Тёмный чулан
В избе было душно. Колька, мальчик лет семи от роду, долго не мог уснуть. Кроме духоты мешал еще страшный храп, который доносился с соседней комнаты. «Х-р-р»- громко издавал отчим. Пантелеймон это делал звучно, со свистом, что казалось, весь дом содрогался.
Мальчишка бы давно заснул, он уже научился не обращать внимание на этот противный звук, но болели коленки. Эта боль беспокоила его. Колька лежал с открытыми глаза и думал о своем, глядя на крепко спящего рядом младшего брата Витьку.
Отчима он не любил, а иной раз даже ненавидел, и было за что. Отца своего мальчик плохо помнил, мать о нем мало рассказывала, а соседи говорили, что он их бросил.
Пантелеймон в семье появился год назад и поставил все так, чтобы его уважали и боялись. Деньги на продукты он матери давал, но требовал строгий отчет до копейки. Как-то вечером громко выяснял, куда она потратила пятьдесят копеек.
C тех пор женщина каждый вечер отчитывалась перед ним. На листочке школьной тетрадки в клеточку она писала 1. Хлеб-16 копеек-1 булка
2. Молоко-24 копейки-1литр
3. Сахар-78 копеек-1кг
Итого: 1 рубль 18 копеек
Оставшиеся деньги возвращала отчиму вместе с листочком. Тот внимательно изучал список и забирал сдачу . Cчитал он каждую копейку.
Но всё-таки не за это Колька невзлюбил его. А прежде всего за то, что тот стал распускать руки на мать, и при этом грязно ругался матерными словами.
Как-то вечером Колька, возвратившись с Витькой с улицы, застал рыдающей маму. Рядом стоял отчим и громко кричал на нее, бедная женщина в испуге закрывалась от него руками, было понятно, что он ее ударил.
Сын ринулся в комнату и оттолкнул обидчика. В этот же момент мальчик почувствовал, как пальто сдавило ему горло: злодей схватил Кольку за воротник и швырнул на пол.
-Щенок, я тебе покажу,- со злобой крикнул он. Мать подбежала к сыну, подняла его и разрыдалась.
Колька cам с трудом сдерживал слезы, с нескрываемым гневом взглянул на своего врага и выскочил на улицу.
-Коля, вернись,-услышал он за спиной голос матери. Уже оказавшись во дворе, мальчишка дал волю своим чувствам. По щекам потекли слезы, и он заплакал навзрыд.
Такое у него было впервые, никто и никогда с ним так не обращался. Внутри кипела обида из-за своего бессилия и злоба на отчима.
Вообще, с приходом Пантелеймона в их дом мать очень изменилась, и Колька это замечал. Раньше она была жизнерадостной, часто улыбалась, работая по дому, пела песни.
С этим человеком стала другой, чувствовалось, что зависела от него и его боялась. Она перестала петь, стала задумчивой, во всем старалась ему угодить.
Вечерами, когда тот после ужина ложился с газетой на диван отдохнуть, в доме воцарялась тишина, мать мальчишкам грозила пальцем, если они громко разговаривали.
И не дай бог, помешать отдыхать отчиму, за это можно оказаться в темном чулане. Вначале, правда, он за любую провинность мальчишкам раздавал оплеухи, но видя, что этот метод воспитания мало помогает, Кольку стал закрывать в темном чулане.
Комнатка эта была действительно темной: окон там не было, а свет отчим выключал. Отсидеть в темноте, нужно было, минимум, пол часа, а затем попросить прощения, тогда отчим выпускал.
Поначалу было страшновато. В этом помещении лежали разные старые вещи, да стояли мешки с мукой и зерном. Мыши чувствовали себя там, как дома, иногда даже пробегали по Колькиным ногам, от чего становилось жутко и он тихо бормотал: -Простите, я больше так не буду.
-Не слышу, говори громче, — требовал отчим.
-Я больше так не буду,- уже почти кричал провинившийся.
Некоторое время помедлив, Пантелеймон разрешал: -Выходи, будешь знать. Постепенно мальчик привык к чулану и чувствовал себя там неплохо. Глаза быстро приспособились к темноте, мыши поняли, что они теперь не одни и уже обходили его, скреблись где-то по углам.
Колька мог и час, и два спокойно высидеть там, прощение просить не хотелось. Он сам тихо покидал место своего заточения, услышав храп, и ложился спать.
Тогда отчим решил ужесточить наказание. Как-то осенью, вечером в дверь постучали. Все были в это время дома, новоиспеченный хозяин тоже уже вернулся с работы. Мать открыла дверь. В избу зашел хромой сосед, звали его Петрович.
-Милая, ты своего старшего сынка прижучь,-начал он ,обращаясь к матери.
-Пацаны яблоки из сада у меня воруют. Твой там тоже средь них был. Догнать его не мог. Накажи его, одну яблоньку они мне сломали,- с обидой поведал сосед и вышел.
Отчим все это слышал. Схватив Кольку за ухо, он потащил его в чулан. Там, взяв горсть зерна из мешка, рассыпал его на пол.
-Становись на колени, — жесткой рукой пригнул пасынка. Ухо у пацана горело, от боли из глаз потекли слезы. Мальчик, зажмурившись, опустился на зерно, лишь бы этот варвар отпустил его. А мучитель громко захлопнул дверь в чулане и, как всегда, выключил свет.
Наступила кромешная темнота, в ушах звенело, боль с уха опустилась в низ, в колени. Они горели, было больно, но прощения просить язык у Кольки не поворачивался. Вдруг дверь в чулане приоткрылась, отчим проверял: не встал ли пасынок с колен.
-Сынок , попроси прощения,- посоветовала почти шепотом мать. Ей было невыносимо жалко ребенка. Прошло около часа, мальчишка понял, что если не двигаться на зерне, стоять можно. Через некоторое время дверь тихо приоткрыла мать.
-Коля, иди, ложись,-тихо произнесла она. Слышно было, как храпел Колькин истязатель. Мальчик встал, почувствовав при этом боль. Cтряхнул зерна с коленок, некоторые прилипли. Мать аккуратно убрав оставшиеся, на их месте красные глубокие вмятины и затряслась от едва сдерживаемых рыданий.
-Ложись спать,- повторила она, тихо плача. И вот уже лежа рядом с Витькой и ощущая, как ноют коленки, Колька впервые серьезно задумался: «Почему их родитель не с ними, почему он их бросил?!В чём они провинились перед ним?!Почему у всех его друзей- родные отцы, а у них с Витькой отчим?!
Был бы он рядом, было бы всё по другому. Вырасту, я этому извергу все припомню»,- со злостью думал мальчишка, лежа с открытыми глазами, блестевшими от слез. Рядом, раскинув руки, крепко спал братишка, а из соседней комнаты доносился храп отчима.
Не знал тогда Колька, что пройдет десять с небольшим лет, и жизнь расставит все на свои места. Да и жгучая мальчишеская ненависть к Пантелеймону куда-то исчезнет, останется только жалость.
Когда Николай служил в армии, у отчима случился инсульт, и его парализовало: левая рука его и нога не двигались, лицо перекосило. Передвигаться он мог с трудом и то с помощью матери, говорил очень плохо.
После демобилизации, вернувшись домой и увидев совсем беспомощного человека, вся обида и зло, накопившиеся в детские годы, куда-то подевались.
Николаю даже стало жалко Пантелеймона, видя с каким трудом тот передвигается. Парень понял, что простил ему и подзатыльники и темный чулан.
Проработав год на заводе в Иркутске, куда устроился после армии, он где-то через друзей приобрел отчиму инвалидную коляску.
-Сам теперь можешь передвигаться,- сказал Николай, привезя ее и усадив больного.
Тот вдруг весь затрясся и громко зарыдал, вытирая слезы действующей рукой, при этом с трудом выговаривая слова сказал: — Спасибо! Прости меня, Колька!
Николай кивнул. Рядом стояла мать, в глазах ее были видны слезы.
Владимир Щербаков
