Маша. Автор: Айгуль Шарипова

КОФЕЙНЫЕ РОМАНЫ Айгуль Шариповой

Маша выскочила из квартиры без шапки и варежек, помчалась куда глаза глядят, лишь бы подальше от дома. Руки вскоре стали ледяными, пальцы на ногах пощипывало, хотя она старательно шевелила ими. А что ожидать от старых ботинок в −18? Проклятая зима пришла раньше времени — ещё только ноябрь.

Можно зайти в магазин, погреться, но ей даже в голову не приходила эта мысль. Она попробовала бежать, чтобы согреться, но морозный воздух плотным туманом входил в лёгкие и не давал дышать. Маша обессиленно села на корточки, прислонившись к забору, обняла колени руками, засунула ладони в рукава и спрятала лицо.

Вот будет здесь сидеть, пока не замёрзнет! Тогда мать спохватится, будет причитать, плакать, но только поздно будет! Хотя из-за чего будет плакать мать неясно. Будет ли она жалеть дочь или то, что ей больше не перечислят скудную пенсию.

Её начало трясти от холода — под курткой не было свитера. Надо встать и пойти. Но куда? Домой не хочется.

— Милая, что случилось? — услышала она взволнованный женский голос.

— Всё нормально, — буркнула в ответ, не поднимая головы.

— Почему ты здесь сидишь?

— Устала, сейчас отдохну и уйду, — голос выдавал её: слова давались тяжело, рот не хотел открываться.

— Милая, да ты же совсем замёрзла. Нельзя так, вставай, пойдём, — женщина мягко подняла её на ноги.

Маша дёрнула было плечами, мол отстаньте от меня, но увидела в глазах незнакомой женщины то, что никогда не видела в глазах родной матери — нежность. Сразу захотелось плакать, девочка опустила плечи и сдалась в ласковый плен незнакомки. А та стянула с шеи широкий шарф, мягко обернула вокруг Машиной головы, прикрыв и покрасневшие уши и открытую шею. Затем сняла варежки и надела на покрасневшие ладони девочки.

— Холодно сидеть, пойдём, — женщина взяла Машу под локоть и куда-то повела.

Ноги замёрзли так сильно, что даже не сгибались в коленях, она чувствовала, как щиплет кожу под штанами, а пальцы начали болеть. Хорошо хоть руки чуточку отогрелись. Ей было так холодно, что она даже не спрашивала, куда они идут, просто шла, ведомая женщиной.

— Вот и дошли, — сказала та, наконец, — Я живу на четвёртом.

Они зашли в подъезд, и Маше показалось, что это самое тёплое место в мире. Покорно поднялась по ступенькам за незнакомкой, глядя себе под ноги.

— Вот и пришли. Заходи, не бойся, — та почувствовала сомнение.

Маша перешагнула порог и её нос уловил аромат еды. Вот как должно пахнуть в нормальном доме! В их квартире воняло чем угодно, но только не едой. Аккуратно сложила варежки и шарф на тумбочку и встала в нерешительности. Что дальше?

— Заходи, тебе надо отогреться. Я тебя не отпущу, покуда не согреешься. Так недолго руки-ноги отморозить.

Маша повесила куртку на крючок, стянула ботинки, пряча дырку на носке. Женщина взяла её за руку, повела в комнату, усадила в кресло и накрыла пледом.

— Забирайся с ногами, укутайся, давай не стесняйся. Сейчас чайник поставлю. Щи любишь? — Маша кивнула, — Вот и отлично. Давно не обедала в компании, всё одна да одна, а вдвоём всяко веселее будет.

Маша снова кивнула. Что говорят в таких случаях она не знала, потому что не может припомнить, чтобы кто-то проявлял к ней доброту. Вскоре лицо начало гореть, она почувствовала что краснеет, перестали дрожать ноги — из них вышел весь холод, тело расслабилось, глаза стали закрываться.

— У меня всё готово, пойдём, — из сладкой дрёмы вывел всё тот же мягкий голос, — Руки в ванной можешь помыть.

Через пять минут Маша сидела за столом и глаза её разбегались: колбаса, сыр, душистый хлеб, дымящаяся тарелка щей, от вида которой у неё мгновенно отключился рассудок. Незамысловатый обед, да только к такому девочка не привыкла. Она опустошила тарелку за минуту, подняла глаза на женщину и ей стало стыдно.

— Давай ещё положу, только ты сейчас не торопись, с хлебушком ешь, сметанки добавь, если любишь.

Маша только кивнула и хрипло сказала:

— Очень вкусные щи у вас, никогда таких не ела.

— Как зовут тебя?

— Маша, — заворожённо глядя на дымящуюся тарелку, ответила она.

— Машенька, Мария, — нараспев сказала женщина, — Ты ешь, не стесняйся. Я давно живу одна и мне в радость, когда мою еду едят с таким аппетитом.

— Понятно, — Маша сосредоточилась на еде, потому что не знала о чём говорить.

Пообедав, женщина усадила Машу в то же кресло, вручила пульт от телевизора, а сама занялась посудой. Девочка заснула в кресле, а проснувшись обнаружила себя укрытой пледом. За окном стемнело.

— Машенька, тебя, наверное, дома ждут.

Та помотала головой.

— Ты уверена? Родители могут волноваться.

— Она будет волноваться, если ей выпить нечего, — буркнула девочка.

— Ты о маме?

— Ага.

— А папа?

— Нет его.

— Ясно, выпало, значит, на твою долю.

Девочка засопела, а женщина мягко продолжила:

— Знаешь, а говорят, что Бог людям по силе даёт испытания.

— И вы верите? — звонко воскликнула она и карие глаза вспыхнули огнём — Если бы он был, то разве допускал бы такое, а? Все эти войны, беды, да и вообще…

— Знаешь, у меня к нему тоже много вопросов. Например, почему так рано ушёл мой муж, а сын даже пожить не успел. Для чего он забрал их, а меня одну оставил?

— Вот и я говорю — если бы он был не допустил бы всего этого! — перебила Маша.

— Не знаю я ответов на твои вопросы, Маша. Но думается мне сила в тебе огромная заложена, всё что на твою долю выпало, тебя сильнее сделает.

— А зачем мне эта сила? Всё равно жизнь — дрянь. Почему у всех есть всё, а некоторым фиг с маслом?

— Маша, у тебя большое преимущество перед теми «у кого всё есть».

— И какое же? — недоверчиво хмыкнула девочка.

— Ты знаешь чего не хочешь.

Маша грызла ноготь.

— Все знают… Думаете кто-то хочет вот так жить? — она вытянула ногу из-под пледа и покрутила ступнёй — В дырявых носках ходить и нормальную еду по праздникам видеть?

— А, не скажи… Не все знают, потому что не жили такой жизнью, не видели её изнутри. А ты видела и точно знаешь, что так не хочешь.

— Ну и что из этого? Какой толк от этих знаний? Что от меня зависит? Мне всего 13, что я могу сейчас сделать? — возмущалась девочка.

— От тебя зависит, какой дорогой ты дальше пойдёшь. Случается так, что те «у кого всё есть» сами не понимают чего хотят, за них родители решают: куда поступать, где жить, кем работать. От этих оков душа их страдать начинает. Живут они и вроде бы всё у них есть, а счастья нет, душа плачет. А ты точно знаешь, что не хочешь жить как мама, поэтому уже сейчас можешь делать шаги в сторону своей жизни. Как ты жить хочешь?

— Не знаю… Нормально хочу жить! Чтобы еда вкусная на столе, чтобы не орал никто, чтобы никакая пьянь по дому не шастала.

— А что для этого надо сделать?

— Да откуда я знаю?!

— Мне, кажется, всё ты знаешь, только никогда не спрашивала себя об этом. Я понимаю тебя, Маша, твоя жизнь ежедневная борьба за выживание. То, что ты испытала некоторые и во взрослой жизни не проходят. Но если ты не хочешь, как мама, значит, надо делать то, чего она не делает.

— Ну, например?

— Например, заботиться о себе. Знаешь, чем взрослый отличается от ребёнка? Тем, что он отвечает за свои поступки. Ты рано повзрослела и можешь взять ответственность за саму себя.

— А как? Вы говорите так, будто это легко и просто! Да никому дела до меня нет. Где мне денег, например, взять? На работу меня не возьмут, как мне отвечать за себя?

— Ты можешь отвечать за свои мысли. Не разрешать думать о себе, как о пропащем человеке, не опускать рук, поставить себе цель и идти к ней. Подумай кем бы ты хотела работать, куда для этого нужно поступить, есть ли там общежитие. Это не делается в один день, но начать думать никто не мешает. Не варись в негативе, знаю, что тяжело, тем более когда постоянно видишь плохое. Подумай, где ты можешь отвлекаться от всего этого.

Маша быстро-быстро обкусывала ногти, в её голове словно рой пчёл жужжали мысли, перебивая друг дружку. Одна её часть хотела спорить и доказывать, что таким невезучим нечего и дёргаться — для них нет места под солнцем. Вторая её половина хваталась за слова незнакомки и шептала, что всё у неё может быть хорошо. Женщина, видя её смятение, мягко добавила:

— Маша, ты умница и красавица. И бог, посылая тебе испытания, знает, что тебе под силу справиться.

Губы девочки задрожали, она посмотрела на своё отражение в зеркале напротив. Красавица, как же! Нос длинный как у вороны клюв, лицо худое с противными красными прыщиками, губы тонкие и длинные, волосы обрезаны как попало, да к тому же грязные, сальные. «Разве, что в ужастиках сниматься» — хмыкнула она про себя.

— Тебя точно дома не хватятся?

— Нет, я уже много раз не ночевала дома, когда пьяная ей вообще всё равно.

— А где же ты ночуешь?

— Обычно у соседей.

— Бедная девочка! Оставайся сегодня у меня, а завтра посмотрим. А хочешь ещё чаю?

Маша кивнула.

На следующее утро женщина вручила Маше пакет:

— Возьми, тебе пригодится. Это мне дарили в своё время, но мне мало́. И выкинуть жалко и отдать некому, словно тебя дожидались. Там не так уж много, но самое нужное: носки, колготки тёплые, водолазка.

Маша недоверчиво смотрела исподлобья. Жалеют её, что ли, как бездомную?

— Маша, ты посмотри там всё с бирками, новое. И размер глянь: маленькое. Вещи-то сейчас сплошь китайские, размер часто не совпадает. Могла бы, я тебе больше дала бы, но нет ничего больше. Возьми, пожалуйста, я прошу.

— Ладно, спасибо.

— Завтракать будешь? Не знаю любишь ли ты кашу, поэтому нажарила котлет. Они у меня вкуснее каши получаются.

— Буду, — улыбнулась девочка.

— Вот и замечательно! Мне так приятно тебя угощать, а то всё одна да одна.

— А вас как зовут? Я даже не спросила.

— Тётя Марфа.

— Необычное у вас имя, редкое.

— Да наверное, Машенька. Как говорится, не имя красит человека, а человек имя. Ну пойдём, я переживаю, что мама тебя потеряла. Поэтому ты сходи домой, ладно?

— Куда ж я денусь…

Сытно позавтракав, попив чай с конфетами, девочка нехотя собралась домой.

— Маша, ты адрес мой запомни и в случае чего приходи ко мне, — наставляла её на пороге Марфа, — Вот возьми, я тебе тут конфет и печенья положила, чай попьёшь.

— Ладно, спасибо, — смущалась девочка.

— Обязательно приходи! Днём я на работе до 17, а вечерами почти всегда дома.

— Хорошо, я приду…

Но Маша больше не пришла.

Дома она застала органы опеки и не протрезвевшую мать с собутыльниками, поспешно покидающими квартиру. Опека и раньше приходила к ним — жаловались соседи и участковый. Но этот раз оказался решающим — девочку забирали в реабилитационный центр. Маша смотрела на шатающуюся мать, притворно орущую: «Не отдам мою кровиночку!» и в ней поднималась волна ненависти и презрения. Это был тот редкий случай, когда дети добровольно уходят от родителей, потому что в любом другом месте, лучше, чем в родном доме.

— Куда меня отвезут? — спрашивала она строгую женщину.

— Пока в реабилитационный центр, поживёшь там полгода. Если за это время мама не остепенится, то лишим её родительских прав. Мария, детям нельзя жить в таких условиях. И ночевать где попало нельзя. Где ты спала сегодня?

Маша прижала к себе пакет с вещами и промолчала.

Она часто вспоминала разговор с тётей Марфой и её вкусную еду. Однажды она поняла, чего не хватает в её жизни — порядка. И тут же подумала, что хотела бы учиться в кадетской школе-интернате. Такая имелась в двух кварталах от её дома. Иногда она сбегала из дома и сидела неподалёку, наблюдала.

Ей нравилось, что все дети в одинаковой форме, не отличить. Нравилось, что они всё делают сообща: маршируют, работают, идут на обед. Нравилась предсказуемость их жизни: они точно знают во сколько маршировать, во сколько пробежка и что обеденный стол не будет пустым. Их не ждёт сюрприз в виде пьяных товарищей матери. И они не сбегают из дома, устав от драк.

Целый месяц она вынашивала эту мысль, прежде чем решилась поговорить с самой доброй, на её взгляд, воспитательницей. Та пообещала узнать условия поступления, и через несколько дней сообщила новости. Во-первых, поступить туда Маша может, но нужен высокий балл. А во-вторых, если её мать лишат родительских прав, у неё появится льгота. Попробовать поступить в школу-интернат можно и в этом году и в следующем, но чем раньше, тем меньше конкурс.

Так у Маши появилась цель. Первая серьёзная цель в жизни.

В этой четверти оценки уже не исправить, но есть ещё две. После зимних каникул она подошла к классной руководительнице и попросила подтянуть по математике. Самостоятельно занималась остальными уроками и, если что-то не понимала, заставляла себя подходить к учителям. Вначале стеснялась, чувствовала себя недостойной внимания, но видя, что учителя идут навстречу, успокоилась.

Были минуты, когда хотелось всё бросить. Но тогда она вспоминала родную квартиру, опухшие рожи маминых друзей и, вздыхая, бралась за учебники. В реабилитационном центре сделать это проще: бытовые вопросы решаются без её участия.

Впервые Маша вышла ударницей за четверть. Это воодушевило. А классная руководительница, поговорив с девочкой и выяснив мотивы, сказала, что поможет с оформлением документов для заявления.

Маша с удивлением заметила, что мир идёт ей навстречу и не такой уж он враждебный. К концу учебного года мать лишили родительских прав, девочку одолевали противоречивые чувства. Она плакала, сердце сжималось и ныло. Но вспоминая голодные дни, бессонные ночи, рваные носки и вонючие простыни, понимала, что с мамой её ждёт болото.

Она часто вспоминала тётю Марфу, хотела сходить в гости, вот уж у кого уют, а не казённый быт. Но даже на весенних каникулах не смогла вырваться — учителя задали ей много дополнительных работ, желая помочь. Она понимала, что не может их подвести и высокий балл ей необходим.

К концу учебного года Маша просто устала как морально, так и физически. Но годовые оценки радовали — всего несколько четвёрок, остальные пятёрки. Когда её похвалили на итоговой линейке, она заплакала, выпуская скопившееся напряжение.

Подходил к завершению срок проживания в реабилитационном центре, её должны перевести в детский дом, но директор пошла навстречу и оставила в центре до получения результатов вступительных экзаменов в кадетской школе.

Вместе с классной руководительницей собрали пакет документов, подали заявку, учительница сопровождала Машу на экзамен, чтобы девочка меньше переживала. Маша дважды ходила к тёте Марфе, но не застала дома, а стучаться к соседям постеснялась. Бродила вокруг дома, ждала у подъезда, но так и не встретила.

Близился день объявления результатов, от волнения она почти перестала есть и спать — решалась её судьба. Детский дом или школа-интернат. Воспитатели видя, что она худеет на глазах, приносили домашних пирожков, в надежде пробудить аппетит.

В то июльское утро в комнату девочек вошла директор, Маша вскочила с постели, чувствуя, что та принесла новость для неё.

— Машенька, — тихо начала директор и сердце девочки ухнув, упало: слишком успокаивающий тон, — Маша, ты большая молодец. Я горжусь тобой, ты зачислена в кадетскую школу-интернат! Твои результаты оказались чуточку выше нижней границы, но льгота и небольшой, для восьмого класса конкурс, помогли. На следующий год было бы сложнее.

Последние слова Маша уже не слышала — плакала от счастья, а девочки, обнимали столпившись вокруг неё обнимали. Директор наставляла:

— Девочки, берите пример с Маши. Она сделала огромную работу, и я уверена, что её ждёт светлое будущее. Вы тоже можете, вы всё можете, но надо постараться!

В конце августа Маша съездила к матери, собрала нехитрые пожитки, сказала ей новость и переехала в интернат. Так начался новый этап в её жизни.

Пожилая женщина возвращалась домой из магазина. Хотелось быстрее подняться в квартиру и скинуть одежду — июнь выдался жарким. Возле подъезда стояла высокая женщина в форме. Марфа пригляделась, нет форма не полицейская, видно кого-то ждёт.

— Тётя Марфа, это вы? — окликнула её женщина.

— Да, — устало выдохнула она: не хотелось ни с кем общаться, но к ней приходят за помощью и зная себя, она была уверена, что не откажет и выслушает незнакомку.

— Вы не узнаёте меня?

— Нет, милая, извини.

— Я Маша. Много лет назад вы подобрали меня на улице в мороз, накормили щами и котлетами. Помните?

— Машенька, Господи это ты?! Какая же ты стала взрослая! — Марфа поставила сетку на скамью и обняла Машу, едва достав ей до плеч, — Я думала, никогда тебя не увижу, переживала. Пойдём скорее в дом, всё расскажешь.

Через полчаса они сидели в маленькой кухоньке, в кружках остывал чай, Мария рассказывала как она поступила в кадетскую школу-интернат, как училась день и ночь, держалась за своё место.

— Потом уехала отсюда и поступила в военное училище, а после военную академию. В общем, связала свою жизнь с армией, о чём ни капли не жалею. Мне очень нравится и моя работа и те трудности, которые она предполагает. Переезжать с места на место мне несложно, никто меня не держит.

— Умничка, Маша, какая ты умничка. А какими судьбами здесь оказалась?

— Полгода назад мама умерла, вот приехала вступать в наследство. На похороны приезжала, но буквально одним днём, а сейчас я в отпуске, поэтому надо все бюрократические вопросы закрыть.

— Грустный повод.

— Я пыталась её лечить, хотела с собой забрать, но она отказывалась. Это её выбор.

— Да, Машенька, ты права. Ты сделала свой выбор, выбралась отсюда, а за неё отвечать не можешь.

— А вы-то как, тётя Марфа?

— Я хорошо, живу всё так же одна, как и двадцать лет назад. Я тебя вспоминала, но кроме имени ничего о тебе не знала, очень переживала, думала, ты в беду попала, жалела, что не проводила тебя до дома в тот день.

— Я приходила к вам до поступления в интернат, но вас не было.

— Той весной я сломала ногу и долго восстанавливалась, в реабилитационном центре лежала — сложный перелом. Наверное, в это время ты и приходила. Я оставила у соседей записку, на случай если ты придёшь.

— А я постеснялась к ним зайти, глупая же была, всех боялась.

— Но я рада, что ты пришла сейчас! Помню, как ты сидела в кресле и прятала дырку на носке, а сейчас у тебя идеально выглаженная одежда, причёска волосок к волоску. Красавица! А как семья, Маша? Замуж вышла?

— Пока нет, но не переживаю, мне всего-то 33, успеется. Не хочу торопиться и выходить замуж, потому что надо. Сейчас встречаюсь с офицером из моей части, так что нельзя сказать, что я одна.

— Правильно, придёт время и всё устроится.

— Многие наши женщины уходят преподавать, когда выходят замуж. Если надоест армия, пойду в академию или в кадетский корпус. Сама ведь знаю, каково там и как много зависит от учителей. Я боялась дедовщины, но нигде с ней не столкнулась, а всё благодаря отцам-офицерам.

— Хорошо, что ты выносишь такие уроки из жизни, стала рассудительной, взрослой.

— Самый первый учитель — это вы. Вы научили не вариться в негативе. Я ваши слова на всю жизнь запомнила, что только я отвечаю за свои мысли и поступки, что могу выбирать. Я выбрала не идти по материнской дороге и только сама знаю, как сложно порой было не свернуть. А как меня в школе классная поддержала? Как с дочкой на экзамены ходила. Всякие конечно, преподаватели встречались, особенно тяжело в академии было, но я решила быть непохожей на них.

— Думаю, из тебя выйдет замечательный педагог, ты сама такую школу жизни прошла! Я ведь говорила, что в тебе сила огромная заложена и не зря бог тебе с рождения такие испытания послал. Он в тебе не ошибся.

— А помните, вы сказали, что не знаете для чего на свете живёте, раз все близкие умерли? А я знаю! Вы живёте, чтобы спасать тех, кому сложно, и дарить им надежду. Не подбери вы меня тогда, не знаю что со мной стало бы.

Бабушка Марфа вспомнила всех тех людей, что приходят к ней за советом, а позже некоторые возвращаются с благодарностью и кивнула:

— Да, Маша, думаю, Бог в нас не ошибся. Ты останешься у меня?

— Если вы не против?

— Конечно, не против!

— Тогда я вещи из камеры хранения заберу и к вам. Но предупреждаю — отпуск у меня длинный.

— Напугала ежа голым задом, — засмеялась бабушка Марфа.

А Маша впервые за много лет почувствовала, что вернулась домой и здесь ей искренне рады.

Рейтинг

5 из 5 звезд. 1 голосов.