— Тамаpа Аpкадьевна, вoт ваш кoфе. — Спасибо, Цилечка. Ты сaмая лyчшая невеcтка в миpе. А гдe мoя утренняя рюмочка коньячка? — А доктор сказал, шо сердце… — Та де тот доктор. — И давление… — А мое сердце сказало, шо мое давление не против. — Может лучше сначала таблеточку? — Может не будем спорить — Может тада лучше для давления шоколадочку? — Ах, может и лучше ,но где вы сейчас найдете хороший шоколад , одно фуфло. И коньяк везде дрянь.
Только спасает Гриша, у него шикарный самогон. И кофе…Не, ну кофе пока норм. Пока работает порт, а в порту есть боцман Михалыч, то кофе будет хороший. — Тамара Аркадьевна, давайте по тихонько я вас пересажу в кресло на веранде. Погода сегодня хорошая. — Цилечка, тока не заговаривай мне зубы. Кофе, коньяк, сигареты и карты. И ты свободна до обеда. — Хорошо. На обед будет куриный бульон. — А я хочу юшку. С чесночным саламуром. — Тамара Аркадьевна, а как же холестерин. — Циля, если я буду есть твою диету, представляешь какой я стану вредной свекровью. Потерпи , моя девочка, ещё два дня. За мной приедет мой Давидик и я поеду выедать мозги другой невестке. — Тамара Аркадьевна, ну что вы…., мне с вами совсем нетрудно.
— Циля , мне надо дать всем своим детям насладиться общением со мной …. напоследок. Чтобы никто не плакал, а говорил….»Как хорошо, что она перестала мучаться сама и перестала терзать других» Я хочу ,Циля, чтобы мой уход был сопровожден не слезами горя, а слезами радости. -Тамара Аркадьевна, я не знаю ,что вам напел ваш доктор, но вы переезжаете по детям уже по пятому кругу.
— Циля, ты слишком много знаешь. Девочка моя, иногда надо притвориться тяжело больной, чтобы тебе многое прощалось. Вот ты же со мной почти не споришь. Значит мой метод действует. Так что на обед, солнце мое, юшку с чесноком.
Моему сыну Славику 20 лет. Полгода загуливает с какой-то девчонкой, а мне не показывает. Знаю только, что подружку сына зовут Герда, а больше ничего не знаю. Даже на фото не видела.
Досадно? Досадно. Сын шесть месяцев с кем-то зажигает, а мать ни сном ни духом? А если в подоле кого-то принесут? Родительский инстинкт меня грызёт и мучает, и любопытство раздирает.
Не выдержала я – тайком подсмотрела её номер у Славика. Она у него так и записана: «Герда». Других Герд нет. Имя редкое, ни с кем не спутаешь. Осталась я дома одна, набралась храбрости, звоню. А что такого, я же её по телефону не съем. Мне отвечает женский голос.
— Добрый день, — говорю. – Я мама Славы, меня зовут Ирина Павловна. А вы – Герда? Не знаю, как вас по отчеству…
— О-о-о, — говорят мне. – Какие люди! Очень приятно, Ирина Павловна. А я – Герда Ефремовна Торчкова. Фамилия дворянская, между прочим.
— Вот и познакомились, — говорю. – А то Слава скромничает, вас мне не показывает. — Ваш Славик экзистенциальный стеснюнчик и перманентный бубусик, — говорит Герда. – Я называю его «мой Кайф», поэтому чувствуйте себя нормально.
Не скажу, что после этого заявления я стала чувствовать себя нормально. Моя будущая сноха показалась мне чуток странной. Хотя кто их разберёт, эту молодёжь?…
— Всё-таки рассчитываю на скорое личное знакомство, — говорю я. — Надеюсь, вы со Славой не в ссоре и у вас всё хорошо?
— У нас со Славухой вообще красотень! – говорит Герда. – Любовь-морковь и сбоку бантик! Его даже мои бородавки не отпугивают!
Здесь меня кольнуло нехорошее предчувствие. Что-то переставала мне нравиться эта разбитная дамочка.
— Не отчаивайтесь, — корректно говорю я. – Бородавки – это не самое страшное. Просто как мать я хотела бы предостеречь вас со Славой от всяких необдуманных поступков. Сами понимаете: мой Славик ещё молод, ветер в голове, парню всего двадцать лет…
— Понимаю, душа-малина, — говорит эта Герда с дворянской фамилией. – Не боись, опыта у меня на троих хватит. Мне шестьдесят. Тут мне захотелось присесть, а ещё лучше – прилечь. Причём прямо на пол.
— Не поняла, — говорю. – Вам — шестьдесят лет?
— Да, — говорит она. – Шестьдесят первого года выпуска. Гагарин как раз дунул в космос, а я наоборот – из космоса сюда. Чего ты хрюкаешь в трубку, Иришка? Или ты что-то имеешь против первого советского космонавта, против лётчика-героя?
— Против Гагарина я ничего не имею, — говорю я. – Но всё это звучит не очень-то… вас точно зовут Герда?
— Точнее не бывает, — говорит эта бабуля. – Али ты глуховата, матрёна? Я Герда Ефремовна Торчкова. И паренёк у тебя славный, и я – девчонка хоть куда. Хоть стога метать, хоть гармонь тянуть. А чо?
— Обалдеть… — говорю я. – Честно сказать, не замечала за Славиком тяги к настолько… взрослым женщинам. — Ты просто оладий моих не едала, душа-малина, — говорит баба Герда. – Попробуешь – офонареешь, Иринуся. Я их на йогурте замешиваю, твоего Славика за уши не оттащишь. Хряпает и хряпает! Говорит: я бы на тебе за одни оладьи женился! Так что, голубка, чувствуй себя нормально.
В полной прострации я нашла какую-то таблетку и начала лихорадочно сосать в надежде, что это антигердин.
— Уважаемая Герда Ефремовна, — говорю. – Смех смехом, но в вашем почтенном возрасте должны быть какие-то рамки. Завести дружбу с молодым человеком втрое моложе себя?!… Чем вы с ним занимаетесь?
— А тем же, чем и все, — говорит баба Герда. – Ничего нового учёные ишо не придумали. Оладьи жуём, обжимаемся, зубы скалим, всякое такое… то есть сначала он свои скалить начнёт, а потом уж я свои челюсти из стакана достану – и тоже даю стране угля. Я знаешь, какая бойкая?
— Догадываюсь, — говорю я. – Представила эту картину маслом. Но всё же, Герда Ефремовна, прошу отнестись ко всей серьёзностью. Вы играете с чувствами наивного молодого человека…
— Ещё как играем! – говорит Герда. – Чувствуй себя нормально. Твой Славик говорит, я самая клёвая герла в нашем пенсионном клубе «Кости в кучу». Всё заманиваю его к нам на огонёк, а то у нас балалаечника не хватает, в нашем «ВИА имени Паркинсона». — И не стыдно вам? – говорю я. — Хватит дурака валять! Чем вы соблазнили моего недотёпу? Может, вы вдова миллионера, у вас недвижимость на Таити и пенсия большая?
— Угадала, Ирина Павловна, — говорит невеста Герда. — Пенсия у меня – ништяк. Восемнадцать тыщ. У нас в стране молодые столько не зарабатывают. А я, между прочим, бывший учитель пения. И на машинке шить умею. Обштопаю и обошью твоего гвардейца – эх, залюбуешься!
— Герда Ефремовна, вы его уже обштопали, дальше некуда, — говорю я. – Я в трансе, переходящем в ужас. Это же надо, за кем мой Славик полгода бегает — за бабушкой из клуба «Кости в кучу»… На Прохора Шаляпина насмотрелся, что ли?
— А чо тебе не нравится, душа-малина? – обижается вдруг Герда. – Чувствуй себя нормально, мамаша. Разве ж молодые дурочки его путному научат? А я романсы петь умею, и на виолончели лабаю, хоть «Раммштайн» замутить могу. Ободзинского ему включаю, о Глинке рассказываю… Чем не жисть? Закусил оладьями твой Славик, интеллектуально напитался – и порядок. — Слышать не могу ваш старческий бред! – кричу я. – Двадцатилетнего олуха совратила, да ещё про Глинку ему заливает! Ладно, поговорю я вечером со Славкой по душам. Успокаивает одно: хоть ребёнка вы с ним не родите…
— Обижаешь, душа-малина, — говорит Герда. – А шо я, не девка, по-твоему? Троих детей подняла и четвёртого потяну. Если будет девочка, назовём в честь тебя — Ириной Павловной…
— Благодарствую, не надо жертв, — говорю я. – Мне что-то нездоровится.
— А в трубке у тебя что шумит? – говорит Герда. – У тебя самой-то всё пучком, Павловна?
— Не обращайте внимания, — говорю я. – Это тихо шуршит шифером моя крыша.
Я наощупь зашла в ванную и сунула голову под кран с холодной водой. — И чем ты недовольна, свекруха? – говорит на том конце Герда. — Сама прикинь, что я не женщина, а клад. Пенсию получаю, да ещё вахтёром подрабатываю — раз. Готовлю как богиня — два. Культурная, начитанная — три. Первую помощь оказывать умею, вторую и третью тоже. Если на тот свет кого отправить надо – тоже обращайся, не дрейфь. У меня карабин от мужа остался… не помню, от которого из пятерых… и патронов навалом.
— Герда Ефремовна, я вам верю, — сказала я как можно ласковей. — Вы очень завидная партия для любого мужчины. Но всё это как-то…
— А главное, Иришка! – орёт баба Герда. – Главное-то я забыла. Я же гулять от твоего Славки не буду! Он мой Кайф, а я его Герда. Так что чувствуй себя нормально!
— Вот как? – говорю я. – Меня переполняет радость. Даже гулять не будете?
— Ни за что! – говорит Герда. – После пятидесяти восьми лет зареклась я мужьям изменять. В завязке я! Два года уже держусь, поняла?
Я уже была близка к обмороку, когда на заднем плане у Герды с дворянской фамилией возник другой, более молодой девичий голос.
— Бабушка, ты опять схватила мой телефон? – послышалось оттуда. – Алло, женщина? Что вам тут наговорила моя бабуля-шутница? Понимаете, мы с ней обе – Герды, меня в её честь назвали…
И я поняла, что с этим семейством мы не соскучимся. Но, в общем, чувствую себя нормально.
–Алe! Мaма! Дo вac пошeл Сeма, cпросить за вaше здоpoвье…. – Та шо низзя былo пoзвонить?
– Он сто процентов пошeл на миня жаловаться. А по телефону жаловаться низзя, я ж вcё услышy. – От адиет. Жаловаться нa poдную жену…. – Так, мама…..не перебивайтe. Я вам там тормозок собрала, кушайте на здоровье. Всё шо Сема скажeт, всё запоминайте. – Та шо я совсем….,я лучше зaпишу.
– Але! Лара? Слухай сюдой. Сeма пошел домой. Спасибо очень вкусные сырники, тока надо ложить лoжку манки. Очень вкусная риба, тока в кляр на добавить две ложки кефира. Очень вкусные котлетки, тока надо добавить в фарш ложку сливочного масла. Так. Аааа! Список. Ты тока не волнуйся. Значит Семе не нравится как ты гладишь его бруки. Так я сказала, шо если не нравится,то пусть гладит сам. Семе не нравится как ты жаришь яичницу. Желток жидкий.
– Та я стараюсь, но когда желток уже готовый,она у миня подгорает.
– Та то фигня. Делай меньше огонь и накрывай крышкой. Тааак, шо ещё? Аааа. Сильно крупно режешь оливье. Лара! Ты шо…..сама режешь оливье? Здрасьте. А шо твой муж тада дома делает? Он шо там для мебели? Бери его с собой на кухню и пусть все режет сам. Адиет. Лара, ты слышишь? Тока сильно остpый нож ему не давай, порежется. Неделя дежурства на кухне и он будет кyшать всё подряд. Недоваренное, недожаренное, недосоленное. И вообще…горячее сырым не бывает. Лара! Не боись. Не peви. Мы его нayчим Рoдину любить. Ларочка, деточка запoмни….у тeбя самая лyчшая свeкровь в мире. И самый лучший в миpe мyж. Адиeт.
— Давид! Имею до тебя вопрос. Как ты относишься к женскому населению планеты. — Папа, я извиняюсь, а шо такое? — Мине интересно. — Папа, к женскому населению… я не отношусь. Я отношусь к мужскому. — Не увиливай. — Тада я отвечу, шо отношусь… нормально. — Так. А сколько раз в день ты думаешь о женщинах? — Ну… два раза точно. — Оооо. А как ты о них думаешь? — Папа я о них думаю… хорошо. — Вот! Недолго тибе осталось так думать. — А шо такое? А чего-то не знаю? — Скоро в твоей жизни появятся две женщины, которые изменят всю твою жизнь… прошлую. Тибе придется забыть за посидеть с пивом с Гришей, за подумать с Фимой за шахматами и за многие вещи ещё. — Папа! Ты меня пугаешь или предупреждаешь? Кто эти женщины? — Папа тебе рисует недалёкое будущее. — Так, а кто они… — Одна — это жена, а вторая — это теща. — Обожди, но ведь мама тебе не запрещает ни Гришу, ни Фиму. — Наша мама — это святая женщина. Таких больше нет. Тем более, шо я в доме хозяин. Последнее слово за мной. — Ну тогда, если это вопрос будущего, то не будем его приближать. — Поздно, Давид, поздно…, если мама решила… — Сема! Ты поговорил с Додиком? — Поговорил. — И шо, он уже в курсе? — Мама! Шо я должен быть в курсе? — Мы седня идём в гости. — Это твоё «идём», слегка настораживает. К кому? — К будущим, я надеюсь, родственникам. — А мы с папой решили… не торопиться. — Это шо… бунт? Считаю до трёх, а два уже было. — Давид, придется идти. — Папа! Ты ж в доме хозяин, за тобой последнее слово. — Ты шо, хочешь, чтобы оно было вообще… последним. Не могу. Да и не поможет. Мама купила себе новое платье. Так что выход в гости состоится, в любую погоду..)).
