Пакт о ненападении Желание придушить подушкой свекровь возникло в субботу в полночь. Двадцать лет назад, когда я подписала брачный контракт с её сыном, и одновременно с ней был подписан договор о ненападении. Двадцать лет нейтралитет соблюдался. Вчера она перешла границу. Граница пролегла по порогу квартиры Соньки, которая жила напротив. Звонок раздался вечером, когда я домывала посуду. — Ты что делаешь? — спросила Сонька. — Нет желания выпить чаю и поговорить об искусстве…….кто с кем живёт? — Она была весёлым человеком, лёгким в дружбе. — Сейчас, свекровь спать уложу и приду. Витька в командировке, я свободна. Хочу посуду мою, хочу чай пью. Чай был черный, душистый, к нему полагался пирог с капустой и душевные разговоры. В общем, вечер проходил спокойно. В девять часов я засобиралась домой, но Сонька начала рассказывать очередную длинную историю и пришлось внимательно слушать ещё целый час. Потом была попытка уйти в десять, но она сорвалась — я вспомнила, как случайно зашла в магазин, а там стояла сумочка, о которой я мечтала всю жизнь. В одиннадцать, уже на выходе Сонька остановила меня вопросом: «Когда ты последний раз видела Тамарку, тебе не показалось, что она располнела?». Пришлось задержаться и обсудить Тамаркину проблему. Наконец пробило полночь, я засобиралась домой. — Пора! — сказала я. — Иначе, карета станет тыквой, а кучер крысой. Слова оказались пророческими: когда я вышла из квартиры, ни кареты, ни кучера не было — меня встретила свекровь. Она стояла в проёме настежь открытой двери с гневным лицом. Ещё не дойдя до середины коридора я услышала много нового о себе, но больше всех досталось Соньке, которая только и думает, как разрушить мою семью, а квартира её — притон и логово разврата. — Ты знаешь, какая слава о ней ходит? — кричала свекровь. — Никакой Слава к ней не ходит, — я постаралась перевести всё в шутку, пока весь подъезд не вышел обсуждать личную жизнь Соньки. — Ты дурочкой-то не прикидывайся. — Свекровь не любила, когда ей перечили. — Свою семью разрушила, теперь за твою принялась. — Марь Васильна, а ничё, что мне пятьдесят лет и я сама могу решить, с кем мне дружить и где водку пить? Про водку, это я напрасно. Свекровь на последних двух словах аж поперхнулась, но это её не остановило. Она начала перечислять все мои недостатки и прегрешения видимые и невидимые. Невидимых было больше. Особенно озаботилась моей дружбой с Сонькой. — Как только муж за порог, так сразу шмыг к ней! — больше всего её беспокоило, что Сонькина слава ляжет несмываемым пятном на мою репутацию. — Я Вите позвонила, пусть знает, где шастает его жена, пока он деньги на семью зарабатывает. Зря она так….Витя — дело святое и трогать его нельзя. И тут возник острый позыв ответить резко Марь Васильне, но общественный коридор не располагал к дебатам. — Соня, — сказала я, — закрой дверь, иди выпей валерьянки и ложись спать, а завтра жди нас с извинениями. — А с вами, мама, мы продолжим дискуссию о моем моральном облике за закрытыми дверями без свидетелей и общественной поддержки. — Я чуть повысила голос. При этих словах дверной глазок в соседней квартире бабы Оли посветлел. Завтра не только подъезд, но и весь дом будет в курсе разногласий в нашей семье. Не успели мы войти в квартиру, как раздался звонок, это был муж Витя. — Дорогая, я тебя люблю. А мама любит меня. И с этим ничего сделать нельзя. После звонка мужа меня немного отпустило, я сдержалась, свекровь осталась жива. Но кто ж ей будет памперсы менять? Лет через тридцать. Валерьянка не помогла, долго не спалось. Посетила светлая мысль написать двухтомный бестселлер: «Пакт о ненападении», и первые строки будут такие: «Девочки, любите свекровь — мать вашу, но знайте, она не вам мать, а вашему мужу. А если не повезло в жизни — достался титул свекрови, то мой совет: берегите сноху — залог вашей счастливой старости.»
Момент, с которого женщина перестаёт вести счёт годам по вёснам и начинает вести его по зимам, действует на неё раздражающим образом. В. Гюго.
В маленьком уютном дворике шла оживленная работа. Второй час двое мужчин, с фотоаппаратами наперевес, устраивали кукольное представление с парой молодоженов. Один из этой парочки был, видимо, главным и постоянно раздавал команды. Второй напоминал тюленя и спокойно подавал сменные объективы. Работа кипела, фотограф постоянно говорил:
— Так, теперь встаньте на круговой лестнице, жених чуть выше, а невеста ниже и ладошку вверх, как будто его держите. — Я его и так могу спокойно поднять. Скажи же, Серёга? — заржала тучная невеста. Замученный фотосъёмкой жених кивнул. По его выражению лица читалось, что ему уже пофиг на высокое искусство фотографии, давайте быстрее в ЗАГС ведите и пусть уже это все закончится. — Так, Рита, у тебя сейчас счастливое фото в прыжке. Владимир, дайте мне портретный объектив, — фотограф посмотрен на напарника-тюленя. Тюлень не понимал. — Ну, фиолетовый! – тюлень озадачился на секунду, подал и посмотрел такими глазами на фотографа-босса, стало понятно, что тюлень заслужил сахарок.
Прыгать у молодожёнов не особо получалось. Невеста после десятого кадра явно подустала и проговорила с отдышкой:
— Всё, товарищ фотограф, я больше не могу. Один фиг, я толстая и в кадр не влажу.
Фотограф остановил съёмку, внимательно посмотрел на невесту и уверенно сказал:
— Не говорите глупости, вы корпулентная, и никакая не толстая! — Сергей, дай фотографу пять тысяч! Ну, что стоишь как зомби?! Прыгай давай.
Пара продолжила серию прыжков для самых красивых фотографий в их жизни.
***
Волков был свадебным фотографом от Бога. У него было развито чувство прекрасного. Его фотографии молодожёнов нравились абсолютно всем. Он всегда находил в паре что-то необычное, свойственное только именно этим двоим. Казалось, что он снимает штампы, типа «солнышко на ладони», но нет. Через такие штампы, он заставлял пару расслабиться и быть собой. Как правило, из фотосессии в два часа, было два-три кадра которые можно было отправлять на чемпионат мира по фотографии. И лишь одна нравилась Волкову.
Сам Волков был в разводе четвёртый раз. Поначалу всё было прекрасно: он видел супругу в белоснежном свадебном платье, как на том самом одном фото. Ну, чисто ангел. Потом они начинали жить вместе, и он обнаруживал на платье пятна, у ангела отваливались крылья. Он уходил в себя … Ну и развод, собственно, фото рвалось…
У него был друг по прозвищу «Тюлень». Он помогал ему по работе и постоянно пил пиво. Волков сразу представил, что тюлень — это сплошное тёмное пятно и не раздражался на своего верного Санчо Пансу.
***
Маргарита Васильевна была женщиной строгих правил. Ну и просто строгой женщиной, хотя работала государственным регистратором в районом ЗАГСе. У неё был дар — с точностью до месяца могла предсказать, когда «счастливая пара», которую только что расписала, придёт с заявлением на развод. Нет, конечно, были и такие пары которые не приходили. Но почему-то Маргарите Васильевне на них не везло.
— Здрасьте, мы хотим расписаться! — Я тоже! — отвечала Маргарита Васильевна. — И? — Ну, распишите нас?! — просила пара. — Хорошо — вы расписаны! Желаю вам мира и хорошего кухонного комбайна «Bosсh»! — Нет, по-настоящему! — Дети, сколько вам лет? — Мне — 17, ей — 17 с половиной. Мы на первом курсе мехмата! Вчера на дискотеке поняли, что созданы друг для друга. На всю жизнь! — Как мило?! Можешь ещё раз сказать, я видос для ТикТока запишу? — Мы серьёзно! — Милые мои первокурсники, хотите скажу, что будет к третьему курсу? — Дети и любовь? — Ты будешь глубоко беременной, бросишь институт, пойдёшь работать. Вас обоих попрут из общаги. Вы переедете к твоим или его родителям. С каждым часом вместе вы будете ненавидеть друг друга все больше и больше, потому что ваши сверстники будут веселиться, жить на полную… А, ты, зайка, будешь слушать тещу, которая будет постоянно твердить тебе, что ты — конченый неудачник. Из-за тебя её дочь вынуждена страдать и сидеть дома. А она между прочим, победитель районной олимпиады по географии! Или по истории, не помню, надо грамоту свою достать. И потом вы опять придёте ко мне, догадываетесь, зачем?
Как правило, после этого монолога пара молодых людей молча уходили из ЗАГСа.
Маргарита Васильевна была небольшим совладельцем маленького бизнеса:
— Вот есть прекрасная дата на 07 июля, на 11.30? Подтверждаете? — уточняла Маргарита Васильевна приятным голосом. — Конечно же! — И вот визиточка, я настоятельно рекомендую самого лучшего фотографа в городе. Лауреат премии «Абаканский объектив». Маэстро Волков. — Ой, а вы знаете, у нас свой фотограф, — напористо продолжала невеста. — Ой, а вы знаете 07 июля занято. 12 декабря только свободная дата осталась. — Хорошо, давайте вашего Волкова! — отвечал мудрый жених. — Ну вот и славненько, 07 июля пишу ручкой! Карандашик стираю.
***
Партнёры по бизнесу — это больше, чем муж и жена. Это единый организм. Отношения между Волковым и Маргаритой Васильевной были сложными, но они доверяли и уважали друг друга. Марго, так называл её Волков, знала про него всё. Более того, она регистрировала все его четыре брака и постоянно говорила, что это на время и несерьёзно. На очередном заседании совета директоров, состоящем из двух человек она сказала:
— Волков, вот за что тебя люблю, ну, прям, ни одной рекламации по твоей работе! — Так доверяются профессионалам! — Я прям заволновалась, когда полная невеста прокуратурой грозилась за то, что тебя пропихивала… А сегодня на регистрации так благодарила за тебя и просила твой сотовый для фото-консультаций. — И что, дала? — Ты фотограф, а не проститутка! — Да, ладно, ревнуешь поди… — У тебя четыре развода! — Нет. Четыре красивые истории любви! — «Тупая, злая, уродина и ещё раз тупая!» — вот реальные названия твоих историй. — Понимаю, злишься, нет места в моей лодочки для красавицы Марго! — Пошёл ты, Волков. Завтра в 10.00 в старом центре. Не проспи!
Когда Волков вышел за дверь, Маргарита Васильевна вдохнула запах Диор Фаренгейт. Это был его запах. Запах лаванды, сандала и пачули. Она невольно заулыбалась.
***
На следующее утро Маргарите Васильевне позвонили и наехали, что Волков сорвал съемку, а телефон отключён. Это было на него не похоже. Она тут же набрала тюленя:
— Вы где? — В шестой градской, в приемном покое! — Поняла! Выезжаю!
Она переживала, а услужливый мозг накручивал черте что. Автомобильная авария, пожар в доме, спасение утопающих ценой собственной жизни – вот далеко не полный список за двадцать минут. Пару раз проехала на красный, чуть не задавила какого-то бородатого хипстера на самокате. Влетев в приёмный покой, она увидела Волкова, который лежал на кушетке. Лицо его скривилось от боли и было белее белоснежных платьев невест, которых он так любил снимать. Тюлень был невозмутим и как всегда пил пиво. Она закричала:
— Что случилось? — Камни в почках вроде… — Почему он лежит в коридоре? — Все врачи заняты, мы тут с четырех утра ждём…
Маргарита Васильевна сделала глубокий вдох, досчитала до десяти… А потом небеса упали на землю и случился апокалипсис. Она орала, визжала, кому-то звонила. Через десять минут по лестнице вниз, позабыв о лифте, скатился сам главный врач. Еще через тридцать минут приехал министр здравоохранение области и сам лично порывался проводить осмотр. Остановило только то, что по диплому он числился гинекологом. Но ор стоял ещё до конца дня. Пару раз вызывали охрану, чтобы сдерживать мегатонный напор Маргариты Васильевны.
***
На следующее утро Волков проснулся в отдельной палате. Боль ушла. Камень ночью вышел. Рядом с ним в кресле свернулась клубком Маргарита Васильевна. Она спала. Он нащупал телефон и сделал фотографию Марго. Потом открыл её и стал смотреть. Эта была та самая фотография. Безусловно пятна были, но они были привычные и родные. Потом она открыла глаза и спросила:
— Живой? — Не дождёшься! — Я тут подумала… Нашим клиентам нужна скидка. А как её сделать? — Как? — Нужно сокращать затраты! Переезжай ко мне! — Точно! Будем экономить на свете! И на чайных пакетиках. — Я серьёзно, вчера очень за тебя волновалась. — Слушай, у меня четыре развода за спиной! Не боишься? — Больше не будет… — Почему? — Я же работник ЗАГСа!
Андрей, сцепив зубы, жал на педаль газа своей двадцатитонной фуры.
«Только бы он был жив, только бы успеть», — непроизвольно шептали губы мужчины. Впереди тонкая полоска неба посветлела, скоро рассвет, а значит, он уже двенадцать часов за рулём. Всего двенадцать часов назад он ещё был счастливым человеком, думал о том, как после рейса сделает Ларе предложение, и у его пятилетнего сынишки Серёжки, наконец-то, появится мама, а у него – полноценная семья. Километры дороги быстро и монотонно проносились под колёсами машины, на Андрея нахлынули воспоминания.
Он никогда не знал своих родителей и вырос в детдоме. В память навсегда врезались те дни, когда на огороженной высоким забором территории появлялись посторонние. Обычно это были взявшиеся за руки мужчина и женщина, которые стояли в сторонке и наблюдали за играющими детьми. И хотя им, воспитанникам детского дома, никогда ничего не говорили, но все дети знали, что возможно эта пара в скором времени станет чьим-то папой и мамой.
Каждый из них в душе украдкой мечтал, что выберут именно его. Андрей тоже мечтал, но его так и не выбрали.
Когда ему исполнилось десять лет, он перестал мечтать о родителях, потому что знал, таких больших детей уже никто не забирает. Теперь у Андрея не было мечты, и жизнь сразу же стала скучной и однообразной.
Эта белокурая хрупкая девочка в голубом платье с такими же огромными голубыми бантами на голове появилась в детдоме в самом начале лета. Андрей ещё никогда не видел таких красивых девочек, все детдомовские были одеты практически одинаково. Новенькую звали Алёнка, ей было шесть лет, её родители погибли в автокатастрофе, а родственники не захотели брать опеку над девочкой.
Тогда, двадцать лет назад, Андрей на правах старожила сразу же взял над Алёнкой «шефство», защищая от нападок шустрых детдомовцев. Девочка рассказывала ему о своей жизни там, за забором детдома, о родителях, о речке, о лесе, в котором растут грибы, и ещё об очень многих вещах, что присутствуют в повседневной жизни ребёнка в семье. А когда по голубому летнему небу проплывали белые облака, Алёнка поднимала голову вверх и долго пристально что-то высматривала.
— Сколько можно смотреть на облака? – недоумевал Андрей.
— Ты ничего не понимаешь, — тихо отвечала девочка, — там моя мама.
— Твоя мама умерла, — сухо замечал Андрей.
— Нет, — ещё тише продолжала девочка, — она просто переселилась жить на небо. Она вон там за облаками, смотрит на меня. Однажды, она обязательно придёт ко мне и заберёт к себе. И тогда мы уже всегда будем вместе.
— А я? Как же я? Может, ты попросишь свою маму, чтобы она и меня взяла с собой? – с надеждой спрашивал Андрей.
— Конечно, попрошу.
— И ты, думаешь, она возьмёт меня?
— Обязательно возьмёт! Знаешь, какая у меня добрая мама, — убедительно отвечала Алёнка.
А затем, они долго сидели и смотрели на плывущие по небу облака.
Андрей резко нажал на педаль тормоза, останавливая фуру на обочине дороги. Он не мог больше вести машину, слёзы застилали глаза.
Вот Алёнка с визгом бросается ему на шею, когда он пришёл из армии; вот они счастливые выходят из ЗАГСА, украдкой друг от друга поглядывая на свою правую руку; их небольшая однокомнатная квартира, положенная государством. Теперь у них, наконец-то, есть СВОЙ дом, о котором они столько лет мечтали вместе. Загадочные светящиеся глаза Алёнки, когда он в очередной раз вернулся из рейса и эта фраза: «Ты скоро станешь папой».
Андрей застонал, заскрипел зубами и повернул ключ зажигания. Фура медленно выползла на дорогу и снова понеслась по шоссе.
Тревожное ожидание у роддома.
— Поздравляю, у Вас мальчик!
А на следующее утро:
— …мы сделали всё, что смогли…
Его Алёнки не стало.
Андрей растил сына сам. Тяжело было, выручала старенькая соседка тётя Поля да круглосуточный садик на тот период, когда Андрей был в рейсе. Едва Серёжа подрос, то начал спрашивать о своей матери. Тогда Андрей не придумал ничего более подходящего, чем рассказать сыну о небе и облаках, о которых так много в детстве рассказывала Алёнка. Может, это было и неправильно с педагогической точки зрения, зато у мальчика в сознании прочно укоренилось чувство, что мама у него есть, просто она не такая, как у всех остальных детей.
Для своих пяти лет Серёжа был очень рассудительным и не по-детски серьёзным мальчиком. Он знал, что если от папы ещё и можно что-нибудь утаить, то от мамы это сделать было никак нельзя. Ведь она там, высоко в небе, прячется за облаками и наблюдает за ним. Серёжа старался её не огорчать, мальчик всегда думал, что если мама увидит, какой он хороший сын, то однажды непременно спустится к нему с небес. Когда это произойдёт, он крепко возьмёт маму за руку и уже никогда от себя не отпустит.
Серёже очень не нравилось, что в их с папой жизни вдруг появилась тётя Лара. Она приходила всё чаще и чаще, а неделю назад совсем перебралась к ним в дом. Когда был папа, тётя Лара играла с ним, смеялась, но когда папы не было рядом, она становилась злой и не обращала на мальчика никакого внимания.
Серёжа хотел рассказать обо всём папе, но не успел. Папа ушёл в рейс. К тому же он не отвёл его в садик, как обычно, а улыбаясь, сказал, что теперь о нём позаботится тётя Лара. Тётя Лара сначала не хотела оставаться с мальчиком, но папа сказал, что нужно же когда-то привыкать. Она улыбнулась и согласилась.
Ночью Серёжа проснулся от того, что у него очень болел живот. Мальчик попытался разбудить тётю Лару, но она ответила, чтобы он потерпел до утра. Серёжа мужественно терпел, а боль то нарастала, то утихала. Под утро измученный мальчик уснул.
Лара открыла глаза и сладко потянулась всем телом. Наконец-то, она добилась своего – она сейчас здесь в этой отдельной квартире, а не в комнате общежития с двумя соседками. Долго же ей пришлось обхаживать этого высокого с виду простоватого парня. Правда, замуж Андрей её пока не зовёт, но ничего – это вопрос времени. Лицо Лары растянулось в улыбке, пока всё складывалось хорошо.
Вот только этот мальчишка, сын Андрея… Он так «не вписывался» в Ларины планы, совсем «не вписывался». Но ничего, когда она станет законной женой, всё это можно будет исправить. Лара не сомневалась, что сможет уговорить Андрея отдать мальчика в круглосуточный садик, а если повезёт, то и в интернат.
Сегодня была суббота, впереди два выходных дня. И надо ж было Андрею такое придумать перед рейсом: оставить мальчишку с ней. Часы показывали восемь.
Лара встала и бросила на кровать мальчика недовольный взгляд. «Спит. Хотел мне ночью «концерт» устроить со своим животом! Распустил его Андрей! Ну, ничего, у меня не покапризничает», — злорадно подумала женщина и отправилась в ванную комнату.
«Да, своя ванна, это тебе не общий душ в общаге», — думала Лара, погружаясь в воздушную белую пену.
Через час одетая и накрашенная Лара с досадой смотрела на Серёжу. «Сколько он будет ещё спать? Ладно, хлопья с молоком на столе, встанет — поест, не маленький», — подумала женщина и решительно хлопнула входной дверью.
Едва Серёжа проснулся, живот схватило с новой силой. Боль была настолько нестерпимая, что мальчик вскрикнул и со слезами начал звать тётю Лару. Но её нигде не было. А боль всё нарастала и нарастала, пока «не вспыхнула огнём». Последним, что помнил Серёжа, был его собственный крик, затем мальчик потерял сознание.
Полина Викторовна, что жила через стенку, с тревогой прислушивалась к звукам в соседской квартире. Все эти годы старая одинокая женщина помогала Андрею растить малыша и любила Серёжу, как своего внука.
— Да, что же там происходит, — не выдержала Полина Викторовна и позвонила в дверь.
Никто не открыл. Женщина ещё некоторое время потопталась у двери, а затем решительно взяла запасной ключ, что Андрей ей оставил «на всякий случай», и вошла в квартиру. Серёжа лежал тут же, в небольшом коридорчике на полу. Полина Викторовна вызвала скорую помощь, а когда мальчика увезли, позвонила Андрею.
Сегодня в детском хирургическом отделении городской больницы, как обычно по выходным, дежурила медсестра Варя. Она всегда брала дежурства на выходные, потому что ни мужа, ни детей у неё не было, в отличии от остального медперсонала. Варе шёл тридцать первый год, у неё была стройная фигура и миловидное лицо, вот только одна нога от рождения была чуть короче другой, и молодая женщина ходила прихрамывая. Варя уже давно смирилась с тем, что никогда не выйдет замуж и всё тепло своей души дарила маленьким пациентам больницы.
Этого мальчика оперировали несколько часов (острый аппендицит с разрывом), ребёнок чудом остался жив и сейчас лежал в реанимации с кучей трубок. «Как можно, так халатно относиться к ребёнку!» — не переставала возмущаться Варя сама с собой. – «Да, и что это за родители такие?! Мальчик поступил по скорой сам, без сопровождения, сутки уже прошли, а ни мать, ни отец так и не появились! Одна только бабка всё названивает да названивает по телефону, говорит соседка… Ну, объявятся они, я им всё выскажу! Пусть меня потом ругает зав. отделением, всё равно молчать не буду!»
Лёгкое подёргивание век мальчика разом оборвало поток гневных мыслей в голове Варвары. Она склонилась над ребёнком.
— Ну же, малыш, давай, открой глазки, — тихо зашептала женщина, — давай, посмотри на меня.
Веки были такими тяжёлыми, что Серёжа никак не мог их поднять. Вдруг он услышал тихий ласковый голос, так с ним ещё никто не разговаривал. Мальчик медленно с трудом открыл глаза. Сначала он ничего не видел, кроме густого непроницаемого белого тумана. Но вот туман задрожал, потом заколебался и начал рассеиваться. Из тумана медленно проступало красивое женское лицо в белой шапочке.
— Мама, — еле слышно прошептал Серёжа, — наконец-то ты спустилась с неба, я так долго тебя ждал, всегда ждал…
— Всё будет хорошо, малыш, теперь всё будет хорошо, — шептала в ответ Варя, глотая слёзы.
— Ты же не уйдёшь больше на небо? Правда? Не уйдёшь? Скажи, мама.
— Не уйду…
Шатаясь, на негнущихся ногах, с осунувшимся от усталости и напряжения лицом, на котором безумным огнём сверкали красные воспалённые глаза, Андрей вошёл в детское хирургическое отделение больницы перед самым закрытием.
— Где он?! Мой сын, он жив?! – мужчина крепко схватил за плечи, дежурную медсестру.
Все гневные слова, что вынашивала Варя в своей голове ещё минуту назад, вдруг куда-то исчезли. Даже ей, сталкивающейся с человеческим горем постоянно, не доводилось видеть таких страшных глаз. В них были боль, гнев, страх, отчаяние и надежда одновременно.
— Он жив, — ответила Варя, после чего мужские руки ещё сильнее сдавили ей плечи. – Операция прошла успешно, мальчик пришёл в себя. Сейчас он спит, с ним всё будет хорошо! – Уже кричала Варя, потому что казалось, что сейчас эти руки просто раздробят ей плечевые суставы.
В следующее мгновение Андрей сгрёб медсестру в охапку и разрыдался.
— Спасибо, спасибо Вам! – неустанно повторяли его губы.
Они долго сидели в «сестринской» комнате. Андрей всё говорил и говорил о своём сыне, как будто от того, сколько он скажет слов, зависела жизнь мальчика.
Только ближе к ночи Варе, наконец-то, удалось уговорить мужчину отправиться домой, чтобы вымыться и переодеться, пригрозив недовольством врача.
Придя домой, Андрей первым делом достал из шкафа пустой чемодан, открыл его и молча бросил Ларе под ноги, затем развернулся и ушёл в ванную комнату.
Лара всё поняла, собрала вещи и ушла.
Серёжа быстро поправлялся, и его перевели из реанимации в палату. Теперь Андрей мог целый день быть рядом с сыном. Его Серёжка «оживал» на глазах.
Единственное, что беспокоило Андрея – это бесконечный рассказ сына о маме, которая якобы спустилась с неба и сказала, что теперь уже никуда не уйдёт.
Сколько он не пытался убедить Серёжу, что это был всего лишь сон, мальчик твёрдо стоял на своём.
Сегодня была Варина смена. Она тихо зашла в палату, где лежал Серёжа, чтобы сделать мальчику укол.
— Папа, смотри! – вдруг раздался радостный крик ребёнка. – Вот же она, вот моя мама! Я же говорил тебе, она пришла с неба ко мне навсегда! А ты мне не верил!
Варя стояла со шприцем в руках красная, как рак, не зная, что ей теперь делать. Андрей внимательно смотрел на неё своими карими глазами, и было в них что-то такое, что заставляло краснеть женщину всё больше и больше.
— Папа, ну, ты что не узнал маму? – снова раздался взволнованный голос мальчика.
Андрей оторвал взгляд от медсестры и потрепал сына по голове:
— Узнал, конечно, узнал, сынок. Ты главное не волнуйся.
После полудня, когда Серёжа уснул, Андрей подошёл к Варваре на пост, и они долго разговаривали. Он рассказал ей всю свою жизнь и просил сохранить для мальчика иллюзию хоть на какое-то время. И Варя согласилась, ей нравился этот мальчик и его папа тоже. «Пусть хоть немного, всего на пару недель», — думала женщина, — «я буду чувствовать себя любимой и единственной для этого ребёнка». Что будет потом, Варя думать не хотела, как не хотел думать и Андрей.
А спустя две недели, когда Серёжу выписывали из больницы, им и не пришлось думать. За это время их «показательные» дружеские отношения начали уверенно перерастать в нечто большее, чем дружба…
Прошло полгода. По зелёной луговой траве, что густо росла на берегу реки, бежал Серёжа, радостно выкрикивая:
— Не догонишь! Не догонишь!
За ним, прихрамывая и весело смеясь, пыталась бежать Варя. Вот она всё же поймала сорванца и подняла на руки, прижимая к себе, а ещё через несколько секунд их обоих схватил в охапку и повалил на землю Андрей. Серёжа восторженно визжал, помогая маме побороть папу.
И было совсем не важно, что мальчик всегда специально бежал не в полную силу для того, чтобы прихрамывающая мама могла его догнать, главное – что она была теперь всегда рядом с ним – ЕГО МАМА!
Когда мне грустно, я стараюсь выйти на улицу и считать «приятности». Это может быть запах кофе из стаканчика. Бабочка на цветке. Плывущие по небу облака, каждое из которых похоже на какое-нибудь животное, если приглядеться.
Итак, поймав третью «приятность» (дети на асфальте играли в классики, решила присоединиться), я вдруг случайно встретилась глазами с женщиной на скамейке.
Если сравнивать человека с цветком, то она была похожа на солнечный одуванчик. Короткие пепельные кудрявые волосы, большой улыбчивый рот и миндалевидные синие глаза. На вид года 42 (ей оказалось на 10 больше, кстати, но — обо всем по порядку). На коленях у нее восседал кот.
Я сразу Булгакова вспомнила. Просто там был реальный друг кота Бегемота! Огромный, черный, с прозрачно-зелеными, круглыми, как блюдца глазами.
Термометр показывал почти сорок градусов. Оттого в солнечной дымке женщина и кот казались персонажами из другого мира. Примостившись на краешке лавочки, я сразу принялась восторгаться котом.
Выяснилось, что его зовут… Снежок. Довольно необычно, учитывая угольный цвет. А хозяйку его – Зинаида. Но она сразу поправила – можно просто Зина. Иногда бывает, что люди, встретившись, вдруг рассказывают о себе что-то совершенно незнакомцам. Так и у нас вышло, собственно.
В жизни этой самой Зинаиды Зефиркиной было две фобии. Она боялась темноты и кошек. До 40 лет ухаживала за престарелой тетушкой (родителей не стало, когда Зина была маленькая). Тогда же ее сильно напугал соседский кот, который вцепился ей когтями в спину, прыгнув с ветки.
После смерти тетушки Зина спала со светом. Жила, как в тумане. И постоянно плакала. Наверное, сильное нервное потрясение и привело к болезни. Будучи на плановом приеме у доктора, Зина совершенно случайно узнала, что больна. Серьезно. Врачи успокаивали, но Зина понимала – в ее случае надежды нет. Лекарства нет. Легче может, и будет. Но стопроцентного выздоровления ожидать не приходится.
Тогда была зима. И Зина домой шла, не видя людей и дороги. И вдруг из подвала выполз кот. Она как раз там случайно остановилась перевести дух. Он был очень худой и замерзший. Глазки отсутствовали. И лапку волочил за собой. Проходящая мимо старушка рассказала, что еще по осени ему досталось. От людей. Намучили да выкинули. Зина кошек боялась. И уже хотела мимо пройти. А потом вдруг остановилась. Ему было хуже, чем ей, этому несчастному коту.
Он смотрел на нее обреченно, так глядят люди, которым уже все равно, что с ними будет, когда надежды нет и веры тоже. У нее, Зины, есть теплая квартира, плед и кружка чая. Она может посмотреть из окошка в заснеженную бурю, радуясь тому, что дома. Она видит. Она живет. Неизвестно, сколько еще, но пока может ходить и дышать. Кот лежал на земле. Жалкий, несчастный, беспомощно поджимая под себя лапки. Брезгливо отвернулась от него проходящая мимо женщина в дорогой шубке.
И Зина приняла решение. Несвойственное ей совершенно: подняла кота, завернула в свой шарф и отправилась с ним в ветлечебницу. Им там много чего назначили. Даже предупредили ее честно, что кот может не выжить. Зина дежурила возле него ночи. Ставила уколы, она ж умела. Поила из шприца. Даже сказки рассказывала.
Собственная беда и боль ушли на второй план. Впереди маячила цель помочь тому, кому еще хуже. Кот выздоровел. А еще оказалось, что он совсем не слепой. Просто глазки больные боли. Но они открылись. И часто Зина ловила на себе мистический взгляд нового жильца. Назвала в честь времени года – Снежок. И уже не представляла, как раньше жила без него. Зина начинала понимать главное – всегда нужно смотреть в лицо своим страхам. Тогда они рассеются, словно туман.
Снежок любил спать рядом с Зиной, а то и вовсе вскарабкавшись на нее, устроившись, словно воротничок на плечах. И свет Зина перестала на ночь оставлять. Просто раз – и не страшно ей стало. Словом, три месяца пролетели точно один день. Зина вспомнила, что ей вообще-то давно в больницу бы надо. Да, здоровье стало намного лучше, да что там, совсем ей хорошо. Но, наверное, это перед ухудшением наступило временное улучшение, так Зина себе говорила. А на приеме ей сказали, что она… совершенно здорова. И опухоль куда-то делась. Рассосалась, что ли?
Седобородый доктор удивленно качал головой, говорил о чуде, скрытых резервах организма и о чем-то еще. Только у Зины Зефиркиной на этот счет имеется свое мнение – кот ее вылечил. Тот самый. А еще Зина замуж скоро собирается . За того самого ветеринара, который лечил ее Снежка. То есть не попадись кот на пути Зины, не пошла бы она в клинику для животных и соответственно, не встретила бы свою судьбу! И Зина словно помолодела, купаясь в лучиках любви и заботясь о любимом человеке и питомце. Семья – она жизненные силы дает, проверено!
Другим же Зина советует никогда не проходить мимо чужой беды. Искать знаки, посылаемые небесами. И, конечно, не нервничать зря, даже если кажется, что весь ваш мир лежит в руинах. Потому что в итоге в жизни каждого засияет его персональная радуга счастья!
