САД ЧЕХОВА

Среди записных книжек Чехова есть одна, до сей поры неопубликованная.
На обложке надпись: «Сад».
В ней около двухсот названий – по-русски и по-латыни – высаженных им в ялтинский грунт деревьев и кустарников. Названия звучат экзотически: тюльпанное дерево, мыльное дерево, сакура, рододендрон и другие.

Сад был ещё одним актом творчества Чехова. Он растил его по тщательно обдуманному плану: так создают художественное произведение.

Участок каменистого с корявым выродившимся виноградником косогора в Крыму Чехов купил в долг. Для этого он подписал кабальный договор с книгоиздателем.

Мария Павловна, сестра Чехова, навсегда запомнила тот день, когда брат привёл её, чтобы показать клочок дикой земли весь в камнях и чертополохе, и стал увлечённо рассказывать, что и как здесь будет. Размечтавшись, они будто въявь видели розы, гроты, фонтаны…
В действительности же участок пришлось долго выравнивать, спотыкаясь о камни.

А в феврале 1900 года Чехов пишет жене: «В саду из 70 роз, посаженных осенью, не прижились только три.
Лилии, ирисы, тюльпаны, туберозы, гиацинты – всё это ползёт из земли. Верба уже зазеленела… Цветёт миндаль… Я по всему саду наставил лавочек, не парадных с чугунными ногами, а деревянных, которые выкрашу зелёной краской. Сделал три моста через ручей. Сажаю пальмы…»

В своём молодом саду Чехов пытался сочетать север и юг: посадил рядом с эвкалиптом берёзку.

Уезжая ненадолго из Ялты, Чехов давал сестре строгие наставления: «Милая Маша, то растение, что у меня в кабинете луковицей наружу, надо поливать раз в три дня.
Берёзу раз в неделю тремя вёдрами.
Камелию и азалию дождевой водой.
Эвкалипт находится среди камней и хризантем, его поливать возможно чаще, каждый день».

При таком уходе зацвели акации, принялись пирамидальные тополя. И сейчас в саду в Ялте около 800 деревьев, некоторые из них помнят прикосновение рук Чехова.
Если бы у деревьев была память, они рассказали бы, как высокий узкоплечий человек в застёгнутом наглухо чёрном пальто выходил в сад, держа садовые ножницы, подвязывал розы, а за ним по дорожкам ходил журавль, у ног крутилась беспородная дворняга Каштанка.

Чехов завёл связи с зарубежными садоводствами. До сих пор в ящиках рабочего стола Чехова лежат пришедшие уже после его смерти нераспечатанные бандероли: каталоги немецких садовнических фирм.

Сад Чехова продуман и спланирован так, чтобы цвести круглый год: отцветает что-то одно и тотчас зацветает другое. Английский философ Фрэнсис Бэкон назвал этот принцип садоводства с круговоротом цветения «вечной весной».

Через 80 лет принципом чеховского сада с его «вечной весной» заинтересовались: в санаториях и домах отдыха, работающих на юге круглый год, людям, приехавшим поздней осенью или зимой, дорого ощущение «вечной весны».

Известна отмеченная Чеховым в его записной книжке восточная мудрость: «Каждому дана возможность оставить след на земле: вырыть колодец, воспитать человека или посадить дерево». Чехов посадил сад.

Инет

художник Юрий Попков,
«Сад Чехова» 1994г

Лауреата Нобелевской премии по литературе определяет Шведская академия. Она была основана в 1786 году королем Густавом III для «изучения и упорядочивания шведского языка и словесности».

В уставе Нобелевского комитета говорится, что «литературой является не только беллетристика, но также и другие произведения, которые по форме или же по стилю представляют литературную ценность».

Требования к произведениям, представленным на Нобелевскую премию, были несколько ослаблены в последнее время. И теперь могут рассматриваться не только произведения, написанные за последний год, но и более ранние работы того же автора, если «их значимость не была оценена до недавнего времени».

Если с физикой, химией и медициной более-менее понятно, то литература, во-первых, не является наукой, а во-вторых, ее трудно загнать в жёсткие рамки объективных критериев.

Шведская академия в своем выборе связана не только общими рамками устава Нобелевского фонда (работа, представленная на премию, должна принести максимальные блага всему человечеству), но и отдельным замечанием Нобеля о том, что литературное произведение должно предоставлять это благо в «идеалистическом направлении».
Оба критерия являются достаточно туманными, особенно второй, который вызвал немало споров. Что именно имел в виду Нобель под идеализмом?

На первой стадии существования Нобелевской премии по литературе (1901-1914) главное внимание уделялось именно идеализму, как литературному течению. Поэтому Нобелевскими лауреатами стали британец Редъярд Киплинг и немец Пауль Хейзе, но не Лев Толстой.

После Второй мировой войны произошла очередная смена направлений, и особую популярность приобрели кандидаты, «проложившие новые пути» в литературе. Такими пионерами стали, например, Герман Гессе и Сэмюэл Беккет.

В последние годы Шведская академия стала уделять внимание малознакомым авторам из стран всего мира, чтобы сделать Нобелевскую премию по литературе как можно более универсальной.

За всю историю существования нобелевской премии по литературе от нее отказывались всего дважды. Первым в 1958 году Борис Пастернак сначала согласился ее принять, но потом отказался из-за давления со стороны советских властей.

Ироничный Сказочник

Помните: «Очень вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь»

«Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны»

«Когда душили его жену, он стоял рядом и всё время повторял: «Ну потерпи, может, обойдётся!»

"Человека легче всего съесть, когда он болен, или уехал отдыхать"

"Лучшее украшение девушки — скромность и прозрачное платьице"

"Бери, не стесняйся. Я при деньгах. У меня как раз вчера был припадок клептомании"

«Детей надо баловать — тогда из них вырастают настоящие разбойники"

Цитаты Евгения Шварца, по которым мы безошибочно узнаём людей нашего культурного кода. Пожалуй, это единственное общее, что осталось у русскоязычного мира.Та, киношная «Золушка», «Обыкновенное чудо», «Дракон», «Снежная королева», «Тень» — всё это Евгений Шварц.

Какой удивительный, самобытный талант был у этого сказочника, пересочинившего известные детские сказки в философские притчи! Какая потрясающая судьба, перекликающаяся только с Булгаковым. Как «несвоевременны» эпохе революции, войн, ГУЛАГа и соцреализма истории про Волшебника и Ланцелота.
Родился в семье, где из каждого «что-нибудь вышло».
Отец — талантливый хирург, крестившийся еврей, «человек сильный и простой, пел, играл на скрипке, участвовал в спектаклях, любил быть на виду. Мать — много талантливее, по-русски сложная и замкнутая».

Одна только строчка биографии "в 1916 г. призван в армию" – не сулит лёгкой судьбы.

1917 г. Евгений Шварц – юнкер в Москве. (Сколько из этих мальчишек-юнкеров вообще выживет? — единицы. Это про них, друзей и сослуживцев Шварца, напишет Вертинский:

«Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!»

А дальше Добровольческая армия, Ледяной поход!.. Тяжёлая контузия при штурме Краснодара, после которой на всю жизнь остался тремор рук и понимание, что один этот факт тянул на неминуемый расстрел.

Потом будет разгромлена редакция журнала "Ёж" и "Чиж", где он работал. Расстрелян его заклятый друг Олейников, большинство ОБЭРИУтов. Сколько выживет из тех, с кем он встретит блокадную зиму в Ленинграде.

Как восхитительно он умел быть вне времени! В голодном 1919 – романтическая любовь, предложение руки и сердца с прыжком в ноябрьский Дон, прямо в пальто и калошах!Возлюбленная оценила, предложение приняла – в итоге Евгений Львович списал со своей первой жены образ Мачехи.

А со второй женой, Екатериной Ивановной Зильбер, он проживёт почти 30 лет! Он откажется уезжать в эвакуацию без неё, она будет с ним тушить зажигалки в блокаду «Если убьют, так уж вместе». Ей он посвятит "Обыкновенное чудо" — гимн любви, той самой Хозяйке, любящей сумасбродного Волшебника.

"«Настоящее счастье, со всем его безумием и горечью, давалось редко. Один раз, если говорить строго" (из дневника Шварца).

Не имея возможности взять с собой из блокадного Ленинграда ничего, кроме машинки, он сожжёт дневники, весь архив, накопившийся за 45 лет жизни! А сколько упомянутых в них друзей и знакомых к тому моменту будут расстреляны!

«Пишу всё, кроме доносов» — немногие в сталинское время могли этим похвастаться. Помните: "Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?»

Этот интеллигентный человек с мягкой улыбкой, робеющий перед служащими и кассирами, обладал тихим, негероическим мужеством.

Стеснявшийся получить гонорар, боящийся канцелярий, оказывался удивительно смелым, когда требовали отречься от расстрелянного Олейникова, когда нужна была помощь семье арестованного Заболоцкого. Когда собрание в Ленинградском отделении Союза писателей прорабатывало Зощенко, и тот сказал: «Что вы от меня хотите? Вы хотите, чтобы я сказал, что я согласен с тем, что я подонок, хулиган и трус? А я — русский офицер, награждённый Георгиевскими крестами. И я не бегал из осаждённого Ленинграда, как сказано в постановлении — я оставался в нём, дежурил на крыше и гасил зажигательные бомбы, пока меня не вывезли вместе с другими. Моя литературная жизнь окончена. Дайте мне умереть спокойно». Спустился в зал, в мёртвой тишине прошёл между рядами. Даниил Гранин вспоминал, что в зале после речи Зощенко стояла гробовая тишина, зааплодировали два человека, один из них — Шварц, аплодировал стоя. Он тоже мог бы сказать и о себе.
«Не надо размышлять. Это слишком страшно». («Дракон»)

Как только Шварц оправится от блокадной дистрофии, закончит «Дракона» (в самый разгар битвы между Колымой и Освенцимом), в эвакуации, в Сталинабаде (Душанбе). «Уж лучше сказки писать. Правдоподобием не связан, а правды больше».

Снова станет вести дневник. Вот про 1937: «К этому времени воцарилась во всей стране чума. Как еще назвать бедствие, поразившее нас? От семей репрессированных шарахались, как от зачумленных. Да и они вскоре исчезали, пораженные той же страшной заразой. Ночью по песчаным, трудным для проезда улицам Разлива медленно пробирались, как чумные повозки за трупами, машины из города за местными и приезжими жителями, забирать их туда, откуда не возвращаются».

«Нет ничего более косного, чем быт. Мы жили внешне как прежде. Устраивались вечера в Доме писателей. Мы ели и пили. И смеялись. По рабскому положению, смеялись и над бедой всеобщей — а что мы ещё могли сделать? Любовь оставалась любовью, жизнь жизнью, но каждый миг был пропитан ужасом. Затем пронеслись зловещие слухи о том, что замерший в суровости своей комендант надстройки тайно собрал домработниц и объяснил им, какую опасность для государства представляют их наниматели. Тем, кто успешно разоблачит врагов, обещал Котов будто бы постоянную прописку и комнату в освободившейся квартире. Было это или не было, но все домработницы передавали друг другу историю о счастливицах, уже получивших за свои заслуги жилплощадь. И каждый день узнавали мы об исчезновении то кого‑нибудь из городского начальства, то кого‑нибудь из соседей или знакомых».

Мы в Разливе ложились спать умышленно поздно. Почему‑то казалось особенно позорным стоять перед посланцами судьбы в одном белье и натягивать штаны у них на глазах. Перед тем как лечь, выходил я на улицу. Ночи ещё светлые. По главной улице, буксуя и гудя, ползут чумные колесницы. Вот одна замирает на перекрестке, будто почуяв добычу, размышляет — не свернуть ли? И я, не знающий за собой никакой вины, стою и жду, как на бойне, именно в силу невинности своей.»

Позади война, уже написан «Дракон», но никуда не делся ужас, только рассеялся туман иллюзий.

«Страшно было. Так страшно, что хотелось умереть. Страшно не за себя. Конечно, великолепное правило: «Возделывай свой сад», но если возле изгороди предательски и бессмысленно душат знакомых, то, возделывая его, становишься соучастником убийц. Но прежде всего — убийцы вооружены, а ты безоружен, — что же ты можешь сделать? Возделывай свой сад. Но убийцы задушили не только людей, самый воздух душен так, что, сколько ни возделывай, ничего не вырастет. Броди по лесу и у моря и мечтай, что всё кончится хорошо, — это не выход, не способ жить, а способ пережить. Я был гораздо менее отчётлив в своих мыслях и решениях в те дни, чем это представляется теперь. Заслонки, отгораживающие от самых страшных вещей, делали своё дело. За них, правда, всегда расплачиваешься, но они, возможно, и создают подобие мужества. «

Человек, прошедший столько ужасов, не выносил печальных историй, даже пропускал моменты любимых книг, подозревая, что они кончатся плохо. «Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных. Терпеть я этого не могу» — выговаривает Шварц сочинителям устами Эмилии.

Илья Эренбург охарактеризовал Шварца как «чудесного писателя, нежного к человеку и злого ко всему, что мешает ему жить».

Вениамин Каверин называл его «личностью исключительной по иронии, уму, доброте и благородству».

Леонид Пантелеев вспоминал: «Я вдруг увидел Шварца вплотную, заглянул ему поглубже в глаза и понял, что он не просто милый, обаятельный человек, не просто добрый малый, а что он человек огромного таланта, человек думающий и страдающий…

Был ли он добрым? Да, несомненно, он был человек очень добрый. Но добряком (толстым добряком), каким он мог показаться не очень внимательному наблюдателю, Евгений Львович никогда не был. Он умел сердиться (хотя умел и сдерживать себя). Умел невзлюбить и даже возненавидеть подлеца, нехорошего человека и просто человека, обидевшего его (хотя умел, когда нужно, заставить себя и простить обиду)».

Евгений Львович всю жизнь был окружён друзьями и приятелями, которых притягивал к себе подобно магниту. Многие вспоминали о том, с какой добротой Шварц относился к людям. В 1920-х подбирал беспризорников и с помощью Маршака устраивал в детские дома.

Когда был репрессирован Заболоцкий, Шварц, сам постоянно нуждавшийся в деньгах, поддерживал материально жену поэта и двоих его детей. С 1946-го помогал попавшему в опалу Михаилу Зощенко, от которого тогда отвернулись многие.

В 1950 году, в разгар «борьбы с формализмом и космополитизмом», из Ленинградского университета выгнали литературоведа, профессора Бориса Эйхенбаума, и Шварц вместе с писателем Михаилом Козаковым (отцом артиста и режиссёра Михаила Козакова), драматургом Израилем Меттером (автором сценария фильма «Ко мне, Мухтар!») и актёром Игорем Горбачевым приносили безработному ученому сумки с продуктами. Он старался помочь всем, кто в этом нуждался.

Евгения Шварца обожали женщины, дети и домашние животные. Лучших доказательств того, что Шварц был хорошим человеком, не придумать. И, хотя это обстоятельство еще не гарантирует счастья, хороший человек Евгений Шварц прожил очень счастливую жизнь.

Он не мог не стать сказочником. Хотя скорее он просто был им с самого начала. Не зря же дети висли на нём гроздьями, где бы он ни появился, задолго до того, как Шварц начал писать сказки. Он умел играть с детьми. Не давя и не унижая, просто быть равным.

А ещё он умел разговаривать с животными. В конце сороковых жил у Шварца кот, который не только ходил в туалет на унитаз, но и спускал за собой воду. Друзья, завсегдатаи домов творчества, зубоскалили, что этому и иных членов Союза советских писателей обучить не удаётся. А случайно оказавшийся в гостях у Шварца известный дрессировщик едва не хлопнулся в обморок. Он отказывался верить своим глазам, настаивая, что кошки не поддаются такой дрессировке в принципе! Дрессировке, может, и не поддаются, но если попросит сказочник…

Его гениальные сказки очень тяжело пробивали себе дорогу. В 20-х сказки и игрушки были сочтены вредными, педологи попортили жизнь многим талантливым людям. В 1934 году был написан «Голый король» — при жизни Евгения Львовича так и не был разрешён к постановке.

«Тень», поставленная Акимовым в 1940 году, шла с аншлагами несколько месяцев, потом запрещена. Первая постановка пьесы «Дракон» в 1944 была закрыта после нескольких спектаклей. Шварцу намекали, что переделки смогли бы сделать пьесу проходной — он не стал переделывать.

1954 год. Григорий Козинцев собирается снимать «Дона Кихота». Несколько часов раздумья — есть только один человек, который сможет написать такой сценарий: «Шварц — единственный писатель, который писал о добре без сентиментальности!».

«Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придёт конец. Слава безумцам, которые живут, как будто они бессмертны, — смерть иной раз отступает от них», — написал он в «Обыкновенном чуде».

Здоровье сказочника было, увы, не таким уж сказочным. Шварц перенёс несколько инфарктов. В августе 1957 года, за полгода до смерти, писатель подвел итоги своей жизни следующим, совсем неутешительным и несправедливым образом: «Настоящей ответственной книги в прозе так и не сделал. Я мало требовал от людей, но как все подобные люди, мало и давал. Я никого не предал, не оклеветал, даже в самые трудные годы, выгораживал, как мог, попавших в беду. Но это был значок второй степени. Это не подвиг. И перебирая свою жизнь, ни на чём не могу успокоиться и порадоваться. Дал ли я кому-нибудь счастья?…». (Евгений Шварц. Дневники.)

Евгений Львович умер в 1958, в 61 год.

Меня Господь благословил идти,
Брести велел, не думая о цели.
Он петь меня благословил в пути,
Чтоб спутники мои повеселели.
Иду, бреду, но не гляжу вокруг,
Чтоб не нарушить божье повеленье,
Чтоб не завыть по-волчьи вместо пенья,
Чтоб сердца стук не замер в страхе вдруг.
Я человек. А даже соловей,
Зажмурившись, поёт в глуши своей.

(с) Евгений Шварц.
Юрий Любимов

АЛАН МИЛН БЕЗ ВИННИ-ПУХА: 10 ИНТЕРЕСНЫХ ФАКТОВ О ПИСАТЕЛЕ

📅140 лет назад, 18 января 1882 года, родился Алан Александр Милн, автор серии произведений о Винни-Пухе. Между тем повести о плюшевом медведе — далеко не единственное достижение писателя.

1. Ученик Герберта Уэллса

В 80-х годах XIX века будущий автор «Войны миров» преподавал в небольшой частной школе в Лондоне, владельцем которой был отец Алана Милна — Джон Вайн Милн.
Судя по воспоминаниям Алана, Уэллс иногда давал ему советы и даже похвалил некоторые из его публикаций в студенческой газете Grant.

2. Сотрудник британской разведки

В 1916 году Милн работал на подразделение MI7 (Military Intelligence, Section 7), созданное при министерстве иностранных дел Великобритании в годы Первой мировой войны. В архивах ведомства сохранилось около 150 рукописей писателя (некоторые из них были в стихах), в которых говорилось о негативном отношении Милна к своей работе: он был крайне недоволен необходимостью сочинять пугающие истории о кайзеровской Германии. Его отрицательное отношение к войне как таковой отображено и в романе «Мир с честью».

3. Журналист

Милн на протяжении нескольких лет сотрудничал с юмористическим еженедельником Punch, в котором в разное время публиковались Чарльз Диккенс, Джером Клапка Джером и Уильям Теккерей (именно в Punch была впервые опубликована его «Ярмарка тщеславия»).
За время работы в журнале Милн написал десяток фельетонов, сдружился с художником Эрнестом Шепардом (впоследствии проиллюстрировавшим ту самую книгу о плюшевом медведе, затмившую все остальные произведения Милна) и оставил серию воспоминаний о «редакционных буднях».

4. Автор детективов

Одна из первых работ Милна в этом жанре — роман «Тайна Красного Дома» (1922 год), который многие критики относят к классике английского детектива. Милн отдавал предпочтение ироническому детективу: в этом жанре написана и «Очень недолгая сенсация», и рассказ с говорящим названием «Только не дворецкий», и «Убийство в 11 часов», в котором автор размышляет о самой сути детективов («Вы когда-нибудь задумывались, почему в детективных историях убийца почти всегда или пускает себе пулю в лоб, или гибнет в автомобильной катастрофе, или срывается в пропасть?»).

5. Успешный драматург

На счету Алана Милна около двух десятков пьес: от легких комедий («Мистер Пим проходит мимо», «Романтический возраст») до драматической «Четвертой стены» или «Мисс Элизабет Беннет» (основанной на романе «Гордость и предубеждение» Джейн Остин).

6. Пионер британского кинематографа

Милн написал сценарии для четырех короткометражек, снятых еще в 1920 году компанией Minerva Films. Кстати, ее сооснователем был актер Лесли Говард, сыгравший главную роль в пьесе о мистере Пиме (одной из самых популярных театральных постановок Милна). Оригиналы фильмов «Удар», «Дважды два», «Пять фунтов в награду» и «Книжные черви» сохранились только в архивах Британского института кинематографии (BIF).

7. Поэт

Милн выступал не только в качестве автора детских стихов. Некоторые из его поэтических произведений затрагивают такие темы, как война, политика и роль религии в обществе.

8. Автор философского нон-фикшен

В частности, автобиографии «Слишком поздно», в которой автор осмысляет реалии поздневикторианской Англии, последовательно рассматривая разные этапы своей жизни: обучение в Кембридже, работу с военными разведчиками, сотрудничество с Punch и собственную эволюцию как писателя.

9. Сказочник

В числе сказочных работ Милна — «Принц Кролик», «Когда-то давным-давно…» и «Баллада о королевском бутерброде», по мотивам которой в 1985 году советский режиссер Андрей Хржановский снял одноименный мультфильм.

10. Человек, не любивший свое главное произведение

Милн неоднократно подчеркивал, что недоволен успехом «Винни-Пуха», затмившего его более серьезные литературные работы, и ни разу не упомянул этот цикл повестей в своих воспоминаниях.

18 января — День Рождения английского писателя Алана Александра Милна. Сегодня поклонники творчества писателя отмечают ДЕНЬ ВИННИ-ПУХА.
……….

— Никто не может грустить, когда у него есть воздушный шарик!

— Ты не забывай, что у меня в голове опилки. Длинные слова меня только огорчают.

— Какой сегодня день?
— Сегодня.
— Мой любимый день.

— Если когда-нибудь наступит день, когда мы не сможем быть вместе, сохрани меня в своём сердце, и я буду там навеки.

— Не вижу в этом большого смысла, — сказал Кролик.
— Нет, — сказал Пух скромно, — его тут нет. Но он собирался тут быть, когда я начал говорить. Очевидно, с ним что-то случилось по дороге.

— Ты никуда не торопишься?
— Нет, до пятницы я совершенно свободен.

— Не такое это простое дело — ходить в гости! Когда мы идём, главное делать вид, что мы ничего не хотим.

— Самый лучший способ писать стихи — позволять вещам становиться туда, куда они хотят.

— Ай-ай-ай, спасите-помогите! Не могу ни взад ни вперёд!


© Алан Милн. «Винни Пух и Все-Все-Все»