ВЕТОЧКА

Маленькая Вета, чтобы ее никто не заметил, потихоньку наблюдала за тем, как отец заводит в ее маленькую комнатушку пожилую женщину. Женщина была низкого роста и вся в морщинках.
-Да, мама, здесь, конечно, не так просторно, как у тебя, но остальные условия значительно лучше: отопление центральное, вода сама льется — никуда ходить и таскать ее не надо, туалет теплый. А когда мы твой домишко продадим и купим себе квартирку побольше, то и у тебя места будет много — выделим тебе персональную комнату.
-Ой, а что ж такая кроватка-то маленькая? — голос старушки был чуть слышный, но очень добрый.

— Даже я со своим ростом на нее не помещусь…
-А! Это Ветки, внучки твоей. Ты не бойся, мы тебе с мальчишками другую кровать принесем, побольше!
-Так ведь совсем места не останется!
-А что ты бегать-прыгать тут хочешь? Чай не ребенок! — добродушно засмеялся отец.

— Ничего, как-нибудь поместитесь!
-А Ветка это…
-Да! — голос отца вдруг стал жестким.

— Дочь Полины.
-И твоя, — мягко поправила старушка, ничуть не испугавшись грозного голоса сына и добавила: — царствия небесного, Полечке.
Вета интуитивно перекрестилась.
Мама была очень красивой и очень доброй. Она сильно любила свою дочку, Виталину, которую назвала в честь любимой героини одного из романов, которые читала запоями. Вета помнила, как мама радовалась, когда приходил ее любимый, отец Виталины, Петр. Папа тоже всегда был добрый и веселый. Дарил Вете игрушки и сажал на коленки.
Но в один день все это рухнуло. Мама не проснулась. Вета не понимала, что происходит. Почему все плачут и жалеют ее. Почему папа ходит чернее тучи и не обращает на нее внимания. Страшное слово «померла», которое произносил почти каждый, заходивший к ним домой, преследовало Виталину, хоть она и не понимала, что оно значит.
Затем они долго ехали с отцом на его машине. Он молчал и не отвечал на ее вопросы. Наконец, не выдержал, остановился.
-Нет больше мамы, Вет! И не будет! Будешь жить со мной и моей семьей! У тебя есть еще два брата.
Вета немного успокоилась. Но когда они вошли в квартиру к отцу, их встретил пронзительный вопль какой-то всклоченной женщины:
-Нафига мне твой выродок? Нагулял — сам и занимайся ей! Не че вешать на меня своего вы****ка!
Вета стояла, вжавшись в стену. На крики вышли два мальчика-погодки. лет двенадцати. Они недобро уставились на девочку.
-Эй, ты кто? — спросил один из них.

— Что за чучело?
А второй просто взял, подошел и отобрал у нее сумку. Расстегнув ее, он вывалил содержимое на пол.
-Так! Что тут у нас? Фу! Тряпье какое-то! Ты его на помойке собрала что ли? — он начал топтать вещи девочки ногами. Вета закричала. На крик прибежали отец с орущей женщиной.
-Вот пожалуйста! — снова заверещала баба.

— Не успела зайти в дом, сразу скандал устроила. Че ты орешь, ненарошненькая?
Вета перевела испуганные, с накатившимися слезами глазенки на отца. Тот, оценив обстановку, холодно бросил:
-Марш в комнату! А ты, — обратился он к Вете, — иди за мной!
Девочка послушно проследовала за отцом. Вслед им неслось шипение женщины.
-Вета! — они вошли в крохотную комнатушку с маленьким оконцем, служившую раньше, видимо, кладовой.

— Так получилось, что твоя мама умерла. Ты будешь жить со мной и моей семьей. Эта женщина — моя жена. Зовут ее Елена. А мальчики — сыновья, Рома и Коля. Постарайся найти с ними общий язык.
Отец оставил ее, но не на долго. Вскоре он принес маленькую старенькую кровать и такую же тумбочку.
-Располагайся!
Жизнь Веты кардинально изменилась. Как она ни старалась, семья отца так ее и не приняла. Тетя Лена при виде девочки начинала злиться и кричать, что посадили ей на шею нагулянного ребенка. Мальчишки старались как можно больнее ущипнуть или стукнуть девочку.

Вскоре Вета поняла, что ей лучше не выходить из своего угла, пока кто-то есть дома. Она все дни сидела в своей комнатушке и играла старой куклой — все, что осталось у нее от прошлой жизни.

Иногда мальчишки заходили к ней и начинали издеваться, но после того, как их заметил отец и всыпал хорошего ремня, мальчишки не подходили к ее двери. Зато по полной отрывались, когда она вынуждена была выходить из своего убежища: в туалет, умыться или покушать.

Кормили ее тоже не со всеми вместе и не тем, чем остальных. Вета чувствовала запах блинчиков, готовящихся на завтрак, но сама получала геркулесовую кашу на воде и пустой суп. Лишь иногда отец украдкой давал ей пару конфет.
Вета мечтала побыстрее пойти в школу, чтобы хоть с кем-то пообщаться и найти друзей. Но до школы было еще очень долго.
И вот эта бабушка — ее новая соседка. Вета забилась в угол своей кроватки и потихоньку наблюдала, как устраивается бабулька. Как отец с мальчишками втискивает в ее каморку старенький диван и небольшой шкаф. После всех установок, в комнатке совсем не осталось места для каких-либо передвижений.
-Ну что, давай знакомиться, — произнесла старушка, усевшись на диван, — я, тетя Клава, мама твоего папы, стало быть, бабушка. Можешь так и называть.
-Вета. Виталина, — тихо проговорила девочка. Она не хотела общаться с этой бабулькой. Не верила, что та может быть к ней доброй.
Как бы то ни было, но они подружились. Сроднило их то, что их обеих семейство отца ненавидело. Правда, в глаза тете Клаве свои претензии никто не высказывал, но Вета слышала, как тетя Лена шипела, что отец подбросил на ее голову еще и безумную старуху.

А мальчишки старались как-нибудь навредить бабушке. То очки у нее стащат и разобьют, то чай прольют, то в тапки кнопок насыплют. Правда, ела старушка вместе со всеми, на кухне. И это ее очень удивляло.
-Петь, а что ж Веточку-то вы за стол не садите? — спросила она, когда заметила, что девочка питается у себя в комнате.
-Так места нет! — ответила за сына жена.
-Да как же нет-то? Вон, я могу пододвинуться, мальчики..
-Еще чего! — скривился бойкий Роман.

— Не хватало еще всяких подкидышей за стол сажать!
-Да что ж ты такое говоришь? — ахнула бабушка Клава.

— Ведь она ж сестренка твоя родная!
-Петя! — заголосила Елена. — Будь любезен, поговори со своей мамой! Это не ее дело, как мы воспитываем девчонку!
-Мам… — начал Петр, но она его перебила..
-Я смотрю, Веточка у вас тут как звереныш живет. Вы ее и кормите соответственно.. А в чем виноват ребенок? В том, что ты от жены загулял? Хотя я теперь понимаю, почему!
-Петр!- завизжала Елена. Мужчина снова попытался что-то сказать матери, но та подняла руку:
-Я поняла! Не хочу больше с вами сидеть за одним столом! — Клавдия поднялась и направилась вон из кухни. Обернувшись, добавила: — Бессовестные!
Ночью Вета тихонько, чтобы никого не разбудить, кралась в туалет. Она знала, что если ее кто-нибудь услышит — несдобровать! Отец спит крепко и не услышит, как ее втихаря будут лупить. Внезапно она услышала страстный шепот Елены.
-Петя! Когда ты дом продашь? Сил моих нет! Мало того, что своего выродка притащил, так еще свою безумную мать на меня повесил! А о детях ты подумал? О своих, законных детях? Как им жить в такой атмосфере?
-Я что виноват, что к нотариусу запись? — услышала девочка ответ отца. — Сейчас оформим доверенность и все, можно продавать!
-И отправь пожалуйста свою маму куда-нибудь!
-Куда? Я обещал, что она будет жить с нами!
-Только через мой труп! Ты-то все дни на работе! А я вынуждена терпеть все это! Отправь ее в дом престарелых!
-Ну хорошо! Решим этот вопрос!
-И с девчонкой нужно что-то решать! Не место ей с нами! Хоть и дочь она тебе, а, видимо, в мать пошла: какая-то дикая. Может у нее психическая болезнь! Откуда ты знаешь? Ты же не постоянно был с ними!
-Ладно! — слышно было по голосу, что отец засыпает.
Забыв про туалет, Вета бросилась назад к себе в каморку.
-Баб! Бабуль! Баба Клава! — громко зашептала она, расталкивая спящую старушку. Та испуганно открыла глаза и села.
-Что случилось? Раз ты меня впервые назвала бабушкой, значит что-то серьезное!
-Они хотят тебя в дом пре.. старых! Твой дом продадут, деньги заберут, а тебя в …туда, вообщем, — путаясь в словах, зашептала девочка.
-Вот как! А ты откуда узнала? — поинтересовалась старушка, строго глядя на нее. Вета испугалась, что сейчас получит, за то, что подслушивала, и заплакала. Клавдия тоже испугалась.
-Ну ладно, ладно, что ты? Я ведь так! Не бойся! Подслушала? — девочка кивнула.

— Ну и молодец! Спасибо, буду знать! А теперь ложись, поспи.
Утром Вета проснулась от воплей. Орала Елена, называя всех плохими словами и кляня, на чем свет стоит, Клавдию, а та спокойно складывала в матерчатую сумку свою одежду и говорила:
-Вам от меня только деньги были нужны. А меня хотели выбросить за ненужностью! Не бывать этому!
Увидев, что Виталина проснулась, Клавдия задумчиво поглядела на девочку и вдруг скомандовала:
-А ну, собирайся, Веточка! Со мной поедешь!
Девочка не заставила себя ждать, быстро начала собирать свои нехитрые пожитки. В квартиру ворвался вызванный с работы Петр.
-Мама! Что происходит? Куда ты собираешься? — увидев полностью одетую дочь, он закричал на нее: — А ты куда намылилась?
-Она поедет со мной! — твердо произнесла Клавдия.

— В деревню! Я не позволю издеваться над ребенком! А будешь сопротивляться, позвоню Саше и все про тебя расскажу!
Александр был младшим братом Петра и, вдобавок ко всему, хорошим юристом. Петр его побаивался. Он замолчал и уселся на стул. Клавдия, взяв за руку девочку, поковыляла к двери. Обернувшись, укоризненно покачала головой:
-Бессовестные!
________________________________________________________
Виталина вышла на крылечко позвать загулявшую кошку Мурку. Вот уже полгода она жила у бабушки Клавы и во всем старалась ей помогать. Бабушка была очень добрая и вкусно пекла блины.
-Мурка! Мурка! Ну куда ты опять убежала? У тебя котятки скоро появятся, а ты все гуляешь!
К дому подрулила огромная красивая машина. Из нее вышел молодой мужчина и красивая женщина. Они посмотрели на Вету, которая внимательно их изучала и весело спросили:
-Эй, принцесса! Не знаешь, хозяева дома?
-Ну я хозяйка! — отважно сообщила девочка.

— Что нужно?
-А бабушка Клава, случайно, не с тобой живет, хозяйка? — мужчина подошел и достал из сумки, которую держал в руке, шоколадку. Протянул ее Вете.
-С ней, с ней! — послышался радостный голос бабушки.

— Сашенька, Аленка, как я рада! Проходите!
-Пошли, хозяйка? — мужчина, которого бабушка назвала Сашенькой, весело подмигнул Вете.
Через несколько минут все пили чай с красивым и вкусным тортом, привезенным гостями и весело болтали. Сашенька оказался младшим сыном бабушки Клавы, а Аленка — его женой.
Вечером Вета пошла показывать Алене деревню, а Александр уселся на крыльце рядом с матерью.
-Кто это? — кивнул он вслед Виталине. Клавдия все ему рассказала. Мужчина покачал головой.

— Никогда мне не нравилась эта Ленка. Злая, алчная и мальчишек такими же воспитала!
-Ну, а ваш Костик как? — спохватилась бабуля.
-Хорошо. Вот, отправили в лагерь, а сами решили к тебе на недельку. Ты не против?
-Да что ты такое говоришь, сынок?
Всю неделю Вета была на вершине блаженства. Ее тетя и дядя не отходили от нее ни на шаг. Они вместе ходили в лес, на речку, в сельский магазин, где Виталине скупались все сладости, которые она видела. Но подходил день расставания. Вете было очень грустно прощаться с новыми родственниками.
-Вы ведь еще приедете? — спрашивала она поочередно то Александра, то Алену.
-Конечно, принцесса! — улыбался мужчина и брал ее на руки, а Алена целовала ее в щеку.
В последний вечер, когда девочка уже уснула, вся троица сидела за столом и тихо шепталась.
-Вы уверены? — озабоченно спрашивала Клавдия.

— Я не хочу, чтобы ребенок опять страдал!
-Мам! Ну ты что? Мы очень полюбили ее! Особенно Алена. Да и Костя будет счастлив иметь маленькую сестренку!
-Ну смотрите! Если что — лучше вертайте ее назад, ко мне!
Утром Вета проснулась от того, что кто-то на нее смотрит.
-Дядь Саш, ты чего? — удивилась она.
-Да мы тут с тетей Аленой подумали, а может ты к нам в гости хочешь?
Вета растерянно замерла.
-А как же бабушка Клава?
-А она тебя подождет. Да и некогда ей — Мурка скоро окотится.
-Ой! А можно?
-Нужно!
_________________________________________
Прошло два года.
-Бабушка! Ура! Каникулы! Мы с Костей едем к тебе! На все лето! — оглушительно кричала в трубку Виталина. — Ты рада?
-Конечно же! — смеялась Клавдия, отодвигая трубку от уха.

— Родителей-то возьмете?
-Нет! Мы сами! Большие уже!
Клавдия положила трубку и прослезилась. Уехав от нее два года назад, Веточка так и не вернулась. Сын с невесткой ее удочерили и она приезжала к ней только на праздники и каникулы. Девочка очень сильно полюбила свою новую семью и они отвечали ей полной взаимностью.
Клавдия смахнула слезу и поспешила на кухню, ставить тесто на пироги…

Из сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

Неродная дочь

Владимир Викторович ждал обхода. Есть надежда, что сегодня его выпишут. Унылые стены больничной палаты опостылели, и ещё больше надоел сосед Гриша. Весь день Гриша травил байки, а ночью, когда хотелось отдохнуть, храпел так, что казалось, в ординаторской дребезжат стеклянные двери.
Владимиру Викторовичу было почти 60, и попал он в больницу с обострением хронического гастрита. Лежал почти три недели, опровергая мнение, что врачи пытаются как можно быстрее избавиться от больных, не долечив, а слегка подправив. Гриша был его вторым соседом, с первым тоже не повезло — юный музыкант, загремевший на больничную койку, отравившись алкоголем. Он постоянно вис на телефоне, громко смеялся, прослушивая аудио сообщения, и ночами бегал курить с медсестричками, не заботясь о тишине.
Единственный человек, который ему нравился — лечащий врач Антон Сергеевич. Он делал своё дело на совесть, изучая анамнез чуть ли не под микроскопом. Но и это внимание надоело Владимиру Викторовичу — хотелось быстрей домой, в привычную жизнь, на работу.
Заслышав шаги у своей палаты, сел. Однако врач не спешил зайти — разговаривал по телефону. Владимир Викторович услышал конец разговора:
— Ну, да, Дашка, ты права, конечно. Но меня так напрягает это. В общем, я подумаю над твоими словами. Татьяна классная, мне она безумно нравится, но ребёнок меня смущает. Ну да, нормальная девочка. А вдруг её отец появится? А вдруг она нам палки вставлять в колёса будет, мешать. Как? Как? — передразнил он невидимую собеседницу — откуда я знаю как?! Вы девочки, ещё те стервы-изобретательницы. Ну, ты скажешь тоже! — засмеялся — сама ты тормоз! Я просто ко всему подхожу основательно. Жениться так раз и навсегда, а не то, что некоторые… Всё молчу-молчу. — Он стал серьезнее — и вообще меня пациент ждёт, пора обход заканчивать. Некогда мне, сестрёнка, до связи. Земля, приём.
Его высокий, слегка сутулый профиль появился в дверном проёме. Убрав телефон в карман халата, открыл историю болезни.
— Доброе утро, Владимир Викторович. Как вы?
— Доброе, Антон Сергеевич. Я хорошо, готовлюсь к выписке.
— Хм. А не рановато? — доктор улыбнулся — вот ваши анализы говорят мне, что полежать бы ещё денька два-три.
— Антон Сергеевич! — мужчина провёл руками по седым волосам — Я за три дня от тоски тут сдохну, а не от гастрита!
— От тоски вам сосед не даст умереть, он вон, какой у вас балагур. А с гастритом шутить не советую. Ложитесь, я вас осмотрю.
Владимир Викторович послушно лёг, задрав футболку. Врач пощупал живот, слегка надавил, покачал головой, сделал пометку в истории:
— Нет, Владимир Викторович, сегодня я вас не выпишу. В четверг будете дома, а пока продолжаем.
Пенсионер, нахмурившись, сел на кровати.
*******
— Что, дядя Володя, не выписали вас? — в палату, гремя ведром, зашла молодая санитарка
— Нет, Катюша, оставил заведующий до четверга — вздохнул пенсионер.
— Не в духе сегодня Антон Сергеевич, никого почти не выписал. И медсёстрам досталось. Как будто все вокруг виноваты.
— В чём виноваты? — не понял Владимир Викторович
— Так у него личные вопросы всякие, он решить их не может, а на других срывается — санитарка принялась возюкать шваброй под кроватью соседа.
— Проблемы что ли? — не особо обратив внимание на её слова спросил пенсионер: мало ли что брешет.
— Дык вся больница гудит — Катя была рада поделиться чужим секретом, и не дав опомниться, продолжила — он с Никаноровой встречается, это из педиатрии врач — пояснила она — а у ней дочка от первого брака. И вот, говорят у них дело к свадьбе идёт, а он из-за девчонки этой сомневается. И Никанорова обижается на него сильно, а виду не подаёт, но все знают и ждут че, же будет: то ли она победит, то ли он сбежит, но тогда они вместе работать не смогут! — Катя торжествующе макнула швабру в ведро так, что брызги полетели.
— Катька, ты б лучше полы мыла, а не языком трепала — нахмурился Владимир Викторович — тебе какое дело до них? Ты свою жизнь живи. И вон, под кроватью мусор оставила — разозлившись, он вскочил, с кровати, схватил олимпийку и вышел в коридор, хлопнув дверью
Катя пожала плечами, и затолкала мусор подальше, что бы не видно было — Галина выметет потом.
Родная душа…
Как и обещал заведующий, в четверг Владимир Викторовича выписали.
— Вы зайдите ко мне через полчаса, я рецепт вам выпишу. Историю болезни терапевту в поликлинику передадим — сказал на утреннем обходе Антон Сергеевич.
Через 40 минут пенсионер заходил в кабинет заведующего.
— Вот, Харламов, рецепт. Отдельно написал, как принимать, не потеряйте. И не ждите до последнего, чуть, что обращайтесь в поликлинику. За вами дочь заедет? — спросил, глядя на объемный пакет.
— Да, через полчаса заберёт сказала. Антон Сергеевич, будет у вас время меня послушать?
— Хм. О чём?
— Не привыкший я в чужие дела лезть, но свербит рассказать вам. Может, пригодится моя история.
— Если не долго, Владимир Викторович — заведующий слегка приуныл: слушать не хотелось, но старика обижать тоже.
— Я не задержу, сказки сочинять не умею — уверил его Харламов — Краем уха слышал о вашей истории с педиатром. Вы не думайте, я слухи не собираю. Но шутка ли почти месяц лежу, меня тут уж за своего держат, внимания не обращают и треплются.
Антон Сергеевич нахмурился, стал водить ручкой по пустому рецептурному бланку.
— Ну и?
— С советами лезть не буду. Историю свою расскажу, а вы уж сами решайте, как вам быть.
— Садитесь, Харламов — устало вздохнул врач — я вас слушаю
— Мне было 35, когда я с Ириной, с женой, познакомился. Поговорку знаете: хочешь жить умей вертеться. Вот, я умел. Хорошо вертелся, и жил хорошо. Для тех годов неплохо «упакован» был: видак, тачка, одевался неплохо.

А Иринка — училка в школе, ей тяжело было, денег вечно нет. Да ещё и дочь-пятилетку одна растила. Но как-то вот сошлись мы с ней. Нравилось мне, что не похожа она на моих прежних баб, образованная, спокойная, умная. От меня ничего не требовала, на жизнь не жаловалась. Как-то привык я к ней. Кто и где отец ребёнка не спрашивал, но вёл себя высокомерно, что ли.

Гордился тем, что деньгами им помогаю, говорил друзьям, мол, кому она нужна кроме меня, с ребёнком-то. Важничал, благодетелем себя считал. А отец мой, на такие разговоры сказал мне однажды: «Это не ты её с ребёнком взял. Это тебя, одинокого, в семью приняли».

Я тогда его не понял, отмахнулся. Жениться не спешил, не хотел на свои плечи их заботы вешать. Ведь пока просто хожу к ней, могу деньгами помогать, а могу и не помогать. А жениться — это считай обязаловка.

И, Ксюшка, дочь ее, меня напрягала — девчонка хорошая, веселая, но все, же не родная. Она ко мне тянулась, видимо отцовской любви-то не хватало, а я сторонился. Как представлял, что до конца жизни мне её терпеть, так и тоска на меня нападала, и я всё тянул с женитьбой.

Ирина иной раз устраивала мне взбучки, но пошумит, да угомонится. А я и бросить её не мог, и Ксюха меня останавливала. Ну не хотел я быть отцом чужого ребенка!

А потом, в 1998 году меня посадили. По пьяни подрался, разошёлся лишнего. Дали три года. Когда на суде приговор озвучили, Ирина заплакала, а я подумал: «Ну всё, не дождешься ты меня. На кой я тебе нужен?»

Она бы и не дождалась, кабы не Ксюха. Начала мне она письма в тюрьму писать. Ей тогда уже 8 было, школьница. Все три года писала, представляете? Каждый месяц по два письма, а в каникулы и по три.

Я этих писем ждал больше, чем от матери родной. Да что я, вся камера их ждала. Они такие чистые, наивные были. Ни слова вранья в них, всё как есть: и про дождь на дворе, и что кто-то за косичку дёрнул, и про случайную двойку. И каждое письмо заканчивала: «дядя Володя, ты возвращайся, мы тебя ждём».
Всей камерой ждали её писем
Однажды обмолвилась, что какой-то дядя картошку им копал, хотела что бы я порадовался за них, не переживал, что им тяжело. Я эти строки раз 100 перечитал, кулаком стену бил. А потом успокоился: какое я право имел ревновать? Кто я ей? Не муж ведь, сам так выбрал!
Пообещал себе, что выйду и женюсь на ней. Не согласится, уговаривать, умолять буду. Сама она мне тоже писала, тёплые письма, нежные. Но редко. Оно и понятно — некогда ей было. Времена были тяжёлые. Вам не понять, вы тогда хоть и родились уже, но кормить семью, тянуть лямку не вам, родителям довелось. А вам только воспоминания. «Лихие 90-е» как модно сейчас говорить. Для молодых как вы — это романтика, для стариков как я — гонка на выживание.
Так вот о чём я. Вышел я уже в другом веке, в начале 2001 года. Ирина с Ксюшей встретили меня, дождались. Ксюше, считай 11, большая совсем. Ирине я предложил расписаться, но не давил, не всякая захочет за зека замуж выходить. А она заплакала, говорит: «я этих слов пять лет ждала». С Загсом решили подождать, пока я на работу не устроюсь, что бы было на какие деньги стол накрывать. А жить решили вместе сразу, в её квартире. Я же сам с родителями так и жил до этих пор.
Начал я работу искать, вот тут-то опять чуть не сломался. Никому я оказался не нужен. К старым дружкам сам решил не возвращаться, знал, что затянет обратно, а мне уже пятый десяток пошёл. На кой мне это? Но больше меня нигде и не ждали. Нормальным мужикам работы нет, а уж зека кто возьмёт? Даже дворником отказали, всяких приезжих берут, а своих нет, сидел потому что.
Два месяца я искал работу, в городе ни одного предприятия не осталось где бы я не побывал. Одно и то же. И не выдержал, напился. Я как вышел из тюрьмы ни капли в рот не брал. А тут такая тоска навалилась.
Как до дома дошёл не помню. Утром проснулся — никого, только сумка со шмотьем моим, а на ней записка «Уходи». Я и ушёл, куда деваться-то?
Две ночи в подвале ночевал, не бухал, нет. Днём работу искал, умываться на вокзал ходил. Вечером недалеко от Ирининого дома околачивался, что бы встретить, объясниться. Её не увидел, а Ксюшку повстречал.
Бросилась она ко мне на шею, плачет. Взрослая она стала, всё понимает. И меня ей жалко и мать. «Мама второй день плачет — говорит — ночью, что бы я не видела. Очень ты её, дядя Володя, обидел». Сам знаю ведь, а как исправить не знаю.
Ксюша мне и предложила на даче у них пожить, до лета, а там может мама отойдёт. Как ей эта мысль в голову пришла? Не знаю. Но если не дача, наверное, недолго я в подвале продержался бы, Антон Сергеевич. Вернулся бы к дружкам своим, к родителям, пить начал бы.
А на даче домик запущенный, забор покосившийся, в саду работы много. Уже апрель на носу, скоро и сажать время настанет.
Дачный поселок семья одна охраняла, жили рядом. Я с ними поговорил, они меня дважды в день кормили, а я на подсобных у них был: дрова наколоть, за скотиной прибрать. Хозяйка раз в неделю одежду мне стирала. Хорошие люди были, сдружились мы.
На выходных попросил у хозяина инструменты и Иринкину дачу начал в порядок приводить. Он мне ещё и материал ненужный подкинул.
На Первомай приехала она на участок, а тут я, молотком стучу. Смотрит на меня, молчит, а глаза полные слёз. В общем, поплакали оба, поговорили. Решили ещё раз начать.
Если бы не Ксюша, то может и прогнала бы она меня. «Но — говорит — и дня не проходит, что бы она тебя не вспоминала. Просит меня: прости его, мама, хороший он. Уж не знаю, чего она так прилипла к тебе».
А мне самому это чудно́, родной она мне стала, столько тепла она дала мне. Не знаю, дают ли родные столько. Как ангел хранитель мой. Её вера меня и поддерживала. Я же все её письма сохранил. И когда тоска накатывала, перечитывал. И жить хотелось, что бы не подвести, не обмануть девчонку.
Потом Ирина помогла мне на работу в её школу устроиться, сперва подсобным, а через пару лет и завхозом. Зажили спокойно. Когда Ксюше пришло время паспорт получать, она спросила: «Дядь Володя, можно я отчество твоё возьму? Не хочу быть Андреевной, Владимировной хочу». Как мальчишка разревелся я тогда. Не дал бог детей по крови, зато Ксюшу дал. Пропал бы я без неё, и в тюрьме, и потом не знаю, куда завела бы кривая.
В 2010 Ирина умерла, проглядели пневмонию, за неделю сгорела. Остались мы с Ксюшкой одни, поддерживали друг друга, как могли, подбадривали.
И вот, Антон Сергеевич, нет у меня кроме неё ни одной родной души больше в этом мире. Всех похоронил. А как представлю, что бы я без неё делал, так выть хочется от страха.
Она замуж вышла несколько лет назад, и через полгода дай бог внук у меня будет. И, верите ли, нет ли, самый счастливый я на свете.
Денег не зашибаю как в молодости, бабы давно на меня не смотрят. Зато такое спокойствие на душе. И чувствую, что нужен я ей, у неё ведь тоже из родни только я остался.
Придёт порой ко мне, сидим вдвоём, грустим, поговорим немного, и легко становится. У них, молодых ведь всяко бывает, я не лезу. Но не дай бог, кто обидит мою Ксюшу — убью.
И вот судите сами родная она мне дочь, или не родная да богом данная. Прав был отец: не я её с ребёнком взял, а меня одинокого в семью приняли.
*******
Замолчали оба. Антон Сергеевич слушал внимательно, кусал губу, о чём-то думал. У Харламова зазвонил телефон:
— Иду, Ксения, иду. Ну, Антон Сергеевич, до свидания. Хороший вы человек, но надеюсь, в этих стенах не встретимся больше.
— До свидания, Владимир Викторович. Выздоравливайте — пожал ему руку заведующий.
*******
Подошёл к окну, дождался пока пенсионер покажется в дверях. Харламов вышел, из машины тут же выскочила девушка, забрала у него сумку и закинула в багажник. Обнялись, над чем-то посмеялись и уехали.
— Алло, привет, Танюша. Как ты? Пообедаем вместе?

КОФЕЙНЫЕ РОМАНЫ Айгуль Шариповой

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

Внучку Ниночку видеть не дают
Пожилая, дорого одетая женщина частенько появлялась в этом районе. Чтобы не вызывать ни у кого вопросов, брала с собой шпица Фунтика. Мол, бабушка с собакой гуляет. А сама зорко смотрела через забор, вот, час прогулки. Где же она? Внутри все затрепетало. Наконец она увидела малышку в сарафанчике и косыночке. Бабушка жадно впитывала в себя малейший шаг, жест ребенка. Чтобы вспоминать вечером, рассказывать мужу.

Тот из-за больного сердца в ее вылазках не участвовал.
— Ниночка, золотая, любимая. Как же ты на Костика похожа, вылитая папка! Как же я могла сомневаться, что ты не наша. Девочка моя родная, все бы отдала, только бы тебя на ручки взять, — шептала дама.

Фунтик стоял рядом и горестно вздыхал тоже. Ему хотелось поиграть побегать в другом месте, но приходилось выполнять волю хозяйки. Наконец детей увели. Женщина с собачкой тоже отправились домой. По дороге она опять позвонила сыну.
— Костик, что Леночка сказала? Можно, а? Можно мы с отцом придем, Костик? К Ниночке, пожалуйста! — с дрожью в голосе произнесла пожилая женщина.

— Мам. Ты прости. Но нет. Жена не хочет, чтобы вы общались с ребенком. Мам, ну вот что я сделаю? Я между вами и ей оказался. Ладно, пока Нина маленькая была. Мог ее привозить, чтоб вы понянчились, подержали на руках. Но сейчас она выросла немного, расскажет же маме, где была. Будет скандал. Ты хочешь, чтобы еще я с Леной развелся? Она может так сделать! Тогда вообще ребенка не увидим, — проговорил голос на другом конце.

— Нет, что ты, сынок. Ладно, поговоришь еще потом? С Леночкой-то? Костик, попросишь ее? Мы же бабушка и дедушка, мы же не чужие! — упрашивала его мать.

— Хорошо, попробую.

Дома седовласый мужчина с газетой вышел навстречу жене.

— Как Ниночка? Можно нам ее повидать? — спросил.

Жена отрицательно замотала головой и зарыдала.

Вечером позвонила подруге. Начала жаловаться. Но та, прямолинейная, поток слез прервала:

— Валя! Очнись! Ты сама виновата! Вначале ты своему сыну с этой Леной встречаться не давала. Мол, у нее мать дворник, отца вообще нет. Живут в общаге. Хотя девчушка к тебе со всей душой приходила.

А потом кто от ребенка просил избавиться, а? От этой самой твоей любимой Ниночки, по которой ты сейчас ноешь? Ты же уверяла, что она не от Костика! Ты Лену эту бедную даже в больницу приволокла, где обо всем договорилась! Как там она от тебя сбежала, не представляю.

А потом? Когда Костик все-таки вопреки твоей воле на ней женился, причем тайно, ты что сделала, когда они пришли? Давай ее проклинать до пятого колена, из квартиры гнать, ты в нее башмаком, в беременную, между прочим кинула, ну не бред? А у нее потом еще мамы не стало…

Злая ты, Валька. Они же тебя позвали, когда ребенок родился, девка на тебя зла не держала. Ты что сказала? Видеть отродье не желаю, не нашей породы! И после всех таких подвигов ты хочешь, чтобы Ниночку к тебе привели?

Скажи спасибо, что когда у тебя мозги на место встали и ты попытки увидеться делала, сын тебе малышку хоть грудной приносил, пока гулял. Тайком от жены. Ладно хоть ума не хватило через суд требовать внучку видеть, у тебя вначале был такой план, а только хуже бы сделала. Отойдет твоя невестка. Все, Валя, пока!

Валентина Ильинична без сил прошла на кухню. Руки дрожали, пока наливала чай. Да, муж руководитель. Жили хорошо. Она никогда не работала. Сын -умница. Теперь она с ужасом думала о том, что было бы, послушай сын и невестка ее. Если бы они не оставили ребенка. Хорошо хоть Костик упрямый, в отца. Настоял на своем. Валентина Ильинична вспомнила, как первый раз увидела такую нежеланную раньше внучку.

Сын с женой и ребенком съехал тогда в съемную квартиру, хотя они для него трехкомнатную держали, но не захотел, не взял, даже когда родители отошли и просили заехать туда уже семьей. В магазине Валентина Ильинична с тележкой шла неторопливо.

И вдруг столкнулась с молодым мужчиной, который стоял к ней спиной и держал ребенка. Тот повернулся. Костик. Сын побледнел и робко улыбнулся.

Они не виделись больше года. В этот момент малышка в комбинезончике повернула голову. Апельсины выпали из рук женщины и покатились по полу. На нее смотрел Костик в детстве! Те же глаза, та же ямочка на подбородке. Носик деда, забавно морщит его также. А ручки ее, бабушкины, изящные пальчики.

— Как… Как назвали, — только и смогла прошептать Валентина Ильинична.

— Ниночка, — сын крепче прижал к себе дочку.

— В честь бабушки своей назвал, моей мамы, царство ей небесное. Спасибо, сыночек. Можно? — мать с мольбой протянула руки.

Костик кивнул.

Те бесценные мгновения она хранит в памяти до сих пор. Бархатные щечки, запах молока и арбуза, сияющие детские глаза, прикосновение крохотных пальчиков к своей щеке. Чудо. Ниночка.

Вечером они накупили подарков и отправились в гости. Но невестка не открыла двери. Напрасно извинялись у порога Валентина Ильинична и муж. Напрасно Костик просил жену сменить гнев на милость. Бесполезно.

Правда, тайком от супруги он приносил ребенка родителям. Те нарадоваться не могли. А потом Ниночке исполнился годик. И встречи прекратились. Смышленая малышка уже начала лепетать. Отец боялся, что узнает жена. И тогда будет только хуже.

Вот и ходила бабушка к садику. Да у дома караулила, как партизан. Смотрела, как Ниночка в песочнице играет. Она проклинала себя за свое высокомерие, за то, что обидела невестку, была несправедлива к ней. Лена хозяйство прекрасно вела. Внучка всегда чистенькая, ухоженная. Сын прибранный. И чего ей надо было? Зачем ругалась, что не пара?

Замкнутый круг продолжался. В принципе, страдали все. Сыну было больно, что родители не видят внучку. Те все извелись именно от этого. Лена понимала, что муж мучается, но не могла забыть, как жестоко поступила с ней Валентина Ильинична и простить ее.

А потом случайно в гостях увидела молодого человека. С необычайно синими глазами, про которые она подумала: «кроткие да добрые такие».

— Это Ваня. Он в духовной семинарии учится, — сказала Лене подруга.

И вот с этим самым Ваней они случайно на балконе вместе оказались. Тот спросил, чего Лена такая грустная. И она вдруг взяла, да и выложила все. Словно какая-то сила толкнула. Но в конце добавила:

— Все равно их не прощу! Они меня ненавидели.

— А Господь всех любил! Сына своего отдал, чтобы нас спасти. Сын его муки претерпел, да все равно остался в своей любви к людям. Нельзя ребенком мстить. Она безгрешная. Давно мать мужа все поняла, иначе бы не металась так.

Все люди совершают грехи, бывает, куда более страшные, чем она. Она и так настрадалась, поверь. Что ты хочешь? Девочку бабушки и дедушки лишить? Хорошо ли это?

Сама же говоришь, что она без конца тебя спрашивает, где ее бабушка и дедушка? У других ребят они есть, а у нее где? А ты врешь про командировку длительную.

Нельзя так. Прости их. Не разрушай, мы создавать должны. Я раньше вон тоже первым хулиганом был. Думал, правильно живу. А потом понял, в чем призвание. Добро должно от людей идти, только так спасемся! — Иван вышел с балкона, оставив ошарашенную Лену одну.

Ночью она не спала. А вечером, забрав дочь из садика, повела ее в незнакомый двор.

— Мы куда идем, мамочка? — спросила Ниночка, бережно держа в руках рисунок.

— К бабушке. И дедушке, — ответила Лена.

— А они уже вернулись из командировки? Ура! Бабушка! Настоящая! Дедушка! Настоящий! У меня будут. Мамочка, смотри, что я нарисовала! — Ниночка протянула ей рисунок.

Там, держась за руки, стояли мама, папа, бабушка, дедушка и девочка,в центре. Неровными буквами Ниночка написала: «Моя мечта. Моя семья». Она рано научилась читать и писать, умная девчушка.

— Валь, вроде стучит кто. Валя! Да откроешь ты дверь наконец!

Валентина Ильинична пошла на стук с кухни. За ней плелся верный Фунтик.

Она только успела распахнуть дверь, как туда вбежала… Ниночка. У бабушки ноги подогнулись и она от неожиданности села на пуфик. А внучка уже забралась на колени, обнимала, целовала и говорила взахлеб:

— Бабулечка приехала! Бабушка, не уезжай больше! Бабушка, забери меня завтра из садика! Чтобы все видели, что у меня бабушка тоже есть! Ой, дедушка! Деда!

И Ниночка побежала вглубь комнат.

— Здравствуйте, — раздалось сзади.

Валентина Ильинична обернулась. В дверях стояла Лена.

— Девочка моя милая. Прости за все, прости меня, старуху. Обидела я тебя, Леночка. Нет мне прощения, только Ниночку бы иногда видеть. Ой, что ж я наделала-то! — обняв невестку, зарыдала Валентина Ильинична.

— Вы тоже меня простите. Я… Нельзя было не давать вам ее видеть. Это неправильно. Знаете, Ниночка все о вас спрашивала. Вот, рисунок ее, — Лена протянула альбомный лист.

— На стену повесим! Рамку купим! Ой, у меня ж пирог! Сейчас стол накроем! — захлопотала Валентина Ильинична.

И не было в эту минуту человека счастливей ее. А с какой радостью летел с работы Костик! Узнав, что жена и дочь у родителей. И засиделись далеко за полночь, а Ниночка уснула на руках у деда.

Они наверстывают упущенное время. Обожают ребенка. Сын и невестка постоянно ходят в гости. Валентина Ильинична не может надышаться на Ниночку. Покупает охапками платьишки, юбочки, игрушки. Водит во всевозможные кружки.

Гордо идет с малышкой по улице, говоря всем, что самое бесценное счастье — это детская рука в твоей ладони.
Татьяна Пахоменко

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.

Толстая Ирка

Эта девчонка появилась в их классе после новогодних каникул.
В класс она вошла сразу после звонка, у порога спросила:
— Восьмой Б?
— Ну, — ответил Гусев недоумённо.

– А ты кто?
— Дед Пихто, — спокойно ответила девчонка, гордо прошествовав мимо опешившего Гусева. Плюхнув портфель на последнюю парту, она спокойно уселась и стала вынимать свои книжки-тетрадки. Многие захихикали – авторитет Гусева до этих пор никто не пытался подорвать.
— Э! – крикнул оскорблённый Гусев. – Ты! Здесь Канцев сидит!

Второгодник Канцев, как всегда, опаздывал.
— Сидел, — ответствовала девчонка, — а теперь не будет.
Вскоре пришла физичка, и только начала урок, как распахнулась дверь, и вошёл заспанный Канцев.
— Можно?
— Проходи, — вздохнула физичка, Галина Валентиновна, — что с тобой делать…

Канцев оторопело посмотрел на своё место, встряхнул головой, словно прогоняя видение, но «видение» не исчезло. Все опять захихикали.
— Что такое сегодня? – раздражённо спросила Галина Валентиновна, по прозвищу «Галочка».

– Каникулы позади! Соберитесь, ребята, — уже мягче сказала она.
Новенькую заметила не сразу. Только тогда, когда повертевшийся на месте Канцев неожиданно для всех плюхнулся за первую парту к отличнице Танечке Савиной.

— Канцев! На своё место! – грозно сказала Галочка и вот тут-то и увидела …
— Ты…новенькая?
Девчонка кивнула молча.
— Представься нам, — предложила Галочка.
— Романова Ирина, — ответила та.
— Может, уступишь Канцеву его законное место? – с иронией спросила Галочка.

– Ему, видишь ли, всегда нужно всех видеть, он тут извертится весь.
— Пусть там сидит, — хмыкнула девчонка.

– Больше услышит…
— Ну, как знаете, — вздохнула Галочка.

– Итак, что мы изучали с вами на последнем уроке? Кто вспомнит?

Урок продолжался, и больше сюрпризов не было. Новенькая сидела тихо, слушала, писала что-то в тетрадке, словно всю жизнь училась здесь, в этом классе. Канцев ни разу за урок не повернулся, видимо, опешив от такой наглости. Никто до этого никогда не покушался на его место, зная, что получит «в лоб» и за дело.

Лариска, впрочем, как и остальные, исподтишка рассматривала новенькую. Некрасивая… Толстая, коротконогая, глаза круглые, словно у совы, нос картошкой… Тонкие волосы заправлены за уши. «Некрасивая… Не соперница Янке…»

Яна Притворова считалась в классе первой красавицей. А так хотелось иногда, чтобы соперница появилась и утёрла нос этой зазнайке Янке…
И не заметила, как звонок прозвенел.

— Урок окончен! До свидания! – сказала Галочка.
— Пока-пока, — вполголоса пробормотал Гусев. На перемене надо бы с этой толстой коровой разобраться. Ишь, что позволяет! Не знает, на кого нарвалась.
— Эй, ты! Романова! Тебе говорю, — унизился до разговоров с какой-то там толстухой Гусев.

– Давай, вали отсюда! Здесь Канцев сидит!
— А не пошёл бы ты… Куда-нибудь подальше, — спокойно ответила Романова.
— Слышь, Юран, да не связывайся ты, — подошёл Канцев.

– Пусть сидит, чёрт с ней…

Больше к новенькой никто не цеплялся. Её подчёркнуто не замечали. Девчонкам она была неинтересна, мальчишкам и подавно. А ей, похоже, было всё равно.
На уроках она отвечала только тогда, когда спрашивали её. И никогда не стремилась ответить первой, давая приоритет другим. Зато, если спрашивали её, отвечала всегда подробно, развёрнуто. Учителя её хвалили наперебой…

Как-то Лариску и эту Ирку Романову поставили дежурить в паре. После уроков нужно было вымыть доску, подмести и протереть пол, стереть пыль с подоконников …
Лариска пыталась было разговориться с ней, но Романова отвечала односложно и только по делу.
— Польешь цветы?
-Хорошо.
— Я буду подметать, а ты пока доску вымой, ладно?
— Ладно.
Вот и весь разговор.

Из школы вышли вместе.
— Ты далеко живёшь? – спросила Лариска.
— Не очень…
— А в какой школе ты училась? – не отставала Лариска.
— В другом городе.
— Ты там… отличницей была?
— Ну, была…
— Ира, ты и у нас отличницей будешь! – воскликнула Лариска.

— А, знаешь что? Давай дружить!
— Отличницей – это не главное, — задумчиво сказала Ирка.

 

– А дружить – это как? Под ручку на переменах ходить, что ли? — усмехнулась она.
— Ну, не обязательно под ручку, — смутилась Лариска.

 

– А почему отличницей быть не главное?
— Потому, что главное то, что у тебя в голове, а не бумажке…
— Ну, аттестат хороший тоже нужен… Ты куда будешь поступать после десятого?
— Я после восьмого пойду в ПТУ, — ответила Романова.

– Я пришла. Тебе дальше? Тогда пока.
— Пока, — ошарашено ответила Лариска. Ничего себе!

Сегодня на физике Галочка ошиблась. Дала им задачу для девятого класса. Нечаянно. Конечно, никто и не решил.
— Ой, ребята, простите! – опомнилась она к середине урока.

– Я вам не ту задачку дала… Заработалась, — засмеялась она.
Хотя все отлично знали, причина совсем не в этом, а в новом учителе физкультуры. Любовь у них, вот и всё.

— Что тебе, Романова? – спросила Галочка, увидев одинокую поднятую руку.
— Я, кажется, решила, — сказала Романова.

 

– Какой ответ?
Галочка подошла, посмотрела её тетрадь и удивлённо спросила:
— Я вам этого ещё не объясняла… Ты что, сама изучаешь физику?
— Ну, читала немножко, – ответила Романова. – Просто интересно, вот и всё…

«Ей не только по физике всё интересно, по другим предметам тоже», — подумала Лариска. «Видно же по ней… По алгебре вон, только объяснит Ираида Сергеевна, а она уж решает. Мы ещё только разбираемся, а у неё готово. А по литературе! Ведь она по программе всё давно прочла и критику тоже… Вон как она на уроке отвечает! Заслушаться можно…»

К концу зимы уже никто не считал Романову новенькой.
Даже Юрка Гусев просил тетрадку, алгебру списать.
— Гусь, ну спишешь ты… Всё равно же не поймёшь, — отвечала Ирка.

 

– Может, лучше объясню?
— Да, толку то… Мне бы «пару» не получить, — отвечал Гусев.

А в девятый Романова так и не пошла. Все уже знали, разболтал кто-то, что живёт она только с бабушкой, родителей нет, надеяться не на кого…

… И школа уже давно окончена, и институт… И дети выросли. Сын на третьем курсе политехнического, дочка – в выпускном классе. «Как быстро всё, незаметно…», — думала Лариска. Нет, конечно же, не Лариска (так только мужу иногда позволительно) — Лариса Сергеевна.

— Лар, ты мне рубашку погладила? Завтра мне на семинар…
— Сейчас поглажу, — Лариса прошла в комнату, машинально глянув на экран телевизора. Передавали новости, в Кремле кого-то награждали…
— Юра, иди-ка сюда, — вдруг вскрикнула она, — скорее, ну, Гусев!
— Пожар? – с иронией поинтересовался муж, входя в комнату.
— Смотри… Видишь?
«… награждается профессор Поливанова Ирина Алексеевна, за большой вклад в развитие атомной энергетики», — раздалось с экрана.
— Это же… это же Романова! Ирка!

Полная женщина в дорогом черном платье, с красивой укладкой, улыбаясь, что-то говорила Президенту и залу.
— А почему Поливанова? – спросил муж.

– Романова же она!
— Ой, Гусев, ты невозможный, — засмеялась Лариса.

– Это вы, глупые, всё на Янку поглядывали, а какой-то неизвестный нам с тобой Поливанов просто женился на Ирке!
— Надо завтра Толяну Канцеву позвонить… — задумчиво сказал муж.
– У него телефон её был … Удивляешься? А говоришь, все на Янку поглядывали. А вот и не все…

Елена Полякова

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.