Шарлотка под соусом

Шарлотта Хадсон была дамой раздражительной. То есть, раздражала всех. Она была скандальной, резкой, грубой и истеричной особой.
— И как он на ней женился?
Удивлялись друзья, почти каждый выходной съезжавшиеся к его домику, находившемуся в живописнейшем месте, между озером и большим лесом. Поэтому, на шашлыки, колбаски, крылышки, стейки, все пять семей собирались именно там. Отдыхали, готовили, выпивали и купались.

Особенно Шарлотта не нравилась жёнам его пятерых друзей. Они называли её между собой – Шарлотка под соусом. При этом они морщились и делали лицом такой вид, что было всё понятно и без уточнений. Соус явно был прокисшим и испорченным.

Мистер Хадсон был высоким мужчиной, почти под два метра, и страшно добродушным человеком. Шарлотка пользовалась этим и отрывалась на нём при его друзьях во всю. Те пытались как-то смягчить ситуацию и шутили, смеялись, стараясь отвлечь Хадсона от мрачных мыслей.

Короче говоря, компания, кроме Шарлотты, была сплочённой, дружной и весёлой. Так было и в этот раз. На выходной все пять семей съехались к заветному домику и стали раскладывать принадлежности для шашлыков.

Вместе с ними приехала одна женщина. Очень хорошая знакомая одной из пар. Она была приятной и привлекательной особой. Что, впрочем, никак не влияло на её одиночество.

Бывает такое, дамы и господа. Даже самые замечательные, приятные и красивые женщины остаются одинокими.

Покупались, поиграли в волейбол, и все сели к столу, который за это время жёны уставили массой вкусных вещей. Запах от шашлыков и жареных колбасок шел такой, что в животах у мужчин громко заурчало.

Ветер отнёс этот умопомрачительный дымок в сторону леса и оттуда, никем не замеченный, вышел большой, худой, грязный, серый кот.

Он осторожно приблизился к шумной компании, втягивая носом это блаженство. И будучи совершенно не в силах справиться с голодом и желанием покушать, запрыгнул на одну из скамеек. Рядом с обедающими…

И, надо же такому случиться, как раз оказался возле мистера Хадсона.

Кот тихонько просительно мяукнул и толкнул человека головой в надежде на угощение. Хадсон удивлённо обернулся, и его добродушное лицо расплылось в улыбке. Он снял с шампура большой кусок мяса и положил его рядом с котом.

— Кушай. Кушай, бедняга, — сказал он.
Ох… Лучше бы он этого не делал. Хотя, кто знает. Всё что ни делается, это, как говорят – к лучшему.

Шарлотта немедленно отреагировала. Она налилась негодованием, и её глаза превратились в два буравчика, уничтожавшие беднягу Хадсона.

— Немедленно убери этого блохастого нахала!!! — крикнула она так, что в ушах у всех сидевших за столом заложило уши.
Мистер Хадсон посмотрел на неё и ничего не ответил. И тут, совершенно случайно, пытаясь разрядить обстановку, одинокая женщина ободряюще улыбнулась мистеру Хадсону…

Это окончательно вывело из себя миссис Хадсон. Она стала красной, потом зелёной и, метнув уничтожающий взгляд на нахалку, посмевшую возразить ей, закричала:

— Рот свой закрой! Не лезь!!! Я сама разберусь!!!
И повернувшись к мужу на ещё больших оборотах, заявила:

— А ну-ка сбрось его и прогони!!!
Мистер Хадсон был, конечно, очень добродушным человеком, но…

Он был хозяином целой сети закусочных и ресторанов. И его мягкость мгновенно могла превратиться в каменную непробиваемость. Что, впрочем, не мешало ему быть любимцем своих работников. Он хорошо платил, и у него мечтали работать.

Хадсон как будто бы не услышал жену. Он взял свою тарелку и поставил её на скамейку рядом с котом, который, поражённый криками женщины на другом конце стола, уже собирался сбежать.

Он явно был испуган такой яростной атакой, но Хадсон сумел его успокоить, и кот приступил к трапезе. Он осторожно, по кусочку откусывал от мяса и, пережёвывая, глотал.

Мистер Хадсон, не обращая внимания на крики жены, улыбнулся одинокой женщине, сидевшей напротив него, и сказал спокойно и тихо:

— Я ведь детдомовский. А до того на улице жил. Очень хорошо понимаю, что такое голод.
Женщина улыбнулась ему опять. За столом царило неловкое молчание. Все, кроме женщины, знали — возражать Щарлотке совершенно невозможно и чревато скандалом, оскорблениями и истерикой. Что немедленно и случилось.

Мистеру Хадсону припомнили всё. Ну, абсолютно всё. И таким громогласным образом, что было слышно и на той стороне озера. Даже птицы замолчали, предпочитая улететь и не быть свидетелями этого скандала.

Шарлотка под соусом шипела, визжала, плевалась и изрыгала ругательства.

Под конец она крикнула:

— Говорила мне мама! Чтобы я не выходила за этого нищеброда и мерзавца! Либо ты немедленно уберёшь этого омерзительного кота, либо я сейчас же уезжаю к маме!!!
Хадсон посмотрел спокойно на жену и спросил в тишине:

— Навсегда?
— Что, навсегда? — опешила Шарлотта.
— Я говорю, навсегда уедешь к маме? — переспросил он.
— Навсегда и развод! Я лишу тебя твоего бизнеса! Всё отберу!!!
Мистер Хадсон, ни слова не говоря, встал и подошел к машине. Наклонился и достал из неё ключи. Потом приблизился к столу и кинул их рядом с тарелкой миссис Хадсон.

Та, сперва посерела с открытым ртом, потом побелела, покраснела и под конец даже позеленела от злости, после чего схватила ключи от машины и, стрелой промчавшись через поляну, уехала.

Мистер Хадсон сел на старое место и, погладив кота, сказал:

— Кушайте все, пожалуйста. И ты ешь. Ты заработал сегодня место в моём доме и моём сердце. Так что, ты теперь мой домашний кот, — и, наклонившись, погладил грязную, слежавшуюся шерсть на его спинке.
Кот внимательно посмотрел на человека и как будто понял, что тот сказал. Он встал на задние лапы и обхватил мистера Хадсона передними, прижался к нему головой и стал мяукать.

Женщина, сидевшая напротив, незаметно, как ей казалось, смахнула с глаз почему-то набежавшую слезу.

— Его искупать надо, — заметила она. — И обработать от блох. Я знаю в городе ветеринара и очень хороший магазин для животных.
Мистер Хадсон посмотрел на неё с благодарностью и ответил:

— Я буду очень вам признателен, если поможете.
И одна из жён его друзей толкнула под столом другую и сказала ей на ухо:

— Господи, ну наконец-то! Отмучился мужик по полной. Давай, поможем им.
И они дружно нарушили тягостное молчание, висевшее за столом. И вскоре весёлый обед продолжился. Но уже без Шарлотки под соусом.

Мистер Хадсон не сводил глаз с женщины напротив и о чём-то говорил с ней. Все за столом ели, переговаривались и с удовольствием наблюдали, как Хадсон и женщина улыбаются друг другу, а кот…

Давно наелся до отвала и на всякий случай залез на колени мистера Хадсона. Он задремал, свернувшись калачиком, предварительно вцепившись тому в рубашку когтями передних лап. Просто так. На всякий случай…

Если бы он лучше знал Хадсона, то не стал бы этого делать. Ведь мистер Хадсон никогда не нарушал данного обещания.

Поздно вечером компания отправилась посидеть на берег озера. А Хадсон с женщиной пошли в дом. Мыть кота. А жёны его друзей многозначительно улыбались и, хихикая, толкали друг друга локтями.

Мужчины, конечно, ничего не поняли из этих женских хитростей. Да и куда им. После сытного обеда, переходящего в ужин с горячительными напитками, им просто было хорошо.

И мистеру Хадсону с женщиной тоже было хорошо, а лучше всех было большому, грязному, серому коту, который так и не дождался в этот день мытья в ванной.

Он дремал на большом диване в зале. И прислушивался к звукам, доносившимся из соседней комнаты. Там были мистер Хадсон и приятная во всех отношениях женщина. И им было явно не до кота.

В общем, всё закончилось хорошо. Но не для Шарлотки под соусом.

О чем, я так думаю, вы, дамы и господа, не жалеете.

Автор ОЛЕГ БОНДАРЕНКО

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Не бывает поздно

К десяти часам утра мартовское небо вдруг очистилось от серой пелены облаков и выглянуло солнце. Море стало приветливо синим, волны мягко лизали прибрежную гальку. Даже воздух стал чище и прозрачнее.

Сидеть в комнате в такое прекрасное утро не хотелось, и Фёдор отложил газету, которую читал после завтрака. Крякнув, он поднялся с кресла и пошёл одеваться. В холле пансионата пусто. Обычно тут сидели маленькие компании отдыхающих. Но и они вышли на улицу, покинув удобные диванчики.

Фёдор шёл по набережной. Под толстыми подошвами ботинок похрустывала галька. В небе радостно перекликались чайки. Свежий морской воздух легко проникал в легкие и бодрил.

Когда прибрежные пансионаты остались позади, Фёдор поднялся по пологому склону и пошёл по пожухлой прошлогодней траве, сквозь которую пробивались новые несмелые побеги. Ещё издалека он заметил, что единственная скамейка на берегу занята. Фёдора удивляло, почему не поставили здесь несколько лавочек. Ведь так приятно сидеть и смотреть на море. Он часто приходил сюда, когда позволяла переменчивая весенняя погода.

Он хотел, было, повернуть назад, но передумал. Лавочка не куплена, хватит места и ему. А с собеседником смотреть на море ещё лучше. Подойдя поближе, Фёдор понял, что на скамейке сидела женщина. При его приближении она чуть повернула голову и скользнула по нему равнодушным взглядом.

Фёдор определил, что она его возраста или чуть младше. На женщине надеты спортивные брюки, тёмно-бордовая толстовка и кроссовки. Седые волосы коротко пострижены. Черты лица правильные. «В молодости, наверное, была красавицей. Да и сейчас ничего», — некстати подумал Фёдор.

— Хорошее утро, правда? – сказал он вместо приветствия.

Женщина не ответила, лишь чуть приподняла одну бровь.

— Не помешаю? – спросил он и, не дожидаясь ответа, обошёл скамейку за спиной женщины, присел на другом конце. — Я вас не видел здесь раньше. Вы недавно приехали?

— Два дня назад, – вдруг ответила она.
Голос у неё был низкий, с хрипотцой.

— А я тут уже неделю. На море можно смотреть вечно. Успокаивает.

— А вы нервничаете? – Женщина повернула голову, взглянула на него коротко и снова отвернулась к морю.

— Что? А, нет. Я так просто сказал. Впрочем, в наше беспокойное время много причин нервничать. – Фёдор уже не рад был, что влез с разговором. Слова мешали наслаждаться видом.

— И что вас тревожит? – Казалось, женщина не прочь была поговорить.
— Вот так сразу вам и расскажи, – ворчливо бросил Фёдор.

— А почему нет? Ведь за этим вы и пришли сюда, сели рядом со мной. Случайному собеседнику легко открывать своё сердце.

— Вы правы. – Фёдор помолчал. – Знаете, тридцать с лишним лет назад я приезжал сюда после развода с женой. Переживал сильно. На стену лез от одиночества. Друзей доставал набегами и жалобами на свою неудавшуюся жизнь. Они решили хоть на время избавиться от меня и отправили к морю. – Федор засмеялся. — Тогда я был молод, небо было голубее, море желаннее, а солнце ярче. Была ранняя осень. Кое-кто даже купался ещё. Я тоже разок решился. Скамейки тут тогда не было, и я любил сидеть подальше, вон на тех камнях. Однажды я увидел на набережной новое лицо. Помните, так начинается «Дама с собачкой»?

Вот и я сразу обратил внимание на молодую женщину, которая в одиночестве гуляла вдоль берега. Она постоянно улыбалась одними уголками губ. Я сразу почувствовал в ней родственную душу и подошёл познакомиться. Её звали… Впрочем, зачем называть имена.

Мы гуляли, разговаривали. Она была замужем. Муж старше её и смертельно болен. Он вызвал к себе сестру, а её уговорил поехать к морю, отдохнуть недельку. Она впервые за последние годы отдыхала от забот и переживаний, поэтому постоянно улыбалась.

На следующий день мы договорились встретиться снова. И она пришла! Мы не расставались с ней ни днём, ни ночью. Мы провели вместе несколько счастливых дней. Она не была распутной, нет, наоборот… – Фёдор подыскивал подходящие слова, но не нашёл и замолчал.

— Я, конечно, женился по любви. Но мы постепенно перестали слышать, понимать друг друга. Даже когда мы с женой лежали в супружеской постели, она думала не об удовольствии, а что купить сыну: самокат или новые кроссовки. Нет. Я не винил её. Всегда виноваты оба. А тут… Это был подарок измученной, неудовлетворённой браком душе.

Она дарила мне свою любовь самозабвенно, с каким-то отчаянием, словно приговорённый к казни. Но время неумолимо. Подошёл день моего отъезда. Она провожала меня в аэропорту. Улыбалась и махала мне рукой. А по щекам текли слёзы. А я… У меня тогда даже мысли не возникло остаться с ней ещё на несколько дней.

— И вы не виделись больше? – хриплым голосом спросила собеседница.
Она внимательно слушала, глядя на море. Фёдору даже показалось, напряжённо как-то слушала.

— Нет, не виделись. Я попросил у неё адрес. Сотовых тогда ещё не было. Да и не стал бы звонить, подставлять её. Сначала скучал сильно. Всё откладывал свою поездку. Потом эта идея мне стала казаться неудачной. Зачем? Муж умирает, а я приеду такой весь… Мучить её и себя. Ей пришлось бы врать мужу, выкручиваться… Забот у неё и без того хватало. Да и ничего хорошего из нашей встречи не вышло бы. Так решил я. Потом… Адрес куда-то подевался… — Фёдор замолчал, и женщина тоже молчала.

— Струсил, наверное. Знаете, неудачный опыт в отношениях очень портит самооценку. Начинаешь копаться в себе, становишься нерешительным…

— Красивая история. Вы так и не женились больше? – спросила собеседница.

— Нет. Женщины были, скрывать не буду. Но не получилось ни с одной. Вспоминал ту короткую любовь у моря.

— Может, потому что она была короткой, без обязательств, разочарований и последствий. — Женщина встала со скамейки.

— Вы уже уходите? – забеспокоился Фёдор.

— Мне пора. И всё-таки, зря вы не поехали к ней. Она вас ждала. – Женщина развернулась и быстро пошла к пансионатам.

Фёдор в недоумении смотрел ей вслед. «Что она имела в виду, сказав, что она его ждала? Интуитивно догадалась? Или…» — размышлял он. Но не пошёл за ней, не догнал.

Устав маяться от догадок, после обеда он снова пошёл к морю, надеясь встретить собеседницу. Но она не появилась. Никого похожего на неё не увидел и за ужином в ресторане. На следующий день высматривал её, сидя на скамейке. Вдруг представил её молодой, с тёмными длинными волосами и его бросило в жар. «Это же она, Аня! Вот дурень старый». Он бросился в ближайшие пансионаты и гостевые дома, справлялся о ней. В одном дежурная на ресепшене сказала, что ранним утром от них съехала похожая по описанию на его знакомую. И звали её Анна.

— А куда она уехала? Дайте мне, пожалуйста, её адрес. Вы же записываете его при заселении, — умолял он девушку.

— Вдруг она не хочет, чтобы вы её искали? – резонно заметила дежурная и адреса не дала.

Фёдору ничего не оставалось, как кратко поведать ей свою историю. Тронутая рассказом, девушка всё же написал адрес незадачливому влюблённому.

И вот он приехал в чужой город. С бьющимся от волнения сердцем поднялся на четвёртый этаж типового кирпичного дома. Долго не решался нажать на кнопку звонка. «Что я скажу ей? Столько лет прошло. Зачем я здесь? А вдруг она замужем? Она прогонит меня, и будет права. Но уж приехал, так будь мужчиной, позвони, – ругал он себя у двери. Лоб покрылся испариной, сердце покалывало. — Не хватало ещё у её двери свалиться с инфарктом». Фёдор сделал глубокий вдох и нажал на кнопку. В глубине квартиры послышалась приглушённая трель. Дверь открылась, и Анна улыбнулась ему. Фёдору показалось, что она не удивилась, словно ждала его.

— Здравствуй. Я была уверена, что ты приедешь, – просто сказала она и пригласила войти.

— Прости, что так поздно, — задыхаясь, сказал Фёдор, сообразив, что нужно было по дороге цветов купить.

— Не бывает поздно, бывает не вовремя. Вот, надень. – Она поставила перед ним шлёпанцы. — Не мужа, новые, — уточнила она.

Они сидели в уютной кухне, пили чай, и теперь она рассказала о себе, а он слушал. Муж Анны умер через восемь месяцев после её возвращения. Перед смертью он сказал, что любит её и ни в чём не винит. Он догадался, почувствовал перемену в ней. А она долго ждала Фёдора. Потом успокоилась. Когда на берегу он рассказывал их историю, ей хотелось признаться, что это она. Обрадовалась, что не забыл её. Но ведь не узнал. Лишь уходя, она бросила ему подсказку.

— Я струсил тогда, лишил себя стольких лет счастливой жизни вдвоём. Но ведь ещё не всё потеряно? Судьба снова свела нас. Анна, давай попробуем дальше идти по жизни вместе. Мы же ещё не старые. Ты не бойся, я всё умею делать сам. Столько лет прожил один. Я не буду тебе в тягость. – Начал Фёдор важный разговор через несколько дней.

— И я, и ты привыкли к одиночеству. Трудно начинать жизнь заново. Поздно совершать и исправлять ошибки. У нас нет на это времени. Ты прав, неудачный опыт делает нас осторожными, неуверенными. Но я так устала жить одна. Для чего? Детей у нас с мужем не получилось. И дело не в стакане воды. Человеку одному плохо. Бог создал для каждого свою пару. Мы заслужили счастье прошлыми неудачами и потерями. Что ж, давай попробуем, – просто согласилась Анна.

Какой будет их жизнь? Решать только им.
В молодости мы пьём вино любви страстно, взахлёб. С возрастом оно настаивается, крепнет, его пьют неторопливо, наслаждаясь каждой каплей.

Живые страницы

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Письмо
Олег Букач

Второй день уже слышно, как звонит колокол. И невольно вспоминается Хемингуэй: «… он звонит по тебе». А у тебя всё прахом пошло. Пусть тогда звонит! Хотя, возможно, звонит не по тебе – кому-нибудь сейчас, наверное, ещё хуже. Ноет чья-то душа, тревожится…
… и видится длинный, длинный луг, растянувшийся вдоль реки. Самой реки не видно – она в невысоких кустах схоронилась, за лугом, как театральная декорация. А луг лежит и млеет в предрассветной сырости русского лета.
Сейчас тревожить его нельзя, потому что именно в эти минуты родятся на нём облака: длинные пряди тумана слипаются меж собой, слипаются, пока не загустеют окончательно и не станут узким и длинным облаком, которое уползает в кусты над рекой, да там и теряется, смешивается с речной водой, делая её густой и похожей на сироп, не понятно из какого фрукта вываренный.

И течёт патока этой речки, и несёт память о сегодняшнем утре к далёким и неведомым берегам, где утро это самое ещё только предстоит, только собирается вынырнуть из объятий ночи, словно молодая свежая девушка из липких сморщенных рук старика-любовника.

Всё это на чей-то сон похоже, который вот-вот оборвётся и забудется, даже облачка воспоминания не оставит. Если бы не колокол… Вот, опять… Слышно, как оплакивает кого-то. Или уговаривает, просит смириться с тем, что называется жизнью. Хотя,- разве это жизнь!..

Открывает Анна глаза. И долго, долго ещё лежит на спине неподвижно и смотрит в давно не беленный потолок.
Что ей делать? Как дальше жить?..
Сын вчера сказал:
— Как же я тебя ненавижу!
Хлопнул дверью и ушёл, оставив её одну, совсем одну, старую, в старом доме.

Сейчас Анне кажется, что смогла бы, так распустила всю прожитую жизнь, как изношенную варежку, а пряжу в клубок смотала, чтобы заново перевязать, лучше прежнего. Но – не распустишь и не перевяжешь. На прошлое можно только оборачиваться и сожалеть о нём.

Если она хотя бы знала о великом Ван Гоге, то сейчас, наверное, вслед за ним, отрезала бы себе ухо, потому что, как и гениальный голландец, в этот момент не понимала, куда идти и что делать дальше.

Сына-то ведь она с женой развела. Не нравилась ей Светка, с самого начала не нравилась, как только в первый раз её увидела. Но сначала молчала, сдерживала себя, ничего ни сыну, ни ей не говорила.

А когда уж поженились, и Светка в дом к ним пришла, совсем Анна терпеть её не могла. Всё плохо у невестки. И готовит не так для её Андрея, и стирает плохо и второпях, и в доме убирает абы как, лишь бы сказать, что убрала.

Вот и стала сыну нашёптывать, что жена ему досталась распоследняя из никудышных. А Светку изводить придирками стала.

И дошло до того, что однажды утром встали, а на столе – записка, коротенькая, в несколько слов всего: «Всё. Не могу. Ухожу». И ушла. И пропала. Как в воду канула…

Андрей, было, искать её кинулся, но Анна сына убедила, что не стоит Светка того, чтобы силы и время на неё тратить. Так и жили с тех пор с сыном вдвоём, по-прежнему, как после смерти его отца жили, тихо и дружно. И никто им был не нужен. Матери и её сыну.

А лет через пять после Светкиного бегства письмо пришло на имя Андрея Николаевича Строганова, откуда-то из Сибири. Рука неизвестная. Андрей на работе. Анна крепилась, крепилась, не выдержала, вскрыла конверт и прочла:

«Здравствуйте, Андрей Николаевич! Пишет вам подруга бывшей жены вашей Анастасия Сельцова. Дело в том, что две недели назад Света, супруга ваша бывшая, умерла после долгой болезни. Врачи сказали, что помочь ей было невозможно: сердце слабое слишком. И остался у неё сын, Андрюша. Ему сейчас пять лет. И родственников у него, кроме меня и вас, нет. К себе взять его не могу, потому что своих детей трое и муж инвалид. Я в семье одна кормилица. Не потяну ещё одного ребёнка. Если не сомневаетесь в том, что это ваш сын, приезжайте, иначе на него уже стали документы в детский дом собирать. Пока мальчик живёт у меня, ни в чём не нуждается. Хотя, нет, что я говорю-то! Нуждается. Ещё как нуждается в том, чтобы жить с родными людьми. Я знаю, что кроме вас есть у него ещё и бабушка Аня…»

Такое вот письмо, значит…
Анна долго раздумывала, как поступить. А если ребёнок не Андрюшин? Если Светка его уже потом прижила ещё с кем-нибудь? Так и будут они с сыном чужого растить да воспитывать? И сын он – Светкин, её семя. А если вдруг окажется таким же нелюбым её сердцу, как и мать-покойница?

Так думала Анна, думала. И убрала письмо в шкатулку, где документы хранились. Сразу уничтожать не стала. И сыну в тот вечер ничего не сказала. И в следующий. И в следующий. А потом как-то и забываться начало. И забылось бы совершенно, если бы почти через год уже, после письма этого, Андрей не стал искать свой военный билет, когда матери дома не было, чтобы в военкомате какую-то отметку там сделать по повестке.

Приходит Анна из магазина, а сын сидит на полу, расставив ноги, и читает. Читает это самое письмо, будь оно трижды проклято!
Когда Анна только порог переступила, Андрей глаза на неё поднял, беспомощно как-то развёрнутый листок ей протянул и потряс им:
— Мама!.. Мама… Какая же я тряпка и сволочь…

… И ударил колокол тогда в первый раз, Анна хорошо его услышала.
Андрей сидел, сидел, уставившись глазами куда-то в тёмный угол комнаты. Анна тоже с ним рядом присела. А потом по плечу погладить сына хотела, ну, чтобы успокоить.

Его будто током ударило. Вскочил, собрался наспех и к двери подошёл. А на пороге обернулся и сказал ей то, что ни одна мать, даже если сердце у неё сильное, пережить не сможет…
Инет

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Анчоус

Бабушка выросла словно из-под земли. Не было – и вот она. Он еле успел нажать на тормоз. Мощный автомобиль, взревев, словно укрощенный хищник, остановился.

Дмитрий Викторович выскочил на улицу. На языке много чего вертелось. Он уже рот открыл, но вдруг замолчал.
— Доброго здоровьичка, внучек. Торопишься куда, поди? – незнакомая бабулька бесхитростно улыбалась.

Глаза будто прозрачные голубые леденцы. Выцветший платочек с цветочками, ситцевое платьице. На ногах – галоши. Поправила натруженными руками седые волосы, еще раз улыбнулась. Улыбка была совсем детская, даже такие же беззащитно-розовые десны, как у младенцев.

Дмитрия Викторовича уважали коллеги и побаивались партнеры. Он был жесткий, бескомпромиссный, ничего не боялся.
Считали, что идет по головам и чужды ему человеческие эмоции. И будь на месте бабушки кто-то другой, не миновать бы тому человеку всей глубины его гнева.

Но где-то в глубине Дмитрия Викторовича жил мальчик Митя. Обожающий свое детство и бабушку Липу. К ней мальчика на все лето привозили родители. Он спал в пологе. Просыпался, когда аромат от бабушкиных блинчиков и пирожков разносился по всему дому. Соскакивал и бежал к ней по деревянному, теплому от солнца полу. Бабушка прижимала его к себе, обнимая руками, еще в муке, которые вытирала о передник.

На столе стояла кружка с парным молоком. А потом они шли в поле. И облака проносились низко, качались васильки. На горизонте паслась коровка Бусинка. А рядом шел конь Звездочет. Вечером бабушка рассказывала сказки. И можно было выйти на крыльцо, послушать звуки ночных гостей, как она их называла. Что-то светилось в траве, кто-то шуршал.

И не было никого счастливей Мити в тот момент.
Поездок к бабе Липе он всегда ждал. Его утонченная и модная мама моталась по курортам. Отец, крупный чиновник, пропадал на работе. У мальчика было все: игрушки, поездки, исполнение любых желаний. А ему хотелось поскорей в деревню к бабушке. И он не мог понять в тот день страшных слов по телефону: бабушка Липа умерла.
Как это? Баба Липа не может умереть! Как без нее будут Бусинка и Звездочет? Ночные светлячки? Как без нее будет он, Митя?
— Какая выдержка у мальчика! Стоит и даже не плачет! Собранный такой! – удивлялись на похоронах знакомые.

Дима попросился туда, как не отговаривали его отец и мать.
Боль изнутри ломала, била, выворачивала. А внешне он стоял твердо, даже не плакал. С бабой Липой уходило все, что было ему так дорого…
С тех пор изменился и его характер.

Прошли годы. И вот ему 35 лет. Он ехал в аэропорт, ждал полет по делам.
Но вдруг вспомнил просьбу своего друга, егеря Сергея.
— Отправь телеграмму, Дим. Это очень важно. Я сам уже не успеваю, в лес надо. Дозвониться до своих не могу. Это тетке моей. Связь у них частенько не ловит. Отправь, прошу. Только не забудь! – просил Сергей.
Дмитрий Викторович ничего не забывал. Но закрутился с новым контрактом. И… почему-то забыл.

Вспомнил уже по дороге. Глянул на навигаторе. Населенный пункт с незнакомым названием. Не то город, не то поселок. Он еще успевает к самолету, время есть.
Отправил телеграмму, сел за руль и помчался в аэропорт.
И вот тут-то, как из-под земли и появилась та бабуля.

Она была очень похожа на его бабушку. Или ему так показалось? Все бабушки похожи друг на друга ощущением безграничного счастья и того, от чего щемит в груди и хочется улыбнуться.
— Вы чего же так… Неосмотрительно вышли на дорогу. Я мог задавить вас. Тут нет перехода. А я тороплюсь, да. На самолет, — вздохнул он.
— Внучек! Помоги мне, пожалуйста! – вцепившись в рукав его пиджака, попросила старушка.
Дмитрий Викторович глянул в сторону машины. Кошелек был там.
— Сейчас. Сколько денег нужно? – спросил он.
— Денег? Каких денег? Нет, что ты, милый! Этого не надо! Помоги мне Анчоуса найти! – бабуля по-прежнему не отпускала его руку.
— Анчоуса? – вскинул он бровь.

В голове тут же сложилось: пожилая женщина потеряла собаку. Но… у него нет времени ее искать.
— Бабушка! Вы покричите его! Прибежит. Или к дому придет. У вас тут все рядом, никуда не денется ваш Анчоус! – Дмитрий Викторович посмотрел на часы.
Время еще было.
— Матрена Митрофановна меня зовут. А тебя как? – не отставала старушка.
— Дмитрий Вик… Митя, — глухо произнес он.
Так давно его никто не называл. Зачем он сейчас вспомнил и назвал свое детское имя? Непонятно.
— Митенька… У меня так мужа звали. Митенька, помоги мне, а? Ножки не держат, так расстроилась. Анчоус-то все, что у меня осталось! Мужа схоронила давно уже. Дочка с внучкой разбились в поза то лето. Никого нет теперь. Только он! – бабушка принялась утирать слезы краешком платка.

Дмитрий Викторович снова взглянул на часы. Если он будет ехать быстро, то в принципе, время еще есть.
— Садитесь в машину. Сейчас объедем улицы! У вас их не так много! Прямо пасторальная идиллия, а не место! Все зеленое, в цветах! – он помог старушке сесть в машину.

Прокатились они быстро по улицам. Только Анчоуса так и не нашли.
— Спрятался, наверное. Матрена Митрофановна, послушайте, у меня самолет. Я вообще бы в ваши края не заехал, но вспомнил про телеграмму. Всем что-то срочно нужно здесь. Другу Сергею телеграмму, вам вот Анчоуса найти. Давайте сделаем так. Вы его ищите, продолжайте. А я вам свой телефон напишу, хорошо? Приеду, помогу если что. Не плачьте вы! Хотите, если не отыщите, я вам корги куплю? – предложил Дмитрий Викторович.
— Какие корки? Зачем они мне? У меня свои дома есть! Сушу на печке! – всплеснула руками Матрена Митрофановна.
— Нет, вы не поняли. Корги – это собачка. Как у английской королевы! Хотите? – усмехнулся молодой мужчина.
— Нет, внучек. Не надо мне корки эти. Какая я королева? Мне бы Анчоуса. Окромя его никто не нужен! – бабушка продолжала доверчиво смотреть на него.

Они на улицу вышли. Раскаленным апельсиновым шаром висело в небе солнце. Пахло скошенной травой и медом. Дмитрий Викторович положил визитку бабушке в карман. И пошел к автомобилю. Краем глаза заметил, что старушка вначале бросилась за ним, потом остановилась.

Сел за руль. Ему нужно срочно на самолет. Он опоздает, а там новый контракт и деньги. Он еще успевает, если будет ехать очень-очень быстро.
Перед тем, как тронуться, посмотрел в сторону бабушки. Она стояла и плакала, опустив голову. Вытирала слезы краями платочка. Встретилась с ним взглядом через открытое окно.
— Храни тебя Бог, Митенька! Ты и так много времени на меня потерял! Сама поищу! Господь в помощь! – помахала ему рукой старушка.

А он сквозь это лето и солнечные блики вдруг увидел заснеженную зиму. И бабушка Липа махала ему также рукой, пока не скрылась за снежной пеленой. Больше он ее видел…

Да, у него контраст и деньги на кону. А у нее, у этой старушки что? Пустой дом без близких? Загадочно исчезнувший Анчоус, в которой сосредоточены вся жизнь и любовь? Не может он уехать. Это будет предательством. По отношению к этой старушке Матрене Митрофановне. По отношению к своей бабушке Липе…

Дмитрий Викторович вздохнул. Машина плавно тронулась, он ее в стороне поставил. Пошел по направлению к старушке, грустно подумав, что сделка уплыла. И его друзья, и знакомые не поверили бы, если бы увидели, что он творит. Но так надо. Так правильно.
— Ты чего это… Не нужно ехать-то? – старушка снова схватила его с надеждой за рукав.
— Теперь уже не нужно. Ну что, давайте, вашего Анчоуса искать!
— Ты называй меня на «ты», внучек. Можно бабушка Матрена. Меня внучка звала «баба Матрешка». Прости, Митенька, что задержала тебя. Но я не могла иначе! – всхлипнула бабушка.

Дмитрий Викторович, повинуясь порыву, прижал ее к себе. Так они и стояли какое-то время. Шикарно одетый молодой мужчина и простая деревенская старушка, незнакомые до сегодняшнего дня.
А потом долго бродили по улицам. И баба Матрена все кричала: «Анчоус». Домой к себе позвала, мол, он притомился, поди.

Домик был маленький. Внутри бедно, но чисто. Дмитрий Викторович пообещал себе мысленно бабуле помочь. Вязаная ажурная скатерть на круглом столе. Самовар и веревочка баранок. Банка с молоком. Разноцветные коврики.

На стене – фотографии. Седовласый мужчина с ямочкой на подбородке. Молодая женщина, прижимающая к себе зеленоглазую девчушку. Семья, ее семья. Рядом иконы.
— Садись, Митенька. Молочка хочешь? Козьего? У меня Морошка живет. Вот от нее молочко! Пирожки вон тут, под полотенцем. С картошкой, с капусточкой. Кушай, милый. Ты что-то бледный такой мне вначале показался! – погладила его по светлым волосам бабушка Матрена.

Он улыбнулся. Впервые не дежурно, а от души. Это было тоже самое молоко, родом из детства. И пирожки такие же, как у бабы Липы. Он перестал есть выпечку где-либо. С тех пор, как не стало бабушки. Потому что все казалось пресным и невкусным.
Пришло и долгожданное ощущение покоя. Даже спать захотелось. Ему давно не снились сны. И все время было ощущение гнать, бежать куда-то, успевать.

До этого момента Дмитрий Викторович не понимал, как сильно все-таки устал. И не хватало этих разговоров, теплых, по душам. Потому что не доверял даже тем, с кем дружил. Отец и мама его конечно, любили, как и он их. Но того тепла, что было с бабушкой, не доставало. И вот теперь оно возвращалось.
— Баба Матрена, пойдемте дальше искать пропажу вашу! – Дмитрий Викторович поднялся.

Странно, но в доме и на крохотной кухоньке он не увидел собачьих мисок. Но решил, что из-за хорошей погоды вышеупомянутый Анчоус мог заниматься перекусами во дворе.
На одной из улиц им повстречалась дородная дама в красном платье с розами. С любопытством зыркнула в их сторону и остановилась:
— Здорово, Митрофановна. Слушай, ко мне тут опять сын приехал, да внучата, как хорошо то!

Дальше полился поток информации про неведомого сына и внучат. Баба Матрена кивала. Дмитрий Викторович стоял рядом. Пиджак он оставил в доме. Темно-синие брюки, белая рубашка. Соседка, выдав новости, еще раз взглянула на него и не удержалась:
— А это… Кто это с тобой, а? Митрофановна?
Баба Матрена молчала. И чей-то голос, в котором он узнал свой собственный, вдруг произнес:
— Я внук. Митя. Будем знакомы!
Соседка охала и ахала, даже чуть сумки не уронила и устремилась куда-то вниз по улице, остановив случайную прохожую и отчаянно жестикулируя в их сторону.
Баба Матрена робко улыбнулась и погладила Дмитрия Викторовича по руке.

Так они и шли. Старушка и бизнесмен. Вдруг из-за поворота выбежал гусь. Он размахивал крыльями, гогоча. Старушка охнула и кинулась к нему навстречу. Птица обнимала бабу Матрену, норовя положить голову ей на плечо.
— Митенька! Иди сюда! Нашелся, слава Богу! Митенька, вот он! Анчоус мой! – приговаривала старушка.

Дмитрий Викторович рассмеялся. Нет, этого не может быть! Гусь! А собственно, с чего он решил, что Анчоус – собака?
— Умница он у меня такой! Гусенком еще так привязался, что верный дружок стал! По пятам ходит. Гуси и людей запоминают, и дорогу без труда найдут. Оттого и перепугалась я, когда он пропал сегодня. Никогда и никуда не уходил! А дом он знаешь, как охраняет! Не хуже собаки! А назвала его так, что он анчоусы любит, неизвестно почему. Все удивляются. Гуси же травку щиплют. А этот вот особенный. Схватит анчоус и бежать. То ли ест, то ли прячет куда, – радостно делилась впечатлениями бабушка Матрена.

К дому бабушки Матрены они втроем шли. Важно ковылял впереди Анчоус.

Свой телефон Дмитрий Викторович в пиджаке оставил.
Взял в руки. 70 пропущенных звонков от мамы. Что-то случилось? Он не успел набрать ее номер, как сотовый ожил.
— Кто это? Сынок! Дима! Сыночек! Где? Как? Дима, это правда ты, родной? – плакала мать.
Он никогда не замечал у нее таких эмоций и пробовал что-то сказать.
Но в ответ слышались лишь рыдания. Наконец раздался какой-то звук и в трубке послышался дрожащий голос отца.
— Дима! Димочка! Сыночек! Как же так? Где ты, сынок? – и отец заплакал тоже.
— Папа! Да что случилось? У вас что-то? С мамой? Папа, не молчи! – крикнул он.
— Самолет… Самолет упал, Дима. Тот, на котором ты лететь должен был. Мы думали, ты погиб, мама упала сразу… Как? Где ты, сынок? Мы выезжаем. Дима, это же чудо, что ты жив! – отец и мать, вырывая друг у друга телефон, говорили одновременно.

Ему внезапно стало трудно дышать. Расстегнул верхние пуговицы. Вышел на крыльцо. На скамеечке перед домом, протягивая ему горсть ягод, сидела бабушка Матрена. Важно обходил свои владения гусь Анчоус.

— Папа, я у бабушки. Нет, не в бреду я. Не волнуйся! Вы приезжайте с мамой сюда! – он не плакал с 8 лет, с того дня, как прощался с бабой Липой.
Но сейчас соленые капли текли по щекам. А бабушка Матрена суетилась рядом, вытирая их платочком.
— Пап, со мной все хорошо. Я вас так люблю! Знаешь, у нас теперь снова есть бабушка! Ее Матрена зовут. Я жду вас с мамой! – продолжил Дмитрий Викторович, вдруг почувствовал себя ребенком, а не идущим напролом сильным мужчиной.

И склонился перед Анчоусом, который в ответ нежно обнял его двумя крыльями, наклонив голову на плечо. Рядом крестилась бабушка Матрена…

Автор: Татьяна Пахоменко
Художник: Владимир Лёвин

Рейтинг

1.8 из 5 звезд. 5 голосов.