Колдун на свадьбе. Автор: Мари Павлова

Колдун на свадьбе
*
У Трошки Теплухина с дядькой Авдеем давнишняя война была. Как глянулась Трошке дяди Авдеева Марфушка, так словно черная кошка меж ними и проскочила.
Дядька Авдей у нас зажиточным был когда-то. И хозяйство у него крепкое было, и дом ладный, и лошадка. Одна беда — как померла жена, так и полюбил он горькую пить. А уж кто до горькой охотник, тот, известно, не работник.
Одна радость осталась у дядьки Авдея — дочка Марфуша. Работящая девушка, скромная, и к отцу ласковая. Бывало, придет дядька Авдей домой, уж она его усадит, ужинать соберет.
— Опять ты, тятя, в кабак ходил?
— Ходил, — плачет дядька Авдей, — Я тебе, Марфуша, платочек хотел купить, ан деньги-то все и порастерял!
— На что мне платочек, тятя! А вот как бы ты не ходил больше в кабак-то, а?
— Ни ногой больше, Марфуша! Вот как Бог свят! — клянется дядька Авдей.
— Не божись, тятя, а лучше не ходи просто. — уговаривает его Марфуша. Сама-то знает, что завтра снова тятька в кабак свернет, да что поделаешь?

А Трошка Теплухин до того беспутный парень был, что и на сто верст окрест такого не сыскать. Вроде, не глупый и не ленивый, а бесшабашный. Все бы ему проказы учинять да шутки шутить, а уж в озорстве он удержу совсем не знал. И дружки у него были ему под стать, только балагурство на уме.
Вот раз Трошка провадил Марфушу домой с посиделок, а дядька Авдей возьми да выйди на крыльцо. Увидал Трошку и кричит:
— Чтоб я тебя боле тут не видал, разбойник! Ишь, на кого позарился!
— А что? — смеется Трошка, — Может, я сватов к тебе зашлю!
— Твоих сватов я поперек хребта оглоблей вытяну! И тебе уши наверчу, не погляжу, что не малой!
Вот с того дня и пошла у них вражда.
Трошке-то Марфуша по правде приглянулась, а дядька Авдей ни в какую! Моей, говорит, Марфе жених нужен толковый да до работы жадный, а этот только языком мелет, что помелом. Ну, Трошка и давай тому все поперек делать. Как увидит дядьку Авдея, так и давай того на смех подымать. То частушку обидную пропоет, то присказку сочинит. Люди головами качают, а сами посмеиваются. Марфуша услыхала однажды, попеняла ему:
— Грешно тебе, Трофим! Отец ведь это мой!
— Я, что ли, ему подливал в кабаке? — смеется Трошка, — Чай, на свои налакался!
Ум-то ведь еще молодой, зеленый, не разбирает, где у человека горе.
Обидно стало Марфуше. Перестала она на посиделки выходить, и на гулянья ее подружки звали, а она ни в какую. Кому приятно, когда родного отца на весь свет позорят!

Вот раз вышел дядька Авдей из кабака, а тут Трошка с дружками. Только Трошка частушку завел, а дядька Авдей схватил его за руку, притянул к себе да так ему ухо накрутил, что чуть не оторвал, да еще и при всех товарищах! И больно, и стыдно! Парень молодой супротив мужика, хоть и не трезвого, силой еще не ровен.
Засел, значит, Трошка дома, хворым сказался, а сам боится на улице показаться — ухо-то распухло! А дружки его тем временем созоровать решили. У бабы Дарьи во дворе отловили поросенка, да к дядьке Авдею в сарай и закинули. Баба Дарья хватилась, побежала по деревне искать, соседей переполошила. Кто-то и услыхал, что у дядьки Авдея в сарае поросенок визжит. Разбудили дядьку Авдея, а он и лыка не вяжет. Марфуша с поля прибежала, руками всплеснула, запричитала…
Долго тогда судили да рядили, а присудили-таки дядьке Авдею платить штраф.
Всю ночь он на крылечке своем сидел. Голову руками обхватил, да так и сидел. Звала его Марфуша домой, звала, да и отступилась. А на утро уж нашли его мертвого.

Осталась Марфуша одна, совсем ей плохо стало. Куда ни пойдет, везде в спину слышит, мол, отец-то у ней пьяницей был, а потом и вором стал. Все ее дом обходят. Кто подобрее, тот молчком, а кто позлее, то с обидным словом.
Погоревала Марфуша, потом закрыла ставенки, подперла дверь колышком, и отправилась в город. Как раз тут и обоз случился.
Трофим тем разом во двор вышел, как она мимо его избы на подводе ехала. Увидала она его, вздохнула:
— Видишь, как оно все обернулось, Троша?..
— Что ты? Куда ты? — спохватился Трошка, Марфуша только рукой махнула, отвернулась.
Ох, и лихо же с того дня Трошке стало, хоть в омут! От товарищей своих беспутных он отдалился, а новых тоже не нажил. День, другой, ходит парень, как потерянный. Свет ему не мил, и ночью покоя нет. Пройдет, бывало, мимо заколоченного марфушкиного дома, сердце так и зайдется.
Сел он как-то на ее крылечке вечерком, обхватил головушку руками, вот как дядька Авдей в последнюю свою ночь сидел, и заплакал. Будто пелена с его глаз упала! Понял он, отчего дядька Авдей горе горевал, да горькой же его и заливал, отчего помер он, когда вором его ни за что ославили, и отчего Марфуша от него отворотилась… Вся жизнь человечья ровно ковром перед ним расстелилась.
До того Трошке это в тягость стало, что задумал он в лес пойти да там повеситься — в молодой-то голове мысли все больше шальные.
А возле леса, поодаль от дороги, колдун у нас жил. Поговаривали, с самим Лешаком знается, да и прочая ночная сила у него на побегушках.
Чудной то был человек! Придет в деревню, бывало, так ребятишкам баранок отсыпет, или сластей каких. А кого встретит на улице, так тому слово скажет. Что за слово такое, того друг-дружке не передавали, да и не всякому он его и говорил. Бегали к нему бабы за оберегами, девки за присухами, да сказывали, осердился он, кинулся на них с кулаками и погнал от своей избушки. Непростой был человек.

Вот Трошка в лес побрел. Идет, ровно пьяный, шатается. Будто сама земля к себе тянет, ступить не дает. Вдруг, видит, на тропинке, прямо перед ним колдун стоит, в руках полено здоровое, а глаза злющие, так и буравят!
— А, ну-ка, постой! — говорит, — Ты кому это душу понес?
Остановился Трофим, смотрит исподлобья:
— Тебе что? Моя душа.
— Ишь ты! — усмехнулся колдун, а сам поленцем в руке поигрывает. — Душа не твоя, а Божья! Ну, пойдем ко мне, потолкуем.

Пришли они в колдунову хибарку. Трофим подивился: опрятно у колдуна, тепло, травами пахнет, а в красном углу — образа.
— Разве ж, — спрашивает Трофим, — колдуны в Бога веруют?
— Больно скор ты людей судить, парень. От того и все твои беды, что башка не ведает, о чем язык мелет.
Насупился Трофим:
— Я, дедушка, к тебе в ученики не нанимался, чтоб тебя выслушивать! Думал, ты меня за добрым словом зазвал, а коли ты браниться, так я вольный! За порог и бывай себе!
Вскочил Трофим, толкнул дверь — ан заперто! Толкнул сильнее — не открывается! Подбежал Трофим к окну, вдарил по нему локтем, да только в стену попал. Схватил кочергу, хотел кочергой в окно ударить, да сам себя по лбу ею и стукнул.
Разозлился Трофим, а колдун, знай себе, посмеивается.
— Что, наломался, парень? Али еще хочешь?
Опустился Трофим на лавку, отдышался, притих. Понял, что за просто так колдун его не отпустит.
— Что ж, наломал ты дров… — говорит колдун, — Придется теперь выправлять.
— Что же мне делать? — спрашивает Трофим.
— Посмеялся ты над людьми, теперь послужи-ка им.
— Чем же я им послужу? Научи меня!
— Это уж ты сам думай. — усмехнулся колдун. — В ученики ты ко мне, говоришь, не нанимался.
— Прости ты меня, дедушка. — понурился Трофим. — Сдуру да с горячки сболтнул.
— То-то же, — смягчился колдун.
— Сколько же мне служить людям?
Взглянул на него колдун исподлобья, сурово так.
— Лет пятьдесят, — отвечает, — а то и все сто.
— Да то ведь целая жизнь! — охнул Трошка.
— Вон ты чего! — загремел колдун, — Надысь смерти искал, а теперь торговаться вздумал! Ты как же хотел, языком попусту молоть — за дешево?
Заплакал Трофим:
— Какой мне теперь торг, дедушка! А только мне одному не справиться.
Помолчал колдун, потом хлопнул Трошку по плечу:
— Ладно, парень, давай-ка спать, утро вечера мудренее, там и поглядим.

Улегся Трошка на лавке, каменным сном заснул. Перед самым рассветом видит он сон. Идет по летнему цветущему лугу дядька Авдей. Да не такой, пьяный да хворый, каким его Трошка помнил, а молодой да веселый, в нарядной рубахе, в смазанных сапогах, ровно на праздник. Трошка заробел было, да дядька Авдей уж увидал его и кричит, ласково так:
— Трофим, а, Трофим!
— Здравствуй, дядя Авдей! Куда ты, али радость у тебя какая?
— Радость, Трофим, как не радость! Ведь такой праздник у меня скоро!
— Какой же у тебя праздник?
— Как же! — смеется дядька Авдей, — Большой, большой праздник в моем доме будет!
И пошел дядька Авдей дальше, только сапоги поскрипывали. Тут Трошка и проснулся, а на душе так светло и тихо стало, точно летним утром на том самом лугу.
Лежит Трошка, и глаз ему открывать не хочется. Так покойно на душе, будто друга повидал да всю ночь с ним беседу задушевную вел.
Вдруг слышит — голос дядьки Авдея, будто издалека зовет:
— Трофииим! Марфушу встретишь, кликни, чтоб до дому шла!
Тут с Трошки весь сон разом слетел. Вскочил он с лавки, огляделся: луга никакого нет, нет и дядьки Авдея. И весь покой из души, словно рассветный туман, ушел.

— Вставай, Трофим! Уж я с Лешим чаи погонять успел, а ты все спишь!
Колдун самовар на стол поставил, хлеба кусок отломил, разлил отвар травяной, да такой душистый.
Позавтракали они. Колдун встал, на образа перекрестился три раза.
— А ведь ты, дедушка, не колдун. — говорит Трошка. — И с лешаками ты не знаешься. Ты другого склада человек.
— А ты поболтай у меня! — нахмурился колдун, а сам, вроде как, улыбнулся в усы. — Вот обращу тебя в пень корявый да поставлю у тропки, чтоб каждый об тебя спотыкался, тогда и поглядим, кто какого складу.
— Эх… — махнул рукой Трошка, — Уж лучше пнем быть! Ни дядю Авдея я не поберег, ни Марфушу… Верно он ее за меня отдать не хотел, какой я ей жених был? Эх, дедушка! Кабы и впрямь ты меня мог пнем трухлявым сделать! Люди об меня и так всю жизнь спотыкались, слова доброго никто не сказал.
— Ну, что ж, — говорит колдун спокойно, — То так, доброе слово и кошке приятно.
Отер колдун бороду неспешно, снова к образам оборотился:
— Прости ты меня, Господи!.. Ну, пойдем, внучек, скажу тебе доброе слово.
Вышли они во двор. Колдун подошел к кусту орешника, сломил у того прут да как хряснет Трошку по спине!
— Ты чего, дедушка? — подскочил Трошка, — Сдурел, что ли?
— Довел-таки до греха, разбойник! — кричит колдун, — Я вот тебе покажу — пень трухлявый! — и хрясь второй раз.
Побежал Трошка от старика по двору, а тот за ним, да хворостиной от души охаживает.
— Я вот тебе! — приговаривает, — Легкой жизни захотел? Пеньку позавидовал? Гляди-ка какой! А, ну, сказывай, греховодник, чего делать собираешься?
— Да не знаю я, дедка! — чуть не плачет Трошка. — Кабы знал, так не просил бы у тебя совета!
— Ах, не знаешь! — пуще прежнего осерчал колдун. — Я об тебя зараз всю палку изломаю!
Трошке — только поспевать уворачиваться! Вот изловчился он, вскочил на дровничок, перевел дух.
— Ох, дедка, и драчливый же ты!
Остановился и старик внизу, тоже дух переводит, но грозит кулачищем:
— Ты у меня на этой крыше до морковкина заговенья сидеть будешь!
— Больно уж ты суров, дедушка. Ведь мне совет толковый нужен, а ты за палку!
— Совееееет? — прищурился колдун. — Уж тебе все дадено! Тебе чего Авдей-то велел?
— Да ничего он мне не велел! — опешил Трошка. — Только ругались мы с ним все время…
Поглядел на него колдун жалостливо, покачал головой и сплюнул:
— Ну, и сиди там! Как есть ты пень трухлявый! — кинул хворостину и пошел себе.

И тут Трошку как осенило!
— Стой, дедушка, стой! — кричит, — Правда твоя, велел мне дядька Авдей Марфушку до дома кликнуть!
— Ну, слава тебе, Господи, вразумил Ты дурня этого! — говорит колдун, — Так что же ты делать теперь будешь?
— Я, дедушка, пешком за ней пойду хоть на край света!
— Вот так-то лучше! — усмехнулся колдун. — Вот и ступай себе, нечего тут околачиваться, внучек. А от меня вот тебе, держи-ка. — и подает Трошке коробочек, совсем крохотный. — Только вот что, внучек, ты мой подарочек откроешь, когда уж совсем невмоготу станет. А до того даже не заглядывай в него.

Поблагодарил Трошка старика и отправился в город.
Разузнал он в деревне, к кому Марфуша могла податься. Сказывали, тетка у нее там живет, сразу за базаром, Федосьей Ильиничной зовут. Да еще сказывали, тетка-то неласковая, сварливая да крикливая, поди-ка, житье — не сахар Марфушке в ее доме.
Добрался Трошка до города, разыскал улочку за базаром. Стал спрашивать у людей, где тут дом Федосьи Ильиничны, а никто ему отвечать не хочет! Как заслышат теткино имя, так отворачиваются.
Одна только старушка не отворотилась, поглядела она на Трошку, покачала головой:
— И на что ты туда только идешь, милый? Искал бы работу в другом месте! Плохой это дом, и люди там плохие. Ну, да что уж… Воооон туда ступай, в самый конец. Да гляди, во двор-то не заходи, стучи в окошко! Понял ли?
— Отчего же так, бабушка? — спрашивает Трошка.
— А там все и узнаешь, милый! Не забудь только — во двор не хаживай!
Пошел Трошка в самый конец улицы. Стоит там дом, серый да неприветливый. День в разгаре, а все ставенки позакрыты. А вокруг дома — ни деревца, ни кустика, ни цветочка. Собак во дворе не слышно, котика-лежебоки не видать, тихо, ровно не живет никто. Подивился Трошка. Хотел было калитку толкнуть, да вспомнил, что старушка ему велела, и стучит в окошко.

Отворилась ставенка, высунулась голова, как есть крысиная: волосенки жидкие, носик остренький, а глазки так и сверлят.
— Здравствуй, тетенька! — говорит Трошка. — Ты, что ли, Федосья Ильинична?
Повела голова носом, глазки в Трошку так и вбуравились.
— Ты кто такой? Ты чего тут?
Только было Трошка хотел про Марфушку спросить, как вдруг слышит с правой стороны голос, вроде как дядькин Авдеев: работу ищу.
— Работу ищу. — повторяет Трошка.
— А что ты делать умеешь? — а глазки, точно гвоздики, в самую душу впились.
«Ну, балагурь, как на деревне балагурил!» — слышит Трошка голос над ухом.

Подбросил он шапку вверх, и завел прибаутку:
— Я, тетенька, и пахарь, и плотник,
И шорник, и скотник!
Будет ужо вам забота —
Успевать подавать мне работу!
Я к любому делу уручен,
Да и на гулянке не скучен,
Вот воровать, беда,
Не обучен!

Затряслась голова от смеха, а Трошке только того и надо.
— Нанимай, тетенька, не прогадаешь!
— А вот, погоди! Приедет муженек, он тебя испытает! А пока иди-ка на двор, подожди там.
А Трошка помнит про старушкин наказ, на двор не хаживать!
— Э, нет, тетенька! В ворота любой дурак войдет, а я — гляди, как!
Ухватился за подоконник да и вскочил в окно.

— Ишь, какой шустрый, разбойник! — ворчит тетка.
Глядит Трошка по сторонам: темно в избе, по стенам черные тени пляшут, холодом да сыростью тянет. Чисто склеп!
— Что ж, — спрашивает, — тетенька, вы тут одни живете? Ох, и скучно же вам, поди!
— Пошто одни? Живет с нами сирота, работница. Да вот и ты будешь, коли испытание пройдешь. — захихикала тетка.
— Ладно, — говорит Трошка, — вместе все веселее. А ты, тетенька, кликни-ка свою работницу, да пусть она меня накормит! А то с голодухи-то я не работник.
Поглядела на него тетка колючими глазами, пожевала губами сердито:
— Уж и то верно. Нам ведь работник-то — ох, как нужен! А муженек у меня — ох, и придирчивый! Но уж уговор — не угодишь ему, пеняй на себя!
Вытолкала она Трошку в сени, и кричит:
— Марфа! А, Марфа! Где ты шатаешься, лентяйка? Ну-ка, накорми мне этого молодца!

Обернулся Трошка, и увидал Марфушку. Узнала и она Трошку, обомлела.
— Что стала, как истукан? — бранится тетка, — Собери ему, что от обеда осталось. Силы ему понадобятся, хозяин вернется — будет ему задачка!
Повела Марфуша Трошку в другую избу, дверь прикрыла поплотнее, схватила его за рукав и к окну тянет:
— Беги отсюда скорее! Беги, пока хозяин не вернулся!
— Я, Марфуша, за тобой приехал, никуда я без тебя не побегу. — отвечает Трошка.
— Да знаешь ли ты, что теткин муж — колдун? Никак его работу не справить, на двор ступить-то нельзя! Кто на его двор ступит, тот камнем станет — мертвая там земля.
— Вон оно что! — смекнул Трошка, — Ничего, Марфуша! Что-нибудь придумаем!
— Ох, пропадешь ты, Троша! — заплакала Марфуша. — Станешь камнем!
— Лучше уж камнем быть, чем пнем трухлявым.

Вот ближе к ночи загремели ворота, залязгали засовы — хозяин воротился. Шагнул он в избу, глянул на Трошку — у того аж зубы застучали, до того страшен ему хозяин показался!
— Ну, — говорит, — ты, что ли, тут в работники просишься? А знаешь ли ты, что прежде я тебе задам три загадки, а?
— Э, нет, дядька! — осмелел Трошка, — У меня с твоей хозяйкой про одно испытание уговор был, а про три — не было!
— Ишь, какой перечливый! — рассердился колдун.
— А ты, дядька, меня еще не нанял, не покрикивай!
— Смелый выискался! А давай с тобой так: коли не справишься с моими загадками, будешь ты у меня сто лет задаром работать. А коли справишься, любое твое желание исполню!
— По рукам! — говорит Трошка.
— Ну, так вот тебе, умник, первая загадка! Скажи-ка мне, об чем я сейчас думаю?

Задумался Трошка. Как же можно узнать, что у другого в мыслях? Чужая голова на то и чужая, что в нее не заглянешь. Никак простому человеку до такого не додуматься. Хитрый старый! Ведь только и ждет, как бы меня обмануть да сто лет потом из меня душу вытягивать!.. Э, постой-ка! Да вот об этом-то он и думает!
— То загадка простая, дядька! — засмеялся Трошка. — Думаешь ты, как бы обмануть меня половчее!
Усмехнулся хозяин.
— Верно! Справился с первой загадкой, теперь посложнее будет. Спроси-ка теперь ты меня, да такое, о чем я не знаю!
Снова Трошка задумался. Ведь он чего сам не знает, с помощью колдовства сразу проведает! Поди, нечистой-то силе все земные дела ведомы, все, что ни есть на земле, про все она прознать может. Все-то тут посчитано, каждая песчинка… Эге! На земле-то вы озоровать горазды, а справься-ка с тем, чего на земле нет!
— Вот поглядим, дядька, какой ты сам мастер загадки отгадывать! Скажи-ка мне, сколько звезд на небе?
Затрясся колдун, заскрежетал зубами, ногами затопал, аж позеленел весь.
— Ладно, — хрипит, — и тут твоя взяла! Но уж теперь берегись! Задам я тебе работу! Поди на мой двор, да принеси в дырявом ведре из высохшего колодца воды, да полей сухой куст, чтоб на нем листва зазеленела.

Опечалился Трошка. Обманул-таки его хозяин, задал задачу не по силам! Как такое исполнить? Дырявым ведром и из полного колодца воды не наносить, а уж из высохшего и подавно! Да и на двор ступишь — камнем станешь. Совсем невмоготу… Тут вспомнил Трошка про коробочек берестяной, что ему старик дал. Видно, пора его открывать да помощи просить.
Вышел Трошка в сени, только коробочек приоткрыл, как зазеленела узенькая тропочка под ногами. Пошел он по ней, и привела она его к колодцу. Гдядит Трошка, а вода в колодце через край плещется, да такая чистая, прозрачная, аж светится! Зачерпнул он ведро — стоит вода в ведре ровнехонько! Плеснул водой на куст, глядь — сухие сучья соками налились, заколыхались, и листочки распустились, нежные, светленькие!
— Вот тебе и мертвая земля! — ахнул Трошка. — Врешь, дядька! Земля мертвой не бывает, бывает хозяин недобрый!
Зачерпнул он ладонью воду и плеснул на землю, и ещё, и ещё! Зазеленела травка там, где вода упала, цветочки показались, букашки выбрались.
Выскочил хозяин на крыльцо, кулаками трясет, ругается:
— Ты что делаешь, разбойник! Уходи с моего двора подобру — поздорову!
— А ну, дядька, отпускай со мной Марфушку! Да верни людей, кого ты в камни обратил!

Тут уж и светать стало, где-то петух пропел. Задрожал колдун, как осиновый лист, бросил свою палку на землю, топнул ногой, и все каменья тут же в людей превратились.
— Ступайте все по домам, — говорит Трошка, — Нечего на такого хозяина работать!
Выплеснул он остатки воды на хозяина, да на дом его, словно на уголья раскаленные — все в пыль и обратилось.
А тетку бранчливую, Федосью Ильиничну, Трошка простил. Марфушка упросила. Велел ей пойти наняться самой в работницы да людей больше не обижать злыми словами.
Вернулись Трофим с Марфушей в деревню — свадьбу справили! Вот и пришел праздник в дядьки Авдея дом!
Дедушку на праздник тоже позвали, а как же! Люди-то сначала испугались: как так, колдуна да на свадьбу? А Трошка с Марфушей его усадили, попотчевали, как дорогого гостя.
Да и не колдун он вовсе был! А кто был? Да так. Другого склада человек.

Автор : Мари Павлова

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.