Один психолог вот что придумал: он стал усталых детей хвалить. А потом измерять энергию на специальном приборе: эргографе.
После похвалы происходил всплеск энергии, а усталость проходила. Но стоило ребенку сказать критические, обидные слова, энергия резко падала.
После критики ребенок становился усталым и плохо выполнял задание. Так что особой пользы в критике нет. «Ты медленно работаешь! Ты плохо написал! Ты невкусно приготовил! Ты слишком толстый!», — да мало ли критического можно сказать и написать. И украсть энергию человека. Сделать его усталым и разбитым. Опустошить.
И мудрый Франклин писал: хотите наживать врагов — ходите и критикуйте всех. Все начнут вас избегать. Потому что навсегда запомнят то ощущение упадка сил и разбитость, которые остались от общения. Словно силы отняли у человека.
Хотите дружить с людьми и помочь им лучше работать — хвалите. Всегда найдется, за что похвалить. И вместе исправить то, что можно и нужно исправить.
Человек почувствует прилив сил, запомнит, как вы ему подарили энергию — и сложатся наилучшие и полезные отношения. Критика отнимает энергию. Похвала — добавляет сил.
И, ясное дело, мы будем держаться с теми, кто нам силы дает. А не грабит нас, как разбойник с большой дороги.
И умные профессиональные критики знают, что в критическом разборе важно указать на то, что отлично автору удалось. А уж потом разобрать то, что удалось не очень. И выразить надежду, что следующие произведения автора будут еще лучше, чем это.
Так что самозваные «критики» просто лишают нас жизненных сил. Может, себе берут? — вот не догадался психолог и их на приборе проверить. А гуманные люди всегда найдут, что похвалить. И вызвать прилив сил, радость и хорошее настроение!
УЧИТЕЛЬ ДОЛЖЕН УЧИТЬ! ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ – НАША ОБЯЗАННОСТЬ
«Если учитель не прав, он перед тобой извинится»
На дворе стоял 1979 год. Я училась в 9-м классе. В школе проходил вечер по случаю 23 февраля. В зале играл школьный ансамбль, и я была на седьмом небе от счастья, потому что впервые танцевала с Игорем из параллельного класса, в которого была влюблена «до самой смерти».
Ближе к концу Самого Лучшего Вечера в моей жизни мы оказались в туалете одновременно – я, наша классная руководительница и две курящие десятиклассницы. Классной показалась, что я тоже с сигаретой. Повторяю: показалось.
Пока я шла, нет, летела домой, она позвонила маме. И вместо разговоров о том, какой Игорь все-таки чудесный, говорили мы с мамой совсем о другом. Мама мне, конечно, поверила.
Но я в свои 16 лет была девочкой гордой, порой до глупости. Не знаю, что меня особенно оскорбило: клевета или украденный вечер, но обиделась я на классную сильно.
И утром объявила маме, что в школу больше не пойду. Потому что «не хочу иметь ничего общего с человеком, который на меня подло клевещет и такое обо мне думает».
Уходя на работу, мама сказала: «Хорошо, вечером решим, как быть: в вечернюю школу, в другую школу, в музыкальное училище – вариантов навалом».
Я укрылась потеплее и заснула. Сначала раздался телефонный звонок. Кузина, гостившая у нас по случаю студенческих каникул, сняла трубку и сказала: «А она в школу больше не придет». И объяснила почему. Спустя полчаса раздался звонок в дверь. В квартиру вошли завуч и классная руководительница…
Внимательно выслушав мою версию, завуч Раиса Владимировна сказала, что из школы я уйти, конечно, могу, но лучше не стоит. Она, как мне показалось, говорила долго и вполне убедительно, но я была непреклонной.
И тогда она сказала: «Если учитель не прав, он перед тобой извинится. Правда, Алла Турашевна?» И Алла Турашевна извинилась. И я пулей оделась и схватила портфель. И еле сдержалась, чтобы не броситься на шею Алле Турашевне. Сейчас жалею, надо было броситься.
Это не было унижением учителя. Ни один из моих одноклассников не ехидничал по этому поводу. Никому из нас не пришло в голову насмехаться над классным руководителем или возвести в ранг героя меня.
Это была демонстрация профессионализма, основанного на уважении к ученику. Это была демонстрация достоинства школы и педагогов. У наших учителей было чувство собственного достоинства.
Сегодня, накануне нового учебного года, мне не дает покоя вопрос: а сегодняшний учитель готов прийти домой к ученику, чтобы перед ним извиниться? И я склоняюсь к отрицательному ответу.
Не потому, что учителя стали менее профессиональными. И тогда, и сейчас учителя есть разные. И те, кого безмерно любят дети, потому что есть за что. И те, кого они терпеть не могут, потому что есть за что.
Но у современных учителей любить и уважать детей часто не хватает времени и сил, потому что они вынуждены любить департаменты и министерства. Такое количество никому не нужной, бессмысленной работы, часто граничащей с профанацией, можно делать либо от большой любви, либо находясь в рабстве. Такую нагрузку выдерживать может только робот, да и то до поры до времени.
Я пишу сейчас эти очевидные вещи для того, чтобы родители поняли: не стоит ждать и тем более требовать от учителей особого душевного отношения к нашим детям. У них просто нет ресурса на это.
А тот, который есть, нам вместе надо беречь. Не звонить, например, в департамент и президенту, если учитель сделал что-то не так. Просто попытаться решить вопрос спокойно и полюбовно в границах класса.
Потому что на каждую нашу жалобу школа и учитель будет писать миллион объяснений, вместо того, чтобы учить наших детей. Нам надо понять, что наша задача – не перевоспитать учителя, а научить ребенка правильно и без ущерба для здоровья вести себя в любой ситуации. И защитить его там, где это необходимо.
Учитель должен учить! Все остальное – наша обязанность. Вспоминаю папу своего ученика-пятиклассника, который искренне не понимал, почему его ребенок не моет руки перед тем, как сесть дома ужинать. «Вы чему их тут учите?!» – возмущался папа. Я учу их русскому языку и литературе. А мыть руки их должны научить мама и папа, хорошо бы задолго до пятого класса…
Именно поэтому я всю жизнь люблю читать Во второй четверти первого класса я перешла в другую школу – родители получили квартиру в новом районе. В 7 лет техника чтения у меня была точно такая же, как сейчас – так получилось.
Напомню, что в 1970 году понятия «подготовка к школе» не существовало в принципе, поэтому добрая половина первоклассников первые буквы узнавали за школьной партой, по букварю.
Слушать, как мои одноклассники пытаются сложить буквы в слоги, а слоги – в слова, мне было очень скучно. Я сразу же узнала, где в школе находится библиотека. Через неделю библиотекарь, которая выдавала мне книжки «по возрасту», сказала моей учительнице Марии Федоровне: «К вам такая девочка странная пришла, на одной перемене берет книжку, а на второй – отдает и просит новую».
Мария Федоровна, которая мои первые дни в классе, где учились сорок два человека, меня не трогала, подозвала меня к себе и попросила почитать. После этого я ни разу за 3 года начальной школы не следила за тем, как читают мои одноклассники, и не пересказывала тексты.
На чтении меня сажали за последнюю парту и я читала то, что мне интересно: «Робинзона Крузо», «Детей капитана Гранта», «Дикую собаку Динго»… а раз в неделю, на уроке внеклассного чтения, я пересказывала эти книжки своим одноклассникам, и за это мне ставили оценки. А на уроке математики место за последней партой занимала Ирка Галаева, которая решала задачи за 4-й класс. Я убеждена: именно поэтому я всю жизнь люблю читать, а Ирка – математику.
Сегодня, накануне нового учебного года, мне не дает покоя вопрос: а сегодняшний учитель готов обеспечить такой индивидуальный подход к своим ученикам? И я склоняюсь к отрицательному ответу. Не потому, что сегодня в школе нет детей, которым неинтересно сотый раз повторять то, что они помнят еще с позапрошлого года. Таких детей сегодня гораздо больше, чем в 1970 году.
У современных учителей нет возможности подобрать ребенку сложные задачи и дать возможность их решать. Потому что с учителя спросят в первую очередь за то, чтобы ученик отсчитал ровно 4 клеточки от края страницы, и не дай Бог 6 или 3.
Или за что, чтобы при попытке узнать, сколько всего молока налито в шесть двухлитровых бидонов, ученик умножал литры на бидоны, и ни в коем случае не наоборот. И за то, чтобы на ЕГЭ ученик мог сделать вот это: «Укажите все цифры, на месте которых пишется одна буква Н. Цифры запишите подряд без пробелов, запятых и других дополнительных символов».
И плевать, что человек пишет абсолютно грамотно, записал на экзамене по русскому языку цифру с пробелом – все, ошибка.
Я пишу сейчас эти очевидные вещи для того, чтобы родители поняли: не стоит ждать и тем более требовать от учителей, чтобы они развивали в наших детях любовь к литературе, истории и математике. У них нет на это сил и времени. Им за другое сегодня платят зарплату.
Нам надо понять, что не стоит ругать ребенка за оценки. А если мы хотим, чтобы он знал и любил предмет, озадачиться этим должны мы, родители. Задача учителя – подготовить к ЕГЭ.
А озадачиться развитием интереса к новым знаниям, формированием аналитических способностей должны мы, родители, хотим мы этого или нет. Таковы сегодняшние реалии.
И тогда он пошел со щенком к учителю биологии У меня был подшефный класс. Рассказываю для тех, кто не помнит, что это такое: мы ушли в четвертый, а наша учительница взяла первый. И мы ходили в этот первый (а потом второй, третий и т.д.) класс как шефы.
Когда мои подшефники учились в пятом, один из них, Сергей, нашел на улице щенка. Мокрого, грязного и больного. Сергей точно знал, что мама не разрешит занести щенка домой. Но так же точно он знал, что жить без этого щенка уже не сможет.
И тогда Сергей пришел с этим щенком к Нине Васильевне, учительнице биологии. Домой. Нина Васильевна взяла щенка, отмыла его, вылечила и через пару недель пошла с ним и Сергеем к Сергеевой маме. И уговорила ее разрешить сыну привести домой друга.
Сегодня, накануне нового учебного года, мне не дает покоя вопрос: а сегодняшний учитель готов так глубоко вникнуть в ребячью жизнь и броситься на помощь? И я склоняюсь к отрицательному ответу.
Не потому, что учителя все вдруг стали черствыми и бездушными. А потому, что сегодня одна десятая часть из нас, как в анекдоте, работает на полторы ставки, потому что на одну им есть нечего, а на две – некогда. Остальные работают на две и больше.
Потому что отчитываются в департаменты они не за количество спасенных щенков, а за количество учеников, участвующих в легкоатлетическом кроссе и посещающих внеурочные занятия.
Реалии времени: учитель не может оставаться верным другом и наставником по жизни. Не может по объективным причинам. Ему сегодня некогда щенка мыть и лечить, он вечером, после проверки тетрадей и заполнения электронных дневников, отвечает в чате на наши родительские сообщения вроде: «Вера Петровна, поясните наконец, можно тетради с картинками или всем зеленые?!»
Сегодня, накануне учебного года, я хочу пожелать нашим учителям терпения, мудрости, сил и понимающих родителей. Родителям – здравого смысла, стойкости и Настоящих учителей.
А всем вместе – здоровья и умения сотрудничать во имя главного, что есть у нас в жизни – счастья наших детей. Давайте постараемся вместе?
Попробуем не перекладывать друг на друга нашу ответственность, потому что она – разная. Не начинать военные действия.
Потому что тогда дети наши становятся либо оружием, либо жертвой. Оружие стреляет. Жертва – защищается. Давайте на своем примере покажем нашим детям, как надо слушать и слышать друг друга.
Семен Маркович плохо себя чувствовал с самого утра. Странно кружилась голова и в глазах нет-нет, да и плыла какая-то муть.
Он, конечно, надеялся вообще не проснуться, но противный организм умирать категорически не собирался. А Сонечки вот нет с ним…
Он очень тяжело вздохнул. В очереди у кассы супермаркета уже собралось несколько человек, женщину вот задерживает, занервничал Семён Маркович.
Женщина — взрослая, ухоженная и даже красивая, стояла совершенно спокойно. Дочка попросила прихватить соевого молока, вот она и зашла. Лёгкая улыбка с горчинкой тронула красивые губы.
Себе то не ври, домой идти тебе не хотелось. В последнее время дома стало очень неуютно. Нет, уют и интерьер они создали первоклассные, деньги заработали, квартиру шикарную купили…
А вот общаться перестали. А ведь раньше им всегда с Беном было весело вместе, вон как той молодой парочке, что за ней чирикают..
Лохматый фрондер с трогательной детской жилкой на шее нежно обнимал свою пассию. Девчушка была бы хороша, но очень уж зачернила себе все, куда только достала. Черные тени вокруг глаз, то ли смоки айз, то ли макияж размазался, черные ногти, губы, волосы, висок выбрит. Революционный протест так сказать.
Но влюблённому это не мешало, он смотрел на нее не отрываясь, отщипывал ей свежий багет, и в глазах его сверкали звёзды.
Нет, ну что за ерунда. И людей в магазине нет, и в кассу очередь. Очень деловой дяденька с папкой, кефиром и булочками оказался последним, и вздыхал раздражённо, и торопился, и нервничал.
Все это Семён Маркович углядел каким то боковым зрением, по старой армейской привычке. Разведчик. А вот руки не слушались, он путался в змеечке старенького кошелька, перекладывал монетки, и никак не мог сосредоточиться.
Кассирша прикрикнула на старого пня, ходят тут целый день, пыхтят, людей задерживают. Семён заторопился уходить, бог с ним, с хлебом этим, все равно сегодня только дорогой очень, из цельнокакой-то там муки. На таком разоришься, он горько ухмыльнулся.
Жить они с Сонечкой вынуждены были очень скромно. Бедненько даже. Получали от государства немного, да и на том спасибо, старики, иждивенцы.
Но вот квартирка их в последнее время сильно прохудилась — то кран потечёт, то труба лопнет. Расходы. Самому ему уже было не под силу, девятый десяток разменял как никак. А Сонечка вот не дожила…
Семён и Соня познакомились во время войны. Соня была совсем ещё девчонкой, приписала себе два года, иначе ее бы не призвали. Она была медсестрой, сестричкой, без страха ползала по полям боя, тащила на себе, выносила раненых, обычное дело.
Семён был разведчиком. Уже в самом конце войны, он без сознания, оказался в плену. Без документов, за линию фронта ведь их с собой не брали, вся группа погибла. Кто его вынес — не знал даже, и как в плен попал. А что еврей — так немцы не увидали, не похож. Да и не до того было.
А когда лагерь освобождали, он уже совсем плох был, помирал совсем. Вот Сонечка его и спасла, выходила, а ещё и документы умершего паренька подложила. Ведь после плена пропал бы.
Умненькая она была, его Сонечка. Детей у них не было, не дал бог. Надорвалась его Сонечка на полях то.
Жили очень скромно, работали, а в Израиль засобиралась уже в семидесятых, когда Сонечке нехороший диагноз поставили. Очень волновались из-за документов, ночей не спали. Но вылечить могли только в Израиле.
Вот и поехали. Всю жизнь боялись. Поэтому и по инстанциям никогда не ходили. В первые годы в эмиграции тоже не сладко было. Сонечку вылечили, а вот к выжившим в Катастрофе отношение было двояким.
Как это ни странно звучит, но многие героями их здесь в те годы не считали. Да и русских сильно недолюбливали. Что и вспоминать, тяжёлую они прожили жизнь…
А уж после того, как Сонечки не стало, дни его потекли серо и однообразно… На хлеб с молоком кое-как хватало, а много ли ему старику надо.
Старик у кассы, наконец, перестал вынимать свои сиротливые монетки, виновато улыбнулся, шепча извинения и, как-то боком, стал оседать на пол.
Первой подлетела к нему та самая красивая женщина из очереди, подхватила, подняла голову. А тут уж подоспели и остальные.
Парень — фрондер уже скатывал свою кожанку, подложить под голову, девушка его вызывала скорую, толстый дяденька махал шляпой — воздух создавал.
Вот ведь как. И пока ухаживали за дедушкой, договаривались с парамедиками, спасали и помогали — сроднилась, что ли. Улыбки стали сердечнее, а глаза внимательнее.
Ася, как врач в первую очередь, руководила операцией по спасению. К приезду скорой дедушке стало получше, таблеточки оказались в кармане, а принять он их позабыл. Ася записала данные скорой и дедушки, и по привычке все доводить до конца, перезвонила на следующий день.
Дедушка чувствовал себя хорошо, его можно было забирать домой. Забирать, понятное дело, было некому. Ася сама отвезла Семена Марковича домой. Как и почему этот интеллигентный дедушка запал ей в сердце она и сама не знала.
Войдя в квартиру, Ася ужаснулась. Старенький тазик посреди кухни, в который капала вода с потолка, окончательно лишил ее покоя.
Целый день у нее перед глазами стояла картина — одинокий немощный старик в полуразрушенной квартире.
Вечером следующего дня Ася решительно постучалась в дверь Семена Марковича. Ее не услышали, но в доме разговаривали и даже смеялись.
Молодая женщина вошла и обомлела. Семён Маркович, довольный и весёлый, восседал в кресле. А на полу, прямо перед ним, восседали влюбленные из магазина, сладкая парочка. И похожи они были на загипнотизированных удавом Каа бандерлогов, из мультика про Маугли. Они не отрываясь смотрели на старого солдата. Проведать вот зашли…
— Асенька, милая, проходите пожалуйста! Семён Маркович попытался по-джентельменски уступить ей единственное кресло….
Ремонт затеяли сначала своими силами. Косметический. Стены там покрасить, кран в кухне поменять…
Но старинный дом только этого и дожидался. Все начало осыпаться и крошиться, и ремонт превратился в снежный ком — легка беда начало. Семён Маркович протестовал и пытался объяснить, что ему ничего не надо, но …
Вместе с тем, он уже давно не испытывал такого душевного подъёма. С одной стороны ему было страшно неудобно, а с другой — в жизни вдруг возникло столько приятных событий.
Бандерлоги работали вместе с Асей, не покладая рук. Носили мусор, скребли и драяли. Дяденька в шляпе, тот самый из магазина, живёт на соседней улице, оказался не плохим штукатуром. Шпаклёвку и краску купил сам, за свои деньги. Работал неторопливо, но обстоятельно.
А в один из таких ленинских субботников, как раз во вторник, в коридоре из шума и грохота вдруг нарисовался Асин Бени.
— Але, строители… Ну что вы тут уже натворили?! Не может быть! Ася даже головой потрясла. Нет, конечно, она ему рассказала, по привычке, про дедушку, и ремонт…
Но она была уверена, что муж едва ли ее расслышал. Слишком занят он был в последнее время. И все реже и реже они делились важным.
— Так! Йоси, ты там записывай, не спи…
— Бен уже много лет руководил большим предприятием айтишников. Ходил в костюмах и хороших рубашках. А тут вдруг закотил рукава и полез заглядывать под кровать и тумбочки, проверять сырость и электрическую проводку. А ведь когда то все умел и руки были золотые.
Он кричал из-под кровати что и где нужно, а Йоси, его заместитель, все аккуратно записывал. Чтоб ничего не упустить.
Бен послал в своей крутой фирме клич: все на помощь! Так, мол, и так. Ветеран. Одинокий. Нужно помочь. И Ася послала. И дяденька в шляпе. И юные бандерлоги в Инстаграмме.
Первыми подтянулись ребята из отдела обслуживания — тем стены покрасить и двери поменять минутное дело. Дверь нашлась на складе. Окна и рамы привез племянник директора отдела — у него своя мастерская по алюминию. Клиенты товар не забрали, а дедушке пригодился. Пусть бог хранит ветерана, низкий ему поклон. Соседи кафельную плитку принесли — после ремонта излишек, в аккурат на одну комнату. И пошло…
Кухонные шкафчики уже незнакомые совсем люди привозили. Откуда узнали?! Шкафчики Бен и мальчик-бандерлог устанавливали сами. Так потихонечку, всем миром….
А главное — Ася помолодела и похорошела очень, отпуск в своей больнице взяла. Сто лет не брала, а тут вдруг решилась. Бен мчал к ней в эту старенькую тель-авивскую квартирку, помогал и мастерил, строил и закреплял. Летел на всех парах, будто и не было этих тридцати лет. И отчуждения…
И смотрел во все глаза, и ляпал на нее краской, специально, чтобы она ему в ответ ляпнула обязательно. И даже поцеловал на бегу. Два раза.
Бандерлоги как-то повзрослели и остепенились. Они приехали в страну детьми, по программе, из разных городов, да и из стран разных.
Общим было несчастье родиться в семье, где ты никому не нужен. Девочка стёрла все свои черные разводы, и под ними оказалась славненькой милой Машенькой из сказки. С веснушками. А вихрастый фрондер так уставал на восстановительных работах, что сил на протест у него уже просто не было.
Они оба, маленькие и несчастные дети, недолюбленные и не балованные вовсе, обожали друг друга. И дедушку этого, неожиданно открывшего им самое главное понимание в жизни, заобожали вдруг тоже…
А сам Семён Маркович все чаще посматривал на них, всеми брошенных, бормотал что то, и на свои облагороженные уже хоромы…. Что задумал?!
Дяденька с кефиром оказался классным мужиком. Они резались с Семёном в шахматы вечерами и спорили на политические темы. Интеллигентно и уважительно. А ещё сосед случайно оказался служащим в отделе национального страхования. Пенсию и пособия по старости дедушке Семёну оформили, как полагается.
А неугомонная молодежь полезла таки в Интернет, архивы и музеи боевой славы. Эти ж ничего не боятся, да и что они могут знать о прошлом. Долгие месяцы, сотни меилов и отказов.
А вот взяли и восстановили дедушке настоящие документы и его честное героическое имя. И награды, которые посмертно.
— Ась…ты это… Обороты сильно не набирай! Орал, смеясь, Бен, прилаживая новый кран на обновленной кухне.
— Я же тебя знаю, тебе только дай волю, и я через месяц буду с тобой в Зимбабве дома восстанавливать…
Полетевшее в него полотенце парусом вздулось на новой оконной раме. Алым парусом Ассоль, которая дождалась своего Грея. На улице пререкались зеленщик и хозяин маленькой пекарни. Орали вездесущие дети. Сигналили недовольные машины…
А в квартире старого солдата пересекались разные судьбы, преломились законы физики и вселенной, изменили маршрут да и помчали дальше по совершенно новому пути.
Уборки, чистки, «сенокосы» и «жатвы». Мытье полов, домашние задания, утюжки и консервирования. Прихожие, подоконники, платяные шкафы. Пахота продолжается изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год.
В какой-то момент усталость, не помещаясь в теле, выплескивается наружу раздражительностью, придирчивостью, нервным тиком обоих глаз.
«Тормоза отказывают» только у хранительницы очага, но несладко становится всем: и мужьям, и детям, и собакам.
Моя мама спасалась чтением. Невзирая на гору белья, пыль за батареей и посуду в раковине, укладывалась на диван с книжкой. Каждый день минимум сорок минут погружалась в Чехова или какого-то трудновыговариваемого японца. Утверждала, что всех дел не переделаешь, а себя нужно напитывать прекрасным. Литературу совмещала с яблочными масками и поеданием конфет.
Подруга по пятницам смотрит кино. Наполняет бокал шардоне, забирается под плед и дарит себе два часа счастья. Никаких электронных писем, отчетов, размораживания холодильника. Только она, полумрак и лучший мировой кинематограф.
Моя свекровь в минуты «измора» идет в парк и наблюдает за жизнью зябликов. Слушает их «рю-рю-рю» и попивает из термоса чай. Коллега по перу парится в бане. Приятельница вышивает крестиком панд.
Однокласснице, с которой сидели за одной партой, на днях поставили диагноз обессивно-компульсивное расстройство. Она позвонила в слезах и призналась, что сперва появилось ощущение тяжести, затем по десять раз возвращалась и проверяла закрыта ли дверь, а теперь слышит голоса. Один из них настойчиво требует прогуляться по крыше.
— Сколько лет ты не брала отпуск?
— Восемь. Поначалу дети, ремонты, дача. Со временем разучилась отдыхать. Меня воспитывали на лозунге «Ночь работе не помеха».
Помню, когда ленилась играть на тромбоне, мама тыкала в лицо плакат, на котором едва занимался рассвет, а круглолицая колхозница уже барабанила в чье-то окно и манила пальцем в сторону непаханого поля. Вот я и пашу.
У меня с отдыхом тоже напряг, поэтому пришлось погрузиться в вопрос поглубже. Оказывается, идеальная передышка для женщины — это сутки полного релакса.
Никаких сортировок вещей, деликатных стирок, смены полотенец и выравнивания обуви. Требуются только книжка, фильм, мороженое. Сон, дрём, созерцание облака, зависшего над хозяйственным магазином. Чай с шоколадной конфетой. Еще один фильм вроде «Прекрасная зеленая». Кофе с горкой сдобного курабье. Изящный роман о любви в мягком переплете. Кусок диетического пирога. Полусон. Полуулыбка. Мечта о новом полупальто. Лицезрение сумерек и трепетных теней. Поворот на сорок пять градусов. Длинный зевок.
Говорят, в таком нелегком деле следует тренироваться. Сперва бездельничаем 15 минут, затем – 30. Глядишь, доковыляем и до 24 часов. В теории «сценарий» звучит заманчиво, но как осуществить его на практике – ума не приложу…
