Коза
Елена Андрияш
*
Коза была злой и бодучей. Встав на пыльной дороге, она оглядывалась по сторонам в поиске жертвы, а увидев, неслась, мотая белой, в репейниках бородкой, и мекала. Ни на одни штаны были поставлены заплатки.
Хозяйка тоже была злой. Полная, в выцветшей, длинной, в землю, юбке, вечно, на улице, замотанная в белый, ситцевый платок. Выйдя из амбулатории хозяйка — Галя, открывала рот и кричала.
— КОза, кОза, иди сюды, зараза.
— Мееее, — неслось в ответ, и кося карим глазом, коза отскакивала подальше от Гали.
— Коза, кОза, геть до дому, дрянь така.
— Меее, меее, меее.
Потом они шли вместе. Галя ругалась, а ее кОза мекала.
Штаны и юбки после козы зашивали, мазали царапины. Но козу не трогали. Из за Гали. Работала та в амбулатории. Детский врач, акушерка, да еще и хирург. Попробуй, рот то раскрой, да и поедешь в соседнюю деревню, за 20 километров, ежели что.
Петро, муж ее, был первый красавец на селе. Как такая красота получается, не ясно мне до сих пор. Работал он механизатором.
— Гарный то какой Петька наш, — любовалась его мать, Ефросинья, — образованный.
— Петька хорош, породу видать. Так Галя то ваша старовата и простовата для него, — подначивала соседка.
— Рот то закрой, глупая ты баба, — лучше Галы нет никого, ученая она, и детишки у них.
— Мог и покрасивше бабу найти, и помоложе. Вот хоть у Головань то Маруська, в Воронеже институт закончила, учительница.
— А чем тебе Галя не угодила? Красивая она. Всё. Некогда мне с тобой тут болтать. Пидь отседа.
Соседи судачили. Коза бодалась, а Петро и Галя жили дальше. Подрастали трое их маленьких сыновей, двухгодовалые близнецы — Лёша и Саша, и погодка их — Максим.
Тем летом приехали мы к прабабке Маше, бабушкиной матери, дела делать, как мой дед говорил. Надо было перекрыть крышу, накосить травы и почистить один из двух ее колодцев.
Дед взялся за работу, бабушка занималась с бабой Машей хозяйством, а маме строчила халатики и блузки из ситца, на игрушечной моей детской машинке, шившей петельчатым швом. Жива эта машинка сейчас. Иногда стачиваю на ней вязаные из тонкой пряжи вещи.
В тот вечер приболела прабабушка Маша, и дед пошел к амбулатории, стоявшей на краю села. В аккуратном, кирпичном домике горел свет. Вдруг открылось окно, и из окна полезла фигура. Человек спрыгнул с подоконника на сухую траву и побежал. А дед догнал, повалил и прижал к земле. Сказал, что сработал инстинкт.
Пойманной оказалась молоденькая девушка, лет 15, почти ребенок. Она сопела и крутилась молча. Дед уже было хотел закричать, да тут подбежала Галя и зашептала.
— Отпустите ее, Тихон Иванович, пусть бегить.
— Да как же, вдруг она украла чего.
— Не украла. Пусть бегить.
Из амбулатории донесся детский плач.
Галя подала руку лежавшей на земле девчонке, сунула ей какой-то пакет.
— Ты детка, подкладнухи меняй, воды пей мало. Траву там я тебе завернула. Как доберешься, заваривай ее, что бы маститу не было. Если чего, приедешь.
Девочка скрылась в темноте.
А мы вернулись к амбулатории.
В небольшой, стерильной операционной, в кювезе, что ли, лежал завернутый в байковое одеяло, ребенок.
— Вот что, Вы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете. Поклянитесь.
— Буду молчать.
Под окнами послышался шорох. Мы с дедом встали за ширму. Петро вошел неожиданно. Галя осматривала новорожденного.
— Ты долго? А мать где?
— Бросила, утекла. Надо документы составить. Докладную написать. Ребенка покормить, присмотреть за ним. В общем еще не скоро. Одна я тут.
Петро наклонился над малышкой.
— Ишь ты, девочка, рыженькая, как мой дед.
— Здоровенькая. Молодая в ремесленном нагуляла. Аж за 60 километров рожать приехала, родила чисто, без швов, два часа полежала, и в окно полезла. А я и не держала.
— Ты, это, Галя, и ее забирай , пусть будет. Мальчишки вона прижились. Девочки у нас нет. Назовем Ефросиньей, как маму…
— Петро, тут такое дело…
Мы вышли из за ширмы.
Петро насупился.
— Ладно Петро, не волнуйся, мы уезжаем через три дня, домой, в Ленинград.
А утром село узнало, что у толстой врачихи Гали родилась девочка, рыженькая.
Петро выставил 3 ведра самогона.
Дед никому ничего не рассказал. Уже дома, в Ленинграде, в одну из пятниц, сидя за круглым столом, он спросил у бабушки про … Ефросинью.
— Знаю их я, хорошие люди. У Ефросиньи то с Николаем, трое сыновей на войне погибли. Вот они и родили Петра этого, в 1948 , ей был 51 год. А потом, лет в 9, мальчишка начал чахнуть. Мотались они по врачам, мотались. Ничего не помогало. В Воронеж поехали, а там их и огорошили, что рак, поздно все. Один врач взялся. Кололи химию, страшную. Если на кожу попадала, дырка получалась. Петька облысел весь, исхудал. Кровью рвало. Потом операцию сделали. Только врач сказал, что детей у него никогда не будет, пусть не мечтают. Да видно ошибся…
А Петру уже 71 , и Гале 77. Давно уехали они из села. Выросли их дети. Хорошие, заботливые. Все похожи на Петра и Галю. Галя снова держит козу. Злую. Говорит, внукам и правнукам молоко полезно…
~~~~~~~~~~~
Елена Андрияш
Автор публикации
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.