ЕГО ГЛАЗА
Мужчина работал менеджером в одной очень большой фирме. Ведущим менеджером. Хорошая зарплата, большая квартира в центре города, дорогая машина и множество состоятельных друзей. Жена тратила его деньги в бесконечных поездках по магазинам. Она скучала, поскольку не работала. А зачем работать? Итак, денег хватает на всё. И тут…

Авария. Дорожное ДТП. Серьёзная авария. Столкновение двух маши лоб в лоб. Никто не погиб. Обе машины были дорогими и крепкими. Подушки безопасности сработали, как надо. И всё же.
Когда мужчина открыл глаза в больнице, вокруг была темнота. Он ослеп. Врачи разводили руками. Его обследовали и осматривали, но никто ничего не мог определить. Говорили.

-Вы должны подождать. Может, тогда. Всё само по себе наладится.
И "наладилось". Жена по-быстренькому перевела деньги на другой счет и исчезла, оставив на столе записку. Это, как ни странно, больше всего его обижало. Действительно. Записка слепому. Большей насмешки придумать невозможно. Оставшиеся друзья перевезли его домой и помогли найти собаку-поводыря. Сенбернара Мило. И началась для него новая жизнь. С палочкой, черными очками, ударами о предметы в квартире и на улице, падениями и одиночеством.

Мужчина быстро опустил руки и махнул на лечение. Тем более, что и денег-то больше не было. Он получал маленькую пенсию. Которой, как ни странно, ему хватало. Единственное его развлечение было, выйти в парк находившийся неподалёку и сидеть там на скамеечке, поглаживая своего поводыря. Сенбернар Мило, был удивительно доброй собакой.

Чем не преминули воспользоваться три наглые кошачьи морды. Они каждый день шли по парку за человеком в черных очках с палочкой в правой руке. А когда он садился на скамейку, запрыгивали на неё и начинали приставать.
Мужчина выносил для них корм, который покупал в магазине прямо возле парка. И три кошачьих наглеца уплетали вкусные сухарики наступая на лапы Мило. Пёс наклонялся и обнюхивая их спинки, шумно вздыхал и смотрел на хозяина. А тот.

Тот, как ни удивительно, был очень рад. Теперь это была его компания. Это были все, с кем он мог общаться. И он общался. Он рассказывал котам про свою жизнь и про вообще всё, а те…
Забравшись к нему на колени и отпихивая друг-другу, иногда принимали участие в разговоре. Мяукали, мурлыкали.

Мужчина говорил:
-Вот ведь, как жизнь поворачивается иногда. И не подумаешь. Всю жизнь спешил, летел, добивался. Покупал что-то, опережал всех вокруг и давал результаты. А посмотреть под ноги времени не было. А теперь, какая ирония судьбы. Те, кого я раньше не замечал – единственные, кто слушают меня. А все остальные растаяли, как дым.

Взял бы я вас, мои хорошие, домой. Да вот, глаза мои не видят. Не могу я за вами ухаживать. Теперь это единственное, что меня расстраивает. Всё прочее мне уже не интересно.
Так разговаривал он с кошачьей троицей, поглаживая их. Каждый день. Утром и вечером.

Женщина, проходившая парковой аллеей на работу в поликлинику, где работала терапевтом на приёме больных, давно заметила этого высокого седого мужчину. Вроде, ничего необычного. Не так уж мало вокруг слепых. Но что-то особенное было в его поведении. Он разговаривал с тремя котами, внимавшими ему с интересом. А большой сенбернар, сидевший рядом, неодобрительно смотрел на кошачью троицу.

И тогда она стала выходить из дому на десять минут раньше и останавливаться возле скамейки. Ей хотелось послушать, о чем мужчина разговаривает с котами. Ведь такое нечасто встретишь. Она очень стеснялась того, что подслушивает. Поэтому, стояла тихонечко, боясь шевельнуться и краснела.

На пятый день.
Мужчина в черных очках повернул к ней голову и сказал:
-Вы стоите тут уже пять дней. Может, присели бы на минуточку. Я не кусаюсь. Честное слово. Да и они тоже. И он погладил своих котов. Те подвинулись и женщина, рассыпаясь в извинениях и отчаянно покраснев, присела рядышком.

Они разговорились и так оно и пошло. Она выходила теперь на полчаса раньше, и они болтали ни о чём и обо всём. А через несколько дней. Он вздохнув тяжело, вытащил из кармана смятую бумажку.

-Вы не могли бы оказать мне любезность? Попросил он. Жена, когда уходила, оставила мне на столе записку. А я ведь ничего не вижу. Сделайте мне такое одолжение. Прочтите, что тут написано.
И он протянул ей записку. Взяв из его рук бумажку, она прочла первые строки и замолчала.

-Что? Что же дальше? Просил он.
А у неё в горле пересохло и сердце сжалось в комок. Она не могла прочесть ему то, что написала бывшая жена. Не могла и всё.

— Извините меня. Сказала женщина хриплым голосом. С трудом выговаривая слова. Но я не стану дальше читать это. Не могу. Поймите меня правильно.
Кривая улыбка прошлась по губам слепого мужчины, и он ответил:

-Всё в порядке. Так я и думал. Порвите эту бумажку. Порвите и выбросьте. Не нужна она мне больше.
Но текст письма женщина не могла выбросить из головы. Всё время, пока она принимала бабушек-пенсионерок, валом валивших к ней на приём, чтобы пожаловаться на очередную хворь, эта записка стояла у неё перед глазами.

И к вечеру, когда уже было пора возвращаться домой, ей в голову пришла одна идея. Когда –то, очень давно, когда она занималась в университете, был у неё один хороший знакомый, которому помогала она учиться. И он просил её обратиться к нему если будет такая необходимость. Он стал ведущим специалистом больницы, хирургом по глазным болезням.

Через неделю она взяла такси и привезла мужчину в клинику. Обследование длилось весь день, и она взяла выходной. Врачи недоумевали и разводили руками. Эх. Если бы на год раньше. И как в больнице врачи не заметили, что вопрос можно было решить сразу? Отслоение сетчаток. По нынешним временам несложная операция. Но время потеряно.

Она сидела в кабинете у своего старого друга хирурга и плакала. Хирург хмурился. Высокий, пузатый с каменным лицом, он долго молчал и перекладывал папки с места на место.

-Только ради тебя. Решился он. Только потому, что ты когда-то не бросила заниматься с бесполезно тупым и глупым мальчишкой. Сам буду оперировать.

Всё прошло очень удачно. И когда мужчину привезли домой, он долго не мог прийти в себя. Он видел свих котов в парке, и квартиру, видел сенбернара Мило и тот радуясь, облизывал лицо своего человека.

С чувством выполненного долга женщина ушла домой. Но на следующий день идя по парку и надеясь встретить его на скамейке, она не нашла мужчину. И ещё два дня со всё возраставшим и возраставшим беспокойством, она ходила по парку и искала его. Пока не решилась.

Она пришла в его многоэтажный дом и поднялась на второй этаж. Дверь была слегка приоткрыта. Беспокойство переросло в панический страх. Неужели что-то плохое случилось?
Еле сдерживая себя, чтобы не толкнуть дверь ногой и не закричать, она постучала.
Из глубины квартиры раздалось:
-Да, да. Входите.

Она вошла и увидела стол, стоящий посередине комнаты и на нём всякие угощения. За столом сидел мужчина в черных очках и с палочкой в правой руке. Рядом сидел сенбернар Мило. Он строго и с недовольством посмотрел на трёх котов –именно тех, которые приставали к его человеку и к нему в парке. Коты метнулись к знакомой женщине и стали тереться об её ноги тихонько мурлыкая.

Мужчина улыбнулся.
-А я Вас уже третий день жду. Вот, думал, что не придёте.
-Могли бы и сами прийти в парк. Ответила она.
-Не решался. Сказал он. Какой из меня ухажер по нынешним временам.

Она подошла и сняла с него черные очки. Потом села рядом и налила в бокалы красное вино.
-Вам нельзя. Заметила она. Можете понюхать, а я уж, выпью. Всё равно опоздала на работу.

Под ногами крутились наглые кошачьи морды. Они наступали на лапы сенбернару. Мило сердито хмурился и обнюхивал их спинки. А над столом целовались.
Вот так, дамы и господа.
Коты. Они такие. Они могут. Ну.
Иногда и люди могут.
Если захотят, конечно.
ОЛЕГ БОНДАРЕНКО

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

— И в кого ты такая злая? Вроде мы с отцом тебя совсем по-другому воспитывали, — женщина устало опустилась на табурет, — Совсем сердца нет, сплошной кусок льда…

— Мама! – голос Нади звенел от слез, — Что ты такое говоришь? Я думала, хоть ты меня пожалеешь.

— А что тебя жалеть? Руки-ноги целы, не то, что Сашка! Бедолаге из-за тебя досталось, ты теперь должна с ним до смерти сидеть, вину искупать. А ты! Нам с папой стыдно, что ты наша дочь…

— Но я не люблю Сашку и никогда не любила. Мама! Я жить хочу! Понимаешь, жить! – Надя все-таки не выдержала, слезы потекли по лицу, — А Сашка сам виноват, зачем полез? Я его не просила!

— В общем, так. Если уедешь, бросишь парня, то можешь считать, что и родителей у тебя нет. Решай сама.

Надя не спала всю ночь, вертелась, думала, как же ей поступить. А утром она собрала в маленькую спортивную сумку какие-то вещи на первое время, взяла документы и пошла к двери. В коридоре, на пороге кухни стоял отец с любимой кружкой в руках.

— Зайди, поговорить нужно.

— Пап, я всё решила…

— Я сказал, зайди.

Голос отца был суров, и девушка подумала, что сейчас он тоже ей заявит, что родителей у нее больше нет. Но она ошибалась.

— Надюша, я на твоей стороне. С матерью поругались вечером, вон, даже не встала мне завтрак приготовить как обычно. Да пустяки, — он махнул рукой дочери, которая вскочила, чтобы накрыть на стол, — Сиди. Я считаю, что ты права. Только не нужно убегать, как будто ты в чем-то виновата. Нормально собери вещи, с учетом того, что на зимние каникулы ты не приедешь. Золото свое возьми, хоть немного, но все же подспорье будет. Деньги я тебе сейчас дать не могу, но как получу зарплату, сразу сделаю перевод. И буду отправлять каждый месяц десятого числа, на главпочтамт, до востребования. Не нужно, чтобы в твоем общежитии видели квитанции и знали сумму, поняла?

Надя кивнула головой, не веря тому, что слышит. Ведь она была уверена, что это отец настроил мать, чтобы она осталась дома, вышла замуж за Сашку и ухаживала за ним всю оставшуюся жизнь.

Еще два месяца назад Надя была жизнерадостной девушкой, сдавшей на «отлично» сессию и приехавшей на каникулы в родной город. Она весело проводила летние дни с подругами, днем бегая на городской пляж купаться, а вечерами или в кино, или просто посидеть в хорошей компании. По пятницам и субботам в городском парке была дискотека, носившая претенциозное название «Волшебный голос Джельсомино». Несмотря на тучи комаров, это было одно из самых популярных мест молодежи, где завязывались новые знакомства, порой переходящие в горячие романы. Но Наде ни с кем познакомиться не удавалось, несмотря на то что она была девушкой красивой, бойкой и парни обращали на нее внимание куда больше, чем на ее подруг. Причина была в Сашке, однокласснике, не дававшим ей проходу еще со школы. В конце весны он вернулся из армии, устроился на работу на единственную в городе станцию техобслуживания автомобилей. Место было блатным, попасть туда можно было только по великому знакомству, ведь помимо неплохой официальной зарплаты, мастера имели еще и левый доход. Надя Сашку не то, что не любила, терпеть не могла и старалась избегать, он казался ей слишком навязчивым. Он после армии окреп, задиристый нрав его стал еще более горячим, всех, кто посмел просто пригласить девушку на танец, подкарауливал в парке и бил. Очень скоро у Нади сложилась репутация «девушки психа», и к началу августа к ней вообще перестали подходить незнакомые парни.

В тот вечер Надя с подругами возвращалась с танцев, было уже темно. Одна из девчонок, посмеиваясь, сказала:

— Хорошо с тобой, Надька, в темноте по парку ходить, ничего не страшно! – и кивнула головой назад. Чуть поодаль за девушками следовала высокая темная фигура, в которой хорошо узнавался Сашка.

Надя досадливо хмыкнула и сказала:

— Давайте от него сбежим.

Они как раз вышли из парка, дошли до перекрестка. И вместо того, чтобы свернуть в своем направлении, Надя схватила девчонок за руки, и неожиданно побежала с ними совсем в другую сторону. Сашка отреагировал моментально, направился за девчонками. И тут из темного переулка неожиданно выскочила машина, ослепив всех светом фар. Еще одно мгновение, и все три девчонки оказались бы под колесами, причем под основным ударом была именно Надя, она ведь держала подруг за руки и оказалась в середине. Но Сашка в каком-то диком прыжке оттолкнул девушек, а сам остался лежать на дороге.

Он остался жив, но позвоночник был переломан в двух местах. Врачи сказали убитым горем родителям:

— Жить будет. Ходить – никогда.

Надя, мучимая виной, пришла к нему в палату. Он смотрел на нее как щенок, ожидающий, что хозяин погладит по загривку. Ей было неприятно видеть его, и этот взгляд, и вообще. Но чувство вины давило, она пообещала навещать парня почаще.

Надина мать, узнав об обстоятельствах случившегося, побежала в больницу. Там она, грохнувшись на колени перед Сашкиной кроватью, рыдала и благодарила за спасение единственной дочери. А, уходя, сказала:

— Надька теперь тебе по гроб жизни обязана. Я ей скажу, чтобы бросала свой институт, и выходила за тебя замуж.

Надя, узнав об этом, кричала:

— Какое право ты имела давать такие обещания?! Я его не люблю!

— Ну и что? Ты обязана поступить как настоящий человек. Не всегда замуж по любви выходят.

В начале сентября Надя вернулась в Ленинград. Перед отъездом она зашла к Сашке, сказала:

— Ты прости меня. Я знаю, что обязана тебе жизнью, если нужно, могу и свою взамен отдать. Но замуж за тебя не пойду. И не потому, что ты не сможешь ходить, это не самое важное. Просто я тебя не люблю.

Сашка зло посмотрел на девушку и процедил:

— Катись колбаской, нужна ты мне. Лучше бы я тебя не спасал, поплакал бы да и забыл, зато здоровым остался. Твоя мать права, у тебя нет сердца, один лёд… Проваливай.

Учеба, старые друзья, новые встречи закружили Надю. Так, изредка, она вспоминала о покалеченном поклоннике, думала: интересно, как он там? А потом она познакомилась с Денисом, симпатичным студентом. Завертелся роман, Надя с головой ушла в эти отношения и о Сашке думать забыла.

На зимние каникулы Надя домой не поехала, отправилась со студенческой компанией на Домбай, благо отец, как и обещал, регулярно присылал ей довольно приличную сумму, да и стипендия у нее была повышенная как у отличницы. На второй день их пребывания в горах Надя неудачно съехала с трассы и сломала ногу. Ей наложили гипс, и оставили в местном лазарете. Она надеялась, что Денис останется с ней, будет сидеть рядом, но парень сказал:

— Ну, Надюха, ты что! Ехать в горы и сидеть здесь сиднем? Ну это же глупо! Я покатаюсь с ребятами, а ближе к вечеру приду к тебе. Ты пока отдохни, почитай что-нибудь. Не я же виноват, что ты упрямо выбрала сложную трассу, ты сама. Ладно, давай, не куксись, вечерком загляну.

Надя лежала одна, в санчасти никого не было, кроме дежурившей девушки-фельдшера. Времени, чтобы подумать, было очень много. И чаще всего вспоминала почему-то Сашку. Вот, думала она, он лежал один в палате и ждал, постоянно ждал. И думал, что его любимая девушка где-то ходит, смеется, флиртует. Наверное, эти мысли были мучительными… Господи, как же он это все пережил?

Через неделю Надя, уже вовсю пользовавшаяся костылями, вернулась в Ленинград. Нога срослась быстро, только на каблуках ходить было сложно, да разве ж это беда? И даже то, что отношения с Денисом сошли на нет, тоже была не беда. А вот то, что Сашка не ответил ни на одно ее письмо, а писала она ему практически через день, это уже ее тревожило. И она решилась, позвонила одной из подруг. Та обрадовалась, начала трещать без умолку, выкладывая новости об общих знакомых. Надя нетерпеливо ждала, когда та заговорит о Сашке, но именно о нем подруга даже не заикнулась. Наконец Надя не выдержала:

— Лара, а как там Сашка?

— Какой Сашка? А, этот твой. Да всё так же, лежит бревном, никаких улучшений. Мать его с ног сбивается, а он даже не пытается ей помочь.

— Да чем он поможет? – вдруг обиделась за поклонника Надя, — Сама же говоришь, лежит.

— Захотел бы, помог, — отрезала подруга, и продолжила, — Да что о нем? Неинтересно. А вот, слушай…

После этого разговора Надя долго ходила как неприкаянная и думала, думала…

В разгар летней сессии прилетел в командировку ее отец:

— Ну как? «Отлично»? Да я и не сомневался. Слушай, Надюша, есть возможность поехать сразу на два сезона в «Спутник», помнишь, ты хотела?

«Спутник» — это был международный молодежный лагерь, мечта любого продвинутого представителя советской молодежи.

— Спасибо, папочка! Но, знаешь, я домой поеду. Надо с мамой мириться, сколько можно не разговаривать?

— Такая возможность, дочка…

— Нет, пап, я решила.

…У двери Сашкиной квартиры она стояла долго, не решаясь позвонить. Но дверь резко открылась, на пороге возникла мать парня:

— Кто тут возится? Ааа, это ты? Явилась, не запылилась. Чего надо? Посмеяться пришла? Топай давай отсюда.

— Я к Саше. Мне нужно его увидеть, — Надя была девушкой упрямой, — Пожалуйста.

— Ну иди, пусть он сам тебя выгонит, мне-то что…

…О том, что Надя выходит замуж, я узнала от своей мамы. Ей позвонила невестка и долго кричала:

— Тетя Люся! Ну хоть ты поговори с этой безмозглой, тебя она послушает. Ведь жизнь свою погубит, будет за инвалидом судна таскать. И внуков у меня никогда не будет!

— Погоди, Аня, ты же сама в прошлом году всем жаловалась, что дочь у тебя выросла чудовищем с ледяным сердцем? Что бросила беспомощного парня, который спас ей жизнь. А сейчас что? Ты ведь этого и хотела!

— Это я на эмоциях была! А потом поняла, что правы муж с дочкой, не нужно ей это. Да он же парализованный, зачем он ей такой? На двух ногах был не нужен, а сейчас и вовсе. Тетя Люся, поговоришь?

Мама поговорила с Надей. В результате ее мать обиделась:

— Своим девчонкам, небось, не скажешь, идите за инвалида замуж!

Но и она прекрасно понимала, что с Надей лучше не спорить, та, если что-то вобьет в голову, то не выбьешь. Свадьбы как таковой не было, просто расписались, и все. Родственники где-то достали и подарили инвалидную коляску производства ГДР. Так же кто-то из родни сумел выбить квоту в НИИ им. Вредена в Ленинграде, они как раз в тот год переехали в новое здание и на республику дали аж несколько мест. Сашка лечился там целый год, а Надя заканчивала пятый курс института. Нет, чуда не произошло, Сашка не встал на ноги, так и остался на инвалидной коляске. Зато вопреки всем опасениям ее матери, что у нее никогда не будет внуков, Надя вернулась домой глубоко беременной. Летом 1990-го у них родился сын, через четыре года второй.

Вот вам и «ледяное» сердце…

Автор Хихинда. Реальная история

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

Еще одна история про свекровь.

Меньше года мы были с Алексеем женаты. Это время я прожила с полным недоумением, как я могла вообще вляпаться в эти отношения.
У меня была своя квартира, а мама мужа требовала, чтобы мы жили с ней. Зачем? Для тотального контроля за сыном и за мной. Интересное дело, что до официальной регистрации нашего брака, Алексей спокойно прожил на моей территории полгода.

-Мама хочет, чтобы мы жили с ней, — заявил мне муж утром после свадьбы, — да это и удобно. Мы на работе, а мама приберет, приготовит, так проще, поверь. Если ты не согласишься, даже не знаю, какова судьба нашего брака.

Я уже ждала нашего ребенка и не рискнула противоречить мужу, да и оставить ребенка без отца еще до появления на свет? А еще я любила мужа и питала надежды, что мы вместе проживем до старости.

Мы переехали к свекрови со свекром, и я начала сомневаться в нормальности своего супруга. Мама заглядывала ему в штаны, проверяя, какие трусы на нем надеты, мама следила, положил ли он платочек в карман пиджака.

-Ты не следишь за мужем, — говорила свекровь, — кому это делать? Остается мне, матери.

За мной тоже тщательно бдили: что я ем, что ношу. Однажды, вернувшись из поликлиники, я обнаружила, что все мое белье исчезло.

-Я его выбросила, — сказала мама мужа, — ты носишь непойми что, а ведь ты ожидаешь нашу кровь, наследника нашего рода. Я сама тебе все купила.

Свекровь продемонстрировала мне мой новый бельевой гардероб, у меня началась истерика. Приехавшему мужу, мама заявила, что я испорченная и избалованная девица, что я не думаю о будущем ребенке, что из меня выйдет отвратительная мать.

-Как ты мог, сынок, выбрать мне в невестки такую женщину?

В этот же день я попросила своих родителей приехать, чтобы помочь мне перевезти вещи обратно, в мою квартиру. Муж явился на следующий день. Он совестил меня, уговаривал вернуться.

-Мама же добра желает, — говорил он, — она все для меня сделала, хочет и для моего ребенка сделать все, что сможет. Нет, я не могу уйти от родителей, это будет предательством. Если хочешь, я буду тебя навещать, пока ты не одумаешься.

Я была на 8-м месяце и в тот день я поняла, что мужа у меня нет. Есть сын у свекрови, но ни супруга, ни отца моего будущего малыша не существовало. На следующий день я подала документы на развод.

Правда, он состоялся еще через полгода: муж всячески чинил препятствия, уговаривал судью нас не разводить, один раз не явился на заседание. В день развода нашему малышу Тимошке, исполнилось 5 месяцев.

Казалось бы все. Я покончила с маменькиным сынком и его сумасшедшей мамашей. Но это было только начало. Начались суды о порядке общения с Тимофеем отца, бабушки, дедушки и прочих родственников, а, когда сыну был годик, то бывший муж подал иск об определении места жительства ребенка у него.

Суд отказал Алексею. Ведь я хорошая мама, у меня есть жилье, я не веду аморальный образ жизни. Но этого мужу было мало, он начал писать на меня заявления в опеку и в полицию. Меня замучили визитами и проверками.

-Зачем ты это делаешь? — спросила я бывшего мужа.

-Ребенок должен жить в моей семье, — был ответ, отдай его нам добровольно, или возвращайся с ним вместе в дом моих родителей, я все равно сделаю по-моему.

Когда Тимоше было два с половиной года, я отдала его в садик и вышла на работу. А через неделю его выкрали прямо с детской площадки садика.

-Двое мужчин и женщина средних лет, представились бабушкой, дедушкой и отцом ребенка, — плакала молоденькая воспитательница, — я ничего не смогла сделать.

Я сходила с ума, я звонила, приезжала к бывшей свекрови, но дверь мне не открывали. Начались мои бесконечные мытарства. У меня на руках несколько решений суда разных инстанций. Все они в мою пользу.

Есть многочисленные отписки приставов, что невозможно вернуть мальчика мне: то им не открыли дверь, то отказались разговаривать без представителей опеки, то они не имеют права применять силу и силой забирать малыша.

Передо мной была глухая стена. И это продолжалось два года. Мне показывали Тимофея только в окно. Надо мной издевались, я жаловалась, но все было без толку.

Выход мне подсказала коллега с моей работы. И я решилась. Я позвонила Алексею и попросила у него прощения, сказала, что люблю и его, и сына, что готова вернуться.

И я вернулась. И выдержала все издевательства свекрови, все ее требования и насмешки, я сносила спокойно и покорно. Я жила с ними на положении бесправной рабыни месяц, а потом, когда нас с Тимошей отпустили в детскую поликлинику, мы просто сбежали.

Я все подготовила заранее: мама нашла дальнюю родственницу седьмую воду на киселе, готовую приютить меня и малыша. Родители по доверенности продали мою квартиру, я тайно взяла в ЗАГСе дубликат свидетельства о рождении сына.

Ни одна живая душа, кроме моих родителей, не знает, куда мы уехали. Даже та родственница, у которой мы останавливались сразу после побега. А забрались мы очень далеко.
Я поменяла симку и выбросила старый телефон, удалила все анкеты из социальных сетей, я даже сначала устроилась работать уборщицей по чужим документам, а по доверенности теперь уже от мамы, я купила на ее имя свое новое жилье.

На другом конце страны, я сменила фамилию себе и своему сыну. За деньги все оказалось возможным. Прошло уже 8 лет, моему Тимоше пошел 13-й год. Он знает всю эту историю, я не делала тайны.

Первые годы прошли в страхе, а теперь я не боюсь: мой сын не станет разменной монетой в руках свекрови и бывшего мужа. Он уже взрослый.

Записки Злючки. Реальная история

Рейтинг

5 из 5 звезд. 9 голосов.

МАЧЕХА С МАТЕРИНСКИМ СЕРДЦЕМ

Совсем недавно отгремела свадьба. Совсем недавно собрались родственники все вместе, пели, плясали, веселились и никто даже не мог подумать, что это будет последняя встреча. Только свекровь сидела, насупившись. Уж очень ей не по нраву пришлась хрупкая, худенькая, маленькая невестка: «Да, красотой Бог не обидел, вижу, не слепая, только, что от этой красоты, что она вязанку поднимет, или ведро большое, или стог сложит, не знаю, ухват то может в руках держать? Я всю жизнь пахала, думала женится чертенок, уступлю место снохе, а тут не замену, а довесок в дом привёл». Прасковья все пережевывала, все злилась, и её страдания не могли ускользнуть от Марии.

Михаил успокаивал молодую жену, но в то же время предупреждал, что спуску от мамы не будет. Не любит она худых, маленьких, у неё вся сила в руках, в широкой спине, в быстрых шагах. Она ведь отца пьяного одной рукой на кровать заваливала. А лошадь станет запрягать, то конюхи в сторону отходили. За плугом шла с прямой спиной, широкие ладони крепко держали плуг и под сильными руками он выдавал широкие, глянцевые пласты земли. В сенокос, бывало, такой стог сложит за час, а другие бригадой возятся полдня, и не скирд, а стожок слепят.

Видимо ей Бог дал силу как мужику, а нежность женщины отобрал. Мать Марии тоже не очень-то хотела отдавать замуж дочку. Хоть и не рано по годам, но под гнет Прасковьи не желала подкладывать. Жили недалеко друг от друга, и Татьяна удивлялась нечеловеческой силе Прасковьи, ведь венцы в хате сама меняла, крышу щепой сама крыла, за плугом сама шла, стоги скирдовала сама. Какая же невестка ей будет по нраву, кто же за ней угонится? А если кто и попробует, то тут же и отстанет на смех самой Прасковьи.

Но Мария маму не захотела слушать, и зная свой характер, думала, что свекровь тоже стареет, будет с внуками посиживать, а она с любимым мужем по своему хозяйство вести. Свекровь одна, а их двое, они её и успокоят, угомонят. «Ещё чего, из-за Прасковьи буду любимого жениха упускать», — думала Мария.

Никто не знал, что война совсем рядом, и не счастье ждёт молодых, а разлука, слезы. После свадьбы война началась через полгода. Это время показалось Марии испытательным сроком. Михаил любил, лелеял, жалел свою женушку, и этим самым злил мать. «Ну, что за мужик, ведра воды не даёт поднять, все обнимает, все целует греховодник, ни в отца недотепу пошёл, видать, в мать».

Прасковью привела своя мама к вдовцу, у которого умерла жена от кори. Жили с мамой в нищете, крыша, покрытая соломой, протекала, корова сдохла, лошади нет, помочь некому, хозяин помер. В зяте мама Прасковьи видела спасение от голода, холода. Она думала, чем в вековухах ходить, лучше за вдовца выйти. Мужик он робкий, пьяный тихий, корова есть, лошадь есть, а что ещё надо?

Намаявшись с ребёнком, Фёдор был рад любой замене своей жене. Оценив грубые черты лица, высокий рост, широкие плечи, Федор выдавил тёще вердикт:
— Так уж и быть, за хозяйку сойдёт.

Две недели молчали, ни он, ни Прасковья не находили речей. Только малыш уцепился за юбку новой мамы и не отходил, просился на ручки и улыбался. Время шло, хозяйка из Прасковьи вышла, что надо, а вот полюбить мужа так и не смогла. Да и Фёдор не проявлял заботы, ласки, жалости. Прасковья, не видела радости в своей семейной жизни, единственное, что её радовало, так это привязанность к сыну, а также сыновья любовь к себе.

Прасковья свыклась с ролью матери и с ролью нелюбимой жены. С сыном она могла разговаривать часами, приучала терпеливо к труду, объясняла, показывала и за его послушание крепко обнимала и целовала в макушку. Конечно, были и вожжи на плечах у Михаила, был и ремень по заднице. Два раза мать не повторяла. За бедокурство, за шалость могла опоясать так, что самой было страшно. Всегда каялась, плакала, и они оба просили друг у друга прощения.

Михаил рос красивым, добрым, отзывчивым, любящим свою маму. Когда умер отец, нельзя сказать, что они убивались. Прасковья свела ряд и сказала сыну:
— Я благодарна Богу за тебя сынок, я не хотела быть мачехой, я старалась быть матерью.

Её улыбка боролась с мужскими чертами лица и побеждала. Все лицо преображалась, взгляд становился ласковым, глаза излучали тепло и доброту. Появлялись ручейки на щеках, губы расплывались в очаровательной улыбке. Крепкие руки с широкие ладонями обнимали плечики сына, и, прижав голову к своей груди, Прасковья успокаивала сына тихим, но грубоватым голосом: «Сынок, время пройдёт быстро, станешь взрослым парнем, женишься, приведешь красивую, статную, сильную, ух какую девку, построим новый дом, и мне, думаю, уголок найдётся, а то, как же? Мне же надо за порядком смотреть, хотя жена у тебя будет ухватливой, проворной, но я тоже пригожусь».

Михаил покорно слушал, улыбаясь, и думал: «Красивая моя маманя, добрая, сильная, лучше всех, конечно, не дам в обиду, любить всегда буду, не то, что батя, жил рядом, а как будто его и не было, словно тень ходил за матерью, чем был не доволен, что ему не хватало»?

Время действительно быстро летело, вот и свадьба, вот и война по пятам перлась, вытаптывая все на своём пути. Прасковья, проводив сына на фронт, опустила плечи, поникла головой, двумя руками поднимала передник и голосила в него криком. Мария не слышно подойдёт к ней, положит руку на плечо и сама, плача, старалась успокоить свекровь. Прасковья поднимала голову и говорила:

-Не меня успокаивай, а молись Богу, его проси, чтобы нашу ниточку с жизнью не обрывал, Мишка то для меня жизнь, не будет его, я тоже жить не буду, незачем, не для кого.

Начались самые тяжёлые дни ожидания. В невестке свекровь не видела помощи, пойдёт за водой Мария, несет полведра, пойдёт за дровами, три полена несет, станет хлеб месить, так тесто заплачет, месит маленькими кулачками, а промесить не может, станет корову доить, ладошки не хватает сосок ухватить. А уж, если большой чугунок из печи доставала Мария, то сердце в пятки уходило у свекрови, все думала, вот-вот перевалит чугун на под малосильная сноха.

«Ох, горе ты наше, неумелица бессильная, тебе бы в девках сидеть, а, нет, ты села ко мне на шею, куда мать то твоя тебя сбагрила, горе то ты теперь наше, а не её, во лихо то мне с тобой, не сноха, а недоделух».

Но по взгляду Мария понимала, что нет зла в словах, нет злобного укора, просто журила, упрекала от страха завтрашнего дня. Ну что делать, не идти же к матери, да скоро и пузо на нос полезет.

Как-то утром свекровь за завтраком заметила, что с невесткой, что-то не то. Тошноту огурцами из бочки заедает. Сама Прасковья беременела от мужа, но все были выкидыши, не могла она сберечь, не могла распределять силу, муж не жалел, и она сама себя не жалела. Работала как лошадь, забывая, что все-таки она баба, тем более беременная. Но, что такое съесть бочку огурцов она знала.

Голод крался медленными шагами. Но шёл уверенно и нагло. Хотя на чёрный день Прасковья запаслась мукой, солью, сахаром, все на чердак попрятала, но война не советовалась с ней и готова была пожрать всё подчистую…

Совсем обессилела Мария, с ног валится, ложку не способна держать. Что бы ни съела, что бы ни выпила, все наружу вон. Прасковья и яблок моченых, и огурцов, хлеба ржаного маслом польет, потом солью посыплет и даст снохе, приговаривая, хлеб, соль- сила. Потом чая ей с сахаром даст, и приказывала: «Сиди и не рыпайся, раз непуть, то хоть сиди спокойно, не работник ты».

Михаил письма писал часто. И письмо начинал со слов: «Мамочка моя и женушка».
Прасковья от того, что она в первых строках млела, целовала лист бумаги, прижимала к сердцу и начинала голосить. Просила сноху не говорить о беременности.
«Я — здоровая баба, и то выкидыши были, а ты заморух, от тебя хорошего не жди, вдруг скинешь, а он с ума будет сходить, вот как родишь, тогда и напишешь. Совсем исхудала ты дева, я то пропадаю день и ночь на ферме, а ты то дома, ты же хоть что-то в рот кидай, хоть что-нибудь да примет душа, да смотри ничего не поднимай, я сама справлюсь, коль сил у тебя нет по хозяйству помочь, то хоть под ногами не путайся».

Есть не ела Мария, а животик рос не по дням, а по часам. Больше всего донимали головокружение и тошнота. Синие круги под глазами слились с синевой глаз. Она порой забывала, что может погибнуть на войне Михаил. Она ждала, мечтала, что вот-вот закончится война, и мужа она будет встречать с сыном на руках. Уж очень она хотела сына. Как-то спросила у свекрови, кого бы она хотела. На что Прасковья ответила:
-Ребеночка здоровенького хочу, чтобы в сына моего пошёл, таким же был душевным, ласковым, да крепким, ты не обижайся, что я скажу, ты ведь у меня не пришей, не пристебай, боюсь слабая ты, не знаю, как ты рожать будешь, таз у тебя очень узкий. Как ребёночка выходить? Сил у тебя нет, но ты не бойся, бог свою силу даст, ангельская душа спасения найдёт, ты только молись. От всей души проси Бога тебе помочь, потом отработаешь ему. Все долги отдашь. Про меня не думай, я сильная, у меня запаса в руках, в спине, не евши, надолго хватит. А ты смотри, не наделай горя, бог дал дите, наша задача сохранить. Силой ешь. Повитуху за время приведу, и не хнычь, а делай то, что она скажет.

Михаил все реже и реже писал письма, Прасковья, стоя на коленях, молила об одном и всегда говорила: -Господи, возьми мою силу, возьми мою смелость, возьми мою душу и отдай сыночку от меня, спаси его и сохрани, а меня прости за то, что скрываю от него про дите, нету веры у меня в силе снохи, помоги в роковой час разрешиться ей, протяни и прими дите на свои руки.

Писем все нет и нет. Пряча слезы друг от друга, каждая думала, что сегодня нет письма, завтра будет. И так было каждый день. Прасковья сникла, похудела, спина сгорбатилась. Кофточка свободно трепалась на теле, ранее мощная грудь впала в грудину, и на спине отчётливо вырисовывались из-под кофточки ребра. Мария видела, что за весь день съедала мама немножко хлеба, выпивала кружку молока и шла на целый день на ферму. Дома молчала, молилась и, глядя на большой живот снохи, вздыхала с испугом.

День родов настал. Маленькая, худенькая, испуганная Мария позвала свекровь. Как ни уговаривала повитуху за время ночевать у них, повитуха не согласилась. На дворе ночь, сильный ветер срывал крыши. Казалось, сама природа вместе с Прасковьей заволновалась, заметалась. За повитухой бежать два километра туда и два обратно, как её одну оставить, соседи старые немощные бабки, как же быть? Дом стоит на отшибе, кричи-не кричи, никто в этом деле не поможет. Ветер выл таким воем, что смелая Прасковья от страха вся съёжилась и от испуга онемела. Но взяла себя в руки, быстро запрягла лошадь, на руках вынесла Марию, накрыла тулупом и повезла к повитухе. На руках занесла в избу и пала на колени:
-Спаси, сохрани, всю жизнь буду за тебя, Арина, молиться.

Нельзя описать те роды, тот риск, ту боль. Смерть и жизнь переплелись и начали бороться. То смерть оскалится и захохочет над жизнью, то обессилевшая жизнь, собрав последние силы, вывернется из-под смерти. То опять смерть ухватится за горло жизни, то жизнь даст под дых смерти. И так пять часов. Крик ангела задушил смерть и, улыбаясь, жизнь засветилась в глазах молодой матери. Крепкий пацан лежал на груди обессилевшей Марии. Столько было потеряно крови, что повитуха гарантий на быстрое выздоровление не давала. Слова Арины одно дело, а божья помощь другое. Мама Марии хотела после родов забрать дочь домой. Прасковья, поседевшая, постаревшая, впервые стояла как нашкодивший ребёнок с опущенной головой. Она превратилась в беззащитную, обиженную, безропотную старуху. Мария посмотрела на свекровь и их взгляды встретились. В одном взгляде благодарность, покорность, в другом-. надежда, мольба: «Я буду жить с мамой, с той мамой, которая меня спасла и сына, я буду там, куда вернётся мой муж». Радость подняла голову Прасковьи, выпрямила её спину. Будто не Мария, а сама Прасковья родила.

Ночью вставала на плач к внуку, все боялась, что Мария крепко уснёт и не услышит. Придя с фермы, быстро управившись с хозяйством, опять спешила к люльке. Рубахи мужа порезала и сшила рубашки для Ивана. Ситец, предназначенный для своего смертного одра, тоже в ход пустила на пелёнки. Марии сказала:
— Говорят на том свете не по одежке встречают, а по делам. Так, что нечего мне туда снаряжаться, да ещё рано туда, и желания нет. Ты же непуть, без помощи никуда, ребёнок сильные руки любит, а ты ещё слаба.

Мария не обижалась. Выходя замуж, она боялась её, одна походка чего только стоила, а голос, а взгляд из-под бровей? А оказалось, что её большие руки такие мягкие, взгляд такой лукавый, нежный, а походка, как походка. Мария понимала, что свекровь для неё стена, защита. И очень часто Мария не стеснялась благодарить свекровь от всего сердца, на что свекровь махала рукой и, смущаясь, говорила:
-Да ну тебя, мелешь ерунду, ты для меня не обуза, а радость, а ты, Иванушка, соси сиську пожаднее, держись за неё крепко, а то придёт папка, а ты крепко обнять не одолеешь.

А от Михаила по-прежнему ни слова, ни полуслова. Почтальонка издалека махала головой, давала знать, что нет ничего. Мария поправилась, окрепла. Грудью кормила сына, на удивление свекрови молока было вдоволь, по хозяйству стала смелее помогать, корову доила увереннее и быстрее, да и ухватами в печке наловчилась орудовать, как знатная кашеварка. В теле как-то поправилась, казалось, что даже выше стала. Прасковья сказала, пусть писем нет, так и похоронки нет. А это главное. И, увидя, как почтальонка машет головой, на сердце становилось спокойно. Слава богу, нет похоронки, а письма могут и не дойти.

Вот он день победы, вот она радость, вот людское ликование. Сколько горя, смертей принесла война, но похоронки же не было на Михаила, значит стороной смерть обошла. Значит вот-вот придёт герой к своим родным. Иван бегал не далеко от дома, Мария копалась в огороде, Прасковья что-то приболела, можно сказать слегла. В последнее время все думала, куда же её сила ушла, хватка и скорость: «Что же я стала рухлядью старой. Вот встретить бы сына, отдать хозяйство в его руки и можно сесть на завалинку, да и приглядывать за внуком. Ох, хороша девка то моя, не прогадала я, характер золотой, а ловка то, а нежна, то-то, я знала с первого взгляда, что пара она сыну».
А потом засмущалась своему лукавству и засмеялась.

В село стали возвращаться фронтовики, а от Михаила по-прежнему не было вестей. Как-то в середине лета Иван бегал, поднимая пыль своими косолапыми ножками, и, опустив голову, наблюдал за столбом пыли. Вдруг голова его уперлась в дядины колени, подняв голову, он хотел заплакать. Но улыбка солдата, ласковый взгляд успокоили кроху.
— А ну, покажи мне, где ты живёшь, а ну показывай, где твоя мама?
Обнимая малыша, Михаил не мог справиться со своим сердцебиением. Словно иглу вставили в сердце, идти ноги отказывались, голова закружилась, только руки все крепче и крепче обнимали маленькое тельце. Наконец проглотив ком в горле Михаил на крыльях подлетел к дому. Прасковья и Мария минуту стояли как завороженные, потом мама запричитала на всю деревню, а Мария тихо положила голову на грудь мужу и сказала:
-А никто не сомневался в том, что ты жив.
На что Михаил ответил:
-Я знаю, ведь меня сын встречал, видать знал, что батя придёт. А не писал я потому, что в разведке служил, так уж вышло. Смотрела Прасковья на свою семью и думала, что счастье не только можно чувствовать, а можно потрогать, обнять и сказать: «Что счастье — это ты сынок и твоя семья».

Автор: Наталья Артамонова

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.