Маленькая. Автор: Татьяна Тихомирова

М А Л Е Н Ь К А Я
Софья открыла глаза. Белый потолок, белые стены, белая оконная рама… Где она? Тупой болью отзывалась на каждое движение голова. Она попыталась приподняться, но не смогла, совсем не было сил. Очень хотелось пить. « Дайте попить!» — пыталась попросить погромче, но получился невнятный шёпот. Она опять впала в забытьё. Странной бесконечной лентой шли в её сознании видения. Какой-то одинокий сарай посреди луга… Большой гнедой конь со спутанными ногами… Мама, такая молодая, хохочет, запрокинув голову…Узкая речушка, над ней туман клубится, у берега утки плавают…
Сколько времени прошло, Софья не знала. Полуоткрыв глаза, увидела склонившееся над ней удивлённое лицо молоденькой медсестры, её почему-то испуганные глаза. Услышала её громкий крик « Василь Василич!» и проворный топот ножек. Василий Васильевич явился быстро, даже запыхался. Наклонился над Софьей:
— Вы меня видите? Закройте глаза, если видите.
Софья послушно закрыла глаза и потом опять открыла.
— София Алексеевна, вы можете что-нибудь сказать?
— Пить хочу…- чуть слышно произнесла Софья.
— Отлично! – почему-то обрадовался доктор и стал осматривать больную, мерить давление, стучать маленьким молоточком и даже колоть иголкой, всё это делая с улыбкой, не обращая внимания на недовольство Софьи неприятными манипуляцими. Потом сел на кровать и обратился к больной:
— София Алексеевна, вы помните, что с вами произошло? Понимаете, где находитесь?
— В больнице?- с трудом шёпотом произнесла Софья.
— А знаете, что вы у нас четыре месяца лежали в коме, не приходя в сознание? И то, что мы с вами разговариваем, не что иное, как самое настоящее чудо. Такое впервые в моей сорокалетней практике.
— Я пить хочу! – не слушая его, прошептала Софья.
— Да-с, впервые, — будто не слыша больную, доктор встал, сосредоточенно потёр лоб и вышел из палаты медленными шагами. Но вскоре вбежала медсестричка Сашенька, принесла воды, предупредила, что много пить нельзя, чуть — чуть, из трубочки. А заодно и рассказала по простоте душевной, что на неё, Софью Алексеевну, все уже рукой махнули, Три месяца на аппаратах держали, а потом отключили, только кислород оставили. Не надеялись, что выживет, а она жила, ну, конечно, поддерживающие капельницы ставили всё равно. Главврач распорядился её выписать, ждали, когда сын найдёт подходящее место.
— Сын… Ну, конечно, сын, — вспомнила Софья. – Лёшка…
И опять провалилась в сон.
Теперь сон её не был таким глубоким. Она слышала шаги, противный скрип двери, чувствовала прикосновения медсестёр, боль от уколов. Проснулась, когда в окне ещё не брезжил рассвет. Чувствовала себя бодрее, постаралась вспомнить хоть что-то. Как она здесь оказалась? Что с ней произошло? Мысли путались. Софья пыталась сосредоточиться.
Итак, что она помнила? Свою деревню, родной дом. Старенький, бревенчатый, но вполне крепкий. Старый клён у забора. Такой же старый сад, где осталось всего три яблони, остальные, посаженные ещё отцом, уже спилили, вместо них сын посадил смородину, чёрную и красную, а ближе к дому построил беседку. Невестка настояла, Верка. Мол, на даче бываем часто, а шашлыка на воздухе не поесть. Этот дом для неё всего лишь дача, чтобы воздухом дышать и шашлык жарить, сроду ни травинки с грядки не вырвала, ни цветочка в клумбу не посадила, лентяйка. Такие воспоминания взбодрили Софью. Она поняла, что всё помнит о себе. И родителей. И детство деревенское. И работу продавцом до выхода на пенсию. И всё-всё… Софья облегчённо вздохнула. Значит, память она не потеряла, слава тебе, Господи. Но как она в больницу-то угодила? Как ни старалась, но не могла вспомнить.
С утра её обследовали, анализы брали, возили на УЗИ, МРТ. Потом пришёл врач, тот же самый, Василий Васильевич. Поговорил с Софьей о том, о сём, вопросы позадавал. Рассказал , что её привезли с жуткой аварии. Её и ещё нескольких человек, стоящих на автобусной остановке, сбил пьяный шофёр грузовика, кого-то протаранил, а её сшиб машиной, и она упала, ударившись головой о камень. Закрытая черепно-мозговая травма, осложнённая ушибом мозга. Небольшая гематома. Оперативное вмешательство не требовалось, обычно при подобных травмах больные достаточно быстро приходят в сознание. Но что-то пошло не так, и, несмотря на интенсивную терапию, она, Софья, целых четыре месяца лежала без каких-либо улучшений, в коме. Все возможные схемы лечения испробовали. Он даже в столицу звонил, в НИИ травматологии, консультировался. Ничего нового не узнал, все только плечами пожимали, мол, бывают и подобные необъяснимые случаи. Поэтому они начали её к выписке готовить. Сын ищет подходящее место для неё.
-Это какое же место?- нахмурилась Софья.
— Специализированный пансионат, с лечением и уходом. В нашем районе таких нет, сын ваш нашёл по интернету, уехал смотреть в другую область. Но я ему ещё утром позвонил, думаю, что скоро вы встретитесь. Сегодняшнее обследование показало, что состояние вашего организма вполне приличное, возможно полное выздоровление. Все основные функции сохранены: и глотательная, и двигательная, и речевая, и когнитивные. Пару недель вас подержим, научитесь снова ходить, есть. Жить! И – домой! Так что настраивайтесь. Врач — реабилитолог покажет вам упражнения лечебной физкультуры, мышцы укреплять надо, суставы разрабатывать. Психолога подключим, его помощь тоже не будет лишней. « Заснули» вы в апреле, а уже август на дворе. Я очень, очень рад за вас. Поправляйтесь! — Василий Васильевич улыбнулся и вышел из палаты.

А Софье было о чём подумать. Конечно, её покоробило, что сын ищет ей какой-то пансионат. Правильнее сказать – дом инвалидов. Но, с другой стороны, какой у него выход? Мать без сознания, не в квартиру же везти. Квартира у них маленькая, двушка, тем более веркина, от родителей ей досталась, а та уж точно такого не допустила бы. Она и здоровую её не сильно жаловала. Софья тяжело вздохнула.
За окном качало ветками какое-то дерево. Подойти поближе и посмотреть в окно она не могла, даже сесть без посторонней помощи пока не получалось. Но ничего, главное – жива. Надо радоваться, но радости в душе не было. Какое-то безразличие, будто она со стороны смотрит телесюжет. О ком-то постороннем. Слабость, головная боль, апатия… Софья закрыла глаза и задремала.
….- Мам, мамуль,- почувствовала осторожное прикосновение, – ты спишь?
— Лёшка, сынок! – радость тёплой волной накрыла её. – Приехал?
— Как только доктор позвонил, сразу помчался… Мам, как же я рад! Мы уже и надежду потеряли, а тут прямо чудо! … У тебя болит что-нибудь?
— Слабость сильная и голова побаливает, но это ерунда. Расскажи лучше, как у вас дела. Новости есть?… В деревню ездишь, как там мой дом?… Я ж в апреле в больницу угодила, с огородом не успела ещё разобраться… Вы картошку- то хоть посадили?… — Софье было тяжело говорить, после каждого вопроса она делала передышку.
Какая-то тень пробежала по лицу сына. Софья безошибочно могла определить его настроение.
— Мам, ну какая картошка? До неё ли было, когда ты между небом и землёй? И сейчас надо думать о том, как на ноги встать, а ты о картошке…
— Лёш, расскажи мне. Ведь что-то случилось? Я же вижу тебя насквозь. Что произошло?
— Мамуль, всё нормально, ничего нового. Война не началась. Солнце светит. Реки текут.
— Когда вы в деревне были? И где кот? По чужим дворам бегает голодный?
Опять нахмурился:
— Да соседка тётя Катя за ним присматривает. Я денег ей оставил на корм.
Вбежала медсестра с капельницей.
— Всё, время посещения на сегодня закончено, у нас вечерние процедуры.
Алексей поспешно поднялся.
— Мам, я завтра с утра прибегу. Что принести тебе? Кроме продуктов что-то надо?
— Пусть Верка купит одежонку какую-нибудь, сообразит небось. Да, и тапки. Надо же на ноги подниматься, — вздохнула Софья.
После ухода сына её не покидало ощущение тревоги. Что-то произошло, но что? Почему он не говорит? Почему нервничает, когда она упоминает о деревне? Пошла череда однообразных дней, заполненных процедурами, лечебной гимнастикой, массажем. Сначала Софья чувствовала сильную слабость, часто клонило в сон. Постепенно научилась не только самостоятельно садиться, но и подниматься, переступать. Сначала по стенке да с ходунками, задыхаясь от слабости. Потом всё увереннее. Дошагает до окна, отдыхает. Дерево большое разглядела, это ясень высокий ветками качает. Люди по делам спешат, машины туда-сюда снуют. Соскучилась она по этой простой жизни. Плохие мысли Софья старалась отгонять, беседы с психологом этому способствовали. Главное — окрепнуть, встать на ноги, тогда и будет решать свои проблемы. Алексей приходил каждый день. О деревне они больше не говорили: едва Софья начинала разговор, как сын неумело менял тему. «Потом разберусь», — решила она. Верка забегала пару раз, верещала, как всегда, ни о чём, чмокала в щёку и стучала каблучками к выходу.
Наконец врач объявил, что можно готовиться к выписке. Софья теперь уверенно ходила, немного поправилась, по крайней мере, могла уже без ужаса смотреть на себя в зеркало. Накануне выписки, когда она вещи собрала и радовалась, что совсем скоро будет дома, к вечеру явились нежданные визитёры. Сын с женой. Нежданные потому, что с утра Алексей уже приходил, они обо всём договорились относительно завтрашнего дня. У Софьи от плохого предчувствия сердце замерло, а потом застучало часто-часто. Гости молчали. Софья тоже.
— Ну, говори, дальше куда тянуть? – взглянула Верка на мужа.
Алексей молчал.
— Да говорите же! Что-то страшное случилось? Дом мой сгорел? Больше не знаю, что и думать!
— Продали мы дом, мам, — опустил голову сын.
— То есть как продали? Без меня?- оторопела Софья.- Я же живая была, а вы уже наследством распорядились?! Больно долго мать умирала, невтерпёж было, да, сынок?
Сын не поднимал головы. Верка вздохнула, бросив на него недовольный взгляд.
— Софья Алексеевна, какое наследство? Ведь официально дом Лёше принадлежит. Вы в тяжёлом состоянии были, врачи только руками разводили, никто не давал ни малейшего шанса. А тут такая машина хорошая подвернулась! Наша-то сами знаете какая развалюха, на свалку пора. Это я Лёшу уговорила. Я виновата, я! – Верка попыталась изобразить на лице раскаяние.
Только теперь Софья вспомнила, что дом она давно на сына оформила. Чтобы не было у него потом мороки со вступлением в наследство. Формальный вопрос, она и забыла об этом. А эта пройда, Верка, не забыла. Не дождавшись её смерти, уговорила дом продать. Чего время терять… Ну ладно, с неё какой спрос, жадная и корыстная. Но сын? Родной сын, единственный, как он мог так поступить? Дом, в котором родился и вырос, на машину променять, на железку?! Кого же она вырастила?
— Уходите отсюда, — просипела Софья.
Оба стояли не шевелясь.
— Уходите! – закричала она и заплакала.
Сын, опустив голову, быстро вышел. За ним и Верка выскочила.
Софья попыталась успокоиться и собраться с мыслями. Что же ей теперь делать? Она бомжиха? Без угла осталась на старости лет, некуда голову приклонить. С ними жить? Квартирка маленькая, раскладушку на кухне поставят? Или на коврике у двери, вместе с собачкой Фунтиком. А, может быть, в богадельню отвезут, ведь искал же сын какой-то пансионат. Нашёл, наверное.
Софья в эту ночь не сомкнула глаз.
Вся жизнь перед глазами прошла. Одна дочь она была у родителей. Восьмилетку закончила, потом техникум. Замуж вышла за одноклассника, Витьку. Особой любви у неё и не было, наверное, просто время пришло. Все подружки замуж выходили, и ей захотелось.

А Витька верный, надёжный, с пятого класса её любил. Характер спокойный, не пьяница, работящий. Сыграли свадьбу, в деревне стали жить. Механизаторы хорошо зарабатывали, а Витька всегда ещё и подрабатывал. Хорошо жили, хоть времена непростые были. Во всём Виктор помощником был, после работы и с ужином подсуетится, и стирку заведёт. А то и ромашек с утра на лугу нарвёт, на подушку положит. Хоть слов красивых о любви не умел говорить. Лёшка родился. Сладкий малыш, спокойный. Пяточки его розовые нежные целовала, души не чаяла…

Софья вздохнула. Рос – вылитый папа, и внешне, и характером. Тихий домосед, с машинками да книжками. Только на улицу выйдет играть с пацанами – домой жаловаться бежит, что обижают его. Не мог за себя постоять, а мальчишки дразнили его. « Иди поиграй на улицу, что дома торчишь? – скажет, бывало, недовольно мама Софьи, бабушка то есть, — как девчонка растёшь… Тютя какой-то»…

Вспомнила Софья про маму и улыбнулась. Бывает же такое. Софья беременная ходила, и мама стала поправляться. Живот округлялся. Пошла к врачу. УЗИ тогда не было. Врач сначала миому признал, а в следующий визит « миома» уже шевелилась.

И через месяц после дочери родила мама Маринку! В сорок семь годочков! Лёшка её бабушкой зовёт, а Маринка бьёт его, кричит: « Это не бабушка, это мама!» Характер у Маринки боевой был, не в пример лёшкиному.

Софья сестрёнку шуструю с двух лет по деревне разыскивала: «Не видели нашу маленькую?» Так и звала её потом « Маленькая». Маринка же, узнав, что имя « Софья» означает «мудрость», называла её « Мудрая».

Успели родители своего «поскрёбыша» вырастить, двадцать лет Марине было, когда сначала скоропостижно мама умерла, а вслед за ней через полгода и отец. Лёшка и Марина учились тогда в городе, Лёшка в университете, Маринка в колледже. По выходным вместе домой ездили.

Все заботы о Марине Софья на себя взяла. Навещала в общежитии, переживала, девчонка-то дерзкая, шустрая, а глупая ещё, молоденькая. Да разве укараулишь? Софья на выпускной вечер к Маленькой в колледж собирается, работу ей ищет по городским знакомым, а та заявляет, что у неё любовь и она замуж выходит.

И отговаривать бесполезно. Она с Костей уезжает в его родной город, в Сибирь. Здесь она, мол, всё равно не нужна никому, и пусть она, Мудрая, от неё отстанет. Она взрослая и уже диплом получает об образовании, дороги их расходятся. Привела на прощание жениха своего, познакомились. Ну добро б мужик, а то…Боже мой, хлюпик, мальчишка, соплёй перешибёшь…

Укатила Маленькая в Сибирь, писать обещала. Софья места себе не находила. В стране неразбериха, бандитов расплодилось море, а эта дурочка Маленькая за любовью в Сибирь поехала. Тоже мне, декабристка…

Месяца через три письмо пришло наконец, с адресом. Коротенькое, всё хорошо, снимаем комнату, Костя работает, я пока дома. Софья в ответ большое письмо написала, звала обратно, обещала помочь и с жильём, и с работой. Получила в ответ телеграмму. В ней одно слово: « Отстань». Обиделась и отстала. Пусть живёт, как хочет, что ж она приставать будет…

С тех пор не виделись они, изредка присылала Маленькая поздравительные открытки, где о своей жизни считала достаточным написать фразу « У меня всё хорошо».

А тут и свои проблемы да печали, как снежный ком. Муж Виктор тяжело заболел, полтора года надежды и отчаяния. Не выкарабкался. Вот тут только поняла Софья, что значила его любовь молчаливая. Вспомнила выражение про « стену каменную». Упала, упала эта стена, где силы найти холодным ветрам противиться?

И ещё с сыном морока. Лёшка закончил университет, в аспирантуре учиться начал. Софья всегда гордилась своим сыном – отличником, но и ворчала, что девочки у него нет, вечно один, как сыч. И доворчалась.

Влюбился сын. В эту вот самую Верку. Сразу она Софье не глянулась: хохотушка, пустосмешка, ветер в голове. Не пара, ну не пара. Надеялась, что временное увлечение. А сын-то в отца пошёл, однолюбом отказался.

Понимаю, говорит, что до идеала ей далеко, но ничего с собой не могу поделать. Люблю. Повздыхала Софья, поворчала, а что сделаешь? Сын сам свою жизнь должен строить.

Смекнула, что невестка только на первый взгляд ветреная, а на самом деле очень даже себе на уме, хитренькая да корыстная. Лёшка аспирантуру закончил, кандидатскую защитил, в университете преподаёт. Стал к докторской диссертации подбираться, материалы готовить.

А Верку такой оборот не устроил, неееет. Что это за учёный, копейки в дом приносит? Не на это она рассчитывала. И сколько ждать, пока он труды научные напишет да профессором каким-нибудь станет? Стала ему по знакомым учеников искать для репетиторства, и чем дальше, тем больше. А научная работа времени требует, осталась докторская только в мечтах.

Опять не угодил – Верка мужа стала презрительно « кандидатишкой» дразнить. А сама, кроме средней школы и бухгалтерских курсов, и близко к учёбе не стояла…

Вспоминает Софья и вздыхает. Хоть бы ребёнка родили. Но нет.

« Ещё чего! Нищету плодить… Вот заработает Лёшенька денежек, тогда поговорим». И подбивает мужа бросить работу в университете, ищет « денежные» подработки. Для сына же, Софья это точно знает, наука – вся жизнь. Иногда приезжает к ней в деревню один, так все ночи над книгами, бумагами сидит, в компьютере что-то смотрит. Заглянет она через плечо – сплошные формулы какие-то, графики…

Гордость берёт за умного сына. Вот ещё бросил бы эту стерву, ведь ему 37, а ей 35, годы уходят, а деток нет. Любит Софья сына , но иногда в сердцах, как мама когда-то, « тютей» называет, за то, что из-под каблука жены привык на мир смотреть, не может ей «нет» сказать.

Вот и в окошке светлеть стало, а Софья так и не придумала, что ей делать. Вспомнила опять маму, её любимую фразу « Господь управит» и как-то успокоилась, заснула безмятежно.
Сын, слава Богу, один приехал. Села Софья в новую большую машину (« это на неё мой дом поменяли, тьфу»), спросила сына:
— Ну, поедем куда?
— Домой, — хмуро ответил он.
— Домой? Тогда в деревню! Там мой дом.
— Мам, тот дом уже не твой…
— Знаю, знаю, сынок. В деревню меня вези.
Поняла Софья, что в городе жить не сможет. Всю жизнь на воле, в своём домУ. Навестит соседку, Катерину, подружку с самого детства. Погостит, воздухом подышит, на кладбище сходит. А там видно будет, как ей дальше существовать.

Чем ближе к деревне подъезжали, тем сильнее сердце билось. Вот её любимый перелесок, в грибной год здесь подберёзовиков тьма. С пригорка речка Беляна вьётся голубой лентой, на солнце переливается, песчаным бережком к дороге поворачивается. Деревья ещё зеленые, вот и клён у знакомой до боли калитки яркой зеленью блестит. А рядом, у Катерины, берёзка у забора уже желтизной кое-где уже подёрнута.
Сын вручил Софье коробку с новым телефоном (« Там мой номер забит, звони, я ждать буду»), посмотрел, как она на соседское крыльцо поднялась, и уехал.
— О Господи! – обомлела подруга, увидев Софью.

– Сонька, ты, что ли? Не знаю ж ничего про тебя, Верка говорила, что ты совсем плохая… А ты ничё, похудела только. Что ж они, окаянные, дом-то продали?

За обедом рассказала Катерина, что в доме проданном никто всё лето не жил, замок повесили и уехали. Новый хозяин ( « тоооолстый такой мужик, Павлом представился») к ней приходил, просил посмотреть вещи, взять если что надо, а то он всё на мусорку отправит.

А она как чувствовала, что пригодится, кое-какую одежду её выбрала, туфли новые. Ну иконы, конечно. Шкатулку какую-то ( может быть, документы важные). Всё в коробках в кладовке у неё стоит. А фотографии Лёшка забрал сразу, она сама видела.

Пока сидели за столом, в раскрытом окне на подоконнике кот показался. Да это Барсик! Внимательно на Софью смотрел, а когда голос её услышал, спрыгнул с подоконника прямо на руки к ней. Песню запел, улёгся.
-Узнал! — улыбнулась Катерина.

— Я его кормлю, не обижаю, а он всё на твоём крыльце ждёт. Правду говорят, что собака к хозяину, а кошка к дому…
Прожила у подруги Софья неделю. На кладбище могилки обиходила, помогла Катерине картошку выкопать. Наговорились подруги всласть, душу отвели, и насмеялись, и наплакались.

А вот что дальше делать, Софья так и не придумала. Стала коробки разбирать, открыла шкатулку. Никаких документов там не оказалось, всякие дорогие сердцу мелочи. Рисунки детсадовские Лёшки, смешные цветочки в вазочке и кривая восьмёрка (на 8 марта подарок).

Смешной « портрет»: три человечка на тонких ножках, два высоких, а посередине маленький с тремя чёрточками-волосинками дыбом и с подписью, чтоб не ошиблись: ПАПА, МАМА, Я. И рядом домик, дым из трубы волной.

Улыбнулась Софья, сквозь слёзы. Еще в шкатулке письма старые, открытки. Стала она их доставать, а на пол открытка выпала. Яркая, новогодняя, с ёлочными шарами. И на обороте поздравление от Маленькой, с новым 2012 годом.

Это последняя весточка от сестрёнки. От родной сестры! Как могла Софья не видеться с ней столько лет? Иногда думала о ней, конечно, но отстранённо. Мол, если не пишет, не приезжает, значит, всё у неё хорошо и не нуждается она в старшей сестре, неинтересно с ней, они люди разных поколений. Уму непостижимо, что столько лет могла жить, не зная ничего о сестрёнке.

Решила Софья, что съездит она к Маленькой. Адрес на открытке есть, не город, деревня. Если там уже не живёт, то соседей спросить можно, куда уехала, в деревне люди проще, добрей, помочь готовы. Недаром открытка сразу на пол упала, это знак какой-то.

Напрасно Катерина отговаривала подругу от такого безумного поступка( « Куда? Зачем? Письмо напиши или телеграмму дай, узнай, там ли она»). Но Софья всё решила. Деньги у неё были, в коробке с телефоном лежали, по сумме как раз пенсия её за эти месяцы. Сын положил, ясное дело.

Следующим утром она отправилась на автобус, а после обеда в поезде сидела, любовалась из окна пейзажами уходящего лета. Через два дня уже шагала по длинному селу, отыскивая нужный адрес. Тропинка вилась по тихому переулку, дома были добротные, с высокими окошками, с пышными георгинами в палисадниках. Вот и номер «17».

Софья присела на лавочку возле калитки. Во дворе собака залаяла. Калитка открылась, и вышла женщина. Маленькая! Господи, как она на маму стала похожа! И глаза, и волосы…
— Вам кого? – спросила. Потом присмотрелась и заплакала, обнимать бросилась.

– Сонечка! Неужели ты?
Никогда Сонечкой не называла её Маленькая, всегда она была « Мудрая» или, когда злилась, « Софья». Обе плакали, сидя в обнимку на лавочке.
— Знаешь, ты мне два дня снилась. Такой, какой я тебя помнила. Будто на берегу нашей Беляны стоишь, кричишь что-то, а я не слышу. Хочу подойти к тебе, а ноги не идут… Вот и не верь в вещие сны. Ты сама ко мне пришла. Ну идём, идём в дом скорее. Радость-то какая!

Софья смотрела с улыбкой на свою сестрёнку. Совсем взрослая стала, из ершистой худышки превратилась в красивую женщину, спокойную и степенную. Рассказала, что с тем « женихом» Костиком она уже через несколько месяцев рассталась. Первые же жизненные трудности сломали его, сбежал из их съёмной конуры к родителям, под мамино крылышко.

А Маленькая из города сюда приехала, по объявлению, на животноводческий комплекс. С химико-технологическим образованием устроилась заведующей лабораторией. Здесь и Сашку повстречала. Поженились, Варя родилась, теперь она уже восьмиклассница. Дом этот Сашке от бабушки достался, старенький, но тёплый. В общем, счастлива Маленькая.
Когда Софья рассказала свою печальную историю, Маленькая только головой покачала:
— Даже не верится, что Лёшка такое сотворил. Ведь он всегда такой добрый был, тебя любил. Неужели ослеп от своей любви к жене?
— Не знаю, — пожала плечами Софья, вздохнув, — да и какая разница… Главное, что я осталась без крыши над головой. Как мышка, у которой гнездо разорили, а зима не за горами. Негде мне жить. У них не буду, лучше в богадельню уйду.
— В какую богадельню? – рассмеялась Маленькая.

– У нас останешься. Ведь ты моя сестра! Родная! Дом большой, муж у меня не вредный. А там видно будет. Мудрые люди говорят, что человек предполагает, а Бог располагает.
— А помнишь мамины любимые слова? – обняла сестру Софья.

– « Господь управит».
— Вот именно. Обязательно управит. Живи и ни о чём не думай. –
— Ох, маленькая, я в последнее время так ругаю себя.
— За что?
— За глупость свою. За то, что наказ мамин не исполнила. Ведь она просила тебя не бросать, помогать во всём. Ведь ты же маленькая…
— Да я сама вас бросила, сбежала. И общаться не хотела, дурочка малолетняя. Надоело быть вечно маленькой, которую все опекают, возомнила себя взрослой…
— Да ты действительно маленькая была, в дочки мне годилась. А я повела себя, как идиотка. Вот ты « Мудрой» меня звала, а я дурой оказалась. Обиделась на то, что помощь мою отвергаешь, общаться не хочешь.
— На твоём месте я бы тоже так поступила. Я ж как ёж была, невыносимая, иголки во все стороны. Это Сашка сумел иголки вытащить…
Сашка действительно оказался замечательным парнем. Спокойный, рассудительный, работящий. Он с радостью принял сестру своей жены, пожалел, что они раньше не познакомились.
— Мы собирались съездить, но всякий раз что-то мешало. То Варя болела, то в командировку посылали…

Племянница Варя была внешне копия отца, кудряшки кольцами, голубые глаза, а характер мамин, непоседа. Хорошо, уютно жилось здесь Софье. Она окрепла, поправилась. Многие заботы по хозяйству взяла на себя, и приготовит, и уберётся. Лёшка звонил, звал домой, но Софья заявила, что дома у неё больше нет, а у них она приживалкой быть не хочет.

Осень сразу явилась, заморозки начались серьёзные, и быстро снег выпал. Софья утром раненько выходила на зарядку – дорожки чистить, заодно и воздухом дышать. Любовалась чистотой снега, деревьями в серебряном инее, сверкающем на солнце.

Дни становились всё короче, близился новый год. Как ни хорошо здесь было Софье, а скучала она по сыну. Видела во сне свой дом, и сердце сладко замирало. Понимала, что не сможет здесь, в Сибири, навсегда остаться. Поэтому в самом дальнем уголочке души поселились тревога и печаль.

Этим утром Софья вышла на улицу ещё затемно. Всю ночь валил снег, ей не спалось. Чудилось, что в окошко кто-то стучит. Измучилась лежать и ворочаться. Снег лежал пушистой периной, лёгкой и невесомой. Такой лёгкий, что чистить одно удовольствие. Прочистила дорожку во дворе, вышла на улицу. Светало. По тротуару первый одинокий пешеход прокладывал в снегу тропинку.

« Торопится куда-то»,- подумала Софья и посторонилась, давая ему пройти.
— Мамуль, привет! – прозвучало над ухом.
— Ой, сынок! – от неожиданности Софья чуть в сугроб не свалилась, но сын успел её подхватить.
— Да откуда ты? Как адрес узнал? – сыпала она вопросами, обнимая Алексея, с наслаждением вдыхая его запах, только сейчас поняв, как же она соскучилась но нему.
— Ма, в век высоких технологий разве это проблема? – улыбался он.
В нём что-то поменялось. Взгляд другой. Уверенный. И ростом будто выше стал.
— Мам, а я ведь за тобой приехал. Поехали домой.
— Лёш, мы этот вопрос давно обсудили.
— Да ты не поняла. Домоооооой! Купил я снова твой дом. Машину продал. Пропади она пропадом! Удачно всё сложилось. Новый владелец за ту же цену дом отдал, не понравилось ему в нашей деревне. Так что новый год будем встречать у тебя…
У Софьи аж сердце зашлось.
— Как же Верка? – нахмурилась.
— А что Верка? Не мужик я, что ли? Поставил перед фактом. И сказал: « Не нравлюсь? Ищи другого. С крутой машиной, с трёхэтажным особняком. А я за мамой уехал». Какие-то весёлые, новые искорки появились в глазах сына, а в голосе уверенность, какой давно не слышала мать.
— Ну что, мамуль, в дом пойдём? Соберёшься, а завтра утром на поезд.
— Сынок, ведь ещё и вечерний поезд есть. Давай сегодня поедем, а?
Мать и сын дружно рассмеялись.
— Идём скорее, тётушку свою давно не видел? Да и она племянничка вряд ли узнает…
А на небо уже уверенно выкатывалось солнце. Оно было ярко-розовым, в золотом сияющем ободе. Заблестел снег, зачирикали воробышки, возвещая о новом дне. Пусть он будет счастливым.
Татьяна Тихомирова

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.