ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН ТЕБЕ ОТВЕТ *** Ты говоришь, что книги – это яд, Что глубь душевную они мутят, Что после книг невыносима явь. «Избавь от книг, – ты говоришь, – избавь…»… Не только в книгах яд, – он и в весне, И в непредвиденном волшебном сне, И в роскоши волнующих витрин, В палитре струн и в музыке картин. Вся жизнь вокруг, мой друг, поверь мне, яд – То сладостный, то горький. Твой напад На книги – заблужденье. Только тот Безоблачен, кто вовсе не живет.
Мне удивительный вчера приснился сон: Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока. Лошадка тихо шла. Шуршало колесо. И слёзы капали. И вился русый локон…
И больше ничего мой сон не содержал… Но потрясённый им, взволнованный глубоко, Весь день я думаю, встревоженно дрожа, О странной девушке, не позабывшей Блока…
Жду — не дождусь весны и мая, Цветов, улыбок и грозы, Когда потянутся, хромая, На дачу с мебелью возы! У старой мельницы, под горкой, На светлой даче, за столом, Простясь с своей столичной «норкой» Вы просветлеете челом. Как будет весело вам прыгать То к чахлой лавке, то к пруду, Детей к обеду звонко кликать, Шептать кому-то: «Я приду»… И как забавно до обеда, Когда так яростны лучи, Позвать мечтателя-соседа С собой на дальние ключи…
В 30-х годах в одну из комнат квартиры в Фонтанном доме, где жила Ахматова, вселили рабочую семью (это называлось «уплотнение»). Когда пьяный глава семьи бил своих ребятишек, Ахматова уходила в ванную комнату, чтобы не слышать их плача.
Анна Андреевна часами нянчила этих соседских ребятишек, угощала их лакомствами, им недоступными, читала книжки. Во время войны в эвакуации до неё дошёл слух, что один из этих детей Валя Смирнов погиб. И она написала стихотворение, одно из самых пронзительных в русской поэзии:
Постучись кулачком — я открою. Я тебе открывала всегда. Я теперь за высокой горою, За пустыней, за ветром и зноем, Но тебя не предам никогда… Твоего я не слышала стона, Хлеба ты у меня не просил. Принеси же мне ветку клёна Или просто травинок зелёных, Как ты прошлой весной приносил. Принеси же мне горсточку чистой, Нашей невской студёной воды, И с головки твоей золотистой Я кровавые смою следы…