Фёдор Степанович Рокотов. Портрет Александры Петровны Струйской

РУССКАЯ ДЖОКОНДА: история одного портрета восемнадцатилетней девушки

Третье столетие художники и искусствоведы восхищаются красотой этой женщины, называя ее русской Моной Лизой — за глубину грустных глаз, загадочность легкой улыбки, манящую недосказанность. Госпоже Струйской повезло больше, чем настоящей Джоконде, — нам известна история ее жизни.

Юная Сашенька, Александра Петровна Озерова, дочь помещика Пензенской губернии была прелестна — миниатюрная, белокожая, синеглазая. Когда к Сашеньке посватался Николай Еремеевич Струйский, то родители девушки не скрывали своего ликования: «Очень удачная партия!»

Другого такого жениха в их Пензенском захолустье не найти — военный, обеспеченный, гвардеец Преображенского полка и, говорят, любимец императрицы. Да и собой Струйский был пригож. Не красавец, конечно, зато всего на пять лет старше невесты, что было редкостью по тем временам, когда большинство браков было с большой разницей в возрасте.

Венчание Александры Петровны и Николая Еремеевича состоялось спустя несколько месяцев после знакомства. Струйский, несмотря на молодой возраст, был уже вдовцом. Его первая жена умерла при тяжелых родах около года назад. Новорожденные девочки-близнецы прожили недолго. Ему хотелось побыстрее расстаться с тяжкими воспоминаниями…

Зимой молодожены переехали из собственного имения в Москву в дом Струйского в Токмаковом переулке. Молодая жена уже ждала первенца.

Саша по молодости не знала, за какого самодура вышла замуж. Тяжелый характер ее мужа особенно проявился в имении Рузаевка. Струйский, считая себя прирожденным стихотворцем, и прозванный за глаза «сельским графоманом» потратил изрядную сумму на строительство у себя в деревне типографии, которая занималась только тем, что печатала сочинения хозяина.

В разные годы было издано более пятидесяти книг и отдельных сочинений Струйского на русском и французском языках. Струйский пользовался расположением Екатерины II и посылал ей вновь выпускавшиеся издания. Некоторые из них были настолько замечательны, что императрица хвалилась ими перед иностранцами, а Струйскому был прислан в подарок драгоценный бриллиантовый перстень. Струйский с необыкновенным упорством писал свои восторженные бездарные вирши Екатерине II, пока не утомил ее настолько, что она от них категорически отказалась от их получения.

Но это чудачество можно было бы стерпеть, если бы не жестокость Николая. Заскучав, барин начинал ради развлечения «охоту на ведьм» — затевал настоящий судебный процесс над своими крестьянами, заставляя их каяться в несовершенных убийствах и кражах, произносил речь в защиту и обвинительный приговор. Несчастные были вынуждены сознаваться, иначе их ждала плеть, а то и расплата пострашнее…

Постепенно Николай так увлекся «судебными процессами» и типографией, что все огромное хозяйство легло на хрупкие плечи вечно беременной Саши.

Молодой жене приходилось разбираться в счетах и учиться строжайшей экономии, причем такой, которая не отразилась бы на гостеприимстве хозяев. В Рузаевку то и дело наезжали важные гости, например князь Долгорукий. Ворочаясь по ночам в кровати, Саша постоянно думала: вот здесь можно сэкономить, а тут ни в коем случае. Забывалась беспокойным сном лишь под утро, когда в права вступал новый, полный забот день. Муж отдалялся от Саши, позволял себе ночевки вне дома. Приходил под утро, ложился спать до вечера.

Однажды к супругам в гости зашел приятель Николая Еремеевича — художник Федор Степанович Рокотов. Федору было слегка за тридцать, он был высок, строен, учтив, с тонкими чертами лица и светлыми глазами. Николай тепло принял гостя.

По стечению обстоятельств особняк Струйского в Токмаковом переулке находился неподалеку от дома на Старой Басманной улице, где снимал квартиру-мастерскую Федор Рокотов. Познакомившись с Александрой Петровной, Рокотов был очарован милой любезностью и красотой хозяйки дома.

Николай заказал у Рокотова два портрета: свой и Сашенькин. Струйский ожидаемо стал пить и гоняться за юбками, а его молодая жена оставалась дома со своими невеселыми думами. Федор рисовал ее через день, потом каждый день. Все это время Рокотов думал, что, сочувствуя бедной девушке, скрашивает ее замужнее одиночество, пока не понял, что влюбился.

Портреты получились очень разные… С одного, будто живой, смотрел Николай — острый нос, губы сложены в самодовольную ухмылку, густые брови… Судя по написанному Рокотовым портрету хозяина Рузаевки, у Струйского было «худощавое неприятное лицо, исступленно-горячечные глаза на мутном фоне, безвольный рот сумасброда, эгоиста и неврастеника».

С другого взирала восемнадцатилетняя красавица Саша — на ней было белое платье с золотой накидкой, в которой она позировала Рокотову, но выражение глаз совсем не детское. В них и печаль, и глубина, и обреченность, и горчинка…

Никто не догадался бы, что на сердце у молодой женщины — несчастное замужество и несостоявшуюся любовь. Впереди была тяжелая жизнь: за 23 года брака она родила Струйскому 18 детей, в их числе — четверо близнецов, оставаясь женщиной мудрой и достойной, будто бы не замечавшей глупости и измен мужа. Из восемнадцати детей десять умерло в младенчестве.

С Рокотовым Александра после написания портрета больше не встречалась. Но портрет Александры Петровны, который написал художник в Токмаковом переулке, навсегда сохранил для потомков ее печаль и красоту. Николай Еремеевич умер рано, в 47 лет. Узнав, что скончалась императрица, он был так потрясен, что с ним случился удар — такова была сила его неистовой любви к Екатерине Великой. Струйская пережила мужа на 44 года, уйдя из жизни на 87-ом году.

Обаяние, которое излучала Александра Петровна, поразило не только Рокотова, которому приписывали безнадежную любовь к ней, но спустя 180 лет после написания портрета оно поразило поэта Николая Заболоцкого.

Любите живопись, поэты!

Лишь ей, единственной, дано

Души изменчивой приметы

Переносить на полотно.

Ты помнишь, как из тьмы былого,

Едва закутана в атлас,

С портрета Рокотова снова

Смотрела Струйская на нас?

Ее глаза — как два тумана,

Полуулыбка, полуплач,

Ее глаза — как два обмана,

Покрытых мглою неудач.

Соединенье двух загадок,

Полувосторг, полуиспуг,

Безумной нежности припадок,

Предвосхищенье смертных мук.

Когда потемки наступают

И приближается гроза,

Со дна души моей мерцают

Её прекрасные глаза.

В 1903 году в московский Императорский исторический музей имени императора Александра III пришла последняя наследница рузаевского имущества Е.М. Сушкова которая предложила купить у нее два фамильных портрета, ее прадедушки и прабабушки, помещиков Пензенской губернии Струйских.

Это были два живописных шедевра, совершенных не только по живописи, но и по какому-то неимоверному проникновению в самую суть души и психологию своих героев. Художнику удалось передать нечто такое, что вызывало жгучий интерес к этим людям. Женский портрет тут же стали называть «русская Джоконда».
Из Сети

Рейтинг

5 из 5 звезд. 2 голосов.