем сиденье, бабушка обнимала внучку. Почти всю дорогу молчали. На душе у обеих была тревога, операция на сердце – не шутка.
Когда баба Даша выходила из машины, Маша обняла её и заревела в голос, по-детски. И всю обратную дорогу шмыгала носом. Наташа пыталась её развеселить, но тщетно.
Остаток каникул пролетел, как стрела. Они с Олей побывали в цирке, съездили на сказочный спектакль в областной театр. Конечно же, тётя Наташа устроила эти поездки. Маша и в цирке, и в театре была впервые. Воздушные акробаты на такой высоте, прямо под куполом, и летали, и кувыркались, и на одной руке держались…
У Маши сердце замирало, она в ужасе закрывала глаза. Смешного неуклюжего клоуна медведь учил кататься на велосипеде, а потом клоун учил собачку считать. Было смешно, все хохотали и хлопали в ладоши, а клоун и медведь кланялись. Наездница в блестящем костюме скакала по краю арены, стоя в седле на одной ноге, а потом вообще уместившись где-то под лошадью…
В театре девочкам тоже понравилось. Спектакль был по мотивам народных сказок, с Бабой Ягой, Кащеем Бессмертным, Марьей – искусницей, Иваном дураком. Но в сказках всегда всё хорошо кончается, и Маша не переживала за героев так, как в цирке.
В конце каникул тётя Наташа позвонила в больницу и узнала, что бабушке сделали операцию, всё прошло нормально, она пробудет неделю в реанимации, пока посещать её нельзя. Врач предупредил, что ещё примерно месяц она пробудет в стационаре, а потом обязательная реабилитация в санатории.
Тётя Наташа пообещала Маше взять её с собой, когда поедет навещать бабушку. И она сдержала слово, приехала, даже с уроков отпросила Машу. Бабушка была в палате, ей уже разрешили понемногу ходить, и они сидели в коридоре. Маша прижалась к бабушке, та осторожно обнимала её, ещё болел шов. Вот так бы сидеть и никуда не уходить! …
Странная вещь – время! То оно тянется, тянется, устаёшь ждать чего-то. А то – раз, и бежит, успевай только за ним. С наступлением весны время для Маши помчалось вскачь. Дни стали длиннее, но пролетали незаметно, не успеешь оглянуться – опять новая неделя начинается. А другие девочки этого не замечали, странно.
Кажется, совсем недавно бабушку выписали из больницы. По дороге домой тётя Наташа привезла её в интернат повидаться с внучкой. А через две недели бабушка в санаторий уехала…
И вот уже апрель. Последний снег, грязный уже, отживший своё, тает, превращается в лужи. Воробышки в этих лужах купаются, плещутся, радуются солнцу, теплу. Как приятно и легко идти по улице не в тяжёлой шубе и зимних сапогах, а в лёгкой курточке и туфельках!
Скоро майские праздники, Маша домой поедет. Будет помогать бабушке огородом заниматься. Хоть огород их невелик, а дел в нём много.
Бабе Даше ничего тяжёлого делать нельзя, но тёти Наташин муж, дядя Витя, обещал помочь вскопать участок. А в остальном Маша будет помогать. Так бабушка сказала по телефону, и теперь девочка дни считает до мая, а время, как назло, опять ползёт, как черепаха.
Вот это да! У их забора уже черёмуха белые цветы развесила, дурманит своим ароматом. Бабушка говорит, что весна ранняя. И приметы этой весне-торопыге нипочём. Черёмуха цветёт к похолоданию, а на улице прямо лето, жарко. Земля сохнет, надо всё сажать. Разве только с огурцами не торопиться…
Маша хорошей помощницей оказалась. Тётя Наташа велела ей бабушку беречь, не позволять много работать, поднимать тяжести. Только и слышен в их огородике звонкий девчачий голосок: « Ба, поставь, я сама!», « Посиди, ты много уже нагибалась», « Морковку я сама умею сеять, ты меня в прошлом году учила».
Работает помощница, бегом бегает, на носу капельки пота выступили. « Сама-то отдохни, Машутка, устала небось!»- крикнет ей бабушка. Улыбается… Большая уже стала внучка, помощница выросла.
Наташа после неудачной попытки отыскать Егора чувствовала свою вину. И чем дальше, тем больше. По ночам не спалось, ворочалась, перелистывала в памяти страницы прошлого.
Почему она не уберегла подругу? Ну ладно, влюбилась, тут уговаривать бесполезно. Но дальше, когда связалась Надя с подозрительной компанией и чуть в тюрьму не угодила? А Машу в деревню матери сплавила? Пить начала? Да, уговаривала она, убедить пыталась, но не хотела её слушать Надежда. Действовать надо было!
А главная её ошибка, что послушалась Надю и не сообщила Егору о дочке. Вдруг всё по-другому бы обернулось? Надька, ясно, обижена была на него, гордость свою показывала. А она дура, что послушалась её. И теперь вот растёт Маша сироткой. Хорошо, что бабушку подлечили, но ребёнку родители нужны…
Наташа за этот год привязалась к Маше, девчонка умница, добрая, улыбчивая… А что, если они с Витькой её удочерят? Стала заводить разговоры с мужем, но тот ни в какую! Он сына хотел! Не получается? Ещё получится!
И как она представляет картину: рядом родная бабушка живёт, а Машка чужих людей будет мамой-папой называть и жить у них? Да она большая уже, сама не захочет! Нет уж, помогать он согласен, но не больше! Наташа понимала, что муж прав. Не та ситуация…
Уехала Машенька. Договорились, что закончит она первый класс, а во второй пойдёт уже в местной деревенской школе. Уезжала радостная. Бабушке помогла, а скоро насовсем приедет. Лето впереди.
Вышла за калитку Дарья, присела на лавочку, рядом Барсик на солнышке греется. Видит, идёт по улице незнакомый мужчина. Её увидел, подошёл:
— Вы мне не подскажете, живёт в вашей деревне Дарья Михайловна?
— А фамилия есть у Дарьи Михайловны? – удивлённо посмотрела на незнакомца Дарья.
– Я вот тоже Дарья Михайловна. Не меня ищешь, мил человек?
Высокий, красивый мужчина, лет около сорока. В волосах прядка седая. Лицо красивое. Глаза большие, серые… Вдруг сердце застучало часто-часто… И мысль: отец Маши! Глаза такие же! И волосы густые, непослушные…
— А тебя часом не Егором кличут, а?
— Да, Егором… Значит, это вы. Мама Нади.
— Недаром мне сегодня кошка снилась. Сидит, лапой умывается. Гостей, значит, намывает. Да гость-то незваный явился да непрошеный. Не опоздал ли, Егор? Ну, мы не нехристи какие. Раз приехал, в дом заходи.
Зашли в дом. Трудный разговор, тяжёлые воспоминания. Рассказал Егор, что, будучи давно женатым, закрутил роман с молоденькой девушкой. Надей. Как говорится, бес попутал. Но был честен, сразу сказал, что ничего серьёзного у них быть не может.
И когда понял, что Надя влюбилась, решил с ней расстаться. Ну, пострадает недельку и другого найдет. Молоденькая совсем, быстро его забудет. Он же старше её был на двенадцать лет. Надя расплакалась и убежала. Больше он её не видел.
Годы прошли. А месяца три назад встретился с давним другом, посидели в кафе, поболтали. И тот спросил о Наде, мол, видел её после романа с Егором в парке, в коляске младенца качала. В таком-то месяце. Не его ли ребёнок? Кто родился, сын или дочка?
И это известие теперь мучает его. Получается, что это его ребёнок. Город маленький, кинулся он Надю искать. Узнал через давних знакомых, что её нет давно. А ребёнок точно был, но она его совсем маленьким матери отдала.
И он, почему-то запомнив из разговоров с Надей имя её мамы — Дарья Михайловна — кинулся искать. Надя говорила, что до их деревни на автобусе примерно полчаса езды, там есть средняя школа. Больше он ничего не знал.
Объездил деревни по таким скудным ориентирам. Уже совсем надежду потерял. А потом вспомнил, что Надя говорила о старой полуразрушенной церкви. Таких в их районе оказалось две. Сегодня он к первой приехал. Сразу с остановки и увидел.
Дарья слушала молча, глядя отрешённо на стену. Вся улёгшаяся боль всколыхнулась, вспомнились те страшные времена, поиски дочери и безымянная могилка с номером…
— И зачем ты приехал? Столько лет жил спокойно, а теперь всполошился…
— Я же не знал ничего…
— Нет, Егор, ты не хотел ничего знать. Просто выбросил глупую влюблённую девчонку из своей жизни. Она мешала. Успокоил себя тем, что честно поступил. И сердце не ёкнуло за все годы. Так и живи дальше счастливо. Свои-то дети небось уж большие…
— Нет у меня детей, Дарья Михайловна. Не сложилось. Я тогда с женой развёлся через год после Нади. Больше не женился.
— Ну ясно. Свои-то если б были, и не подумал бы о том, что девчонка сиротой живёт.
— Так это девочка? – поднял на Дарью свои серые ( ну машкины прямо!) глаза.
— Девочка, девочка… Машей зовут.
— Да вы что? У меня маму Марией зовут… В Рязани живёт. Вы простите меня, Дарья Михайловна. Кто же знал, что всё так будет.
— Бог простит, — вытирала слёзы Дарья.
Маша возвращалась из библиотеки. Она любила читать, с удовольствием и часто бегала туда, благо библиотека в интернате была большая. Навстречу ей по коридору шёл высокий мужчина. Поравнявшись с девочкой, остановился.
— Он на меня похож, — мелькнуло у неё в голове.
— Ты Маша?» — спросил мужчина.
— А вы… мой папа? — ответила она вопросом на вопрос. Стопка книжек рассыпалась в руках.
— Да, — в горле у него что-то сжалось. Он еле выдавил это слово.
– Ты простишь меня, что я так долго не приходил?
— А ты больше не уйдёшь?
Столько надежды в этих огромных глазах!
— Нет, больше не уйду. Никогда. – Егор поднял дочку на руки, прижал к себе.
Теперь в её глазах только радость! Её папа нашёлся! А бабушка не верила, и тётя Наташа тоже.
— А на море мы с тобой поедем? – робко спросила она.
— Ну конечно, поедем! Обязательно поедем! – подбросил дочку вверх.
— Ура! – закричала Маша.
Они и не заметили, что вокруг собрались ребята, наблюдали за ними и улыбались. А нянечка тётя Зина смахнула со щеки слезу…
Татьяна Тихомирова
