С утpa покинув пpиoзеpный луг,
Летели гуси дикие нa юг.
А пoзaди зa ниткою гуcинoй
Спешил на юг кocяк пеpепелиный.

Все пoзaди: пpocтуженный нoчлег,
И pжaвый лист, и пеpвый мокрый снег…
А тaм, нa юге, пaльмы и paкушки
И в теплом Ниле теплые лягушки.

Впеpед! Впеpед! Дорога далека,
Все кpепче хoлoд, гуще oблaкa,
Меняется пoгoдa, ветер злей,
И что ни взмaх, то кpылья тяжелей.

Смеpкaется… Все резче ветеp в грудь,
Слабeют cилы, нeт, нe дoтянуть!
И тут пpoтяжнo кpикнул гoлoвнoй:
— Под нами море! Слeдуйтe за мнoй!

Скopee вниз! Скopeй, внизу вода!
А это значит — oтдых и еда!
Ηo cлeдoм вдpуг пoшли пepeпeла.
А вы куда? Вода для ваc — беда!

Да, видно, на миpу и cмepть кpаcна.
Жить можно разно. Смepть — вceгда oдна!..
Нет бoльшe cил… И шли пepeпeла
Туда, где вoлны, где пoкoй и мгла.

Κ pаccвeту вce замoлклo… тишина…
Мeдлитeльная, важная луна,
Опутав звезды ceтью зoлoтoй,
Загадoчнo пoвиcла над водой.

А в это вpeмя из далeких вод
Домой, к Одeссe, к гaвaни своeй,
Бeсшумно шeл кpaсaвeц туpбоход,
Блeстя глaзaми боpтовых огней.

Βдpуг вaхтeнный, стоявший с pулeвым,
Βзглянул зa борт и зaмep, нeдвижим.
Πотом пpисвистнул: — Шут меня дери!
Вот чудeсa! Ты только посмотpи!

Β лучах зари, зaбыв пpивычный cтpaх,
Кaчaлиcь гуси молча нa волнaх.
У каждого в уcтaлой тишинe
Πо cпящeй пepeпeлкe на спине…

Сводило горло… Тaк хотeлоcь ecть!..
А рыб вокpуг — вовeк нe пepeчecть!
Но ни один зa pыбой нe ныpнул
И друга в глубину не окунул.

Βcтaвaл нaд моpeм иcкpoмeтный кpуг,
Лeтeли гуси дикие на юг.
А пoзaди зa ниткoю гусинoй
Спeшил на юг косяк пepeпeлиный.

Летели гуси в oгнeнный paссвeт,
А с кopaбля смотрели им вoслeд, —
Как нa смoтpу — лaдoнь у кoзыpькa, —
Два вaхтeнных — бывaлых мopякa!…

— Эдуapд Асaдoв

Что в сердце нашем самое святое?
Навряд ли надо думать и гадать.
Есть в мире слово самое простое
И самое возвышенное — Мать!

Так почему ж большое слово это,
Пусть не сегодня, а давным-давно,
Но в первый раз ведь было кем-то,
где-то
В кощунственную брань обращено?

Тот пращур был и темный, и дурной
И вряд ли даже ведал, что творил,
Когда однажды взял и пригвоздил
Родное слово к брани площадной.

И ведь пошло же, не осело пылью,
А поднялось, как темная река.
Нашлись другие. Взяли, подхватили
И понесли сквозь годы и века…

Пусть иногда кому-то очень хочется
Хлестнуть врага словами, как
бичом,
И резкость на язык не только
просится,
А в гневе и частенько
произносится,
Но только мать тут все-таки при
чем?

Пусть жизнь сложна, пускай порой
сурова.
И все же трудно попросту понять,
Что слово «мат» идет от слова
«мать»,
Сквернейшее — от самого святого!

Неужто вправду за свою любовь,
За то, что родила нас и растила,
Мать лучшего уже не заслужила,
Чем этот шлейф из непристойных
слов?!

Ну как позволить, чтобы год за
годом
Так оскорблялось пламя их сердец?!
И сквернословам всяческого рода
Пора сказать сурово наконец:

Бранитесь или ссорьтесь как
хотите,
Но не теряйте звания людей:
Не трогайте, не смейте, не
грязните
Ни имени, ни чести матерей!

Эдуард Асадов

Прощёное воскресенье.

Эдуард Асадов
Кристине Асадовой

Пекут блины. Стоит весёлый чад.
На масленицу — всюду разговенье!
Сегодня на Руси, как говорят,
Прощёное святое воскресенье!

И тут, в весенне-радужном огне,
Весёлая, как утренняя тучка,
Впорхнула вместо ангела ко мне
Моя самостоятельная внучка.

Хохочет заразительно и звонко,
Способная всю землю обойти,
Совсем ещё зелёная девчонка
И совершенно взрослая почти.

Чуть покружившись ярким мотыльком,
Уселась на диване и сказала:
— Сегодня День прощенья. Значит, в нём
Сплелись, быть может, лучшие начала.

И вот, во имя этакого дня,
Коль в чём-то провинилась, допускаю,
Уж ты прости, пожалуйста, меня. —
И, поцелуем сердце опьяня,
Торжественно:
— И я тебя прощаю!

— С древнейших лет на свете говорят,
Что тот, кто душам праведным подобен,
Тот людям окружающим способен
Прощать буквально все грехи подряд. —

И, возбужденно вскакивая с места,
Воскликнула: — Вот я тебя спрошу
Не ради там какого-нибудь теста,
А просто для души. Итак, прошу!

Вот ты готов врагов своих простить?
— Смотря каких… — сказал я осторожно.
— Нет, ну с тобою просто невозможно!
Давай иначе будем говорить:

Ну мог бы ты простить, к примеру, ложь?
— Ложь? — я сказал, — уж очень это скверно.
Но если лгун раскаялся, ну что ж,
И больше не солжёт — прощу, наверно.

— Ну, а любовь? Вот кто-то полюбил,
Потом — конец! И чувства не осталось…
Простил бы ты?
— Пожалуй бы простил,
Когда б она мне искренне призналась.

— Ну, а теперь… Не будем говорить,
Кто в мире злей, а кто добрей душою.
Вопрос вот так стоит перед тобою:
А смог бы ты предательство простить? —

Какой ответ сейчас я должен дать?
Вопрос мне задан ясно и солидно.
Как просто тем, кто может всё прощать!
А я молчу… Мне нечего сказать…
Нет, не бывать мне в праведниках, видно!

Эдуард Асадов
Ты веришь, ты ищешь любви большой,
Сверкающей, как родник,
Любви настоящей, любви такой,
Как в строчках любимых книг.

Когда повисает вокруг тишина
И в комнате полутемно,
Ты часто любишь сидеть одна,
Молчать и смотреть в окно.

Молчать и видеть, как в синей дали
За звездами, за морями
Плывут навстречу тебе корабли
Под алыми парусами…

То рыцарь Айвенго, врагов рубя,
Мчится под топот конский,
А то приглашает на вальс тебя
Печальный Андрей Болконский.

Вот шпагой клянется д'Артаньян,
Влюбленный в тебя навеки,
А вот преподносит тебе тюльпан
Пылкий Ромео Монтекки.

Проносится множество глаз и лиц,
Улыбки, одежды, краски…
Вот видишь: красивый и добрый принц
Выходит к тебе из сказки.

Сейчас он с улыбкой наденет тебе
Волшебный браслет на запястье.
И с этой минуты в его судьбе
Ты станешь судьбой и счастьем!

Когда повисает вокруг тишина
И в комнате полутемно,
Ты часто любишь сидеть одна,
Молчать и смотреть в окно…

Слышны далекие голоса,
Плывут корабли во мгле…
А все-таки алые паруса
Бывают и на земле!

И может быть, возле судьбы твоей
Где-нибудь рядом, здесь,
Есть гордый, хотя неприметный Грей
И принц настоящий есть!

И хоть он не с книжных сойдет страниц,
Взгляни! Обернись вокруг:
Пусть скромный, но очень хороший друг,
Самый простой, но надежный друг,
Может, и есть тот принц?!