Надя родила Игоря, когда ей было 16 лет. Отцу ребенка было тоже 16. Опустим все подробности скандала, но после рождения ребёнка школьники разбежались очень быстро.
Когда Надя поняла, что Олегу не нужны ни она, ни сын, то сразу потеряла всякий интерес к ребёнку. Мальчика воспитывали бабушка и дедушка, её родители.
В 18 лет девушка уехала с новым молодым человеком в соседний город, не звонила и не писала. Родители не искали встреч с дочерью. Была обида, непонимание, как можно бросить ребенка своего? Ну и стыд. Стыдно и больно, что воспитали такую кукушку.
Валентина Григорьевна и Александр Павлович не жалели ни сил, ни времени, ни денег, чтобы Игорёк был счастлив, здоров, хорошо одет и обут.
Дедушка ходил в море, бабушка воспитывала внука. Игорь до сих пор считает их своими родителями. И безумно благодарен за детство, за хорошее образование, за всё.
… Когда мальчику было 18 лет, замуж засобиралась племянница бабушки. На свадьбе гуляла вся родня, и его мать биологическая тоже присутствовала.
К тому времени она уже в третий раз вышла замуж и родила вторую дочку. Старшей было 10, младшей полтора года. Игорь очень обрадовался, хотел пообщаться, поговорить, познакомиться с сестрами. И, конечно, спросить «Мама, зачем ты меня бросила?».
Какими бы ни были бабушка и дедушка хорошими и замечательными, по маме он скучал и помнил её. И даже хранил единственную уцелевшую фотографию. Дед все сжёг.
Надя общалась с родственницей, рассказывала, какие у неё замечательные дочки.
— А я, как же я, мама? — спросил он.
— Ты? А ты — ошибка молодости. Прав был твой папа, аборт надо было делать, — равнодушно бросила Надя и отвернулась. …
Через 7 лет, когда Игорь уже жил в своей уютной двушке с женой и сыном (спасибо старикам и родителям жены), раздался звонок, номер незнакомый.
— Игорь, сын, привет, дядя Дима дал твой номер. Это твоя мама. Слушай, я знаю, что ты живешь отдельно. И как раз недалеко от института, куда твоя сестричка поступила. Галя у тебя пока поживет? Всё ж родные люди.
Общежитие ей не нравится, а снимать дорого, Гена от меня ушёл, тяжело мне, одна дочь — студентка, вторая — школьница, третья в сад вот-вот пойдёт, — говорила она.
— Вы ошиблись номером, — ответил он и положил трубку. Подошёл к сыну, взял его на руки и сказал: — Ну что, давай собираться, пойдём маму встречать, а потом все вместе к бабушке с дедушкой в гости?
— А на выходных на дачу поедем все вместе, да? — спросил маленький Саша.
— Конечно, семейные традиции нарушать нельзя!
… Часть родни осудила поступок Игоря, мол, мог бы и сестре родной помочь, матери тяжело одной троих дочек воспитывать. А он считает, что должен помогать только бабушке с дедушкой, а не незнакомой женщине, для которой он — ошибка.
Весеннее солнце и свежий воздух утомили мои ноги, и я присел на лавочку. Слегка щурясь на солнце, закурил.
Из сладкой весенней истомы меня вывел шорох за лавочкой. Я обернулся и увидел малыша лет шести, который пристально всматривался под лавочку.
Пацан неспешно обошел лавочку, все так же продолжая что-то под ней искать. После рождения моего сына, я стал совсем по-другому относиться к детям.
Рассматриваю малыша. Одежда до ужаса бедная, но вроде чистая. На носу грязное пятно.
Взгляд, его взгляд меня поразил. Было в нем что-то слишком взрослое, самостоятельное. Думал, что показалось, не может в шесть лет быть такого взгляда.
Но малыш смотрел под лавочку именно так. Я достал жвачку и положил подушечку в рот. Малыш на мгновение перевел взгляд на мои руки, и тут же опустил глаза на землю.
— Дядя, подними ноги, пожалуйста,- глядя на меня сказал пацан. Я больше от удивления, чем осознанно, поднял ноги над землей. Малыш присел и внимательно посмотрел на землю под моими ногами.
— И тут нету, — пацан вздохнул
— Жвачку будешь?- спросил я, глядя на этого маленького мужичка.
— А у тебя какая, я люблю фруктовые,- ответил он.
— У меня мятная, — я достал жвачку и на ладони протянул ему. Он, немного помедлив, взял подушечку и сунул в рот.
Я улыбнулся, увидев его руки, обычные руки маленького пацана, грязные до ужаса. Мы смотрели друг на друга и жевали жвачку.
— Хорошо сегодня, тепло,- сказал я.
— Снега нет, это очень хорошо,- задумчиво сказал он.
— А чем тебе снег мешал?
— Вот ты даешь, под снегом же ничего не видно,- заметил мальчуган. Малыш засунул руки в карманы, посмотрел на меня и сказал: — Пойду я, скоро темнеть уже начнет, а я почти ничего не нашел, спасибо за жвачку.
Он развернулся и глядя в землю пошел по аллее. Я не могу сказать точно, что же именно заставило меня окликнуть его, наверное какое то взрослое уважение к рассудительному пацану.
— А что ищешь ты?- спросил я. Малыш остановился, чуть помыслив, спросил: — Никому не скажешь?
— Хм, нет никому, а что это тайна?- я удивленно поднял брови.
— Это мой секрет,- сказал пацан.
— Ладно, уговорил, честное слово не скажу,- улыбнувшись сказал я.
— Я ищу монетки, тут на аллее их иногда можно много найти, если знаешь, где искать. Их много под лавочками, я в прошлом году очень много тут нашел.
— Монетки?- переспросил я.
— Да, монетки.
— И что, прошлым летом, ты их тоже тут искал?
— Да, искал, — лицо малыша стало очень серьезным.
— А сегодня много нашел,- ради любопытства спросил я.
— Щас, сказал он, и полез в карман брюк. Маленькая рука достала из кармана клочок бумаги. Малыш присел на корточки, развернул газету и положил на асфальт.
В газете блестело несколько монет. Насупившись, малыш брал монетки с газеты и складывал в свою маленькую, грязную ручку. При этом его губы шевелились, видно он очень усердно подсчитывал свои находки. Прошло несколько минут, я улыбаясь смотрел на него.
— Сорок восемь копеек, — сказал он, высыпал монеты в газету, завернул их и сунул в карман брюк.
— Ого, так ты богач, — еще больше улыбаясь, сказал я. — Неа, мало, пока мало, но за лето я тут много найду. Я вспомнил своего сына, и себя, а кто не собирает на конфеты или игрушки деньги в детстве?
— На конфеты собираешь? Малыш насупившись молчал.
— А, наверное на пистолет?- переспросил я. Малыш еще больше насупился, и продолжал молчать. Я понял, что своим вопросом я перешел какую-то дозволенную черту, я понял, что затронул что-то очень важное, а может быть и личное в душе этого маленького мужчины.
— Ладно, не злись, удачи тебе и побольше монет, завтра будешь тут? — сказал я и закурил.
Малыш, как- то очень грустно посмотрел на меня и тихо сказал: — Буду, я тут каждый день, если конечно дождь не пойдет.
Вот так и началось мое знакомство, а в последствии и дружба с Илюшей (он сам так себя называл). Каждый день, я приходил на аллею, и садился на лавочку.
Илья приходил, почти всегда в одно и то же время, я спрашивал его, как улов? Он приседал на корточки, разворачивал газету и с большим усердием пересчитывал свои монетки. Ни разу там не было больше рубля.
Через пару дней нашего знакомства я предложил ему: — Илюша, у меня тут завалялось пару монеток, может возьмешь их в свою коллекцию? Малыш на долго задумался, и сказал: — Неа, так просто нельзя, мне мама говорил, что за деньги всегда надо что-то давать, сколько у тебя монеток?
Я пересчитал на ладони медяки. — Ровно 45 копеек, — с улыбкой сказал я.
— Я щас, — и малый скрылся в ближайших кустах. Через пару минут он вернулся.
— На, это я тебе за монетки даю,- сказал пацан и протянул ко мне ладошку. На детской ладошке лежал огрызок красного карандаша, фантик от конфеты и кусок зеленого стекла от бутылки.
Так мы совершили нашу первую сделку. Каждый день я приносил ему мелочь, а уходил с полными карманами его сокровищ, в виде крышек от пива, скрепок, поломанных зажигалок, карандашей, маленьких машинок и солдатиков.
Вчера я вообще ушел сказочно «богатым», за 50 копеек мелочью, я получил пластмассового солдатика без руки. Я пытался отказаться от такого несправедливого обмена, но малыш был крепок в своём решении, как железобетон.
Но в один день малыш отказался от сделки, как я его не уговаривал, он был непреклонен. И на следующий день отказался. Несколько дней я пытался понять почему, почему он больше не хочет брать у меня монетки?
Вскоре я понял, он продал мне все свое нехитрое богатство, и ему нечего было дать мне взамен за мои монеты.
Я пошел на хитрость. Я приходил чуть раньше и тихонько кидал под лавочки по несколько монет. Мальчуган приходил на аллею, и находил мои монеты. Собирал их, садился у моих ног на корточки, и с серьезным видом пересчитывал их.
Я к нему привык, я полюбил этого мужичка. Я влюбился в его рассудительность, самостоятельность и в настойчивость в поисках монеток.
Но с каждым днем, меня все больше и больше мучил вопрос, для чего он второй год собирает монетки? Ответа на этот вопрос у меня не было.
Почти каждый день я приносил ему конфеты и жвачки. Илюша с радостью их лопал. И еще, я заметил, что он очень редко улыбался.
Ровно неделю назад малыш не пришел на аллею, не пришел и на следующий день, и всю неделю не приходил. Никогда не думал, что буду так переживать и ждать его.
Вчера я пришел на ту самую аллею, в надежде увидеть Илюшу. Я увидел его, сердце чуть не вылетело из груди. Он сидел на лавочке и смотрел на асфальт.
— Здоров, Илюша, — сказал я улыбаясь во все зубы,- ты чего это не приходил, дождя не было, поди монеток под лавочками лежит видимо невидимо, а ты филонишь.
— Я не успел, мне монетки больше не нужны,- очень тихо сказал он. Я присел на лавочку возле него.
— Ты чего это, брат, грустишь, что значит не успел, что значит не нужны, ты это брось, давай выкладывай что там у тебя, я вот тебе принес,- и протянул ему ладонь с монетками. Малыш посмотрел на руку и тихо сказал: — Мне не нужны больше монетки.
Я никогда бы не мог подумать, что ребенок в шесть лет, может говорить с такой горечью и с такой безнадежностью в голосе.
— Илюша, да что случилось? — спросил я, и обнял его за плечи,- зачем тебе вообще нужны были эти монетки?
— Для папки, я собирал монетки для папки, — из глаз малыша потекли слезы, детские слезы. Во рту у меня все пересохло, я сидел и не мог вымолвить ни слова.
— А зачем они папке?- мой голос предательски сорвался. Малыш сидел с опушенной головой и я видел как на коленки падали слезы.
— Тетя Вера говорит, что наш папка много пьет водки, а мама сказала, что папку можно вылечить, он болен, но это стоит очень дорого, надо очень много денег, вот я и собирал для него.
У меня уже было очень много монеток, но я не успел,- слезы потекли по его щекам ручьем. Я обнял его и прижал к себе.
Илья заревел в голос. Я прижимал его к себе, гладил голову и даже не знал что сказать.
— Папки больше нет, он умер, он очень хороший, он самый лучший папка в мире, а я не успел,- малыш рыдал.
Такого шока я не испытывал еще никогда в жизни, у самого слезы потекли из глаз. Малыш резко вырвался, посмотрел на меня заплаканными глазами и сказал: — Спасибо тебе за монетки, ты мой друг, — развернулся, и вытирая на бегу слезы, побежал по аллее.
Я плакал и смотре вслед этому маленькому мужчине, которому жизнь подсунула такое испытание в самом начале его пути, и понимал, что не смогу ему помочь никогда.
Больше я его на аллее не видел. Каждый день в течение месяца я приходил на наше место, но его не было.
Сейчас я прихожу намного реже, но больше ни разу я его не видел, настоящего мужчину Илюшу, шести лет от роду.
До сих пор, я бросаю монеты под лавочку, ведь я его друг, пусть знает, что я рядом…
Телефонный звонок по обычному городскому телефону (все давно звонят по мобильнику, только мама — по городскому, из-за нее его и не выключаю).
— Катя, здравствуй, прости, что беспокою, даже не надеялся, что этот старый телефон еще действует, мне очень нужна твоя помощь. Голос не узнаю.
Но очень мало людей в этом мире обращаются ко мне на «ты». Семья, одноклассники, однокурсники, еще пара-тройка друзей из детства. Всё.
— Простите, пожалуйста, а вы кто? И чем я могу вам помочь?
— Я Михаил Ведерников, мы вместе учились в университете. Мила Громова сказала мне, что ты теперь психолог, и посоветовала…
О, Мишка! Сокурсник, энтомолог, «ботаник» в самом чистом виде. Мы не дружили, но, пожалуй, приятельствовали и на первом курсе входили в одну компанию.
Я даже обрадовалась, хотя понимала уже, что повод Мишкиного появления вряд ли окажется радостным.
— Будешь говорить по телефону или встретимся? Встретились. Обрадовалась еще два раза. Первый раз — что вижу Мишку почти не изменившимся, таким, как помню: рассеянный взгляд из-под очков, привет из юности.
Второй раз с мягкой насмешкой: у нашего «ботаника» оказались такие обычные проблемы! Ребенок не хочет учиться! Сын от второго брака, 13 лет. Второй брак.
Первый Мишкин брак я помню отчетливо: его жена тоже была наша однокурсница, не красавица, но чертовски обаятельная и харизматичная, приезжая.
Мишка влюбился без памяти, таскался за ней как хвост. Красивейший ранний роман. Семья была против женитьбы, но Мишка настоял. Родился ребенок, а потом все как-то очень быстро кончилось, и они разбежались.
Теперь припоминаю: мне говорили, что много лет спустя Мишка женился на своей аспирантке. Получается, что и это было тринадцать лет назад. Как же летит время!
— Кать, поверь, у нас в доме уже давно не жизнь, а какой-то непрекращающийся кошмар! Мне просто не хочется идти с работы домой. С головой у Витьки все в порядке — это даже не обсуждается. Но! Раньше он учился в математической школе, легко поступил и мог бы…
Но он ни черта не делал, за уроки его приходилось сажать, угрожая ремнем! Ты представляешь, насколько это для нас «органично»?!
Разумеется, в конце концов нас из школы попросили: ваш мальчик безусловно способный, но мы готовы учить только тех детей, которые сами этого хотят.
Мы решили: ладно, может быть, эта программа ему все-таки тяжеловата. Перевели в обычную школу.
Так там он совсем расслабился! Уроки не учит, конспекты не ведет, ему никогда ничего не задано, использует малейший повод, чтобы в школу не пойти совсем, врет напропалую…
— А что делает-то? Интересы какие-нибудь есть?
— Ни-че-го! Абсолютно ничего. Музыку бросил еще в прошлом году.
— А все же? Уроки он не учит — надо же ему как-то проводить время.
— Гоняет на велосипеде, играет с друзьями в футбол во дворе, смотрит телевизор, играет в компьютерную приставку, иногда читает — преимущественно детскую фантастику, довольно глупую.
Нормальные такие занятия для мальчишки тринадцати лет. Конечно, родителям хотелось бы, чтобы Витька с сачком бегал и насекомых эфиром морил, как сам Мишка в этом возрасте. Ан нет.
— Каждый день коррида с утра, чтобы ушел в школу, коррида вечером, чтобы хоть что-то из уроков сделал. Что он нам говорит, мне даже повторять стыдно.
У жены волосы от нервов выпадают, ты можешь себе представить! Мой старший тоже присоединяется, пытается помочь…
— Твой старший сын живет с вами?
— Да. Он, кстати, в 24 года защитился, сейчас пишет докторскую — что-то такое по теплофизике, я в этом плохо понимаю, — говорит с гордой улыбкой.
— А первая жена где?
— О, она давно в Германии — вышла замуж, уехала туда. Костик тоже поехал с ней, проучился там два года, выучил язык, но вернулся, поступил в университет, и с тех пор с нами — у нас с ним полное взаимопонимание.
Иногда он уезжает за границу поработать, но всегда возвращается — здесь ему больше нравится.
— То есть недоделанный докторант Костик тоже пытается вразумить Витьку?
— Да, но все бесполезно. Витька ему: отвали, братан-ботан! — и всё. Если бы ему было хотя бы 15, я бы тут же пинком отправил его в жизнь: пусть работает, почует, что это такое, — продолжал бушевать Мишка, которому мама на третьем курсе давала с собой на практику бутерброды, порезанные на четыре части (чтобы удобно было в рот класть).
— Но ему только недавно тринадцать исполнилось, это просто физически невозможно! Но и так дальше жить тоже нельзя! С Витькой мы говорим только про школу и уроки.
Более того, уже больше года любой мой разговор с женой неизменно скатывается на «что же нам делать с Витей?». Меня от этого мутит, недавно я подумал: а не снять ли мне где-нибудь квартиру? — и сам себе ужаснулся.
— Мишка, я, кажется, знаю, как это можно прекратить, — сказала я. Профессор из-под очков воззрился на меня с безумной надеждой.
— Перестаньте его заставлять.
— Назавтра он просто не пойдет в школу.
— Да, разумеется. Причем ваше решение относительно него не будет очередным наездом. Сейчас мы с тобой все это обговорим. Честно признаюсь: Мишка был далеко не первым, кому я в аналогичном случае предлагала такое решение.
Обычно отчаявшиеся родители мысленно или в реале крутили пальцем у виска и, разочарованные, уходили из моего кабинета обратно в свою борьбу. Но Мишка — особый случай.
***
— Сын мой, мы бесконечно устали, — сказал Витьке отец.
— К тому же ведущаяся у нас в доме война не приносит никаких результатов, кроме всеобщего озлобления и изнеможения. Проиграли все, но ты можешь думать, что ты выиграл.
По совету моей однокурсницы-психолога мы прекращаем военные действия. Если ты не станешь учиться, мы будем тебя еще пару лет кормить, как положено по закону, а потом — пойдешь работать в кафе, на автозаправку, ну или куда тебя там возьмут.
— Отец, ты что, прикалываешься? — спросил удивленный Витька. (Вообще-то у Мишки с чувством юмора не очень.)
— Нет, я говорю абсолютно серьезно. С матерью и Константином мы не без труда, но пришли к консенсусу.
Слова «консенсус» Витька явно не понял и на выразительно молчавших мать со старшим братом на следующий день глядел с подозрением.
Но в школу не пошел. Сидел, смотрел телевизор, читал, потом пошел гулять — не терпелось рассказать друзьям о поразительных изменениях в его жизни.
Друзья, как и ожидалось, пришли в неописуемый восторг и буквально изошли на зависть. Только один приятель из прошлой школы сказал по телефону: «Кажется, Витек, ты попал».
Прошло несколько дней, наполненных событиями для всех, кроме Витьки. Матери позвонила возмущенная классная руководительница, которой, конечно же, все рассказали Витькины одноклассники, ссылалась чуть ли не статью конституции.
Бывшая аспирантка холодно и отстраненно ответила: «Мы действуем в соответствии с рекомендациями психолога».
— «А вам не кажется, что ваш психолог — идиот?!» — рявкнула учительница из дворовой школы, не привыкшая к церемониям.
«Идиотка», — педантично уточнила университетский доцент. Встревоженный Костик искал в интернете: «Где работают люди с незаконченным средним образованием»? Узнал много нового для себя, делился с отцом.
Через неделю Витькина ситуация перестала быть новой, в школе накопились новости, к которым Витька уже не имел отношения.
Утром Витьку никто не будил, но он неожиданно стал сам просыпаться и слушать, как домашние собираются на службу. Выглядывал из своей комнаты в коридор, ему приветливо кивали: «Доброе утро, Витя!» — и он прятался обратно.
Брал книгу, но слова не складывались в строчки. Включал приставку, но быстро откладывал пульт.
Сходил в школу на два урока математики (любил ее в принципе, плюс в дворовой школе после математической легко блистал).
Там старый математик сказал: удивительное дело по нашим временам, Виктор, но если уж так сложилось, ответственность на тебе, то надо принять решение: или ты учишься, или не учишься.
Еще через два дня вечером Витька пришел в кабинет к отцу и независимо сообщил: «Пап, все говорят, что вам на меня наплевать».
— Нет, что ты! — удивился Мишка.
— Нам совсем не наплевать. Мы просто воевать устали.
— Но другие родители воюют, лишь бы ребенок образование получил! Мама бы и дальше воевала, если бы ты ей не запретил. И Костик. А тебе получается все равно, что я в официанты пойду.
— Да? — Мишка надолго задумался.
— Ну тогда знаешь, что получается? Получается, что я на тебе компенсируюсь. Я же чистокровный «ботан», как ты выражаешься.
Меня моя мама, твоя бабушка, вместе с сачком под колпак посадила и пестовала, а я и рад был, мне лишь бы насекомых ловить и по определителю определять.
А потом я влюбился в Наташу, маму Костика, мы поженились, и выяснилось, что она меня пестовать и ухаживать за мной вовсе не собирается, а собирается сама жить и ждет от меня, чтобы я… чтобы я был полноценным, взрослым уже.
А я испугался ответственности и сбежал обратно к маме. А когда мне достался Костик, он уже был таким же, как я, и поэтому у меня с ним никаких проблем не возникло.
А ты другой. И вот теперь я от страха на тебя проецирую то, чего мне самому когда-то не хватило.
***
В этом месте Мишкиного рассказа я восхищенно захлопала в ладоши: — Вот прямо так и сказал?! Старик, ты гений! Если тебе все-таки надоедят когда-нибудь твои четверокрылые, можешь попробовать себя в подростковой психологии!
— Так и сказал, — Мишка смущенно улыбнулся.
— Но это же правда?
***
— Пап, ты со мной никогда так не разговаривал, — сказал Витька после долгой паузы и поиска слов.
— Ну да. Но я же, получается, на тебя за тебя и ответственность перекинул. И отношение получается другое. Слова отца полностью совпали со словами школьного математика.
Витька воспринял это как знак. И вернулся в школу. И под свою ответственность — «включил голову». И оценки стали блестящие. И теперь семья подумывает о возвращении в прежнюю школу.
А Мишка спросил меня: — Я могу сделать что-нибудь еще?
— Да, — ответила я.
— Напиши Наташе, что ты все понял.
— Я любил ее безумно. Но это было так давно… — в Мишкиных глазах чуть ли не слезы блеснули.
— Я боюсь быть неуместным.
— Она тоже тебя любила. Безумная любовь в этом мире не исчезает бесследно. Ей это нужно, поверь.
Маленький кусочек мела бойко передаётся из рук в руки. Скрип-скрип. Шурх-шурх. Следующий.
Скрип-скрип. Шурх-шурх. Кто ещё? Зелёная школьная доска быстро заполняется старательно выведенными желаниями.
«Любимая работа» «Чтобы друзья не болели» «Хочу в кругосветное» «Пусть родители…» Выпускники 11 «А» один за другим отходят от доски и любуются проделанной работой.
Мел, который вручила им классный руководитель – Нора Владимировна – не крошится, не пачкает руки, а самый неаккуратный и размашистый почерк превращает в изящную буквенную вязь.
– Вень, ну сказали же только одну фразу написать! Высокий мальчишка упрямо мотает головой и, согнувшись почти пополам, продолжает писать своё пожелание на оставшемся кусочке боковой планшетки.
– Веня, не обращай внимания и не торопись. Пиши, что хотел.
– Да я уже все, – мальчик резко выпрямляется, откидывает упавшие на лицо волосы и вручает кусочек мела классной руководительнице.
– Спасибо, Нора Владимировна! – Спасибо вам всем! Смотрите, как красиво получилось! Ребята ещё раз окидывают взглядом расписанную доску. Двадцать три пожелания – от двадцати трёх выпускников. И ещё одно – от классного руководителя.
– Нора Владимировна, может сфотографируемся? Чтобы на память!
– Да! Да! Будет здорово!
– Хорошо, ребята. Несколько секунд буйных дискуссий – и вот весь 11 «А», весело улыбаясь, стоит напротив классной доски. Коротко стриженная девчушка из параллельного, громко скомандовав, «один-два-три», делает десяток снимков.
– Все! Ребята рассыпаются веселой гурьбой, смотрят и делятся фотографиями, смеются, а после, тепло попрощавшись друг с другом и с Норой Владимировной, расходятся по домам.
Классный руководитель остаётся одна.
– Ну что, дружок, вот и ещё один наш выпуск, – бережно спрятав кусочек мела в бархатный футляр, с грустной улыбкой шепчет молодая женщина.
– На сколько нас с тобой ещё хватит? Волшебный мел оставляет на её руке слабый белёсый развод. Нора Владимировна вздыхает.
Вот уже второй десяток лет они исполняют мечты и желания маленьких взрослых. Наивные, грандиозные, великодушные, мелочные – все. Но мел скоро закончится – а вместе с ним и жизнь классной руководительницы.
– Мои дорогие и добрые, – она берет в руки тряпку и начинает медленно протирать доску, снова и снова перечитывая слова своих ребят.
– У вас все будет хорошо. «Седая» доска снова становится зелёной. Нора Владимировна на мгновение задерживается у края боковой планшетки, где писал её самый любимый ученик. «Пусть время никогда не сотрёт то, что вы делаете»
– Ох, Веня… – женщина смахивает невольную слезу.
– Почему же себе ничего не пожелал! Она домывает доску, стирает тряпку и, забрав вещи, тоже уходит. А в её сумке, в маленьком бархатном футляре, лежит целый кусочек мела.
