— Помоги, пожалуйста, — я подёргала его за рукав. Он поднял отрешённый взгляд, явно не понимая, что мне от него нужно. — Да, подержи же! — сунула ему в руку сумку и пакет. Он покорно взял.
Сняла туфлю. Ну, точно, каблук набекрень. Очень вовремя. Как идти, непонятно, придётся хромать.
— Видишь, беда какая! Что делать, не пойму. Мне идти ещё хрен знает сколько, — тычу в него испорченной обувью. — Ммм… — мычит парень. — Ты что, немой? Язык проглотил? — начинаю сердиться я. — Нет, не немой. — Ну, что стоишь тогда? Пошли! — Куда? — вытаращил на меня глаза парень. — Туда! — указываю я направление. — Мне как, по-твоему, идти с таким каблуком? Мне нужна опора, сильная и симпатичная, как ты! — Нуу…у меня были другие планы, — пытается возразить он. — Знаю я твои планы дурацкие, ничего, подождут, не к спеху, — я взяла его за руку, облокотилась, — давай-давай, вперёд и с песней!
Некоторое время мы шли молча. Ну, нет, так не пойдёт.
— Ты чего молчишь, как бука? — чуть сдавливаю его предплечье. — Да как-то настроение не то, — вздохнул он. — Настроение — это то, что ты можешь и должен сам себе создавать! — улыбаюсь я. — Вот, смотри, у меня каблук сломался с самого утра, а я ничего, держусь. Ещё и такого парня отхватила!
Уголки его губ чуть дёрнулись. Отлично, а то совсем расклеился. Мало ли чего в жизни происходит, эта дама переменчива. Всё может измениться в любую секунду.
— А куда мы, собственно, идём? — вдруг поинтересовался молодой человек. — Надо вот этот пакет одной бабуле занести, — говорю я, — а то у неё пенсия — одни слёзы, а тут хоть продуктов немного. — Твоя бабуля-то? — Неа, просто одинокая старушка.
Парень задумался. — А зачем тебе это? Нести через весь город продукты какой-то бабуле? — Ну, как, погода хорошая, бабуля голодная… — Отлично объяснила, — хохочет он. Ну вот, теперь хоть глаза заблестели. Красииивые. Серенькие. — И часто ты так ходишь, по бабулям? — смотрит на меня теперь с интересом. — Да, когда как. Когда паршиво становится, знаешь, бывает хоть волком вой. Вот тогда и иду. — И что, помогает? — щурится он. — Ещё как!
Улыбается. Хорошо. Думает о чём-то. Но, уже совсем по-другому, не так, как час назад. Тоже очень хорошо.
— Олюшка, да куда ж столько! — охает Клавдия Петровна, разбирая пакет. — Да всё туда ж, — отвечаю я. Он мнётся на пороге кухни. — Чего трёшься тут? Иди вон в комнату, глянь шкаф, там дверца отваливается, — киваю в сторону комнаты. — Олюшка, да не надо ничего, ты что! — машет руками хозяйка. — А это не Вам надо, а ему, правда же? — внимательно смотрю на него. — Правда, — выдыхает он. И опять улыбается.
Спустя полчаса мы сидим втроём в кухне и уплетаем сырники. Смеёмся. Клавдия Петровна непревзойдённая рассказчица анекдотов.
— Знаешь, а поход по бабулям реально помогает! Ты бы знала, как мне хреново было, — говорит мой спутник. Мы вышли от Клавдии Петровны и двинулись в обратном направлении. — Знаю, знаю. Сама была на твоём месте. — Как это ты поняла? — Не знаю, повеяло от тебя такой тоской, аж жутко стало! Всё думала, как к тебе подойти. Как я с этим каблуком мучилась! — Подожди, ты что, специально его сломала? — открыл он рот. — Ну конечно! Надо ж было железобетонный повод придумать!
Мы остановились и развернулись друг к другу. И как давай смеяться.
Дружила с мужчиной три года. Он приходил, иногда оставался на ночь. Помогал в каких-то делах.
Был период, когда он пробыл в ее квартире полгода. И тогда она называла его мужем. Все думали, что они поженятся. Потому что обоим за сорок.
Был один момент, который ее тревожил: у него высшее юридическое образование. По специальности поработал недолго. И начались странности. Поработает то ремонтником, то водителем такси. А то по полгода жил у мамы и папы, не работая. И мама с папой почему-то его кормили. Кормили сына, которому сорок. И он ничего, ел спокойно – на их деньги.
А так очень хороший человек. С ним интересно общаться. Он не дурак. И не эгоист.
Ей, конечно, нужно было думать про личную жизнь. И устраивать ее. И она на него в глубине души надеялась.
Нельзя сказать, что ей уж очень было плохо. Отнюдь не плохо. Прадедушка оставил ей свою квартиру. Однокомнатную. Было чисто и уютно. За компанию – большой полосатый кот по кличке Домовой. Кот воспитанный. И ее, хозяйку, до страсти любил. Правда, как почти все кошки, тщательно скрывая свои чувства.
Денег хватало. И никто не дергал, не мешал, не нервировал. Разум велел: тебе сорок. Пора, кажется, и замуж. Так разум говорил.
И вот подвернулся мужчина. Три года ни рыба ни мясо. И она к нему привыкла. Привязалась.
Она почувствовала, что вдвоем как-то спокойнее, чем одному. Несмотря на недоразумения. Или она сама себе это внушила? Истина где-то рядом, как утверждалось в известном сериале.
Но жизнь не сериал. Жизнь есть жизнь.
У него были свои ключи от ее квартиры. Он приходил, когда ему хотелось. И уходил, когда ему хотелось. Никаких обязательств.
Однако отношения часто имеют тенденцию развиваться. Вдруг получится нечто серьезное? Всё в жизни бывает.
Так получилось, что ее положили в больницу. Недолго. Всего дня четыре. Очень небольшая операция. Дома за котом Домовым ухаживала Настя – соседка.
И ее удивило, что он не позвонил, не приехал. Ей показалось странным. Но она списала это на обыкновенную мужскую невнимательность.
Затем прошло еще некоторое время. А от него ни слуху ни духу. И вдруг звонит и говорит, что встретил другую женщину. И предложил встретиться, чтобы передать ключи от квартиры.
Она, видимо, не сразу поняла, что произошло. Когда ехала за ключами, то боялась одного: вдруг появится с той, с другой женщиной? Не хотелось ее насмешливых взглядов. Или деланно равнодушных взглядов, как будто ты никто.
Но у него хватило такта. Приехал один. Отдал ключи и сказал, уходя: «Всего тебе хорошего».
Она зашла в кафе. И за кофе приходила в себя. Наконец, поняла, что ее бросили. Стало так плохо, что она боялась упасть. Приехала к подруге. Легла на диван. А подруга ходила по комнате молча. Не пытаясь уговаривать. Или утешать. Прочитала только строчку Анны Ахматовой: «Брошена, придуманное слово».
Затем пришла домой, бледная и несчастная. И думала про эти три года. Про то, что она все-таки брошена. Придуманное слово или нет – какая разница? Дело не в слове.
У порога встретил кот. Начал тереться об ее ноги. Она на автомате дала ему поесть. Но он, странное дело, к еде не притронулся. Очень странное поведение для кошек.
Все-таки не могла ходить. Потому что слабость. Как будто в сон клонит. А в голове туман. Легла и закрыла глаза. Лежала так несколько минут. Вдруг почувствовала, что кот улегся ей на грудь. Посмотрела. Увидела его пристальный взгляд. А у правого кошачьего глазика – крошечную капельку. Как будто слезинку.
Приподнялась, поцеловала кота в кошачий лобик. И всё! Негатива нет. Ушел этот человек? Ушел. Значит, так нужно было. Значит, кто-то увел его из ее жизни. И, может, спас от больших мучений. И разочарований. Вот и мордочка кота Домового об этом же говорит. И его чудесные глазки.
Некоторые коты как люди. Только мы не понимаем этого. А они все понимают.
Коты таинственны. Их просто так не поймешь. Они только кажутся простодушными.
Вернее родным, вот уже лет сорок с гаком, для неё был совсем другой город.
Тот, другой город, был огромным и шумным.
В нем круглые сутки кипела жизнь и горели огоньки рекламы.
Тысячи туристов щёлкали тысячами фотоаппаратов, миллионы жителей спешили по своим делам, не поднимая глаз и не видя красоты и истории вокруг.
Когда Лида только переехала туда, она очень поражалась, как можно идти допустим мимо Храма Василия Блаженного и не остановиться на секунду, не замереть, восторгаясь красоте.
Потом стала пробегать так же, не поднимая глаз.
А когда их поднимать то?
Дети, муж, работа.
Дела, заботы.
Прижилась в большом городе, стала своей.
Радовалась так, что удалось вырваться из маленького скучного приволжского городка. Да что там городка, практически деревни.
Жизнь в маленьком городке текла медленно и не интересно. В таком городке можно рождаться и умирать, жить там нельзя. Вот она жить и не стала там. Подарила большому городу двоих коренных жителей. Хорошие получились Москвичи. Лидина мама звала их Москвичатами.
«Ой, Москвичата мои приехали»- хлопала бабушка в ладоши и расставляла руки чтобы обнять любимых внуков.
Малыши погодки утыкались в круглую и мягкую и пахнущую пирожками бабушку и на лице Лидиной матери появлялось выражение какого то невероятного счастья.
Вокруг бабушки с внуками носились старая собака и кот, где то за домом кричал петух, оповещая что пришло время забирать яйца. А Лидина мама не могла отпустить внуков, наслаждаясь такой долгожданной близостью.
Как будто если она их отпустит они исчезнут. Только сама, став бабушкой, Лида поняла, что внуки это в сто раз слаще чем дети. Детей нужно ругать иногда, а внуки это сплошной праздник. С внуками можно забыть про больные коленки и хоть на минуты, но стать маленькой Лидой у которой вся жизнь впереди.
А жизнь пролетела очень быстро и большая ее часть была позади. Вырастила детей. Тихо и без скандалов развелась с мужем. Вышла на пенсию. Похоронила мать пол года назад.
Краской на заборе родного дома написала «продаётся» и свой телефон. И вот нашлись желающие купить. Приехала обсудить сделку. Дай бог, последний раз приехала сюда. Нет больше поводов.
Могила мамы есть, да мама простит и родственники за могилой приглядят поди. В маленьких городках чужих могил нет. Шла по улице и неожиданно для самой себя любовалась небом, травой, домишками.
Никогда не замечала какой красивый городок. Домики все ухоженные, зелени много. Вот и знакомые с детства зелёные ворота. Чуть покосившаяся калитка с резным почтовым ящиком. Открыла ее и окунулась в детство. Запущенный сад со старыми яблонями и грушами встретил ее так, как будто она никуда не уезжала.
Зашла в дом. Пахнет мамой. Странно. Полгода пустой стоял, а как будто мама на рынок ушла полчаса назад. Прошла в зал. Комод, накрытый резной салфеткой с фотографиями в рамках. На всех она, дети, внуки и правнуки. Скатерть с крупными розовыми розами на столе . Огромный книжный шкаф. Воспоминания нахлынули.
Вспомнила, как маленькой тискала цыплят в курятнике за домом. Вспомнила, как полола картошку и ворчала, что дня тут жить не будет когда вырастит. Вспомнила, как Мишка лазил к ней через окно в спальне чтобы поцеловать ее на ночь.
Эх, Мишка, не дождалась она его из армии, уехала покорять большой город. Не раз об этом думала, но запретила себе сожалеть о сделанном. Открыла верхний ящик комода. Расческа, мамины гребни, бусы из красного янтаря. Надела на себя бусы. Посмотрела в зеркало. Хорошо! Не модно, нет. Наверное, в модном приговоре бы осудили. Но ей хорошо. Как будто мама по шее рукой погладила.
Услышала какие то крики у калитки. «Эй? Тут кто то есть?»- закричал детский голос. Пошла к калитке. Трое мальчишек лет пяти-шести. У одного в руках щенок.
«Здравствуйте тётенька! А вы что ты делаете. Тут же никто не живет? Вы вориха наверное?»-сказал самый смелый белобрысый мальчишка с белобрысым щенком в руках.
«Нет. Я не вориха. Я дочь Анны Петровны, которая тут жила. Приехала вот, дом продавать»- сказала Лида.
«Это вы зря! Мой дед Миша сказал, что такому дому сноса не будет», — сказал белобрысый.
«А это кто у вас? Как зовут?» — спросила Лида и кивнула на щенка.
«Это собака. Мы тут ей дом ищем. Я ее к себе взял, да дед не разрешает. Говорит, уеду к родителям, а ему ухаживай. А у него собака есть. Он у меня один живет. Бабушку мы схоронили в прошлом году, поэтому вторая собака ему слишком много. А куда эту девать? Мы ее у карьера нашли и бубликом накормили. Вот ходим, пристраиваем. Может вам надо собаку?»- сказал белобрысый и пихнул в руки Лиде щенка.
Щенок был грязный мягкий и пах щенком.
О! Как вкусно пахнут щенки.
Щенки пахнут травой, маминым молоком и счастьем.
Почему счастьем?
А разве может быть несчастным человек, которой держит на руках щенка?
Лида давно забыла этот запах.
Сначала у мужа была аллергия да и животных он не любил , а потом как то не до щенков было.
Щенок смешно хрюкнул и лизнул Лиду в лицо.
«Артемка! Отстань от женщины. Замучил всех уже с этой собакой»- послышался голос слева.
К ним подошёл пожилой мужчина .
«Лида! Надо же! Приехала! Мамин дом продавать будешь! Ты меня узнала? Совсем ты не изменилась, Лидок. Это внучок мой Артемка. Артём, отстать от тети, ей щенок не нужен, она тут жить не будет. Она у нас Москвичка»- сказал тот, в ком Лида мгновенно узнала свою первую любовь, которую из-за заезжего парня не дождалась из армии.
Лида повернулась и посмотрела на дом, потом посмотрела на Михаила, бросила взгляд на щенка и неожиданно для себя самой сказала: «Здравствуй Миша. Нет, я дом продавать не буду. Жалко такой дом. На века строился и щенка возьму. Буду тут жить!».
«Вот и замечательно, Лида. А я тебе помогу. Там вон крыша может потечь или ещё что, ты же помнишь ещё, где я живу. Приходи, чай попьём. А хочешь, я к тебе приду. Хочешь, опять через окно»- сказал Михаил и улыбнулся.
Лида улыбнулась в ответ и уткнулась в морду щенка, чтобы было не видно, что она покраснела.
Надо же, бабка, а покраснела как девка, позорище какое.
Михаил и дети ушли.
Лида опустила щенка на пол и сказала ему «Пойдём оттирать надпись «продаётся» с забора, потому что не продаётся этот дом. Это мой дом и твой дом. У нас с тобой столько дел. Скоро каникулы, внуки приедут . Надо готовиться. И согласись, Миша совсем не изменился. Глаза такие же и улыбка».
Как-то я смотрела один фильм, называется «Чужие». Там смелые люди сражались с жуткими монстрами. Но ведь «Чужими» бывают не только пришельцы…
*** Началась эта история во втором классе на крыльце школы, зимой. Стояла зима, над школой кружились снежинки, маленькие ледяные звездочки, и Ната рассказывала про свою Маму.
Мама у нее была просто отличная: учила ее шить, пела так красиво, и каждое воскресенье ходила с ней на каток, а еще пекла плюшки. Такие большие, пышные! Вкусные! И никогда не ругалась, представляете? Никогда! Даже когда Ната нечаянно разбила ее планшет! Даже за тройки! А еще собиралась отправиться с Натой в кругосветное путешествие, а еще…
— Так когда же она тебя заберет из школы? — приставали к ней (все хотели посмотреть на эту необыкновенную маму), — Нас вон ругают даже за четверки! — Да, когда? — не отставала Дина. — Ну, может быть, не сегодня, — Ната, всегда такая самостоятельная и уверенная вдруг замялась.
И Ася поняла: никакой мамы нет. И от этого у нее, восьмилетней девочки, прямо под курткой пробежали мурашки. — А может ты, все придумала, — подозрительно прищурился Толик, — Может… — Замолчите все, — вдруг прокричала она, хотя обычно была очень тихой. Асю уже ждал папа, а Нату все никак не забирали. Темнело. Обычно за ней приходил дедушка. Но в этот раз его что-то не было видно. Видимо, склероз.
— Пойдем с нами! Нам по одной дороге, — вдруг предложила Аська. С тех пор началась самая крепкая дружба. Что бы ни происходило, девочки знали: им всегда по пути.
А мамы у Наты не было. Уже давно.
*** Они вместе читали «Котов-Воителей». Похожие коты там жили племенами и защищали племя от чужих. Асе покупали книжки, а Ната их читала вслед за ней. Их маленькое племя обосновалась на третьей парте от доски.
— Чур я предводитель, — заявляла Ната, — А ты, если хочешь — будешь глашатаем!
Асе тоже хотелось стать предводителем, но она согласилась. Она вообще была мягкой очень и рассеянной — то пенал забудет закрыть, то учебник оставит. То ручку сгрызет. Какой из нее предводитель!
Ната все бурчала: «пропадешь без меня», но так по-доброму. Ася занималась скрипкой (привет от сестры), астрономией (папа-ученый), химией, и биологией, постоянно участвовала в различных конкурсах, олимпиадах. Ната жила с дедушкой и теткой, все время мыла полы, убирала и готовила на всю семью.
Иногда им хотелось убежать. Асе — от конкурсов, олимпиад, фестивалей. А Нате от тетки ( с тех пор как обосновалась в их с дедушкой в доме, вредная стала жуть!).
«Вот убежим, будем работать в детдоме, помогать всем-всем-всем брошенным малышам, — мечтала Ната, — Или устроимся в столовую! Печь плюшки да пирожки — вот оно счастье!»
Где-то там была долгожданная ВЗРОСЛАЯ жизнь. Перед глазами мелькали картинки — вот они с Натой пеленают брошенного родителями младенца, вот вместе достают противень ароматно пахнущих плюшек-улиток.
Помечтав, Ася возвращалась домой, в объятья мамочки, папы, бабушки и сестренки, готовиться к очередному конкурсу. В котором она непременно победит.
*** Единственный раз, когда Ася не победила, был в пятом классе. К ним приехали девушки из кулинарного училища, учили готовить. Всем очень понравилось: они макали чернослив в шоколад, потом обваливали орешками. Вкуснотища!
«Запоминай! Откроем кафе — пригодится!» — командовала Ната. А Ася все не знала, что ей хочется. Готовилась к олимпиаде по биологии — хотелось стать врачом, проводила с папой эксперименты — ученым, читала стихи — поэтом. Сегодня готовили — захотела с Натой открыть кафе.
На следующий день объявили кулинарный конкурс. Ася с мамой испекли огромный торт с кремовыми розами, всю ночь старались (правда готовила в основном мама, Ася же может все испортить).
А Натка принесла на конкурс плюшки! Обычные плюшки! И получила…первое место! Стоит такая гордая и счастливая, улыбается.
«Да мы всю ночь не спали, выпекая несчастный торт! А первое место за какие-то плюшки!» — Ася почувствовала, как в ней шевельнулось что-то темное. Совсем ей не свойственное.
Это ТОТ ЧУЖОЙ, от которого нужно защищать свое племя. Только он был не снаружи, а внутри. Конечно, она бросилась поздравлять подругу. Конечно, же хлопала громче других.
Их сфотографировали и сделали магнитик. Этот магнитик она привесила на холодильник. «Пусть напоминает», — правда неизвестно, о чем.
*** Дальше картинки замелькали как-то слишком быстро: к шестому классу выяснилось — Асина хрупкость нравится мальчикам. Самый первый красавец носил ей портфель (она же такая хрупкая! Вдруг не донесет — надорвется.)
Вот они на катке. Ната не умела кататься на коньках, никто не учил. Она неуклюже катается с Аськиной мамой. (Та таскает ее за собой). Ася же уезжает вперед вместе с Ним, там они держатся за руки, перешептываются. Снежинки — ледяные звездочки сверкают в ее волосах.
— Так дальше не пойдет. Нам нужно поговорить, — кричит Натка, не в силах сдерживаться, — Он тебе дороже, чем я?! Я тебе выходит… и не нужна вовсе?.. — Натусь, ты что, — изумляется Аська под хихиканье жениха. И на фоне разгоряченной подруги она выглядит такой невинной. Такой милой, что Ната не выдерживает, стягивает коньки и уходит. Ася опоминается: бежит, заглядывая в глаза, как какая-то глупая собачонка.
Они помирились, конечно. Ася обещала уделять внимание и ей в следующий раз. Только следующего раза не было.
«Я больше ее не возьму, — отрезала Асина мама, — Мне оно нужно — брать ее, таскать, на себе, учить кататься, а она потом тебе истерики закатывает. Только и хочет тобой помыкать!»
Вот Ната горячится все больше. «Либо я, либо он?» Бросала трубки. Асе неловко — как будто бы она сама это сотворила. На холодильнике висит магнитик, где они вместе сидят возле плюшек. О чем-то напоминает. А по ночам ей снится заплаканное лицо подруги.
— Нужна ли тебе такая?! Топнет ножкой, — и ты скажи прощай. Получается, ты вроде как ни при чем, — намекает каждый, кому не лень.
Ася все гуляла по коридору с мальчиками, для которых была чем-то вроде трофея, упиваясь вниманием. На ревнивую, ставящую условия Нату, оставалось все меньше времени. И желания.
— Давай убежим из дома. Помнишь, как мы планировали, — молила Ната в последний раз, — Помнишь, как мы планировали?
Ася выросла. Ее не прельщала ни перспектива подтирать попу чужим детям, ни варить каши. Да и «Коты—воители» уступили место «серьезному». Ей скоро поступать в институт.
— Беги, если хочешь. Мне и дома хорошо, — отрезала Ася.
Ната не осталась в долгу. То организовывала бойкот «зазнавшейся выскочке». То Ася обнаруживала анонимные письма: «Приходи на стрелку,» — написанные размашистым почерком лучшей подруги (это не она писала, это тот Чужой). На «стрелку», конечно, не являлась ни та, ни другая сторона.
Но стало понятно: это конец. Их маленькое племя развалилось. Больно. Ася поплакала и перекочевала на первую парту на радость учителей.
А Натка все кричала и кричала, но ее криком были изрезанные руки да короткие юбки. И волосы каждую неделю становились то рыжие, то фиолетовые, а то и вовсе красные.
*** В следующем году зима выдалась особенно холодная. И Натка сбежала. После того, как умер ее дедушка, опекуном назначили тетку — огромную, грозную, увидишь ее — сердце сожмется.
Нату искали, но как-то не особо, словно и не хотели найти. Из ее боли, как это любят взрослые, сделали нравоучительный урок: «Пустилась по гиблой дорожке. Так будет с тем, кто не станет слушаться и учить уроки!»
«Я с ней общалась, знаю, чем подрабатывает,» — шептали Асе, видимо, хотели занять место ее Подруги. Но Асе становилось так гадко, что не дослушивала, отодвигалась.
*** А через несколько лет в почтовом ящике появилось письмо. Знакомый размашистый почерк на трех страницах просил прощения. «Прости. Это я потому, что меня бесило, как ты грызешь ручки (мои ручки!), что тебя во всем ставят в пример. Это потому, что тебя дома любили. Ты меня не узнаешь при встрече. Никто не узнает. Но знай, я всегда буду твоей подругой». Ася взглянула на старый магнит: они сидят, сблизив головы, на заднем плане — гора плюшек.
«Этот не ты, это тот Чужой. Он сидит в в каждом, и в тебе, и во мне, и даже в самом хорошем человеке. Только человек — не он,» — думала Ася. При встрече она ее все-таки узнала. Узнала в худой женщине с рано поседевшими волосами. Узнала и бросилась на шею.
— Странно, другие не узнают.
Тетка ее тогда выгнала. Натка беременная была в свои пятнадцать. Ребенок не выжил. Выкидыш случился у Натки в ту безжалостную зиму.
— А как ты выжила? — Ася вытолкнула вопрос из себя. — В детский дом устроилась. Полы мыла, потом повариха взяла в помощники, она добрая. И ей легче и мне. Работала за койку и суп. А еще пекла плюшки, помнишь? Повариха так не умела. И деткам нравились!
Ася долго молчала, не знала, что сказать. Вроде бы что-то и нужно. Но Натка ее опередила:
— Смотрю, и ты без меня тоже не пропала! Ты заходи на плюшки. Я их ведь того… до сих пор пеку. Они мне, можно сказать, жизнь спасли. Мы же все-таки не Чужие!
