Сначала мы не знаем какой была мама до нас, потом не замечаем чем она живёт кроме нас…а после не представляем как теперь жить без неё… Моей маме сегодня 105 лет. Она ушла, когда ей было 91. К своим 18-ти годам она говорила на трех иностранных языках. Два высших образования, но поработать ей почти не пришлось: семеро детей. Я четвертая. Мама была голубоглазая брюнетка, стройная. Родив шестого и седьмого ребенка, располнела и расстраивалась: — Фу, какая я стала. — Ты очень красивая, — не соглашался отец. — Пышная! — А мне, Онегин, пышность эта… — парировала мать. Папа смеялся, а мы слушали и ухватывали на лету это умение разговаривать о простых вещах языком литературы: «в лицо перчатку ей он бросил и сказал: не требую награды»… «труд этот, Ваня, был страшно громаден»… «плакала Саша, как лес вырубали»… «и сам про себя удалую, хвастливую песню поет»… «ему обещает полмира! А Францию только себе»… «тогда, мой сын, ты будешь Человек». Мама обожала ветер и снег в лицо. Когда поднималась метель, она убегала бродить навстречу снежной буре по быстро растущим сугробам и возвращалась помолодевшая, с каким-то тайным торжеством в глазах. Она говорила, что никогда не простужается, потому что всю молодость проходила с открытым горлом, не куталась никогда. Я не помню, чтобы у нее был кашель или насморк. Она умела загорать за один день, от зимней бледности до золотистой смуглоты, как марсиане у Бредбери; она никогда не обгорала, никогда не потела и не понимала, зачем другие потеют; она могла поднимать и носить любые тяжести, она снимала раскаленную кастрюлю с плиты, не обжигаясь. Нет, иногда она, конечно, болела, и, наверно, гриппом; тогда она запиралась в дальней комнате и начинала стонать — громко, пугающе. Мы со страхом просовывали лица в дверь: мама?!… Тогда она прекращала стонать и говорила совершенно спокойным, будничным голосом: — Не мешайте мне, я так болею. Закройте дверь. И снова стонала, как какая-то морская птица в своих снегах и льдах. Потом раз! — и она уже на ногах, что-то готовит или подметает. Какая она была в молодости? До меня? В те годы, которых я не помню, не вижу? Когда она еще не подметала, не вязала, не штопала шерстяной носок на деревянном «грибке», не полоскала белье в ванне, под проточной холодной водой, не топила дровяную колонку, не вскапывала дачные грядки, не сажала красные пионы, не собирала крыжовник в таз? А не узнать. А, нет, вот был один такой удивительный день: она сидела у меня в гостях, в моей питерской квартире. И пришла ее подружка Мэри, с которой мама много лет не виделась. Маме было 88. (Восемьдесят восемь). А Мэри — 90. (Девяносто). Мэри, тощая, в кепке, курила и разговаривала с матерком, и мама, не курившая и не матерившаяся, мигом помолодела лет на 70. — Мы прогуляемся, — сказала она. — Прошвырнемся, — подтвердила Мэри. — Только ты меня поддерживай, а то меня иногда шатает: вестибулярка, — сказала ей мама. — Разберемся! И они упорхнули. Пришли через три часа, хохоча. — Где вы были? — А там на островах есть закрытый сад один. Там военные, не пускают. Но Мэри знает дырку в заборе, мы пролезли и никто нас не поймал. — А не*уй наши острова огораживать, — подтвердила Мэри. — Коньячку не найдется? Я налила им коньячку. У Мэри в сумочке нашелся шоколад. Зажав в зубах папиросу, Мэри махала свободной рукой — черной сухой лапкой с серебряным кольцом, — и пересказывала какую-то сплетню полувековой давности, которую мама, конечно же, помнила, но хотела уточнить детали: и что же Ларисхен?.. Девчонки чокались и смеялись. И время распахнулось, и впустило меня туда, в глубину, на краткий миг, а потом закрылось опять. Татьяна Никитична Толстая
Баба «Яга» * Валю так называли ещё со школы. И было за что: на шее горб, голова почти втянута в плечи и наклонена чуть вперёд; вместе с орлиным носом она как бы говорила: «Это что вы тут делаете? Я вот вас выведу на чистую воду…». Девчонки с ней почти не общались. Порой только хихикали, украдкой глядя на неё. А пацаны рисовали на неё карикатуры, увеличивая до гигантских размеров горб и нос. Валя и сама не хотела ни с кем разговаривать`. Она осознавала свою неприглядность и сторонилась людей. Правда, у неё была Лида – девочка, живущая с ней в одном доме. Иногда она приходила к Вале в гости – в основном чтобы похвастаться своим новым платьицем или туфельками, которыми её баловали родители. Тогда мама Вали бегала в магазин за пирожными или конфетами, чтобы угостить Лиду`. Она была очень рада, что её дочь хоть с кем-то общается и не замыкается в себе. Лида часто защищала свою подругу от мальчишек, обзывавших Валю или пытавшихся тайком повесить ей на спину листок с надписью «БАБА ЯГА». Больше заступиться за Валю было некому (её отец ушёл из семьи почти сразу, как узнал, что у дочери врождённый сколиоз). Валя была благодарна Лиде за дружбу, но просила её не ссориться из-за неё с ребятами. И именно тогда, со школы, у неё появилась традиция ежегодно поздравлять Лиду с днём рождения и дарить ей подарки. Правда, она видела, что Лиде они не очень нравились. И было отчего: её богатые родители дарили своей «ягодке» такое, о чём Валя не могла даже мечтать. А Валя с мамой жили бедно, экономя каждую копейку, и подарки Вале приходилось делать самой. Тряпичную куколку, гербарий из цветов или что-то в этом роде. Словом, то, что Лида считала «безделушками»`. Хотя всегда говорила подруге «спасибо» и обнимала её… Правда, в старших классах и Лида как-то начала от неё удаляться. Дети выросли. Из «гадких утят» они превратились в прекрасных «белых лебедей» и, естественно, начали влюбляться. Расходиться, так сказать, по парам. Лида за десятый класс сменила несколько «кумиров». И на вопрос Вали, не много ли, ответила, махнув рукой: — А! Всё не то, мелочь… Конечно, Валя завидовала ребятам. Она хоть и любила больше всего сказки и легенды, но и романы на любовную тему тоже читала. И даже иногда над ними плакала… Однажды все старшеклассники школы выехали «на картошку». Валя, чураясь компаний с их песнями под гитару, уединилась в лес. Она любила слушать шелест листвы и пение птиц… И вдруг из чащи берёз вышел рыжий лохматый парень с веснушками на лице. «Емеля, — сразу мелькнула у Вали мысль, — из сказки «По щучьему велению». Каково же было её удивление, когда тот вдруг сказал: — Любите лес? Я тоже. Меня Емельян зовут… Валя чуть не упала. — П-почему Емельян? – и улыбнулась. — В честь Емельяна Пугачёва. Отец у меня партийный работник; ну, и настоял… Потом они почти целый час болтали о берёзах, соснах и цветах… Мальчишка, оказывается, учился в параллельном классе. После школы собрался поступать на биологический. Валю как током ударило: «Точно, надо на биологический. Жить в лесу, изучать природу, и чтобы меня никто не видел»… — И кем ты станешь`? – спросила она. — Буду ездить в экспедиции, с группой учёных… Или преподавать биологию… Валя погрустнела: «Опять на людях…» Они ещё долго бродили по лесу. И Валя ощущала в своём сердце что-то тёплое. Она с восторгом смотрела на Емельяна, и ей безумно хотелось прижаться к его сильному плечу. Почувствовать любовь, защищённость и надёжность… «А вдруг… — стучало у неё в висках. Она уже точно знала, что этот вечер не забудет никогда… Даже когда однажды на перемене увидела Емельяна с красивой девушкой. Они о чём-то оживлённо беседовали, улыбаясь друг другу. «Так и должно быть… — Валя бежала домой, чуть не плача. – Так и должно быть…»
… Ещё с восьмого класса Валя думала, куда себя деть после школы`. Так, чтобы спрятаться в «какую-нибудь конуру», подальше от людских глаз… А сразу после выпускного решила, что станет бухгалтером. Как мама. В математике она разбирается. Будет сидеть тихонечко в уголке, щёлкать костяшками счёт и не высовываться… И однажды попросила маму взять её с собой на работу — посмотреть, что и как. Сказав, что хочет пойти «по её стопам». Та согласилась. Но едва вошла в бухгалтерию, увидела на себе пристальный и удивлённый взгляд маминых сослуживцев. А у одной из женщин на лице появилась такая страдальческая гримаса! «Боже, как их много!», — мелькнуло у Вали в голове. Она шла домой, и её душили слёзы… А когда вечером мать спросила дочь, отчего она целый день молчит, Валя не выдержала: — Ну почему`!.. Мама, почему-у!.. – Она зарыдала. – Лучше бы ты эту беременность прервала!.. Мать закрыла лицо руками и ушла в свою комнату… Конечно, Вале было жалко маму. Утром пришлось её успокаивать. Сказать, что это были минуты слабости и прочее… Но для себя Валя решила, что после мамы она жить не станет. Даже выписала себе на листок название снотворного, которое купит в аптеке и выпьет целую горсть. «Только бы дотянуть», — думала она… А однажды в парке она увидела плачущего карапуза лет трёх-четырёх`. Которого безуспешно пытались развеселить родители. И вдруг, сама не зная почему, Валя подошла к нему, скорчила рожу и проговорила, специально не выговаривая несколько букв и коверкая слова, чтобы было смешно: — Я злая-презлая баба Яга. Всех детишек, которые плачут, я жарю на сковородке и л-лопаю! С хрустом!.. И заработала челюстями: — Хрум, хрум!.. Малыш застыл как вкопанный… А потом протянул к Вале свою ручонку; и, тронув её нос, рассмеялся… Родители были в шоке… Они поблагодарили девушку и, взяв младенца за руки, пошли с ним дальше по парку. Карапуз время от времени оборачивался и, улыбаясь, смотрел на Валю. Которая растерянно смотрела ему вослед. Не понимая, как это у неё получилось… Через несколько дней она, как обычно, пришла к Лиде поздравить её с днём рождения. И, зная, что её мать работает на высокой должности в гороно, спросила, не могла бы она устроить её на работу в какой-нибудь детский садик. Чтобы работать с детьми. Лида пообещала узнать. И через день сказала, что есть вакансия младшего воспитателя, но со временем нужно получить соответствующее педагогическое образование. — Опять учиться`? – погрустнела Валя. — Можно заочно, — ответила Лида. – Не посещая лекций, приезжая только сдавать экзамены…
… Валя оторопела. Она впервые увидела взгляд, в которых не было места насмешкам и ехидству. Десятки детских глаз смотрели на неё с любопытством и радостью… Она была для них бабой Ягой, кикиморой, Василисой Прекрасной, Емелей, царевной лягушкой и Иваном–царевичем – всеми сразу, поочерёдно меняя костюмы, причёски и интонацию голоса. Дети то настороженно смотрели, то визжали от восторга. То огорчались, то хлопали в ладоши. Воспитатели сначала с недоверием отнеслись к новой сотруднице. Но, узнав от родителей, что их дети бегут в садик к Валентине Сергеевне без оглядки, даже обрадовались. У ребят, смотревших выступления «тёти Вали», улучшалось настроение, аппетит и самочувствие в целом. А Валя летела к ним как на крыльях. Уже с вечера приготовив очередное представление. Русские народные сказки она ещё со школы знала отлично, а многие диалоги даже наизусть. Ей нравилось, что добро в них всегда побеждает зло. И что уродцы всегда превращаются в красавцев. Как, например, в «Аленьком цветочке» или «Царевне-лягушке»… А ещё она любила делать декорации к сказкам. Вырезала из картона и раскрашивала`. Или сшивала из лоскутков разной ткани. А однажды уговорила заведующую построить прямо на участке избушку на курьих ножках, ступу и на ней бабу Ягу с метлой. Чтобы разыгрывать представления во время прогулок. Сама нарисовала эскиз, по которому рабочие смастерили фигуры. Сама их и покрасила. Дети были в восторге… Со временем Валентина стала замечать, что у некоторых ребят есть особый интерес и даже талант к какому-либо занятию. Леночка, например, прекрасно подыгрывала ей в спектаклях. Изображая гномика с колпаком на голове или дюймовочку в белом платьице. Валентина Сергеевна научила её делать это искренне и натурально. Она часто репетировала с ней во время прогулок. И Лена спрашивала её, а как лучше сыграть здесь или изобразить героиню повзрослевшую. И когда после замечаний воспитательницы у них это получалось, обе обнимались. «Фаина Раневская», — говорила о своей подопечной Валентина`. А в группе Лену так и прозвали — «дюймовочка». Володя очень любил сказки и разные интересные истории. Даже когда Валентина Сергеевна заканчивала читать всей группе, он подходил к ней и просил её рассказать, чем закончится дело. Воспитательница трогала его пальцем за нос и говорила: — Много будешь знать – скоро состаришься… Володенька, завтра мы обязательно продолжим… — А я бы на месте князя Гвидона… — не унимался тот и начинал придумывать, как бы он поступил, будь героем сказки… Валентина Сергеевна заметила, что Володя очень складно и интересно рассказывает. Как они, например, ходили в лес с родителями и встретили там оленя. Мальчик так натурально описал животное, его настороженный взгляд и как тот «шевелил ноздрями», что Валентина время от времени начала просить его описать что-то ещё из своей жизни или, например, из жизни группы. И, действительно, у Володи получалось неплохо`. А вскоре он стал рассказывать свои истории собравшимся вокруг него детям. За что его в садике прозвали «Вовкой-болтуном». Димочка любил исследовать насекомых. Однажды он поймал на окне муху, долго на неё смотрел; а затем взял и оторвал у ней лапку. Валентина Сергеевна это увидела и как крикнет: — Что ты делаешь? Ей же больно! Мальчик удивлённо посмотрел на муху, потом на воспитательницу и сказал: — Я хочу узнать, чем у неё ножка крепится… — Я вот тебе сейчас покажу, чем она крепится, — в сердцах сказала Валентина. – Выпусти муху и вымой руки!.. Конечно, вскоре они помирились. И Валентина Сергеевна сказала Диме, что зверушки, птицы и насекомые – живые существа и что им тоже больно, когда их обижают. Затем она показывала ему скворечники и гнёзда в их садике и рассказывала, что птицы растят в них своих птенцов. И что им бывает голодно, особенно зимой, и рядом с их домиками нужно оставлять кусочки хлеба или горстку пшена`. Дима слушал раскрыв рот… А вскоре Валентина Сергеевна стала приносить ему книжки о разных животных, с цветными фотографиями. И мальчик листал их с нескрываемым восторгом. «Димка-птичник» — стали называть его окружающие. Крохотная Танечка любила рисовать. Валентина Сергеевна учила её правильно подбирать цвета, смешивать краски и учитывать пропорции предметов. Они иногда усаживались под елью, коих было много на территории садика, и рисовали домики и строения на участке. — Художница ты моя, — гладила её по головке Валентина. А Любочка всё время возилась с куклами. Разговаривала с ними, переодевала их, умывала и укладывала спать. Словом, нянчилась. Валентина Сергеевна учила её правильно подбирать куклам одежду и петь колыбельные песни. Любу все прозвали «нянькой»… Детишек Валентина Сергеевна любила всех. Многих запоминала по имени и фамилии на долгие годы. Дома хранила фотографии с театральными представлениями и утренниками. Но одно её всегда огорчало. Подготовительная группа`. После которой с ребятами приходилось расставаться. Навсегда. А как иначе? Дети подросли, и им нужно было идти в школу. Валентина долго сидела со своими любимцами перед выпускным днём, разговаривала с ними, смеялась… Но на душе у неё скребли кошки… И всё же она пересиливала себя. Ночью, лёжа в постели, она в слезах говорила: — До свидания, мои птенчики. Ваша баба Яга своё дело сделала. Теперь Вы её забудете. Ну что ж, это нормально. Летите, устраивайте свою жизнь. А я буду воспитывать других неоперившихся птенцов…
… Когда Валентине Сергеевне было за сорок, её вызвали в гороно и предложили должность главного специалиста в отделе общего и дополнительного образования. Валентина задумалась… а потом ответила: — Я лучше с детишками… А проходя мимо доски почёта, увидела на ней фотографии молодых и красивых учителей и воспитателей. Хотела было, как в юности, сказать про себя: «Рожей не вышла…», но тут же спохватилась: «Как не стыдно!» И мысленно пожелала молодым педагогам успеха…
Стала Валентина Сергеевна уставать. Да и не мудрено. После мамы приходилось убирать квартиру и стирать самой`. Готовить что-то себе у неё уже не оставалось сил. Чай с булочкой или печеньем – и довольно. Не забывала она и поздравить свою подругу Лиду с днём рождения. С удивлением разглядывала её очередного мужа (уже четвёртого по счёту!), новую мебель, импортные сапожки, шубки и прочую утварь. — Шикарно живёшь, — говорила ей. — Ты бы видела, как живут в Европе! – загорались у той глаза. – А ты ходишь как старая бабка… «И впрямь, — думала, вернувшись домой, Валентина. – Как бабка… Впрочем, для кого мне наряжаться?..»
… — Послушайте, Валентина Сергеевна, — сказал ей как-то председатель комиссии, прибывшей в детский сад с проверкой.
– Дошкольное образование не ставит своей задачей выявление у ребёнка того или иного таланта. В таком возрасте говорить об узкой специализации рано. Дети должны учиться всему, но понемногу. А талант в них определит школа`. И то только в старших классах… Валентина Сергеевна хотела возразить; но заведующая так на неё взглянула, что та промолчала…
… Точно в положенный срок её отправили на «заслуженный отдых». Как ни умоляла она оставить её в садике, начальство было непреклонно… — Валентина Сергеевна, — говорила ей методист, — это же такое счастье – подальше от сплошного визга, крика!.. — А мы Вас, — говорила заведующая, — на доску почёта поместим… Но от коллег Валентина слышала, что один из чиновников города просто решил пристроить воспитателем в их садик свою дочку…
… Тяжко стало Валентине Сергеевне. Грустно. Не будут больше её встречать ребятишки. Не станут визжать от восторга, когда она закатывала им очередное представление или рассказывала интересную историю… Наведать Лиду? Но она теперь живёт на окраине города, добираться тяжело, с пересадками… Что теперь`? Заваривать чай? Зачем? Чтобы после опять ложиться на диван? Да и с чем пить? Нет ничего. «Господи, да что же это я. Нужно сходить в магазин, хоть карамелек купить… И как-то вызвать слесаря, кран совсем течёт…»
«Опять вставать, — Валентина Сергеевна кряхтя поднялась с кровати. – Опять что-то делать. И который уже год… Боженька, забери меня поскорей. Сил нет это терпеть…» И вдруг она услышала детский смех. Выглянула в окно`. Точно, детишки. Бегают во дворе. И Валентине Сергеевне так захотелось выйти к ребятам и сыграть им смешную бабу Ягу! Как всегда – картавя и шепелявя.#рассказыирассказики Но она понимала, что их мамы или папы, которые сидят на скамеечке, не так её поймут. Да ещё милицию вызовут… — Господи, какая тоска! И тут вспомнила: «Сегодня же двадцать второе…» … Она вошла в телефонную будку и набрала номер. — Слушаю, — ответил ей мужской голос. — Будьте добры Лидию Петровну… — Её нет, а кто спрашивает? — Это её подруга детства. У Лиды сегодня день рождения, и я хотела бы… — Ничего не получится, и сюда больше не звоните. Ваша подруга теперь в дурдоме, на Содышке. Спит как сурок. Поздравляйте её там. — Как на Содышке`? Она больна? — Здоровее нас с Вами. Но Вы можете себе представить, что значит ютиться в одной квартире с женой, двумя детьми, да ещё со старухой матерью! Которая постоянно ворчит и брюзжит! У нас просто не осталось сил и выбора. Мы предлагали ей решить вопрос по-хорошему, но эта ведьма даже… Валентина Сергеевна не стала дослушивать, повесила трубку и направилась в магазин. «Боже мой, Лидочка… — думала она. – Как же так…» И у неё внезапно потемнело в глазах…
… — Вам, бабушка, надо себя беречь – спустя неделю сказала ей докторша в белом халате, — лежать дома в постели и никуда не выходить. Иначе схлопочете инсульт. У Вас гипертония. Напишите заявление в собес, и продукты Вам будут приносить домой… — Какая я бабушка, – ответила Валентина Сергеевна, – у меня же нет внуков. И вообще никого нет. Вон, ко всем в палате кто-то приходит. А ко мне никто никогда не придёт… Так что никакая я не бабушка, а просто старуха. — Ну, хоть кто-то из родственников или близких людей должен быть. Пусть иногородние. Дайте адрес, мы сообщим. — Один есть, — улыбнувшись, ответила Валентина Сергеевна. – Такой рыжий, с веснушками. Зовут Емеля. Только адреса его я не знаю… Одна из больных в палате, Ирина, стала крутить пальцем у виска`. Показывая врачу, что, мол, бабуля уже давно того… — Ну ладно, отдыхайте, — вздохнула докторша и вышла… А Валентина Сергеевна подумала, что теперь, в могиле, её горб и нос наконец-то «рассосуться» и перестанут портить её внешность. Даже успела улыбнуться своей мысли и мгновенно заснула…
Разбудил её голос медсестры. — Кто Виноградова? Валентина Сергеевна услышала свою фамилию: — Я. — На выход. К Вам пришли. — Ко мне?.. Она оделась и вышла в коридор. Прошла в вестибюль, увидела кучу народу. Присмотрелась. Никого из знакомых. — Ерунда какая-то…- прошептала она. – Перепутали… И направилась было обратно. — Валентина Сергеевна? – услышала она женский голос. Взглянула на симпатичную даму, с модной причёской, в дорогом белом костюме. Поморщилась. «Точно перепутали». И пошла в палату. — Она`? – дама обвела взглядом нескольких мужчин и женщин в толпе. — Господи, она, — ответила ей другая женщина. — Да-да, — подтвердил мужчина. — Тётя Валя! – почти крикнула женщина. Валентина Сергеевна застыла на месте. Затем резко обернулась. И медленно подошла к толпе. — Я Елена Николаевна. В девичестве Рожкова. — Рожкова? – Валентина Сергеевна наморщила лоб, вспоминая… А затем трясущейся от волнения рукой потрогала лицо женщины. – Это… ты`? Леночка, ты? Моя «дюймовочка»? — Я, тётя Валя, узнали, – женщина смахнула с ресницы слезу и шмыгнула носом. – Вот, разрешите доложить, дорогой мой воспитатель, что Ваше дело живёт. Помните наши репетиции? Теперь я заслуженная артистка России… — Боже мой, — произнесла Валентина Сергеевна, и по её щекам тоже потекли слёзы. Они обнялись. — Владимир Иванович Горюнов, — выступил вперёд солидный мужчина в очках. – Член Союза журналистов России и главный редактор одной из центральных газет. — Горюнов? — Валентина Сергеевна присмотрелась… Затем закивала головой: — Точно, он. «Вовка-болтун». Который постоянно донимал меня своими историями. И она крепко его обняла. — Я теперь, Валентина Сергеевна, о Вашей работе большую статью напишу. Вся страна о Вас узнает… — А это… — обратилась она к худенькому мужчине, — никак наш «Димка-птичник»? Который любил отрывать мухам лапки, чтобы посмотреть, как у них всё устроено. — Один только раз, тётя Валя, — пролепетал мужчина. — Теперь Дмитрий Николаевич – доктор биологических наук, — ответила женщина, державшая его под руку, — и к тому же заместитель председателя Общества Защиты Животных, курирует приюты для бездомных зверушек. — А кто это там притаился`? – с иронией спросила Валентина Сергеевна. – Уж не Танечка ли «художница»? — Я, тётя Валя, — улыбнувшись, ответила женщина. – Художник-реставратор нашей Епархии. — А Любочку-«няньку» помните, тётя Валя? – спросила женщина, стоявшая рядом. — Как же, — обняла её Валентина Сергеевна, — как же не помнить девчушку, постоянно возившуюся с куклами. — Я теперь работаю в областном отделе народного образования соседнего региона… Валентина Сергеевна обошла ещё с три десятка человек, обнимаясь с каждым и делясь воспоминаниями. — Как же Вы меня нашли, ребятишки? – оглядела она всех. — Всё наша артистка, — ответил Владимир, указав на Елену Николаевну, — проезжала мимо Управления образования и увидела Ваше фото. Зашла, поинтересовалась о Вас. Ей назвали Ваш домашний адрес. А уж от соседей она узнала, что Вы здесь. Написала в соцсети, выложила старые фотографии… — Мы теперь Вас не оставим, Валентина Сергеевна, — сказала Люба. – Отремонтируем Вашу квартиру, наймём хорошего врача и медсестру, чтобы делать Вам уколы… Они ещё долго разговаривали, вспоминали прошлое… Затем попросили у медсестёр два электрических чайника, чашки, сбегали в соседний магазин и прямо в вестибюле стали пить чай с печеньем и пряниками. Валентине Сергеевне оставили сразу пять номеров телефонов и подарили мобильник… А она попросила у них ручку и лист бумаги`. И, написав на ней фамилию, имя и отчество Лиды и её адрес, сказала: — Ребятушки, дорогие. Это моя хорошая подруга. Сын упёк её в психиатрическую клинику на Содышке. Пожалуйста, поговорите с ним и вытащите её оттуда. И пристройте куда-нибудь. Может, хоть в дом престарелых… Елена Николаевна взяла листок. — Постараемся, тётя Валя…
Вечером Ирина, которая тоже была в вестибюле, удивлённо спросила вошедшую в палату Валентину Сергеевну: — А эти люди, они кто`? — Мои детишки… — Ты же говорила, что у тебя никого нет. — Дура была…
Ночью, лёжа в постели, Валентина Сергеевна смотрела в окно на мерцающие звёзды. По её щекам не переставая текли слёзы, а губы шептали: — Господи, благодарю Тебя за всё. Ты слышишь`? За всё! И за горб тоже…
Утром, потянувшись и хрустнув костями, Ирина произнесла: — Бабуля, вставай, пошли завтракать… Оделась и снова посмотрела в сторону Валентины Сергеевны: — Бабушка, пора завтракать`! Подошла и тронула её за плечо. Тут же отдёрнула руку и с криком выбежала из палаты. «Какой завтрак, — мелькнуло в сознании Валентины Сергеевны. – Послушай, как красиво!..» В этот момент ей пели ангелы… ~~~~~~~~~~~~ Владимир' Кузин
Виталий удобно расположился за рабочим столом с ноутбуком и чашкой кофе. Нужно было закончить кое-какие дела. Неожиданно его отвлек телефонный звонок. Номер неизвестный.
— Алло, слушаю.
— Виталий Дмитрич? Это Вас из роддома беспокоят. Вам знакома Изотова Анна Михайловна? — спросил пожилой, судя по голосу, мужчина.
— Нет. Не знаю никакой Анны Михайловны. А в чем, собственно, дело? — удивился Виталий.
— Дело в том, что Анна скончалась вчера во время родов. Мы связались с ее матерью. Она сказала, что Вы — отец ребенка, — голос в трубке замолчал, ожидая ответа.
— Какого ребенка? Какой отец? Я ничего не понимаю! — Виталий начал нервничать.
— Анна родила девочку. Вчера. А Вы отец этой девочки. Если, конечно, Вы — Ларионов Виталий Дмитриевич. Вам нужно подъехать в роддом завтра. Нужно что-то решать… — мужчина говорил медленно и отчетливо.
— Что решать? — Виталий ничего так и не понял.
— Вы подъезжайте завтра в роддом на Савеловской. Спросите Николая Петровича. Это я. Все и обсудим.
Виталий стоял с телефоном в руке и слушал гудки. Потом все-таки отложил его в сторону и попытался осознать услышанное.
— Анна… Что за Анна? — бормотал он, расхаживая по комнате. — Понятия не имею… Нет. Надо по-другому. Сколько женщины ходят беременные? Вот. Кажется, нащупал мысль… Девять месяцев. Что было 9 месяцев назад? Сейчас май. Значит, это был сентябрь… Что было в сентябре?
Виталий посмотрел на чашку кофе, которую все еще держал в руке, сморщился и поставил ее на стол. Сейчас бы чего покрепче, но…
— В сентябре я был в Сочи, — внезапное озарение и картинка четко встала перед глазами. — Две недели. Вот оно! Аня!
Виталий сейчас уже смутно помнил ее лицо. Вроде блондинка голубоглазая… Сколько у него таких Ань было? Что ж, каждую запоминать? Он ни разу не был женат к своим сорока годам и не собирался жениться. Тем более Виталий никогда не хотел детей. Никогда! У него своя устоявшаяся жизнь. И он не собирается ее менять из-за какой-то Ани…
«Так ведь она умерла… — молоточком постучало по виску напоминание.»
— Как она могла умереть? — вслух произнес он и посмотрел на потолок, словно там был ответ. — Сколько ей лет-то было? От силы двадцать…
Захотелось закурить, но нет, он же бросил. Где-то в глубине развернулось незнакомое чувство. То ли жалость, то ли растерянность, то ли сожаление?
— Ребенок… — снова произнес он вслух, словно разговаривал с невидимым собеседником. — Ну и пусть мать Ани заберет к себе этого ребенка. Она же бабушка. Да и вообще! Неизвестно еще, может ребенок и не мой вовсе?
Виталий для себя уже все решил. Завтра съездит, встретится с врачом, напишет отказ от ребенка и все. И будет жить дальше. Как раньше.
Несмотря на то, что решение было принято, он почему-то долго не мог уснуть. В голову лезли всякие мысли, и в груди шевелилось что-то, не давая покоя…
***
Это холодное, мертвое тело просто не могло быть Аней! Виталий пытался проглотить подступивший к горлу ком и… не смог. Ком разрастался, пуская щупальца в грудь, в глаза. Ком заполнил собой всего Виталия с ног до головы. В глазах защипало… Он ее вспомнил… Вспомнил, как она смеялась. Как бежала по берегу моря. Как смотрела на него влюбленными глазами. Смешная девчонка, про которую он забыл сразу же по приезду домой. Это она лежит сейчас на столе в морге… Это на ее тело он сейчас смотрит…
Виталий выбежал в коридор. Жестом попросил Николая Петровича дать ему минуту…
Он стрельнул у первого встречного сигарету и жадно затянулся на крыльце роддома, выкинул и широким шагом направился в кабинет главврача.
— Не хотите посмотреть на дочь? — спросил Николай Петрович.
— Нет. Я хочу сначала поговорить с матерью Ани. Где она? — Виталий выжидающе посмотрел на врача.
— Она ждет в коридоре. Вы только что прошли мимо нее.
— Я сейчас, — Виталий поспешно вышел из кабинета.
Худенькую женщину в черном платке он увидел сразу. Она сидела чуть дальше по коридору. В три шага он преодолел расстояние до сидевшей на стуле женщины.
— Здравствуйте! — с трудом выговорил Виталий.
Мама Ани подняла на него глаза. И Виталий чуть не утонул в плескавшейся в них боли…
«Как же она похожа на Аню, — подумал он вдруг, — одно лицо.»
— Меня зовут Вера. Вера Дмитриевна, — тихо сказала она, — Я мама Анечки.
-Я Виталий. Тоже Дмитрич, — зачем-то уточнил он.
— Знаю. Мне Анечка про Вас рассказывала. Теперь уж ничего никогда не расскажет, — и Вера заплакала.
Виталий растерялся. Он просто стоял рядом и вообще не понимал, что делать? Что ему теперь делать?
Вера Дмитриевна вытерла слезы и сказала :
— Не отказывайтесь от дочери, прошу! Я не могу допустить, чтобы моя кровиночка росла в детдоме! Понимаете?
— Почему в детдоме? Вы же бабушка. Вам ее отдадут! — пытался успокоить Веру Виталий. А сам почему-то думал про себя: «Какая она бабушка? Моя ровесница, похоже… «
— Не отдадут… Группа у меня. Порок сердца… Вы ее только признайте! А я сама ее растить буду. Мы Вас не побеспокоим, пожалуйста! — Вера умоляюще протянула к нему руки.
Виталий взял ее за руку :
— Пойдемте! — и увлек за собой в кабинет главврача.
Николай Петрович оторвался от бумаг.
— Что нужно для признания отцовства? — волнуясь, спросил Виталий.
— Анализ ДНК, — ответил Николай Петрович и пристально посмотрел на мужчину. — Как назвать решили?
— Кого назвать? — Виталий снова растерялся.
— Дочь как назовете? — улыбнулся главврач.
— Майя. Майя Витальевна Ларионова.
— Не хотите на девочку взглянуть? — спросил доктор.
Виталий вздохнул, посмотрел на Веру и тихо сказал :
— Нет. Не хочу. —
***
Формальности утрясли на удивление быстро. Анализ подтвердил, это его ребенок. Виталий не знал, что ему теперь делать и как жить дальше? Он совсем не был готов к появлению ребенка в его жизни. Но и оставить его с Верой, просто вычеркнуть из жизни тоже не мог. Виталий все никак не решался произнести слово ДОЧЬ. Просто ребенок.
«Буду помогать им по мере возможности. Деньги буду перечислять, коляску куплю и все, что нужно, — решил он перед выпиской ребенка из роддома.»
***
В это утро он особенно волновался. Заехал за Верой, чтобы вместе забрать ребенка.
Когда Виталий увидел медсестру, несущую сверток в чем-то жутко розовом, в каких -то кружевах и бантиках, у него пересохло во рту.
Вера взяла сверток в руки, откинула уголок кружев и спросила :
— Хочешь посмотреть на малышку?
Виталий не успел ответить. Дверь кабинета главврача вдруг распахнулась, и Николай Петрович попросил Веру Дмитриевну зайти на минутку.
Вера передала сверток в руки Виталию и прошла в кабинет.
На Виталия напал ступор. Он не мог ни говорить, ни даже пошевелиться. Сверток в его руках был теплым, и запах у свертка сладкий — сладкий. Неожиданно сверток закряхтел, затем издал странный звук, похожий на мяуканье котенка, и зашелся надрывным плачем. От испуга Виталий взглянул на ребенка и… увидел свое отражение. Его дочь была абсолютной копией его самого! Он смотрел на малышку и видел себя…Ну, так ему казалось, во всяком случае.
Почувствовав, что пол уходит у него из-под ног, Виталий присел на стоящий рядом стул и немного покачал малышку. Она замолчала и вдруг посмотрела ему прямо в глаза, и как-будто даже улыбнулась.
Молодая бабушка вышла из кабинета через минуту.
— Давайте! Я ее возьму, — Вера протянула руки к внучке.
— Я сам! — выпалил Виталий. — Она мне только что улыбнулась! — и расплылся в самой, что ни на есть, счастливой улыбке.
— Поехали домой, Вера, — сказал он тихо. И решительно добавил : — Мы вместе едем домой!
Ласковое море с лёгким шелестом накатывало на прибрежный песок. Высоко в голубом небе, где не было ни единого облачка, светило белое солнце.
— Как здорово! – Лена широко расставила руки в стороны. – Дышать — не надышаться! Я бы хотела жить здесь, у моря.
— Что ж, можно обдумать это. А ты уверена, что не будешь скучать по зиме, родному городу и школе? – Николай оглянулся и увидел одинокую цепочку следов от своих босых ног на мокром песке.
Лена шла по кромке воды. Её следы тут же слизывали волны, как котёнок сметану.
«Будто не шла, а парила над берегом», — подумал Николай, и сердце почему-то защемило от нехорошего предчувствия.
— Ты прав. Люди, которые живут здесь, привыкли и не замечают красоты. – Прищурив глаза, Лена всматривалась в чёткую линию горизонта, разделявшую море и небо. — Давай на следующий год снова приедем сюда.
— Давай. Можно поехать заграницу. Мы нигде ещё не были. – Согласился Николай.
— Ты прав. У нас вся жизнь впереди. — Лена звонко чмокнула его в солоноватую щёку.
Шум голосов, крики детей остались далеко позади. Тишину пустынного пляжа нарушали только шуршание песка под ногами и шелест волн. Лена оглянулась назад.
— Мы далеко ушли. – Ветерок слегка шевельнул прядки её светлых выгоревших волос.
«Столько лет вместе, а я всё ещё не могу поверить своему счастью. Влюблён в неё, как мальчишка. Среди знакомых многие уже женаты по второму разу, или заводят время от времени любовниц для «вдохновения». А мне никто не нужен, кроме неё», — подумал Николай, любуясь женой.
— Пойдём назад, а то нас мама с Митей потеряли, наверное. И солнце палит нещадно. — Вывела из задумчивости мужа Лена.
Они пошли по берегу назад. Николай старался ступать по своим следам. Лена тоже обратила внимание на отпечатки только босых ног Николая.
— Словно ты шёл один. – Удивилась она.
— Просто твои следы слизало море. — Засмеялся Николай и обнял за талию жену.
Вскоре до них стали долетать крики родителей, предостерегающих детей не заходить далеко в воду, капризный плач детей, звуки музыки из прибрежных крытых кафе.
Впервые они приехали сюда вдвоём в свой медовый месяц. Потом взяли квартиру в ипотеку, покупали мебель. Экономили на всём, даже на отдыхе. Через два года Лена родила Митю. Отдыхали на даче у родителей Николая, где тоже было неплохо: речка, лес, огород. И только сейчас они смогли позволить себе отпуск у моря без долгов и кредитов.
— Мам, смотри, что я нашёл! – К ним подбежал Митя, протягивая большую золотистую раковину.
Шорты чуть сползли вниз, открыв белую полоску, подчёркивающую загорелую до черноты кожу Мити. Волосы его, наоборот, выгорели и стали светло-соломенными.
— Ну-ка, покажи. – Лена взяла из рук сына раковину и приложила к уху.
— Ты ничего не услышишь. Нужна большая раковина. – усмехнулся Николай.
— Море никуда не денется. Отдохнем и снова придём. Бабушке тяжело на таком солнце. Имей совесть, Митя. – Поддержал жену Николай.
Митя побежал вперёд, смешно выворачивая ступни, увязающие в песке. Им уже махала мать Лены в ярко-цветастом сарафане.
— Я уже хотела без вас уходить. Устала на солнце. Да разве его уведёшь. – кивнула она в сторону десятилетнего Мити. – Давайте, собирайте свои вещи. Ничего не забывайте. – Галина Петровна оглядела расстеленное на песке одеяло.
Разомлевшие на солнце, они гуськом шли к пансионату. Митя бежал первым и всё вертел в руках свою раковину. За ним шла Галина Петровна, следом за ней Лена, и завершал процессию Николай. По узкому деревянному настилу иначе не пройти.
Мужчина и женщина уступили им дорогу, сойдя с настила на раскалённый песок. Николай бросил взгляд на мужчину и, пройдя несколько шагов, остановился.
— Виктор? Виктор! – окликнул он мужчину.
Тот оглянулся, вглядываясь в Николая.
— Ну, чего застыл? Мы стоим на дороге. Пойдём. – спутница потянула Виктора за руку в сторону моря.
Люди шли по настилу в обе стороны, и, остановившиеся Виктор с Николаем, действительно преграждали им дорогу.
— Колька?! – Вдруг расплылся в улыбке мужчина. – Колька! – Он подошёл, и они сдержанно обменялись рукопожатиями. – Надо же, где встретились!
— А ты, я погляжу, важным стал. – Николай бросил красноречивый взгляд на выпуклый обгоревший до красноты живот Виктора. – Это Наталья? – Он кивнул в сторону ожидавшей Виктора полной женщины.
Обесцвеченные волосы та собрала в короткий хвост. Сверху на голове, словно корона, сидели большие солнцезащитные очки. От шеи вниз тянулись две тонкие белые полоски от бретелек купальника, исчезавшие под полупрозрачным парео, завязанном узлом на груди.
— Да. А ты всё такой же. – Виктор оглянулся на жену, которая с недовольным видом ждала его в стороне, переступая босыми ногами на горячем песке. – Давай вечером в кафе встретимся? В «Дельфине». Тут, на берегу. Часов семь.
— Идёт. Надо же. – Виктор покачал головой. — До встречи! – Он махнул рукой на прощание, и бывшие друзья разошлись в разные стороны.
Николай догнал ожидающую его жену на площадке перед спуском на пляж. По тому, как она напряжённо смотрела в сторону пансионата, Николай понял, что она тоже узнала Виктора.
— Неужели ты всё ещё не забыла его? Вечером договорились встретиться в кафе. Плохая идея, да? Если не хочешь, не пойдём. Чёрт. Надо было мне пройти мимо. Прости, не подумал. – Николай пристально вглядывался в лицо жены, пытаясь понять, расстроилась она или нет.
— Просто неожиданно. – Лена улыбнулась и взяла мужа под руку. – Пойдём.
***
— Письмо получил от своей Елены Прекрасной? – Николай подсел к Виктору перед самым началом лекции.
Из конверта, лежавшего на столе, выглядывал край снимка. Николай потянул за уголок и вытащил его. Худенькая светловолосая девушка смотрела в объектив камеры и улыбаясь, чуть склонив голову набок. Николай провёл кончиками пальцев по её волосам.
– Красивая. Если бы у меня была такая, я бы на других не смотрел. — Николай вздохнул.
— Много ты понимаешь. Обычная. — Виктор вырвал из рук друга снимок и сунул между страниц тетради. – Всё, тихо, — прошептал он, увидев вошедшего в аудиторию профессора.
Николай тоже достал тетрадь, и будто случайно накрыл ею забытый Виктором конверт с обратным адресом.
Друзья жили в одной комнате общежития. Виктор несколько месяцев уже встречался с Наташей – бойкой красавицей из параллельного потока. Она нравилась многим парням. Несколько раз Виктор просил Николая уступить для свиданий с Наташей комнату, не возвращаться в общежитие раньше десяти вечера. Последний раз Николай столкнулся с девушкой в дверях. Смятая кровать Виктора красноречиво говорила о том, чем они тут занимались.
Николай пытался предостеречь друга, что до него Наташа встречалась со многими другими парнями. Поговаривали даже, делала аборт от красавца Кости. Виктор посмеялся, сказав, что это сплетни завистливых девчонок. И если Николай не хочет, чтобы они стали врагами, пусть не вмешивается в его жизнь.
— А как же Лена? – поинтересовался Николай.
— Что, понравилась? Да забирай. Я нежадный. – Усмехнулся Виктор.
И Николаю стоило больших усилий не стереть кулаком ухмылку с лица друга.
Вскоре после этого разговора Виктор с Наташей сняли квартиру и стали жить вместе. Перед госэкзаменами они подали заявление в ЗАГС. Виктор попросил Николая быть его свидетелем на свадьбе. Но Николай отказался, после окончания института уехал к себе в Тверь.
А через две недели приехал в Псков. Он караулил Лену во дворе возле её дома, прячась от дождя под густым деревом. Вскоре он услышал стук каблучков и сразу узнал в худенькой девушке со сложенным зонтиком в руке Лену. Николай торопливо выскочил из своего укрытия, споткнулся о поребрик и неуклюже упал в лужу, обрызгав Лену. Она отскочила в сторону и выронила зонтик.
Лена пригласила его к себе домой почистить и высушить одежду. Знакомство произошло естественно, как нельзя лучше. Через несколько дней Николай всё же рассказал всю правду про украденный у Виктора адрес. Но это уже не имело значения, потому что они понравились друг другу.
Николай остался в Пскове, устроился на работу. Через полгода он сделал предложение Лене. После свадьбы они жили некоторое время с её мамой, потом взяли в ипотеку квартиру. А ещё через два года Николай отвёз Лену в роддом. Они ждали сына. Роды оказались тяжёлыми и долгими. Николай так любил жену, что согласен был пожертвовать ребёнком, лишь бы Лена осталась жива. К счастью, всё обошлось благополучно. И ребёнок, и мама были живы и здоровы. Но Лена не могла больше иметь детей.
— Ничего. Нам одного хватит, – успокаивал Николай жену.
И сын радовал их спокойным уступчивым характером и хорошими школьными отметками.
***
На встречу в кафе Лена пришла вместе с Николаем. Играла музыка, на столиках горели свечи, за окнами синело спокойное море. Николай замечал, какими жадными глазами смотрел Виктор на Лену. Наташа, нарядившаяся в обтягивающее красное платье, подчёркивающее её полноту, бросала обжигающие ревнивые взгляды на стройную жену Николая.
Поговорить толком не получалось из-за громкой музыки. Виктор то и дело подливал в свой бокал вина и пил, никого не ожидая. Наташа пыталась отнять бутылку у мужа, но быстро опьяневший Виктор громко возмущался и вырывал её у жены, норовя уронить и разбить.
— Пойдём танцевать. – Предложил Николай жене, чтобы избавить её от общества Виктора и Наташи.
Они вышли в центр зала к танцующим парам. Виктор тяжёлым взглядом проводил ладную фигуру бывшей своей девушки.
— Давай уйдём от них, — шепнула на ухо мужу Лена, когда мелодия смолкла на миг. – Митя, наверное, совсем бабушку замучил.
Они вышли из душного шумного кафе и пошли по берегу. Море тоже отдыхало после жаркого дня, даря прохладу.
— Как же красиво! – Лена остановилась, глядя на заходящее за линию горизонта солнце, окрасившее небо и море в лилово-оранжевый цвет.
Николай подошел к жене сзади и обнял, сомкнув руки на её животе.
— Спасибо, что ты тогда приехал ко мне. Представить не могу свою жизнь без тебя. – Лена накрыла ладонями руки мужа.
Николай посмотрел на две параллельные цепочки следов на влажном песке у самой кромки воды. И облегчённо вздохнул.
— Ты что? – спросила Лена, не оборачиваясь.
— Наши следы. Твои и мои. А утром я подумал, что ты мне приснилась. Или паришь над землёй, как ангел.
