Клара, Дед Мороз и Дед Резиновый сапог
Татьяна Пахоменко
— Нет его, поняла? Деда Мороза! И чудес нет. И волшебства. Не будет подарков. Ничего не будет! Привыкай! Лучше ты сейчас привыкнешь, что таким, как мы, счастья не положено. Мы бедные. А сказка — она для богатых, ясно? Знай свое место! И прекрати плакать, я добра тебе хочу, слышишь! Иначе будешь ждать, верить, а потом разочаруешься во всем, как я. И тошно будет, Кларочка! Прости, дочка, за эти слова, но не жди. Не надейся. Пустое! — говорила мама, гладя девочку по плечу.
Клара уже не плакала. Ее маленький мирок грозил рухнуть. Потому что маме надо верить. И раз она так сказала — значит, правда.
Они недавно переехали в этот город. И в эту комнату. Клара болела — ножки не ходили. Врач сказал — на нервной почве. Клара не знала, что это такое. Почва — это земля, вроде. А причем тут земля и ее ножки?
Когда папа долго не вставал, Клара с ним сидела весь день. И все гладила его по холодному лбу и просила, чтобы он просыпался уже. Но папа лежал и молчал. А потом пришла мама. И незнакомые тетеньки. Все голосили, Клара даже ушки заложила руками. Тогда она поняла, что папа больше не
встанет и не придет.
Больше никого у них не было. И мама решила переехать. Клара думала, что пойдет на новом месте в школу — ей же уже семь лет было. Но однажды утром вдруг не смогла встать.
А за их дверью стоял и качал головой Дед Резиновый Сапог. Вообще-то его Филарет звали. Но настоящее имя было забыто.
Дед круглогодично ходил в огромных сапогах, за что и получил прозвище. Жил с женой. В уголке их коммуналки все чинил обувь. Высокий, тощий, в торчащей бородкой и большими лопоухими ушами. Ноги его казались неестественно тонкими и болтались в сапогах, как карандаши в стакане. Смешным другим казался.
— Не дело так. Ох, не дело. Дите это. Нельзя так. По — взрослому. Жизнь — она трудная, конечно. Но дитю так негоже говорить! — бормотал себе под нос Филарет.
Пошел, кряхтя, в свою комнату. Там жена Матрена перед ним кастрюльку с горячей картошкой на стол водрузила.
— Новенькая- то, Наталья, слышь, чего девчонке говорит своей? Что Деда Мороза нет. И праздника тоже, — дедушка отодвинул от себя картошку.
— А что осуждать? Бедолаги. Одни совсем. Время тяжелое. Мать она. Как считает нужным, пусть и учит. Была б девчонка в школе, так на елку бы сходила. А она лежит. Никто к ней домой не придет. Ой, горе горькое, — вздохнула Матрена.
— Цыц! Придумать надо что-то! — замолчал Дед Резиновый Сапог.
— Да чего ты придумаешь? Ну, сахара я дам, конфет немного, может Никитины. Но где ж нам Мороза-то взять? Пустое это, не забивай голову, — откликнулась жена.
Дед засобирался. Надел большой косматый треух. И отрезал:
— Я к Савве Захаровичу пойду. У него у одного деньги есть. И много. Он, слышал, своим сыновья да дочке Мороза-то позвал. У них в большом доме красиво уже. Флажки, огоньки. Попрошу его.
— Стой, куда! Не пустят тебя к нему. Кто ты и кто он? Да вытолкают взашей! Стой, старый! Нелепицу эту еще нести будешь! Засмеют! — кинулась к деду Матрена.
— Вытолкают, ничего, не гордый. А дите без праздника не может. Ты ж видела ее. Худенькая, маленькая. Как былинка. И такая тоска в глазах. Нельзя, чтобы плакали дети. И чтобы они верить перестали. Все тогда теряет смысл. Как ей жить дальше? С таким настроением? Наши внучата, Никитка с Данилкой от нас далеко. А были б здесь в таком состоянии, как Клара? Разве бы ты сидела тогда спокойно? Пошла бы к Савве и в ноги упала! — Филарет пошел к двери.
— Ох, дед. Другие о чем путевом просят. А ты попрешься о Морозе толковать! Выгонят тебя, — всплеснула руками Матрена.
Дед не слушал. Его не переубедить было. Упертый.
А Клара в этот момент сидела на окошке. Ее туда мама унесла. И смотрела во двор. Открылась дверь подъезда. Дедушка, живущий по соседству куда-то пошел в своих огромных сапогах. Остановился. Увидел ее. Помахал рукой и крикнул вдруг:
— Он придет, слышишь, Клара? Он придет, ты только жди!
Девочка машинально кивнула. И впервые за много дней улыбнулась.
У кабинета Саввы народу много было. Важные все. На деда Филарета с усмешкой глядели. И несколько раз уже пояснили, чтобы домой шел. Не примет его Савва Захарович.
А Филарет все равно стоял. Скромно одетый. С косматым треухом и в огромным резиновых сапогах. Вдруг дверь открылась, сам Савва вышел. Вокруг него кольцо сразу образовалось. Высокий, крепкий, глаза серые, холодные, подбородок мощный. Серьезный.
-Батюшка! Выслушай, прошу. Девочка, не за себя прошу, выслушай, Савва Захарович! Очень она ждет Мороза-то! — крикнул Филарет, когда его оттесняли вглубь.
Савва остановился. Жестом показал: отпустить. И при всех стал быстро говорить Филарет. Про Клару. Про то, что чужие они тут в городе. И что нельзя ребенку без веры и праздника. Что-то мелькнуло в непроницаемом лице Саввы.
— Заходи, дед. Расскажешь. Подождите меня, — кивнул остальным.
Выслушал. И молчал. Дед понял, что идти надо. Вытер лицо неуклюже. Словно сквозь пелену увидел Клару в окне. Почти взялся за ручку, как вдруг услышал сзади:
— Дедуля! А ты куда? Адрес девочки? С кем она живет? С мамой? Елка-то есть хоть у них?
— Нету, Савва Захарович. Ничего нету. Мать-то ей говорит, что и не надо. Чтобы не привыкала, — прошептал старик.
— Это она зря. Зря. Понял я тебя. Ступай.
— А … поможете? — сглотнув, спросил Филарет.
Савва кивнул.
Домой Филарет просто летел, смешно переступая тощими ногами в своих огромных сапогах. Окно. Клара. Вбежал по ступенькам. Мать девочки сидела в углу, обхватив руками голову. В комнатке — серо, убого, сыровато. Кровать да стол.
Филарет присмотрелся — а глаза-то у Клары, оказывается, зеленые. Как елка. И ресницы нереально пушистые. И все смотрит, не отрываясь, в окно.
— Нету его. Он не придет, да, дедушка? — тихо спросила девочка.
Придет. Скоро совсем. Ты подожди, Клара. Я с тобой останусь. Вместе подождем! — откликнулся Филарет.
— Что вы ребенку голову морочите! Нехорошо. Старый, а все ж лепет какой-то несете! — воскликнула Наталья.
— Тихо ты, разошлась. Увидишь сама. Придет, — и Филарет пристроился тоже возле окна.
Наталья молчала. Ей было жаль, что она так резко сказала дочке. Ну и что, что накипело и все плохо? Она же еще совсем малышка.
— Мама! Мама! Дед Мороз! Мамочка! А рядом, наверное, его помощник, он елку несет! Смотри, мама! — вдруг закричала Клара.
На негнущихся ногах Наталья подошла к окну. Дед Мороз, в шикарном красном кафтане и с окладистой белой бородой стоял внизу.
Савву Захаровича Наталья узнала сразу. Его все в городе знали. У него елка в руках была. И какие-то свертки.
— Да как же это? Куда же это они? — только и смогла прошептать Наталья.
Филарет снял Клару с окна. Посадил на кровать. Дверь распахнулась. Пахнущие счастьем и морозом, внутрь вошли Дед Мороз и Савва. Клара захлопала в ладоши.
И пока Дед Мороз сыпал приветствия зычным голосом, быстро поставил елку Савва. Подозвал Наталью, вручил ящичек с игрушками. Та дрожащими руками начала украшать.
— Тут вещи. Шубка моей дочки, она новая совсем. Шапочка, ботики. Они ровесницы, вроде бы. Продукты. Подарки. Времени мало было. Что успел. Вы завтра ко мне приходите с утра. Я с работой решу. Поможем, — одними губами проговорил Савва.
Наталья кивнула, все еще не веря в происходящее.
— А теперь ты мне стишок расскажешь! И мы с тобой вокруг елочки пройдемся! — раскатисто сказал Дед Мороз.
Наталья повернулась, чтобы предупредить — дочка не ходит. Да слова так и застряли в горле. Клара стояла возле Деда Мороза. Она встала! Сама! И восхищенно смотрела на него снизу вверх. Маленькая, хрупкая, в своем старом сереньком платье. И звонко читала стишок.
Дед Мороз достал бусики. Прозрачные. С фиолетовым отливом. И застегнул на шее девочки. А потом они все вместе водили хоровод. И пел громче всех Дед Резиновый Сапог, а потом все подбрасывал Клару вверх.
— Я навсегда запомнила этот день. Вкус заморских сахарных орешков, конфет. Ароматный батон с кусочками тонкой диковинной колбаски. Мандарины. Ягодки клюквы в бумажной коробочке, на которой были нарисованы дети на санках. А сама клюква — в пудре и в чем-то сладком. Эти волшебные бусики. Так и не снимала их с тех пор. Пушистую игрушечную белочку, которая кивала головой, сжимая шишку в руках, если ее заводили. Маленький игрушечный домик, который сиял в темноте. И вселенское ощущение счастья.
Я выросла. С ощущением того, что сказка существует. Много позже я узнала, что весь этот праздник нам с мамой подарил тихий и со стороны забавный, но такой мудрый и бескорыстный дедушка, которого все называли «Резиновый Сапог».
Он сделал это для совершенно чужого ребенка. И я ему так благодарна, дедушке Филарету. Все эти годы. Если бы не он, не было бы потом ничего. Только унылые серые будни и мысли о том, что таких как мы, ничего хорошего не ждет. Оно ждет. Всех. Надо только верить! — рассказала мне пожилая женщина Клара Генриховна.
Мы рождены, чтобы сказку сделать былью. Для себя. Для других. Для тех, кому она сейчас так нужна.
Автор публикации
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.