Сашенькины сушки
*
— Людка, ты зачем Шурочку обидела?
— Чем это я её обидела? Виделись мы с ней недавно, поговорили, да и разошлись. Не заметила я, чтобы она обиделась.
— Конечно, она тебе, «докторице», не покажет, что обиделась, а мне жаловалась – «Людка ваша сказала, что маму мою лечат по «алгебритму» какому-то или по протоколу, как преступницу какую-то. Наверное, потому и не легчает ей»
Людмила Чуднова, молодой врач районной больницы, которая зашла проведать старшую сестру Лиду и пила чай с блинами, слушая новости родных мест, тихонько засмеялась.
— Вот же дурёха, наша Шура! Она, увидев меня, стала спрашивать каким лекарством мамины ноги лечить, чтобы бегали, как прежде, а то врачи приписывают всё не те лекарства, и ноги бегать не хотят. Вот, я ей и попыталась объяснить, что врачи лечат строго по протоколу лечения, что это алгоритм такой, когда назначаются лекарства в строгой последовательности и дозировке, а не на обум, что вздумается.
— Ты бы ей это простыми словами пояснила, а ни «протокол-алгоритм». Шапка твоя ей вот понравилась, хвалила – «что ваша Людка ни наденет, всё ей к лицу и красиво, купить и себе что ли, такую же?» — Засмеялась сестра
— Дааа… Мама её, Клава, говорила, что , мол, пускай её дочка умом и не вышла, зато добрая. – Грустно вздохнула Людмила.
— Добрая, это правда. И такая же наивная. Не обидел бы кто её…
Александра, Шура, Сашенька Котова родилась поздним ребёнком в семье отставного военного, майора Виктора Котова, который приехал на лечение старых военных ран в местный санаторий, познакомился с Клавдией, санитаркой из отделения, и женился на ней. Уж, очень она внимательной и старательной с пациентами была, тронула сердце вояки.

Прожили пару лет, о детях и не помышляли – возраст супругов, и ранения мужа были тому причиной. Но Господь решил иначе, и послал им позднего ребёнка – дочку Сашеньку. С её рождением в доме поселилась радость.

Клавдия перешла работать на почту, чтобы быть ближе к дому. Виктор не работал, был инвалидом и поэтому дочку воспитывал он. Так и прожили 12 счастливых лет. А потом Виктора не стало, война и ранения укоротили его век. С тех пор мама Клава и дочка Шурочка жили вдвоём. Девочка окончила школу, и так, как в учёбе была слабенькой, то устроилась работать почтальоном на почту, где когда-то, до пенсии, работала мама Клава.

Вот, и сейчас, летним погожим днём, она разносила почту. Худенькая и проворная она быстро ходила от двора ко двору, оставляя в почтовых ящиках газету, журнал или письмо. Она уже заканчивала работу, когда увидела в конце улицы скопление людей и услышала траурную мелодию.

«Кого-то хоронят» — подумала и, подойдя ближе, увидела у гроба с телом покойницы Диму Григорьева, парня, который был старше неё на несколько лет и учился в одной школе с ней. Шура стала оглядываться, чтобы спросить кого-то – кого хоронят.

« Димка Лизку, свою жену, хоронит, умерла в одночасье, двое малых деток осталось» — прошептала рядом стоящая, незнакомая женщина.
Разнося почту в последующие дни, Шура останавливалась у двора, где поселилась беда и через забор наблюдала за происходящим там. Чаще всего во дворе игрались дети. Их отца не было видно. То ли в огороде полол, то ли в доме обед готовил?

Старшим был — мальчонка, ему было лет пять, а девочке не было и трёх лет. Дети возились в небольшой куче песка, то вместе что-то строили, то играли порознь. Девочка лепила калачики, а мальчик изображал поле боя, стреляя из игрушечной машинки , как из танка. В сердце у Шуры поселилось ранее неведомое чувство. Ей хотелось обнять и заласкать сирот, чтобы они смеялись, бегали , шумели, как другие…

Но умом, хоть и не большим, она понимала, что это чужие детки. Дети, потерявшие маму совсем недавно. И продолжала наблюдать за ними с улицы. Однажды, осмелившись, она приоткрыла калитку, угостила детей коржиками, которые напекла мама Клава и поговорила с ними.

Андрюша, так звали мальца, оставался при этом серьёзным, а Анечка улыбалась и пыталась дотронуться до Шурочкиного платья. Девушке было очень трудно сохранить улыбку на лице и скрыть слёзы. Она быстро ушла, плотно прикрыв калитку.

Но приходила снова и снова. Не могла не приходить. Иногда наблюдала тайком, иногда общалась с детьми, угощая их конфетами или пряниками. Иногда позволяла себе вольность погладить их по головке или обнять малышку.
— Ты чего таишься , как цыганка у калитки? – Услышала позади себя мужской голос.
— Цыгане прут на пролом всем табором, а не таятся. – Смутилась, но оспорила замечание Дмитрия, отца детей, который неслышно подъехал на велосипеде, на руле которого весела сумка с продуктами.
— Так, что же ты тут высматриваешь, барышня? — Чуть улыбнувшись, спросил, мужчина.
— Просто… Мне хотелось… Ну… Как то их порадовать… Подружиться с ними… Они такие миленькие… А я не чужая, я почтальонша ваша.
— Заходи, не таясь, и дружи с ними, если хочешь. Правда, они через неделю уже в детский сад идут. А кто ты я знаю, не слепой, вижу, кто газеты носит. – Улыбка снова покинула лицо хозяина, он открыл калитку, пропуская Шуру вперёд. – Ребяты, тут к вам подружка пришла в гости.
Андрюша улыбнулся, а Анечка весело защебетала, кружась на месте.
— Падлюзька плисля, падлюзька плисля!
Она плохо ещё разговаривала, и путала много букв. Отец сокрушённо покачал головой.
— Когда же ты выговоришься, уже, кулёмочка моя?
— Ничего, мы с ней скороговорки научимся говорить, да, Анечка? Про меня знаешь скороговорку? Нет? Вот, запоминай – Съела быстро Саша сушку, Саша выпила весь сок. Повторяй.
Девочка попыталась повторить, попутав все буквы и, поняв, что повторила не правильно, весело засмеялась. Вместе с ней засмеялся братишка, а взрослые улыбнулись.
— Ничего. На первый раз сойдёт.- Погладила малышку Шура.
Так, с разрешения Дмитрия, Шура стала проводить много времени с детьми. Она старалась ничем им не напоминать о сиротстве.

Её доброта не могла ни найти отклик в их маленьких сердцах. Они ждали, выглядывали, когда она придёт, радовались увидев. Малышка любила сидеть у Шуры на руках, прижавшись к её груди и тихонько мурчать, как котёнок, напевая одну ей известную мелодию. А Андрюша однажды сказал серьёзно.
— Вот, если бы ты была нашей мамкой…
— Как же я могу быть вашей мамой, если у меня нет своих детей, и я не знаю, как малышей воспитывать? Да, вы, наверное, и слушаться меня не будете, зная, что я не ваша настоящая мама? Не получиться у меня, думаю…
— Будем слушаться, правда – будем.
Дмитрий радовался, что рядом с его детьми была такая добрая и заботливая «подружка». Иногда ему приходилось просить её побыть с детьми, когда его вызывали на работу в выходной день.

В благодарность за заботу он иногда приходил к Шуре и маме Клаве и делал по дому тяжёлую, мужскую, работу.
Сегодня в садик дети не пошли, там был карантин ветрянки. Дима ушёл на работу, договорившись с Шурой, что она придёт к детям, разнеся почту, чтобы не были они до вечера одни. Да, и покормить их надо было. Она так и сделала – закончив работу, направилась к деткам.

Начинался дождь, значит, придётся играться в доме, а это не лучшее времяпровождение. Летние занятия во дворе были им интересней, а в доме они скучали. Вот, и сейчас, за полдня в доме они разбросали все игрушки, соорудили «будку» из одеял и стульев, обустроили «больницу» под столом. Короче, в доме царил полнейший беспорядок.
Шурочка сокрушённо покачала головой и предложила детям убрать свои строения, а сама стала готовить обед. Время пролетело за готовкой быстро. Но беспорядка в доме не уменьшилось, дети продолжали играть, превращая в игрушки уже и подушки, и полотенца.
— Андрей, Аня, я же просила вас убрать всё? По полу уже пройти нельзя! А ну быстренько начинайте убирать.
Дети словно не слышали и не реагировали на слова Шурочки.

Она стояла, чуть не плача, и не знала что делать, как добиться, чтобы дети начали убирать? Повышать голос она не умела даже на взрослых, а уж на детей… Пока она стояла в растерянности, дверь открылась, и в дом вошёл Дмитрий.
— Так, не понял, что за тайфун тут пронёсся? Вы почему не слушаетесь и не убираете за собой игрушки?! – Повысил он голос почти до крика.
— Дима, не надо, не кричи. Просто, теперь мы будем знать, что Андрюша обманщик, он же обещал слушаться меня? Значить мне не стать ему мамкой никогда…
В комнате на мгновение наступила звенящая тишина, только дождик тихонько стучался в окно. Эту тишину нарушил громкий крик Ани.
— Андлей! Безим сколее!!! — Она своим маленьким женским чутьём первая расшифровала смысл шурочкиных слов и поспешила исправить ситуацию.
Девочка стала собирать игрушки, стараясь взять их сразу несколько своими маленькими ручками. Они падали, она поднимала их снова, несла и запихивала под кровать.
— Не туда, дурочка! – Андрей с серьёзным видом бросился вытаскивать игрушки из- под кровати и складывать в ящик для игрушек под письменным столом. Через несколько минут игрушки были убраны, одеяла и подушки лежали кучами на кроватях, а сверху на них сидели дети, каждый на своей кровати, и делали вид, что играются. У каждого в руках была игрушка.
Вся эта сцена отозвалась у взрослых в сердце болью и умилением одновременно. Дмитрий сел на кровать к дочке, взял её на руки, поцеловал растрёпанные волосики.

Шурочка стояла на пороге в нерешительности, потом опустилась на кровать к Андрею, ощутила, как он придвинулся к ней и прижался боком. Она погладила его вихры.
— Так- то лучше, правда? Кушать хочешь? Пойдёмте, а то всё остынет.
Поздний обед или ранний ужин. Дети щебечут, как и не было нагоняя от отца и угрозы от Шуры. Спокойно, тихо, тепло, только, осенний дождик всё стучит в окно, к урожаю, наверное. Посуда помыта, дети уснули рано – днём не спали, да и дождик баюкает.
— Ладно, пошла я, пока ещё не сильно поздно.
— Останься. Там дождь… Клава же знает где ты?
— Знает. Дождь? Не сахарная, не раскисну.
— Останься… Прошу.
Шура посмотрела в глаза Дмитрия, увидела что-то , что было понятным ей одной, провела по колючей щеке кончиками пальцев и осталась…

Она не знала что такое — «люблю». В её добром сердце была безмерная жалость к этому большому одинокому мужчине. Ей захотелось согреть его, защитить от бед, свалившихся на него. Остаться рядом на ночь, не требуя ничего взамен, это самое малое, что она могла.
Она помогла пережить ему первую зиму вдовца и услышала весной.
— Сашенька моя, выйдешь за меня замуж? Скоро год, как Лиза ушла, закончится траур, и мы поженимся.
Улыбнулась в ответ.
— Давай не будем торопиться. Нам же и так хорошо всем вместе?
— Тебя дети уже мамкой называют. Так, стоит ли откладывать? Узаконим всё перед Богом и перед людьми.
— Ладно, уговорил. Почеши мне спинку, а?
— Это я могу…
Шура не любила вспоминать то, что произошло тем воскресным майским днём. Она была дома с мамой Клавой, занимались огородом и прочими домашними делами.

К Диме обещала прийти ближе к вечеру. Но в обед он приехал сам, привёз детей на велосипеде, оставил их гостить у «бабы Клавы» до вечера, а сам поехал на работу, вызвали из-за поломки. Шурочка провела его до калитки, Дима поцеловал её, сказав «до вечера», прыгнул на велосипед и уехал…

А там, на работе, он попал в смертельную ловушку, переведя вручную ( автоматика не работала) железнодорожную стрелку, чтобы не допустить столкновения скорого поезда и товарняка. Потоком воздуха его отбросило под колёса поезда.

Он погиб мгновенно. Комиссия позже напишет вывод, что это было единственно правильное решение, чтобы не допустить крушения с большим количеством жертв.

Дети остались у Шурочки, но опекунский совет решил, что дети должны быть переданы на попечение государства, то есть, определены в детский дом. Вот, тогда то и проснулась в хрупкой женщине настоящая тигрица. Она ворвалась в кабинет начальника станции и сказала.
— Вы не уберегли отца этих детей. Так, помогите мне убедить опекунский совет отдать опеку мне , мне, которую дети знают и любят, которая любит их.

Мне не нужны их деньги, мне не нужны ваши деньги за гибель их отца. Перечисляйте их детям на счёт. А мне позвольте растить их дома, в любви и ласке. И не говорите, что вы не отвечаете за этот вопрос. Вы – умный. У вас есть всякие умные юристы. Помогите мне, я же сама их не отстою!!! – И разрыдалась от отчаяния.

Её крик души был услышан. Ей помогли оформить все документы для опеки над детьми, назначили пособие. И железная дорога перечисляла на счета детей пенсию за отца.
Так и приросла семья мамы Клавы двумя сиротами, для которых она была бабулей, а Шурочка заменила им и маму, и папу.
— Товарищ майор, там гражданка, мать одного из задержанных, в камеру СИЗО рвётся, начальство требует.
Анатолий Петрович, следователь МВД, заступил на ночное дежурство в РОВД и попал в гущу событий.

Малолетки пошли дракой улица на улицу. Несколько человек попали под раздачу, их увезла скорая, один тяжёлый, на операционном столе. Несколько человек милиционеры задержали, и предстояло их допрашивать.

Уходя из дому, он поссорился с женой из-за предстоящей рыбалки, она его обвинила, что рыбалка ему дороже дочки, которая должна вот-вот родить. И он злился, не понимая, как такое можно вообще сравнивать – его любимая доча Танюшка и рыбалка? А если ещё учесть, что ночные смены его всегда напрягали, особенно, когда бросил курить, то настроение его было хуже не придумаешь!
— Женя, я сейчас чайку хлебну, и веди гражданку, выясним, чего ей дома не сидится поздним вечером. Лады?
— Хорошо, пускай ещё пошумит чуток. – ответил молодой лейтенант, дежуривший на пульте.
— А что — сильно шумит?
— Да, сейчас угомонилась, вроде, но на долго ли ?
— Ладно, веди её, потом попью чай.
В кабинет несмело вошла молодая женщина, следователю показалось, что такая и шуметь то не могла – худощавая, светловолосая, миловидная.
— Слушаю Вас. – Майор встал из-за стола.
— Я хочу увидеть своего сына, Григорьева Андрея, его забрала милиция. Ему только 16 лет, а его уже забирают в милицию ни за что!
— Успокойтесь. « Ни за что» милиция не забирает. Ладно, проходите, садитесь, будем разбираться. — Следователь с тоской посмотрел на закипевший и отключившийся чайник, понимая, что чаепитие откладывается.

Снова опустился на стул, придвинул к себе чистый лист бумаги, карандаш.- И так, давайте по порядку. Представьтесь, пожалуйста. Ну, назовите имя, фамилию, адрес.
— Шура…Саша…Александра Викторовна Котова.
— Не понял. А сын Ваш на другой фамилии почему? Григорьев Андрей?
— Это фамилия его отца.
— Так, Вы в разводе?
— Нет, мы пожениться не успели…
Майор глубоко вздохнул, откинулся на спинку стула и стал внимательно рассматривать посетительницу.
— Хорошо, семейные нюансы оставим на потом. Так, где милиция забрала Вашего сына?
— Дома и забрала, он спал во дворе.
— Начало октября, парень спит во дворе? Почему?
Женщина смутилась, опустила глаза, стала пальцами теребить край курточки.
— Пьяный он пришёл… Отключился во дворе… Я ж не затащу его сама в дом? А Анечка у подружки была, это сестричка его. Вот, я под него старую ватную куртку, только, простелила, другой – укрыла. Тут ваши и налетели! Под руки его подхватили, в машину запихнули, и увезли.
— Во сколько времени это было?
— Ну, на часы я не смотрела, но уже начало темнеть на улице. Может семь часов, может, половина восьмого было. Не знаю.
— Ну, а пил с кем знаете?
— Догадываюсь. Вы не думайте, он не алкаш конченый. Но вот, как в этот клятый техникум поступил, появился у него там друг не хороший. Всё Андрея на «слабо» берёт… А сын не пил раньше совсем и пить не умеет… Вот и… Можно мне к нему? Ему же там может плохо стать…
— Вот, попейте пока чайку, а я разузнаю, что да к чему. – Майор придвинул посетительнице чашку с чаем, сахар и вышел.
Спустившись на пульт, забрал у дежурного протоколы задержания, в которых было указано время после драки – 21час. Как же так вышло, что Андрея Григорьева задержали раньше драки? Или путаница во времени вышла?

Надо будет разобраться, но уже сейчас было ясно, что задержан он по ошибке или по оговору. Следователь вышел во двор РОВД и направился к камерам задержанных, которые находились в пристройке к основному зданию.

«Хорошо хоть додумались по одному человеку в камеру закрыть, а то – пойди, разбери, кто с чьей улицы будет, ещё тут начнут тузить друг друга» — подумал майор.

Некоторые сидели понуро, опасаясь настоящего ареста, некоторые хорохорились, бравируя, и только один спал, свернувшись калачиком, его камера была наполнена густым запахом перегара. Следователь улыбнулся – «вот у кого пьяная совесть чиста» и вернулся на пульт.
— Женя, позвони в хирургию, пацан — живой?
— Звонил только что, операция ещё идёт.
— Ясно.
Войдя в кабинет, майор застал посетительницу совсем приунывшей. В глазах был вопрос.
— Как он там?
— Живой ваш выпивоха, не переживайте Вы так, спит, как сурок. Ну, а теперь для ясности картины расскажите мне, почему у вас фамилии разные с сыном. – Он смотрел, как Александра Викторовна, тяжело вздохнув, сняла курточку, повесила на спинку стула, улыбнулась .
— Рассказ долгим будет.
— Ничего. Я до утра совершенно свободен. Сейчас вот чай только заварю.
И Шурочка начала рассказ о своей жизни. Говорила спокойно, без особых эмоций, но по щекам иногда скатывались слёзы, она их смахивала и неторопливо продолжала рассказ от самого начала и до конца, до последней минуты.
— Вот, и получается, что зря я ношу на себя такую взвалила, если сын в милицию пьяным попал. Не справилась я с его воспитанием, подвела Диму… — И теперь она уже заплакала не таясь.
— Зря Вы, Александра Викторовна, ругаете себя. Думаете, в полных семьях родные родители воспитывать подростков лучше умеют? Подростков от природы на приключения тянет. В камерах, кроме вашего Андрея, ещё шестеро «героев». Скоро их родные родители подтянутся, и будут просить отпустить на поруки. А в больнице врачи сейчас пацану жизнь спасают…

Так что, пускай Андрей тут проспится, а Вы идите домой, отдохните. Утром приходите, часам к девяти и заберёте его. Аня то, дочка ваша, дома сама сейчас? Мама же Ваша уже умерла?
У Шурочки посветлело лицо, при упоминании Анечки.
— Да, год уже прошёл, как умерла мама Клава… Анечка у меня самостоятельная, не строптивая и учится на одни пятёрки. А когда маленькая была, разговаривала плохо и мы с ней учили скороговорки — « Съела быстро сушки Саша, Саша выпила весь сок!». Это её первая, которую она научилась говорить правильно, и любимая потому, что про меня. – На заплаканном лице появилась улыбка.
— Ну, вот, и идите к ней. А за сына не переживайте, никто его тут не обидит. А то некоторые пугают пытками в милиции, нашли тоже «гестапо». Тут такие же люди работают, как и вы.
Остаток ночи следователь проводил опрос задержанных, общался с родителями, которые заметили отсутствие сыновей дома в ночное время. Да, были и те, кто не особо интересовался тем, где их сын подросток «гуляет» ночью. С такими родителями днём будут разбираться другие службы.
Оформив все документы и сложив их в папку, майор попросил дежурного на пульте привести последнего из задержанных – Андрея Григорьева. Пока ждал, позвонил в хирургию. Пацан — жив! Переведён в палату интенсивной терапии. Обошлось, слава Богу.
В кабинет вошёл парень. Выше среднего роста, широкие плечи, русые волосы и голубые глаза. «Хорош, ему бы к девкам бегать, а не водку пить» — подумал майор. Достал из нижнего ящика стола полотенце, мыло, зубную пасту и протянул всё Андрею.
— Чимчикуй в сортир, приведи себя в порядок, а потом поговорим.
— Так, значит водочку полюбляешь?- Спросил следователь, когда парень вернулся в кабинет.- Это хорошо. Для меня — хорошо. Будет на кого убийство старушки процентщицы повесить. А что? Кто-то же из друзей указал на тебя, что ты был там, в драке? А ты и оспорить не можешь, так, как ужрался до беспамятства и сам не знаешь — где был и что делал.
Парень молчал, опустив голову.
— У тебя зрение хорошее? А слух? Тогда, скажи мне, что это? – Следователь показал на, лежащие на краю стола, ножницы.
— Ножницы. – Едва слышно ответил Андрей.
— Правильно, ножницы. Так вот, этими ножницами и в этом кабинете я сам лично отрежу тебе яйца, если ты ещё будешь пить, как конь, потакая дружкам, заставляя мать плакать и искать тебя по больницам да милициям по ночам. Понял? Не слышу — ты меня понял?!
— Понял.
— Тогда, свободен! И не дай Бог тебе попасть ещё раз в поле зрения милиции. – Майор красноречиво постучал ножницами по столешнице. Свободен, я сказал! – Повысил он голос.
Андрей спешно покинул кабинет.
Анатолий Петрович стоял у окна и рассуждал – «не сильно ли я перегнул палку? Да, нет, нормально. Мама же его сейчас заласкает, заслюнявит на радостях и не дойдёт до него, что надо менять отношение к жизни».

Но следователь ошибся. Он видел, как парень сбежал с крыльца, навстречу ему шла Шурочка с Аней, в руках у них была сумка с покупками. Андрей взял сумку из их рук , стоял , опустив голову, и слушал, что ему говорила мать. Много следователь отдал бы сейчас, чтобы узнать, что говорила Шура.

Лицо её было серьёзным, взгляд укоризненным, а слова, очевидно, сильно били сына. Он опускал голову всё ниже. Тогда, Аня, стала рядом с братом, взяв его за свободную руку. Этот жест говорил, больше тысячи слов, о любви и поддержке.

Парень поднял голову, что-то ответил. Мать покачала головой, слабо улыбнулась, шлёпнула ладонью по шее сына и они все вместе стали удаляться от РОВД.
Майор сел за стол, набрал рабочий номер телефона жены
— Привет. Танюшка не звонила? Кать, ну какая рыбалка? У меня ночь весёлая была…

— Ага, веселился до упаду. Еду домой отсыпаться. Хорошо, поем, да, найду я в холодильнике, найду котлеты и макароны, и винегрет…

Кать, а давай внучку или внука, кто родится, назовём Сашей? Правда, имя хорошее? Ну, да… Родители называть будут. Но я им, всё же, посоветую.- Выслушав ещё мнение жены о нём, как о деде, засмеялся, положил трубку и пошёл к машине.
В небольшой провинциальный городок пришёл новый день. Он жителям обещал быть солнечным, осенним, спокойным… И только не многие из них знали, что спокойствие само по себе не приходит, его надо вырастить, посеяв доброту, неравнодушие, терпение, любовь.
~~~~~~~~~~~~~
Галина Куриленко

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.

Штрихи жизни

В начале восьмого Сапсан прибыл в Питер. Москва позади.
Дина вышла на перрон и выдохнула. Она очень устала. Она устала на 12 лет. Она устала, казалось, навсегда…

Позади была не только Москва.
Позади были четыре могилы. Родители. Муж. Стелла — собака, пережившая на её любви и мастерстве все даже невозможные свои земные сроки.

Ей хотелось сюда…давно хотелось. Питер всегда был для неё ВНЕ обыкновенной будничной жизни. Дина берегла этот город для того, чтобы прятаться в нём, отогреваться, целить свои рваные раны, не показанные никому…

Она медленно спустилась в подземный переход, покачнувшись слегка от внезапной слабости.
Сумку с плеча рванули отточенным движением. Она не поняла кто, только молча прижалась к холодной стене, закрыв глаза. Внутренний голос спокойно перечислил: паспорт, обратный билет, все карточки, наличка, ключи, распакованный в честь поездки Герлен…

Оказавшись на улице, Дина расплакалась. Так, как не плакала очень давно, а быть может, вообще никогда. Нельзя было. Надо было держаться…всегда держаться…во что бы то ни стало держаться…
Но больше она не смогла.
Разрешила себе. Плакала громко и без внутренней цензуры…плевать было на цензуру.
Дважды её спросили, что случилось…кто-то протягивал бутылку с водой, салфетки, предлагал помощь, но она просто шла вперёд и плакала.

Когда первое отчаяние чуть заглохло, Дина остановилась, чтобы отыскать в дорожной сумке бумажные платочки, но рука застыла на молнии, потому что рядом тоже кто-то плакал…

Она вскинула голову, огляделась…
Впереди, возле небольшой аллеи на коленях стоял немолодой мужчина и плакал, тормоша задыхающуюся собаку.
Он пытался поднять её и нести, но она дёргалась и рвалась с поводка.

— Фрэнк…что с тобой…пожалуйста…дыши…

Рыдания душили его, руки тряслись, рядом валялся мобильный…

Дина сразу всё поняла и бросилась к ним. Оттолкнула мужчину. С внезапной силой перевернула собаку, обхватила её со спины, одну ладонь сжала в маленький крепкий кулак и упёрлась им в нижний край вздрагивающей грудины, второй рукой захватила локоть, образовав кольцо…начала сдавливать, перемещаясь то вперёд, то наверх…приём Геймлиха, мастерство не пропьёшь…

Через минуту всё было закончено: из пасти ретривера выпала какая-то пластмассовая фигня от детской игрушки, и он успокоился, хотя страх ещё не ушёл из его наполненных слезами глаз. Пёс благодарно посмотрел на Дину и прижался к бедру хозяина…

— Вы кто? — ошеломлённо спросил он.

— Ветеринар, — просто ответила она. Их взгляды встретились…

Мы говорили с ней четыре года спустя, в той же аллее. Фрэнк бегал где-то рядом.

— Ты знаешь, — улыбается Дина, — когда украли сумку, я подумала вдруг, что вот и Питер выплёвывает меня…и ничего меня больше не ждёт…значит, надо просто принять это точно так же, как я принимала все свои беды. И вдруг — счастье. Разве бывает оно тогда, когда тебе почти пятьдесят и уже всё, что могло быть, было?

— А откуда ты знаешь, что уже всё было? — улыбаюсь в ответ я.

Откуда нам вообще это знать, друзья мои, если ничего не заканчивается до тех пор, пока мы дышим?

Дышите. И никогда не определяйте сроков своего счастья…оно, как-нибудь, само…

Лиля Град

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Беглянка
*
— Федя, ты сильно занят? Поговорить надо.- Света стояла возле дивана, на котором лежал муж и что-то смотрел по телевизору. Смотрел без интереса, явно, думая о чём-то своём. Он любил так отдыхать вечером после трудового дня – святой вечер требует безделья, шутил он.
— Надо так надо. Давай поговорим. – Он сел на диван, не выключая телевизор. Она примостилась рядышком.
— Федя мне ответ из клиники пришёл. Меня примут на обследование сразу после майских праздников. Желательно , конечно, вдвоём. Но можно и одной пока.
— Какое обследование? Ты больная?
— Нет. Обследование почему мы ребёнка не можем родить, прожив 5 лет? Я же тебе говорила, что писала в клинику.
— А… Ты про это… А может давай всё-таки сами ещё «поработаем» над этой проблемой? Может, просто не время было ещё? А то врачи, уколы, лекарства. Что может родиться после этих процедур?
— Но, ведь, пять лет….- Света опустила голову, стараясь не заплакать.
— Ладно , не кисни. Решила ехать, поезжай, обследуйся. Может и правда чего умного скажут.
— Деньги нужны. Это платная клиника.
— Да где же их взять деньги? Возьми те, что отложены на чёрный день.
— Хорошо! А недостающие я найду. Золото, кольцо, серёжки и крестик в ломбард сдам или займу до получки у кого –нибудь! Ну, ты только не злись, ладно? Ты же хочешь, чтобы у нас был ребёночек? Света прижалась к его сильному плечу, обвила шею руками, поцеловала.

Он загорелся мгновенно и на диване теперь лежал не один и занят был не просмотром скучных программ. А Светланка таяла в его сильных руках, растворялась в нём, сгорала с ним в огне желания и тонула вместе с ним в омуте страсти.
Следующие две недели Светлана готовилась к отъезду – пошила новый халатик для того, чтобы в клинике выглядеть прилично; выпросила на работе неделю отпуска в счёт тарифного; наготовила котлет, пельменей, блинов и забила всем этим провиантом морозилку, чтобы любимый муж не голодал ту неделю, когда её не будет дома; заняла денег у подружки Галки, муж которой был на заработках в другом городе и деньги, у которой, были всегда. И ближе к концу мая отправилась в областной центр на обследование в клинику репродуктивных технологий.
Неделя пролетела быстро. Тесты, анализы, какие-то уколы, осмотр серьёзными специалистами. И вот её приглашают на беседу к ведущему врачу клиники, профессору.

У неё дрожат коленки, и лицо от переживания покрылось красными пятнами, но она мужественно преодолевает страх и отправляется выслушать приговор.
— Светлана Ивановна, Вы прошли полное обследование и результат таков – Вы совершенно здоровы. И для того, чтобы ответить, почему Вы, при этом, не можете зачать ребёнка, нужно обследование вашего мужа.

Да, я знаю, что мужчины тяжелее идут на контакт с врачами в таком щекотливом вопросе. Но без этого не обойтись. Вот выписка вашего обследования. Там есть небольшие рекомендации. Но, повторюсь, нужно подтверждение здоровья мужа. Всего доброго.

Профессор встал, протянул пару листов белой бумаги, которые были заполнены печатным текстом.
Светлана не знала радоваться ей или плакать? Она здорова! Но одна она ребёнка не родит. Значит, надо приложить все усилия и убедить Федю пройти обследование. Он любит её, значит согласится.

Вот только деньги. Ничего, придумаем что-нибудь! И она начала торопливо собирать вещи. Радость распирала её, и всё делалось быстро и легко. Может успею на последний автобус? Или на транзитном доеду до поворота, а там пешочком на прямую через поле и дома. Федя ещё спать не будет. Он, ведь, её ждёт завтра. Вот обрадуется!
Она торопилась и торопила автобус, тот самый, транзитный. А он, как назло, на каждой остановке так долго стоит! Вот, бабулька с корзинкой никак влезть не может на ступеньку. Светлана вскочила с места, помогла забраться старушке, усадила, дав в руки корзинку.

Старушка зашлась в благодарности, закончив словами – дай тебе Бог, дочка, чего хочется… Ребёнка – подумала Света и улыбнулась.
Ну вот, наконец-то и её улица! Окраина небольшого города утопала в цветущей сирени и в белых шапках цветущих садов. Стоял аромат достойный Шанели №5, от которого кружилась голова, и надышаться ним было невозможно.

Света замедлила шаг, перехватив дорожную сумку в другую руку. Сумка была тяжёлой. Она ведь купила гостинцы Феде, Галке и её маме тёте Глаше, сварливой женщине, которая не любила никого, кроме дочки.

Но к её подружке Светке была доброй, потому что знала и уважала Светину маму, которая умерла в прошлом году. Сумка становилась всё тяжелее и остановки всё чаще. Сказалось то, что нервничала и не позавтракала. Обед тоже пропустила. Вот силы и заканчивались.
Улица была не освещена, некому заменить перегоревшие лампочки на столбах. Но она знала здесь каждую кочечку, бугорок и кустик и шла спокойно. Вот послышались голоса. Это из Галкиного двора? Не муж ли вернулся с заработков? Нет. Голос был Федин….
-Да шо ты ломаешься, Галчонок, пойдём ко мне. Надоело этим в подворотне заниматься, правда, неудобно же… — Света не слышала, что ответила подруга. Она ничего больше не слышала, ни пения соловья, ни лая собак, ни хора лягушек на берегу речки, что огибала их посёлок.

Света шла медленно. Словно к ногам привязали камни… Зашла в свой двор, поставила сумку на крыльцо, вышла на улицу и пошла дальше к реке. На небольшом деревянном помосте были причалены лодки рыбаков с ближайших улиц.

Среди них была и их лодка. Она наклонилась над замком, что замыкал цепь, которой крепилась лодка, с силой дёрнула его, он легко открылся. На причал упала сумка с документами и прочим мелким скарбом, которая весела на плече и о которой Света совсем забыла.

Подняв сумку, она бросила её в лодку, сама села туда же и, оттолкнувшись от берега, поплыла без вёсел. Ещё сходила весенняя талая вода с полей, которые находились севернее. Река была полноводной и течение сильным. Лодку отнесло к середине реки и понесло вниз по течению.
Света сидела на дне лодки без мыслей, желаний, чувств. Она находилась в параллельной реальности, в которой не было эмоций. Была луна, шум реки, ещё какие-то, не важные для неё, звуки и был холод проникающий под трикотаж лёгкой кофточки и попадающий прямо в душу. Легла, свернувшись калачиком, на холодное дно и отдала свою судьбу во власть реки.
….
Она открыла глаза от прикосновения к щеке чего-то тёплого и шершавого. Это был язык небольшого пса. Он скулил и лизал её холодные щёки.
— Том, фу… Нельзя!!! – Раздался низкий мужской голос, и над ней появилось из утреннего тумана лицо с бородой и усами, лёгкая трикотажная шапочка была натянута до бровей, воротник курточки поднят. Весь облик представлял собой один большой знак вопроса.

По внешнему виду склонившегося человека, нельзя было судить ни о его возрасте, ни о роде деятельности, ни о намерениях. Да, и не важно было всё это для лежащей на дне лодки околевшей от холода и утреннего тумана женщины. Она находилась в параллельной реальности, в реальности, где не было эмоций, где не было вопросов.
— Живая? Хорошо. Что делаешь ночью на воде? Порыбачить решила? Что же ты молчишь? Ладно, потом разберёмся. А пока иди ка ты , красавица, сюда.
Мужчина наклонился над лодкой, поднял и повесил себе на плечо сумку. Светлану потянул за руки и взвалил к себе на спину, как полный мешок. И медленно пошёл к дому, виднеющемуся вдали. Пёс бежал впереди, радостно виляя хвостом.
Незнакомец внёс свою находку в дом, где было тепло и пахло травами, положил на кровать. Рядом на табуретку положил сумку. Вернулся в переднюю комнату, снял куртку и шапку, превратившись в худощавого мужчину средних лет с тёмными с проседью волосами, рыжеватой бородой и серо — голубыми глазами.

Вернулся к кровати с чашкой чая и протянул её Светлане. Она не взяла её. Он убрал сумку с табурета и сел на него сам, чашку с чаем поставил рядом с кроватью на пол.
— Я не знаю, что у тебя приключилось. И почему ты оказалась одна ночью на реке легко одетая и без вёсел. Скорее всего, ты пыталась утопиться и не смогла. Теперь вот решила покончить с жизнью голодом.

Не получится. Как тебя зовут, кстати? — Не дождавшись ответа, мужчина открыл сумку, нашёл паспорт, прочитав имя, положил его обратно в сумку.

— Тебе, Светлана Ивановна, крупно не повезло. Твою лодку принесло течением к моему дому. В этом доме уже есть один покойник. А два покойника в доме – плохая примета. Значит будем возвращать тебя к жизни. Не обессудь!
И он решительно принялся стягивать с неё мокрую одежду, растирать её нагое тело какой-то вонючей настойкой, вливать в рот тёплый чай. Потом, укутав в ватное одеяло, оставил в покое. Задёрнул на окнах шторки, отчего в комнате наступили сумерки, и Светлана отдалась во власть бога Морфея.

Она спала и знала, что спит. Она осязала сон всем телом. А в голове появились первые мысли – я не хочу просыпаться… я не хочу жить… меня предал тот, кого я любила больше жизни. И она заплакала во сне. Тихонько скулила, уткнувшись лицом в подушку. А рядом с кроватью стоял мужчина, горестно вздыхал.
— Вот как тебя потрепало детка…. Ничего, ничего, всё проходит и это пройдёт
.
Проснулась Света на заре.Проспала сутки или двое? Чем же он её напоил, этот незнакомец? Ей нужно было сходить по нужде. Но не было ничего надеть. Когда стало не в мочь терпеть, она встала с кровати, прошла по скрипучим половицам к вешалке в передней комнате, сняла, висевшую на вешалке куртку хозяина, накинула её на плечи и вышла на улицу.

Ночь была тёплой и прозрачно-звенящей. Все звуки были предельно звонкими, чёткими, яркими. Начинал стелиться туман.
Она постояла на крыльце, вслушиваясь в эту симфонию раннего утра. Всё вокруг дышало покоем, размеренностью. Всё было гармонично и статично, незыблемо. Только её, едва прикрытая, нагая фигура вносила какой-то диссонанс в эту гармонию.
Вернувшись в дом, Света заметила, что хозяин мирно посапывал на кушетке в передней. И она, вернувшись под одеяло, снова уснула.
Утро. Яркое, солнечное. Захотелось ему улыбнуться, но чужая кровать и камень на душе не дают сделать этого. Светлана, повернув голову в сторону передней комнаты, где раздавался звон посуды и разносились запахи еды, от которых рот предательски наполнился слюной, заметила на табурете свою одежду. Она была сложена небрежно, по- мужски. Но была сухой и чистой.
— Вставай, одевайся. Завтракать будем. – Сказал хозяин, стоя в дверном проёме.
— Не хочу. – Её голос был чужим для неё самой . Тихий, слабый, хриплый.
— Горло не болит? Хрипишь.
Она отрицательно мотнула головой и отвернулась к стенке.
— Тебе помочь одеться? Я не специалист по одеванию, больше по раздеванию…. Но могу попробовать. – И мужчина потянул за одеяло.
— Не надо… я сама… выйдите…
— Ну, вот и ладненько…
Небольшой стол грубой работы, покрытый клеёнкой, был готов к завтраку – в тарелках парила каша с котлетой, салат из редиски, хлеб , порезанный крупными ломтями, печенье, сахар и чайник – на краю стола. Она подошла к умывальнику, плеснула воды на лицо. Вода была холодной и бодрила.
— Я сегодня в магазин поеду, зубную щётку куплю тебе. Может ещё чего надо? Скажешь.
— Спасибо. Ничего не надо. — Ответила она, сев к столу и сглотнув слюну.
— Котлета – рыбная. Ты ешь рыбу?
— Да, я люблю рыбу. Спасибо. — И она стала есть. Небольшими глоточками, аккуратно поднося ложку ко рту сильно дрожащей рукой. Почему у меня так дрожат руки? Что со мной?! Слёзы градом покатились по лицу…
— Не плачь, не надо. Это нервная дрожь. Она пройдёт, как только ты переживёшь свою беду и успокоишься. Вытри слёзы и ешь.
Она поела совсем немного, выпила чай и почувствовала усталость. Снова сон и плачь во сне от безысходности, она не знала как ей жить дальше.
Так прошло несколько дней. Она ела и спала. Это напоминало ей жизнь гусеницы. Но за столом она стала проводить времени больше, мыть посуду, подметать пол. Кормить пса Тома и сидеть на крыльце греясь на солнышке.

Хозяин, которого звали Павел, был добр к ней и ненавязчив. Не лез в душу, не мучил вопросами. И она постепенно возвращалась к жизни. Вот и сейчас на ужин нажарила блинов к сметане, которую принёс Павел от соседей и они чаёвничали в тишине летнего вечера на веранде.
— Павел, почему Вы говорили, что в этом доме уже есть один покойник?
— Это я, Светланка, покойник, потенциальный. – Грустно засмеялся Павел.

– Я, ведь в этот дом приехал доживать свою непутёвую жизнь.
— Мы все смертны. Почему Вы решили, что умрёте скоро? Вы ведь не старый.
— Хорошо. Я расскажу тебе свою невесёлую историю. Только и ты расскажешь, что с тобой случилось. Хорошо? Тогда слушай. И перестань «выкать»! Мы же чай на брудершафт пили!

Сам я родом из этих мест. Это дом моей тётки, которая меня растила с 12 лет и до армии. Родители рано разошлись, отец уехал, а мама болела и умерла молодой.

Вот мы с тётей Верой и царювали вдвоём. Она была старше мамы на 15 лет, замуж почему-то не вышла, была одинокой. Умерла, когда я уже пришёл из армии, женился и поехал на Север деньги зашибать. Похоронили её без меня.

А дом она переписала на меня задолго до смерти. Когда приезжал с Севера в отпуск, наведывался сюда на рыбалку и так, просто отдохнуть. Север ведь деньги просто так не отдаёт.

Ну, а потом заболел. Промучался месяц там, приехал домой, пошёл по врачам . Диагноз один страшнее другого. Лечили самыми дорогими лекарствами. Вроде бы полегшало малость. Но тут жена добила – ты все деньги на лекарства потратишь, а за что Костика, сына, учить дальше? Он же школу заканчивает! И я понял, что пока я деньги зашибал, семьи у меня не стало.

Жена и сын ждали денег, но не меня. Оно и правильно. Какая семья, если по пол-года, а то и по году не виделись? Приеду и стараюсь их баловать, как компенсация за отсутствие. Любой каприз. Как волшебник. А кому же понравится волшебник больной и без денег?
Павел встал, достал сигареты из — под стола, из какого-то тайника, закурил, сел с другой стороны от Светы, чтобы дым относило ветром в сторону от неё. И закончил рассказ.
— Не поспав пару ночей, я всё решил. Прекратил всё лечение. Съездил на Север, получил расчетные деньги и приехал на своём жигулёнке сюда с мыслью, что если суждено умереть, то умру здесь, дома. Рядом с могилами матери и Веры.

Через год приехала жена, попросила подписать документы на развод и что не имею имущественных претензий к ней и к сыну. Подписал. И вот год уже живу бобылём здесь, жду даму с косой. А она не торопится.

Вот, в ожидании её, женщин в реке замёрзших вылавливаю. – Закончил Павел свой рассказ на шутливой ноте.
— Зачем же ты куришь? Наверное, нельзя тебе ? А жена наверное замуж вышла, если развод оформила?
— Не знаю – можно или нельзя мне курить, только, иногда, редко – балуюсь.

Нет, не замуж она спешила, а боялась, что претендовать на квартиру буду. Она у нас шикарная, в хорошем районе. А ты не уходи от темы, рассказывай, что стряслось у тебя? Почему оказалась ночью в лодке без вёсел?
Светлана рассказала. Кратко, сжато, без лишних подробностей и эмоций. И даже после этого короткого рассказа у неё невыносимо заныло в груди… Павел молча, докуривал вторую сигарету.
— Да… Оба мы с тобой подранки. Обоим досталось. Значить не зря твою лодку прибило к берегу у моего дома. Ну  ничего, прорвёмся! Давай ещё по чашечке горячего чая и спать.

Светлана проснулась от голосов во дворе. Павел разговаривал с каким-то мужчиной.
— Паша, она пропала больше недели назад. Её ищут по всей области. Разосланы ориентировки. Если ты что-то знаешь, рассказывай. Ведь лодка у твоего дома причалена.
— Лодка давно стоит. Она без вёсел. Я думал, что это кто-то из местных оставил, а вёсла, как обычно с собой унёс.

Ничего ни про какую барышню я не слышал. И вообще, Гриша, ты хоть и урядник, но не забывай, кто тебе списывать давал в школе математику. Не надо меня подозревать в чём попало.
— Ты, Паша, не понял. Барышня деньги большие должна людям и сбежала. Искать её будут, пока не найдут. Если не утонула она, конечно. Ну, ладно, пошёл я. Если что прослышишь, свистни, ладно?
— Замётано!
Скрипнула дверь и в комнату вошёл Павел.
— Ты куда это собралась? – Спросил, увидев, что Светлана стоит одетая с сумкой на плече.
— Куда не знаю. Но у тебя мне оставаться нельзя. Пришьют тебе дело, что воровку покрываешь. Только, деньги я в долг у Галки брала, до первой получки. Вот и вышлю ей их с первой своей получки на новом месте работы.
— Не кипятись. Давай подумаем вместе. Садись. – Он усадил Свету на кровать, сам сел на табуретке напротив.- Как долго ты сможешь скрываться? И зачем тебе скрываться, как преступнице? Они тебя в угол загнали без вины виноватую. А ты и не противишься.
— Я не хочу к нему возвращаться. В посёлок, тоже, не хочу возвращаться. Там все надо мной будут смеяться. Я ведь учительницей в школе работала. Историю и географию преподавала. Меня знают в каждом дворе. Можешь представить, как я людям в глаза смотреть буду? – И слёзы снова покатились по её щекам. И снова встал вопрос, как жить дальше? Униженной и обманутой.
— Ты сможешь всё, что рассказала мне, рассказать чужому человеку, участковому? Он знает, как этот вопрос решить, чтобы ты смогла не возвращаться домой и поиски прекратились. Сколько ты ей должна денег?- Услышав сумму, засмеялся.

– Да, за такие гроши никто в розыск не подают! Это твой благоверный воду мутит.

Поехали к участковому.
У участкового она написала подробную объяснительную о произошедшем с просьбой о снятии с розыска. Паша дал необходимую сумму и потребовал у Гриши отдать долг подружке под расписку, когда тот поедет утрясать все бумажные дела по «беглой воровке».
В машине по дороге домой Павел заметил, что лицо Светланы посветлело, и на нём появилась слабая тень улыбки. Как лучик солнца пробился сквозь грозовые тучи. И у него потеплело на душе. Сначала он спас тело, теперь спас душу.
Они продолжали жить в одном доме. Света хозяйничала в доме, на огороде. Павел устроился на работу в автомастерскую. Никто из соседей не поверил бы, что это не семейная пара. Что это встретились два одиночества и согревают друг друга не только общим костром, но и дружбой, сочувствием.

Был выходной день. Они только что пообедали и занялись каждый своим делом. Павел на веранде мастерил новые удочки. А Светлана шила новые шторки на двери- от мух.
— Выйди, там к тебе пришли. – Сказал Паша и, развернувшись, ушёл на огород, который выходил к реке. Удочки остались лежать на веранде.
Света с тревожным сердцем вышла на крыльцо. Во дворе стоял Фёдор.
— Я за тобой приехал, Светик. Поедем домой. Мы же муж и жена, должны жить вместе. Ну, что ты молчишь?
— А что бы ты хотел услышать от воровки?
— Прекрати. Мне надо было как-то заставить их искать тебя быстрее. Иначе бы они тебя семь лет искали и не нашли.
— Зря. Всё зря. Не прощу тебя никогда. Ты предатель. А предавший однажды….. Поэтому, уезжай. В ближайшее время я подам на развод. Этим всем будет заниматься адвокат, у меня не осталось сил… Прощай.
— Нет! Так нельзя! Ты же не можешь вот так просто взять и убить пять лет проведенных вместе? Ты же любишь меня! Люди могут ошибаться. Вот и я… Ты же говорила, что надо уметь прощать. Не делай глупостей. Поедем домой.
— А что глупости, только, тебе можно делать? Любовь можно убить одним выстрелом Федя, а можно одним словом. Нет больше любви. Нет. Убил. Уезжай. Приеду на работе рассчитываться, заберу свои зимние вещи и книги. Пока. Галке привет.
Она зашла в дом и села снова за шитьё. Руки не дрожали, и не было слёз. Только сердце стучало громко. И она поняла, что сделала сейчас решительный шаг. Сделала выбор. Осознанный выбор, не под давлением эмоций. Так что жалеть не будет. Как бы не сложилась её дальнейшая судьба.

Шторка была готова. Можно и повесить, но нет гвоздей. И Паши не видно нигде. Прождав до темноты и не дождавшись, она пошла искать его к реке.

Почему он ушёл и ничего ей не сказал? Почему взгляд у него был такой тяжёлый, когда приехал Фёдор? Может он подумал, что она уехала с мужем и поэтому не спешит возвращаться в пустой дом? Тогда где же он сейчас? Светлане стало страшно, и она тихонько позвала.
— Паша… Паша, отзовись! Темно я тебя не вижу! … Паша-а-а….. — Она оступилась, едва не упав в воду, разозлилась на него и решительно пошла вдоль берега, продолжая звать.

Павел сидел на берегу и курил очередную сигарету . Он слышал чей-то голос, но не думал, что зовут его.
А Светлана, всё таки, нашла его, увидев огонёк сигареты и налетела с кулаками. Била его в грудь, ругая за курение, за то, что не откликался, обзывала какими-то обидными словами, грозилась и плакала одновременно. Пока он не прижал её к себе, и высокая трава не поглотила их в своих объятиях.
— Ты чего не ешь? Твой же любимый карась в сметане.
— Не хочется что-то… Тошнит и голова кружится…
Павел положил вилку, вытер губы, заглянул в глаза Светлане.
— Давно?
Она виновато улыбнулась.
— Нет. Недавно. С того вечера, как ты вздумал со мной в прятки на берегу играть.
— Господи…. — Павел растерялся. Ему хотелось плакать , смеяться, петь, кричать и танцевать одновременно! Но он сидел и только смотрел на Светлану с глупой улыбкой на гладко выбритом лице .
Он ещё построит новый дом, вырастит и выдаст замуж дочку, посадит не одно дерево, прежде, чем уйдёт в мир иной. И та, которую он отогревал, спасая, та, что взамен дала ему много счастливых лет, проведит его в последний путь.
~~~~~~~~~~~~~
Галина Куриленко

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.

Ключ
*
Старая женщина шла по осеннему городу. Шла медленно, движения её были скованны из-за дряблости мышц, но спина была подчёркнуто ровной, голова слегка склонена на бок. Она не любила слово «старая». Ей больше нравилось слово «пожилая». Да, именно , пожила-Я.

Женщина возвращалась из магазина, неся нехитрые покупки – хлеб, молоко и немного конфет, в небольшой аккуратной сумочке. Поход в магазин забирал у неё много сил. Но она упорно не принимала помощи соседей. Причёсывалась, надевала лучшую свою одежду и обувь и выходила в «свет», словно пытаясь доказать себе и окружающим, что ещё может многое. Ну, если не многое, то ухаживать за собой уж точно.
В груди предательски кольнуло…

Сердце не соглашалось с оптимизмом хозяйки и, уже при подходе к дому, начало биться с ускорением, отдаваясь болью в груди, требуя отдыха. Женщина направилась к ближайшей лавочке во дворе, попутно доставая из сумочки кошелёк, а из него спасительную таблетку. Быстро сунув её под язык, опустилась на лавочку, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов.
— Вы что заболели? Вам плохо? Позвать кого-нибудь? – Услышала возле себя нежный девичий голосок.

Женщина села ровнее, открыла глаза и увидела перед собой девочку лет 9-10.
— Нет. Всё нормально. Почему ты решила, что мне плохо?
— У вас на коленях лежит открытый кошелёк. Из него могут выпасть деньги и потеряться.

Женщина слабо улыбнулась, что случалось с ней очень редко, закрыла кошелёк и убрала его в лежащую рядом сумку.
— Ты очень внимательная, спасибо. Как тебя зовут? Маша? Тёзка значит? А меня Мария Николаевна. Когда я была маленькой, меня, тоже, звали Маша. Вот, и познакомились. – Женщина снова улыбнулась.

— Идёшь со школы, Машенька?
— Нет. Просто гуляю. Жду когда мама придёт с работы.
— А что ключ от квартиры тебе ещё не доверяют, что приходится ждать маму на улице?
— Доверяют… Только я его потеряла. – Девочка села на лавочку рядом с женщиной и стала задумчиво водить носком туфельки по асфальту.
— Бывает. Ничего, может кто-то найдёт и напишет объявление – найден ключ. Так же бывает?
— Нет. Не найдёт. Я его дома, в квартире потеряла. И не могу найти. А мама сказа, что такой растеряхе нельзя покупать новый ключ. – Девочка вздохнула.
— И долго тебе ещё ждать?
— Нет. Не долго , час и ещё немножко.
— Тогда , приглашаю тебя в гости на чай. Что ты будешь одна бродить? Пойдём?

Девочка кивнула, и они пошли к подъезду, где жила Мария Николаевна.
У Марии Николаевны был праздник – гость самого очаровательного возраста!

Женщина решилась на подвиг и пожарила тоненьких блинчиков к чаю, насыпала на блюдца клубничного и абрикосового варения, поставила конфеты в вазочке, налила чай. Но попить его сил не осталось.
— Машенька, ты пей чай, кушай блины, а я пойду, прилягу .

Пожилая женщина расслабилась на диване, подмостив под спину пару больших подушек. В дверном проёме комнаты показались ножки кухонного табурета, а за ним и Маша.
— А можно я принесу всё с кухни на эту табуретку и мы будем пить чай вместе? Я буду аккуратно кушать и не накапаю вареньем на ковёр, правда!
— Конечно же можно! Как я сама не догадалась? Неси всё, только чаем не обожгись.
Девочка примостилась на диване , уплетала с аппетитом блинчики, запивала чаем и при этом не умолкала ни на минуту. Они говорили о Машиной семье, о школе и рисовании – увлечении девочки.
— А это кто на фотографиях?
— Мой муж и дочка.
— А где они сейчас?
— Их давно забрало небо.
— Плохо. Вам, наверное, грустно без них?
— Это случилось давно, и я уже привыкла быть одна.
— У Вас столько книжек много! Вы их все прочитали?
— Да. Некоторые по несколько раз. Я люблю читать. И работа меня заставляла пользоваться книгами , я учительница.
— А я не очень люблю читать. Больше – рисовать или петь.
— Зря. В книгах можно узнать много интересного. Там даже про тебя написано! Да, да. Возьми вот ту книгу, на средней полке в синем переплёте. Да, эту. Найди там стихотворение «вот какой рассеянный» и прочитай его вслух. А потом скажешь про кого оно.

Девочка села на диван и стала громко с выражением читать стихотворение. Но очень быстро от дикции не осталось и следа, а комнату заливал весёлый детский смех.
— Ой, не могу, вместо шапки на ходу он надел сковороду…. Вместо валенок перчатки натянул себе на пятки…Ха-ха-ха…. – Закончив чтение стихотворения, она стала листать книгу стихов Маршака, комментируя и смеясь с отдельно выхваченных строф – Дама сдавала в багаж — диван, чемодан, саквояж….
— Вот, а говорила — читать не любишь. Возьми книгу домой, потом прочитаешь. А сейчас тебе пора идти ,а то мама волноваться будет.

Девочка встрепенулась, взглянула на большие настенные часы и засобиралась домой. Но вначале быстро перенесла всё на кухню, помыла чашки и блюдца.
— Приходи ко мне ещё в гости, Машутка. Не броди по улице одна. А ключ постарайся всё же найти. Если он дома, то нужно, просто, сделать большую уборку, и он найдётся.
— Хорошо. Приду в гости обязательно! Только не завтра. У меня завтра занятия в изостудии и вокал. Я прихожу даже позже мамы. А ключ поищу в субботу, когда убирать с мамой будем.

И девочка, попрощавшись, убежала, звонко стуча каблучками по асфальту. Женщина закрыла двери на ключ, легла на диван, и ей ещё долго слышался звонкий детский смех и топот каблучков.

Нина только что вернулась с работы. День был не операционный , она не устала и пожалела, что Маша вернётся поздно , около шести вечера, из Школы искусств. Она мало общалась с дочкой. Работа операционной сестры в хирургии центральной городской больницы была тяжёлой. И иногда хватало сил, только, чтобы добраться домой, да накормить Машу ужином. Раздался звонок входной двери. Маша? Рано. Нина открыла.
На пороге стояла опрятно одетая старушка.
— Я живу в этом доме. Знаю Машу. Хотела бы поговорить с Вами. – Сухо, словно докладывая рапорт, быстро произнесла она.
Нина посторонилась, пропуская гостью в прихожую. Та вошла несмело и опустилась на пуф у зеркала.
— Извините, что без приглашения….

У меня мало времени и сил. Поэтому прошу – выслушайте меня. Просто выслушайте. Вы знаете, что ваша девочка после школы ждёт Вас на улице? Именно там я с ней и познакомилась. Но на моём месте мог быть и педофил, и наркоман. Вы не боитесь этого? У вас растёт прекрасная девочка. А вы с ней так жестоки, заставляете чувствовать себя бездомной.

— Женщина замолчала. Такая длинная речь далась ей с трудом.
— Вы пришли учить меня, как дочку воспитывать? Она должна ходить в группу продлённого дня. Я не знала, что она не остаётся в группе…
— Она не любит эту группу за духоту и шум. Она мне так сказала. Устаёт за уроки и не хочет туда идти. Берегите своё сокровище. Чтобы не жалеть потом. Развод с мужем и усталость от работы не оправдание. Помогите найти ей этот злосчастный ключ.

И ещё одна просьба.- Женщина положила на полочку возле зеркала ключ необычной конфигурации.
— Это ключ от банковской ячейки. Когда меня не станет, заберите из неё, пожалуйста, семейный архив и небольшую сумму денег.

Деньги потратите по своему усмотрению, а коробку с архивом закопайте, если Вам не тяжело, у изголовья моей могилы.

— Женщина встала с пуфа держась за стенку и направилась к двери и уже от неё произнесла очень тихо, словно силы покидали её – Маше не говорите, что я приходила. Не стоит…

Нина села на место гостьи, взяла ключ, повертела его в руках и расплакалась. Ей было больно. Невыносимо больно от того, что эта старая женщина была права.

И что оправдывать недостаток внимания дочке нельзя ничем. А ещё ей было больно от того, что она впервые осознала, что такое одиночество. Это, когда отдаёшь ключ от всей своей жизни в чужие руки.

Услышав знакомый стук каблучков Нина поспешно вытерла слёзы .
— Мам , а почему дверь открыта?
— Тебя ждала. – Улыбнулась и прижала Машу к себе.
— Ты плакала, мама? Почему у тебя глаза красные? Не надо плакать! А то голова будет болеть.
— Откуда ты знаешь, что будет болеть?
— Ну, я же , тоже, иногда плачу… А потом голова болит.
— А давай мы больше не будем плакать? Ни ты, ни я! Пойдём ужинать. А завтра идём в гости к обезьянам!

Знаешь, что к нам в город приехала выставка маленьких обезьян? Вот, завтра выходной. Пойдём проведаем их.
— Нет, мам. Нам надо убраться в квартире. Может ключ мой найдётся?
— Мы его найдём после ужина! Уроки же на завтра учить не надо? Вот и займёмся поисками.
…..
Они шли весёлые с выставки обезьян, обсуждая их повадки — выбирать из мисочки вкусняшки, оставляя полезную кашу на конец трапезы. Маша грозилась, что и она так будет кушать. Нина шутила, что доча точно произошла от обезьянок, если будет кушать, как они.

Они уже доходили до подъезда, когда Нина услышала плачь и причитание одной из двоих, разговаривающих в сторонке, женщин.
— Маша, иди домой, мне тут зайти к знакомой надо, я быстро. – Маша ушла, а Нина прислушалась к разговору.
— Я всегда к ней утром заходила. И сегодня думаю – вынесу мусор и зайду, узнаю, как там Николаевна.

Прохожу мимо её двери, а она приоткрыта. Зашла…А там …

– Женщина заплакала ещё сильнее. Успокоившись, продолжила рассказ .

– Марья Николаевна лежит на диване. В плаще и в туфлях лежит… Видно – пришла с вечерней прогулки, прилегла отдохнуть и… преставилась…. Двери не закрыла, чувствовала, наверное… Хоронить будет собес, как одинокую.
Открыв ключом банковскую ячейку Нина взяла деньги и коробку из под обуви в которой были фотографии, документы, дневник девочки школьницы со стихами о любви — вся жизнь одной семьи в одной коробке.

Муж Нины вернётся с Севера к ней и Маше, поняв, что не может без семьи. На могиле Марии Николаевны будет установлен хороший памятник.

А её архив будет храниться в их семье, как оберег от одиночества. Через год аист принесёт Маше братика Мишу. И история с потерянным ключом будет вспоминаться всё реже. Только Нина будет изредка пересматривать чужой архив, хранящийся на верхней полке книжного шкафа, с благодарностью.
~~~~~~~~~~~~~
Галина Куриленко

Рейтинг

0 из 5 звезд. 0 голосов.